Рождение Мага

Старик вздохнул, пододвинул поближе к лежанке старый скрипучий стул и протянул вовремя пришедшему гостю миску с горячей похлёбкой. Парень благодарно кивнул, неловко улыбнулся и взял ложку. Парри усмехнулся. Через месяц этот молодчик у него заговорит по-имперски; пусть и не как сенатский ритор, на уровне варвара с мекампского пограничья – на первое время сойдет. А что будет дальше – не его, Парри, забота.

Серебряное кольцо, ставшее внезапно очень тяжёлым, приятно оттягивало карман старика.

Он шёл безостановочно и без устали. Казалось, земля сама текла ему под ноги, препятствия и преграды он оставлял позади играючи. Горы расступались, в непроходимых чащобах внезапно находились тропки, реки послушно подставляли твердые спины бродов. Он покинул Северный Клык в разгар короткого приполярного лета, оставил позади переполненные птицами тундры, перевалил через невысокие восточные отроги Железного Хребта и двинулся дальше, по самой границе Вечного леса и вплотную подступившей тут к нему Великой Степи. Трудно сказать, какие силы извели лес на огромных пространствах, на которых следовало бы простираться дремучей тайге, – однако вместо чащоб и буреломов тут колыхалось целое море невысоких трав, солнце здесь было ещё слишком слабым, чтобы взрастить настоящее степное изобилие. Замекампские варвары сюда заходили редко – охота плохая, добычи мало. Они предпочитали «добывать зипуны», как выразился Парри, на мекампской границе, где легко можно было получить арбалетную стрелу с дозорной башни, но так же легко – при удаче – можно было и обогатиться.

Он не боялся. Старик Парри замучил его советами, как вернее избегнуть подстерегавших и в степи, и в лесу опасностей; как обмануть бдительность выползающих ночами на степной окоём огров, подстерегающих случайно забредший табун диких онагров, порой уходивших за сотни лиг от обычных своих путей; как укрыться от эльфийского дозора, молчаливого и беспощадного, чьи отравленные стрелы разят без промаха и к чьим ядам ещё никому не удалось подобрать противоядий; как следует разговаривать с тёмными эльфами Нарна, если повезёт встретить их отряд, чтобы они позволили идти с ними; и, наконец, как и с кем надлежит держать себя и вести беседы, когда доберёшься до Мекампа. Он запомнил всё, у него оказалась превосходная память; освобождённый от груза воспоминаний, но не от своих способностей, он впитывал этот мир в себя, как губка.

Ему неожиданно стало легко. Несмотря ни на что, он помнил своё настоящее имя. Четыре буквы, короткое слово, более похожее на кличку для лошади или охотничьего пса, – Фесс. Он помнил, что был воином; помнил, что владел магией, – но здесь, в странном мире, который его обитатели называли Эвиал, от «вместилище жизни» на древнесалладорском языке, праматери всех остальных наречий, его мастерство не действовало. Он помнил – неотступно помнил! – свою цель: вернуться домой. Была и ещё какая-то, вторая, тоже очень важная; но катастрофа стерла её, увы, напрочь.

Как ни странно, он помнил последние мгновения перед тем, как угасло сознание и память, точно худое решето, удержало в себе лишь редкие капли случайно сохранившихся воспоминаний, до которых не смог дотянуться въедливый старик Парри со своей дремучей, но, увы, порой весьма действенной рунической волшбой.

Фесс очень смутно помнил последнюю войну, в которой участвовал. Всплывали очертания каких-то башен, горящие здания, белый снег, на котором столкнулись в жестоком бою закованные в сталь легионы; он помнил лицо человека, кого привык называть Императором, но больше – ничего. Он не смог бы сказать, из-за чего вспыхнула та война и кто в ней победил. Он вполне допускал мысль, что проиграть могла и та сторона, за которую сражался он, Фесс, – иначе зачем бы ему было без памяти бежать так далеко?

Он не забыл и не утратил ничего из того, что составляло когда-то его личность – чему-то в этом мире он радовался, что-то заставляло его негодовать, что-то, как и положено, оставляло равнодушным. Впервые за много лет он мог не прятаться за личиной, мог быть самим собой, забыв о легендах и прикрытиях. Он понимал, а не помнил, что до катастрофы был скорее всего шпионом, и притом очень хорошим – тренированный глаз сам отмечал удобные пути для войска, места днёвок и ночлегов, водопои для лошадей и прочее; и хорошо, хорошо, хорошо, что Парри до этого так и не смог добраться!..

Пока что Фессу не было особенного дела до того, что творится в этом мире. Однако он знал: чтобы вновь стать человеком, ему надо будет пройти через сумерки бытия – быть может, тогда он вспомнит. Он не сомневался, он знал, что когда-то ему уже пришлось проходить через подобное – на поджаром жилистом теле, отнюдь не столь же молодом, как обманчиво-чистое и свежее лицо, остались шрамы. Когда и при каких обстоятельствах он получил их, Фесс не помнил. Может, и на последней войне, хотя нет, едва ли, слишком старые. «Весь набор, – проворчал Парри, когда разглядел его как следует. – Мечи, сабли, стрелы… копья… а есть и такие, что я и определить-то не берусь. Ты часом не из Храма ли будешь, парень?..»

Вопрос Парри тогда остался без ответа. Уже много после он сам стал спрашивать своего спасителя, в том числе и про загадочный Храм, однако узнал немногое. Есть вроде бы такая община, где-то на юго-востоке, за Салладором, за Восточной Стеной, на полпути в восходные страны; готовят там якобы великих, непобедимых бойцов, над которыми безраздельно властвует некий старец-настоятель. От этих воинов нет ни защиты, ни спасения, они разят и исчезают в ночи, словно призраки; зачастую им удаётся одолеть даже не слишком сложную магическую защиту.

Парри долго ворожил над своим гостем, однако так ничего и не выяснил. Тайна осталась нераскрытой и теперь манила, словно сладкий густой мёд; одна из множества, которые ему предстояло раскрыть.

А пока что Фесс отмерял крепкими ногами лигу за лигой, иногда походя сбивая тупой охоничьей стрелой неосторожную птицу – до сезона большой добычи было ещё далеко, но голод, как известно, – не тётка. Старик Парри при всём желании не мог снабдить своего посланца припасами не то что на весь долгий путь, но и даже до мекампских рубежей.

По левую руку, за бескрайними степными разливами, вставали зори; закаты робко разгорались справа, над чёрными стенами Вечного леса; впереди бы целый мир, и неважно – сейчас неважно, – как именно он сюда попал; в свой черёд он найдёт ответы на все вопросы. Он был одинок, силён и свободен; ничто не стояло между ним и его желаниями; он знал, что хорошо владеет оружием и, не колеблясь, пустит его в ход.

Такие люди, как правило, становятся либо героями, либо преступниками.

Откуда-то в памяти всплывали стихотворные строчки – на чужом языке неведомых стран, откуда его выдернула, бросив на бесплодный Северный Клык, во мрак и стужу подходившей к концу полярной ночи столь же неведомая сила.

В оный день он найдёт тех, кто сделал это, и они заплатят ему. Не окажись он подле башни старика Парри, ему настал бы конец – нагота не слишком подходящий наряд для прогулок по северной тундре.

После мекампской границы ему следовало повернуть на запад. Примерно неделя пути по хорошим дорогам королевства – и он достигнет побережья Моря Призраков. В Мекампе начинается множество морских путей, ему не составит труда найти корабль, идущий в Ордос. Капитаны не берут платы с направляющихся в Академию с Кольцом ученика. Корабль пройдёт мимо берегов Эгеста и Аркина, минует богатые приморские равнины империи Эбин, обогнёт небольшой полуостров Изгиба, и глазам моряков откроются портовые башни Ордоса, золочёные, сверкающие, словно огни маяков. Их островерхие крыши укажут путь среди мелей и рифов, явно не случайно появившихся здесь уже после того, как город отошёл Академии Высокого Волшебства.

А потом всё устроится самым наилучшим образом.

Он, конечно, догадывался, что донесение Парри будет внимательнейшим образом изучено. Но, разумеется, он не мог слышать тех слов, что звучали в торжественном и несколько мрачноватом зале Конклава Академии.

– Я теряюсь в догадках, милорды. Мы засекли мощный всплеск, мощное возмущение Силы, но не можем пока связать или хоть как-то проассоциировать это с тем или иным действующим началом, с тем или иным артефактом, сообществом колдунов или магическим орденом. Вы что-то хотите сказать, мастер Нэами?

– Да, милорд ректор. Милорды, почему здесь столь упорно отвергается мысль о том, что мы столкнулись наконец с пробудившимся Храмом? Почему мы ищем столь экзотические объяснения – мэтр Фалеа с кафедры Иномирья, как известно, предположил, что Академия имеет дело с пришельцем из иного мира, – и отвергаем простые, куда более вероятные объяснения? Разве тот же мэтр Фалеа – да и вы, милорд Эсона, – разве вы не доказали изолированность, магическую замкнутость нашего мира, нашей реальности?..

– Милорд ректор, разрешите мне!..

– Прошу вас, милорд Эсона.

– Мастер Нэами, милорды деканы, мой факультет Мегамира, как известно, давно разрабатывал сугубо условную модель множественности магических реальностей. Как известно, мэтр Фалеа сделал предположение, что появившийся на Северном Клыке человек каким-то образом преодолел порог…

– Который, как известно, носит имя Эсона – Фалеа, милорд декан…

– Благодарю вас, милорд ректор… Каким-то образом преодолел порог, сам будучи Извне. Вы хорошо понимаете, милорды, весь глобальный характер такого открытия, если только это будет подтверждено. Несмотря на то что имеющиеся данные в корне противоречат всем нашим расчётам и теориям, я бы всё-таки не стал сбрасывать со счетов это предположение, сколь бы невероятным оно вам ни казалось.

– Но почему?! Только оттого, что мы пока не нашли источника в пределах нашего мира?!

– Да, милорд Нэами. До тех пор, пока источник не найден, я предлагаю придерживаться этой точки зрения. Она слаба, она уязвима для критики – однако ничего лучшего пока не предложено. В этой связи я думаю, что наилучшим способом было б принять данного субъекта к нам в Академию, выяснить его силы и способности… негласными мерами, разумеется.

– Милорд ректор!

– Прошу, вам слово, милорд Кевиа.

– Мне кажется, надо запросить хронистов. Кафедра архивистики, если мне не изменяет память, хвасталась, что способна найти прецедент к любому событию, и, мне кажется, сейчас самое время им показать, на что они способны. Особое внимание, я считаю, следует уделить пророчествам Властелина…

– Тише, тише, милорды! У нас как-никак Конклав, а не рыбный базар!.. Милорд Кевиа, вы считаете…

– Простите, что перебиваю, милорд ректор, но, мне кажется, обстоятельства появления этого существа заставляют вспомнить самые древние Анналы Тьмы. Да, да, милорды, я понимаю, почему вы молчите. Это именно то, существование чего мы дружно отрицали вслух, а про себя думали – хорошо бы это случилось не при нас. Так вот, мне кажется, пора посмотреть правде в глаза. Тьма проснулась и идёт на нас.

Сноски