Холодный огонь
– Вспомните, – мягко шепнул он, – какой был день? Что вы делали с утра?
– Какого черта вы делаете? – недовольно спросил комиссар.
Его проигнорировали. Даже пес.
– День? – растерянно прошептала женщина, завороженно глядя в голубые глаза консультанта. – Какой день? Обычный…
Она как-то странно замерла на стуле, боком, словно хотела встать, но забыла зачем.
– День, Нэнси, – повторил консультант и осторожно взял ее за руку. – Вздохните и вспомните день. Вы все помните, только вздохните.
Миссис Хьюз откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула и обмякла, как кукла. Ее стекленеющий взгляд остановился на лице Лонгсдейла.
– День… – невнятно пробормотала она.
– Он начался, – шепнул консультант.
– До света, – покорно отвечала женщина. – Мы встали, я и дочки, растопили камин, разогрели воду… Чайник лопнул, и я полезла в кладовку… Муж спустился, Дженни пошла растолкать мальчишек…
– Вы завтракали?
– Как обычно, – прошептала миссис Хьюз, – Дэнни уронил хлеб, Мейси чуть не опрокинула кипяток, Сэмми и Джон опять дрались…
– Можно побыстрее? – сквозь зубы спросил комиссар.
– Муж ушел на службу, – бормотала жена пристава, – и повел мальчиков в школу по дороге… Господи, зачем им школа, как будто… как будто… – Лонгсдейл сжал ее руку; она замолчала и наморщила лоб. – А мне нужна вода для стирки. Он забыл ее натаскать, и мы опять с ведрами… В этот собачий холод…
– Вы стирали? – мягко спросил Лонгсдейл.
– Как всегда, в последний понедельник месяца…
Консультант выпустил ее руку и повернулся к комиссару. Миссис Хьюз чуть не свалилась со стула – полицейский едва успел ее поймать.
– Последний понедельник октября, – сказал Лонгсдейл. – Двадцать шестое число.
– Хорошо, – недовольно буркнул комиссар. – Келли, с двадцать шестого октября. Кто-то же должен был искать пропавшую молодую женщину.
– Да, сэр.
– Ну так не стой столбом!
Полицейский выскочил из столовой, на ходу осенив себя крестом, когда пробегал мимо Лонгсдейла. Пес презрительно фыркнул.
– Она прикасалась к ребенку, и на ней была кровь матери, – сказал консультант Бреннону.
– Вот почему ваш пес учуял… Ладно. Хотя какая разница, двадцать шестое или тридцатое. Это уже непринципиально.
– Она родила двадцать шестого, а значит, могла утопить его двадцать восьмого. – Лонгсдейл угрюмо взглянул на комиссара. – Три дня до Самайна.
Бреннон побарабанил пальцами по папке.
– Итак, Маккарти не имеет отношения ни к абортам, ни к зачатию ребенка.
– Ну, она могла сначала обратиться к нему за абортивным средством…
– Доктор не дал бы ей такого, судя по отзывам его начальства и пациентов. Он двадцать восемь лет работал врачом в муниципальной больнице для бедных. В муниципальной больнице! Вы хоть знаете, что это значит?
– Нет.
– Там лечат нищих, бродяг и малоимущих. А ведь Маккарти после окончания университета получил приглашения в самые лучшие больницы. Вот они, все здесь – он хранил их у себя, на память, наверное. Но так и не ушел.
– Да, – сказал Лонгсдейл, разглядывая портрет девушки, который художник набросал со слов миссис Хьюз.
– Шесть лет назад наш доктор перенес тяжелую ангину и больше не мог практиковать. Незадолго до этого он получил небольшое наследство, купил дом и стал его сдавать. Соседи на него молились – не каждый наскребет денег на врача, а он никому не отказывал в совете. Так что он как раз способен броситься на помощь одинокой женщине, даже если увидит ее первый раз в жизни. Чего не скажешь о нашей жертве номер три. – Натан взял со стола листок бумаги и помахал. – Это наша последняя на данный момент жертва.
Лонгсдейл оторвался от изучения портрета.
– Уверены?
– Аптекарь. Джонас Кавана. Его опознали мать и брат. Риган продолжает обыскивать его аптеку. В тайнике под полом кладовки уже нашли гору средств для абортов.
Лонгсдейл рассеянно кивнул и отвернулся.
– Я не могу понять только одного. Ну ладно, Колин Мерфи – случайная жертва, тварь была голодна и сожрала первого встречного. Ладно Кавана – он продал матери абортивное средство, хоть оно и не подействовало. Но почему отец Тайн и Маккарти? Они были хорошими людьми… Неплохими, по крайней мере. Так какой смысл…
– Перечитали рождественских сказок? – вдруг процедил Лонгсдейл.
Бреннон аж вздрогнул. Консультант швырнул портрет девушки на стол и отвернулся к окну. Комиссар смотрел на хищный профиль на фоне темнеющего неба и поймал себя на том, что впервые видит консультанта раздраженным.
– Хорошие люди, плохие люди – какая к черту разница?
– Ну, если бы речь шла об обычном убийце, я бы с вами согласился. Но это же дух.
Лонгсдейл фыркнул:
– Вы что, всерьез считаете, будто неупокоенная душа невинного крохи пойдет мстить старым грешникам, которые довели дитя до могилы?
– Ну…
– Ну так выбросите этот бред из головы. – Лонгсдейл резко обернулся, и Натан не узнал его лица. – Этой твари плевать на плохих и хороших. Она ищет себе добычу, и первыми стали те, кого она помнит. Они всегда так делают. Это последний шаг от человека к нежити.
Бреннон не узнал консультанта. Его голос стал глуше, ниже и насмешливей; его взгляд, полный издевки и гнева, его осанка, даже скривленная влево усмешка…
«Другой», – подумал Натан. Пес не сводил с комиссара глаз.
– О да, – прошипел Лонгсдейл, – и добрый священник, и славный доктор – и множество других людей, до которых тварь доберется, когда убьет всех, кого знала. Нет доброй нежити, карающей злодеев. Есть твари, выползающие с той стороны кошмаров, и только.
– Так оно не остановится? – спросил Бреннон.
А он-то думал… он-то надеялся… Втайне у него была постыдная надежда, что, убив всех, кого знала, эта гадина утихомирится.
– Нет, – усмехнулся консультант, и угол его рта снова приподнялся в кривой улыбке. – Его сила будет расти и требовать новой пищи.
– Кто вы такой?
Он смотрел на комиссара исподлобья, как волк, недобро блестящими глазами, а потом вдруг привалился плечом к оконному откосу, словно внезапно обессилел. В полутьме комиссар заметил слабую дрожь, которая пробежала по телу консультанта. Он вдруг сполз вниз по стене, и пес сунулся ему под руку. Лонгсдейл оперся обеими руками на холку собаки.
– Теперь я знаю, кто это, – прошептал он-прежний.
«Даже голос, – подумал комиссар. – Но с чего он вдруг так переменился? Что за человек, черт возьми, только что тут был?!»
– И кто же?
– Утбурд, – пробормотал консультант.
– Что это? – озадачился комиссар.
Он выдвинул ящик, нашарил припрятанную в бумагах фляжку с виски, плеснул в рюмку и протянул ее Лонгсдейлу. Тот взял и рассеянно понюхал. Рюмка немного плясала в его руке.
– Нежить. Он появляется, если мать убивает своего младенца или оставляет его умирать. Утбурды сильны, опасны и чем старше, тем сильнее. Правда, я не думал, что они появляются так далеко на юге. Я встречал их в Стернборне.
– Что он будет делать?
– Утбурды всегда стараются добраться до своей матери, а потом принимаются за всех остальных. Одна такая тварь может выкосить небольшой город. Наш еще относительно слаб, а потому его надо прикончить сейчас, пока мне это по силам.
«Мне», – подумал Бреннон. Ему и его псу. Собака, услышав последние слова, подняла морду и блеснула угольками глаз.
– Но он же крещеный, разве…
Лонгсдейл покачал головой:
– Крещение помогает уберечь душу от той стороны, а не от материнского проклятия. Именно так появляется утбурд – не просто брошенный, а убитый в порыве ненависти или отчаяния.
Бреннон придвинул к себе портрет, который нарисовал художник со слов миссис Хьюз. Симпатичная белокурая девушка лет девятнадцати-двадцати. Такая славная на вид, такая милая… Кто же она? И почему совершила жестокость?
19 ноября
Пятый труп нашли утром. Комиссар мрачно стоял над телом, чувствуя себя до тошноты бессильным. Они уже узнали так много, но не смогли понять – кто следующий. Консультант, бледный, всклокоченный, с синими тенями вокруг глаз и густой черной щетиной, уже мало чем отличался от Бреннона и его полисменов, которые всю ночь прочесывали Блэкуит в поисках возможной жертвы. Ну вот под утро и отыскали…
Лонгсдейл присел на корточки и провел ладонями по слою льда, под которым виднелось тело. Пес методично обнюхивал труп. Бреннон наклонился ниже.
– На вид костюм из дорогих. Наверняка от портного, не из лавки готового платья. Рука деформирована. Смахивает на перелом при падении.
– Заморожен часа три назад, – заметил консультант.
Пес пофыркал на тело и ткнул комиссара лапой. Натан опустился на колено, чтобы разглядеть находку Здоровяка.
– Гляньте-ка!
Лонгсдейл придвинулся к комиссару.
– Что это такое?
Усопший лежал лицом вниз, как и прочие жертвы. Однако из-под живота змеей высовывалась оборванная алая лента, на которой что-то блестело. Бреннон склонил голову набок.
– Похоже на медаль или какой-то клубный значок. Кто это, по-вашему?
– Отец ребенка, – сказал Лонгсдейл.
Натан поднялся и отошел от тела. Дыхание вырывалось сквозь зубы облачками пара. Ему удалось справиться с приступом гнева как раз тогда, когда консультант осторожно коснулся его плеча.
– Ну? – процедил Бреннон.
– Простите, – тихо ответил консультант. – Я его упустил.
Натан смерил его тяжелым взглядом. Вид ему не понравился.
– Валите домой. Выспитесь, поешьте, примите ванну. Все равно, пока мы не выпилим тело, вам тут делать нечего.
– Нет, я в порядке, я смогу…
– Угу. Прям настоящий упырь, ничем не хуже этого… утбурда. Чем вы, черт возьми, занимались всю ночь?
– Выслеживал. – Лонгсдейл потер лицо руками и невнятно пробормотал из-под них: – Он знает, от кого надо прятаться.
Пес утешительно потыкался мордой ему в колено, и консультант машинально потрепал животное по загривку. Бреннон еще раз изучил открывшееся ему лицо Лонгсдейла и жестом подозвал полицейского:
– Коннел, загрузи этого жентмуна в экипаж и отправь по месту доставки. Дом восемьдесят шесть, Роксвилл-стрит. Дворецкому передай, чтоб не выпускал его из-под надзора, пока не отоспится.
– Слушаюсь, сэр! Прошу за мной, сэр.
Лонгсдейл невесело улыбнулся.
– Позовите, когда нужно будет его разморозить.
– Угу…
Пес затрусил к экипажу, и консультант двинулся следом. Бреннон достал из кармана лупу и снова опустился около трупа на корточки.
Комиссар вышел из департамента, уткнувшись в отчеты своих детективов. Тщательнее всех пришлось работать Галлахеру, но в итоге Бреннон получил расписанный почти по минутам последний день отца Тайна с указанием, какие свидетели давали показания. Самое пристальное внимание Натана привлекла отметка: «Около часу дня. Беседовал с женщиной. По предположению м-ра Хейза, это была молодая мать – в руках у нее был сверток, похожий на запеленатого ребенка. Потом м-ра Хейза позвали в ризницу. Вернувшись, не обнаружил ни о. Т., ни женщины». Бреннон нырнул в кафе миссис ван Аллен, заказал обед и тут же на столе набросал карандашом распоряжение – найти и допросить мистера Хейза насчет этой особы.
«Не женщина, а какой-то призрак, черт ее возьми!» – мрачно думал Бреннон. Они уже могли описать все ее передвижения от родов до утопления младенца, но даже на шаг не приблизились к ее личности. Кстати…
– Вот, – Натан сунул парню, который принес поднос, портрет незнакомки, – видал такую?
– Нет, сэр.
– Так покажи всем остальным и хозяйке тоже. Если кто заметит ее хоть краем глаза – пусть сообщит.
– Да, сэр.
Натан впился в мягкую булку с тмином и придвинул к себе отчет Двайера. Все как один жители квартала, где обитала семья Мерфи, в ту ночь почувствовали страх, тревогу или тоску, а кое-кто слышал и звон. Но никому не пришло в голову идти на зов.
«Пивовар оказался самым восприимчивым, – подумал Натан, – или же тварь звала именно его. Но зачем? Вот вопрос…»
Со всеми жертвами, кроме Мерфи, утбурд успел встретиться при жизни. Либо пивовар стал случайной жертвой, либо они чего-то о нем не знают. Либо – тут Бреннон хмыкнул – женушка и впрямь спровадила осточертевшего супруга на мороз, а там удачно повернулся утбурд.
Сестра отца Тайна подтвердила, что у ее брата была старая Библия, которую он бережно хранил, поскольку привез из паломничества, однако разыскать книгу Ригану пока не удалось.
«Странно, крест оказался просто не заморожен, а Библию утбурд отшвырнул. – Бреннон перешел к рагу с крольчатиной. – Надо спросить у Лонгсдейла, в чем тут разница».
Изыскания в архивах Натан прекратил. Ему уже было ясно, что это делу не поможет: никто не подавал заявления об исчезновении беременной белокурой женщины. Маккарти тоже в полицию не обращался.
«Разве что пятая жертва куда выведет…»
Бреннон положил деньги на стол, собрал документы и накинул пальто. Он собирался к Лонгсдейлу, прояснить вопрос-другой. А заодно мимоходом поинтересоваться (не то чтобы комиссар верил в эту хрень), нельзя ли разыскать эту женщину каким-нибудь способом вроде тех, которыми пользуются фейри из холмов.
«Посмотреть в волшебное зеркало, – издеваясь над собой, думал Бреннон. – Допросить зверей земных, птиц небесных и ползучих гадов. Тьфу!»
Мелодичный оклик застал его уже у двери:
– Мистер Бреннон!
Вдова ван Аллен держала портрет незнакомки, но Натан зря обрадовался.
– Мне жаль, но я не помню эту девушку. Если вы не против, я оставлю рисунок у себя и покажу детям.
– Конечно. Благодарю, мэм.
– Еще один? – тихо спросила вдова, когда подошла поближе.
Комиссар кивнул.
– Вы все еще не хотите уехать?
– Нет. Нам некуда, а кроме того, пока что все жертвы были мужчинами средних лет и старше. Разве это не значит, что женщины и дети преступнику неинтересны?
Бреннон удивленно поднял брови:
– Ого, да вы эксперт! Откуда вы знаете?
Миссис ван Аллен невесело улыбнулась:
– Мой муж был адвокатом по уголовным делам в Меерзанде.
– Но ведь это нежить. Разве вы не боитесь?
Улыбка вдовы погасла.
– Я видела вещи страшнее.
Бреннон не нашелся с ответом. Тысячи католических семей из Меерзанда бежали от религиозных гонений, которые комиссар искренне считал пережитком дикого средневековья или уделом варваров вроде мазандранцев. Пятнадцать лет назад в гавани стали десятками приходить корабли из Меерзандских Штатов. Натан даже не представлял, что же там должно было твориться, если люди предпочли остаться в стране, еще лежащей в руинах после революции и войны за независимость. Многие потом перебрались за океан, но немало осталось. Некоторые даже стали отказываться от частицы «ван».
– Что вы будете делать? – спросила миссис ван Аллен. – Вы знаете, почему он убивает именно этих людей?
Бреннон сунул отчеты за пазуху.
– Я проконсультируюсь со специалистом. А вы, мэм, не выходите из дома ночью.
Лонгсдейл выглядел гораздо лучше. По крайней мере, он уже не напоминал неупокоенного мертвеца и довольно приветливо предложил комиссару кофе с булочкой.
– Что думаете об этом? – Натан сунул ему отчет Галлахера. – Это она?
– Вполне возможно, – кивнул консультант.
Пес устроил морду у него на колене и вопросительно заглянул в лицо. Лонгсдейл положил ладонь ему на голову, и у комиссара возникло стойкое чувство, что эти двое обмениваются какими-то сведениями. Хотя вообще Натан думал, что друг человека канючит булочку.
– Эй, Здоровяк, на. – Он протянул псу сдобу, но тот смерил Бреннона таким холодным взглядом, словно был пастором, осуждающим грехи человечества, включая чревоугодие.
– Вы будете допрашивать Хейза?
– Да, как только Галлахер отыщет его в соборе. Но к вам у меня пара других вопросов.
Бреннон вытянул ноги к камину и умиротворенно подумал, что консультант неплохо устроился. Дом, конечно, старый и мрачный, но зато камин в нем большой, а стены и окна надежно утеплены.
– Во-первых, крест и Библия. Почему Библия напугала утбурда, а крест – нет?
– Гм-м-м… Насколько вы сведущи в теологии?
– Чего?
Пес фыркнул. На лице дворецкого, который накрывал столик с чаем, мелькнуло крайне ехидное выражение.
– Я атеист, – буркнул Бреннон.
– Суть в том, что крест – не более чем ювелирное украшение. Он не обладает должной силой сам по себе.
– Но ведь он не замерз.
– Да. Потому что его держал в руке достойный человек, полный искренней веры. Но этого мало, чтобы отбиться от такой нежити, как утбурд. Библия же хранила в себе не только реликвию, но и частицу веры, которую в нее вкладывали многие поколения.
– И вы хотите сказать, что это работает?
Лонгсдейл побарабанил пальцами по подлокотнику.
– Скажу так – в деревнях, где есть действующий храм и активный священник, нежити всегда в разы меньше.
– Активный?
– Я имею в виду тех, что действительно занимается делом, а не просто пьет в ризнице.
Бреннон на миг задумался, каким же, по мнению Лонгсдейла, делом должны заниматься священники. К толстому патеру, который научил его читать по складам и кое-как писать, Натан особого почтения не питал, хотя отец Грег мог на спор перепить самых крепких мужиков в деревне и потому пользовался глубоким уважением.
– То есть нежить тоже в это верит?
– Нежить и нечисть подчиняются определенным законам, и для этих существ нематериальное чаще важнее материального. Потому что их собственная плоть – вещь довольно условная. А вот дух…
– Хорошо, хорошо! – торопливо вклинился Бреннон, утративший нить беседы. – Вернемся к Мерфи. Все соседи слышали звон и зов, но почему-то вылез только он. Думаете, это случайность?
– Алкоголики чувствительнее к эманациям…
– К чему?
Лонгсдейл задумчиво потер подбородок.
– Хотя, может, и не случайность… Мы уже не узнаем, да и зачем?
Бреннон изо всех сил фыркнул:
– Зачем? А как нам, по-вашему, найти эту девку? Мы о ней знаем только то, что она блондинка. Вам этого достаточно?
– Если бы мне удалось добыть кусок плоти утбурда…
– Но вам не удалось. – Бреннон с неохотой вылез из кресла. – Так что будем искать путем простого перебора вариантов. Вы в форме?
– Простите?
– Нам нужно разморозить еще один труп.
– Ах да, – встрепенулся консультант. – Конечно! Пойдемте.
«Похоже, – кисло подумал Натан, – общение с трупами составляет главную радость в жизни этого типа». Даже Кеннеди не испытывал такой сильной привязанности к столу для аутопсии.
– К вам племянница, сэр, – шепотом сообщил комиссару дежурный.
Бреннон вздрогнул, торопливо извинился перед Лонгсдейлом и поспешил к кабинету. Пес, поколебавшись, последовал за комиссаром.
– Маргарет! Что случилось? Дома все в порядке?
Вопросы вырвались сами, едва комиссар захлопнул дверь, машинально пропустив собаку внутрь.
– О, мистер пес! – обрадовалась племянница и запустила обе руки в густую рыжую гриву.
Натан перевел дух – случись что, она не казалась бы такой беззаботной.
– Ты что тут делаешь?
– Мама просила передать, цитирую: «О чем ты себе думаешь?! День независимости на носу, а ты так и не явился к чаю, чтобы обсудить все!»
– Все? – дрогнувшим голосом спросил Бреннон. – Надеюсь, не праздничные мероприятия?
– Именно их.
– Господи, Пегги, у меня нет времени. Расследование идет полным ходом и…
– Ну пригласи на чай своего консультанта. – Маргарет наморщила носик. – Обсудите потихоньку ваших убийц и воров, пока мама будет рубиться в жаркой схватке с тетями и другими дядями.
Замужняя половина семьи относилась к Бреннону снисходительно («Не стоит говорить Натану, он холостяк и все равно ничего не поймет»), но совместную встречу Дня и Рождества соблюдала неукоснительно.
– Я не думаю, что мы можем приглашать к твоей маме мистера Лонгсдейла…
– Почему? У нас отличные чесночные гренки. И чесночный соус. Да и десяток головок чеснока в кладовой найдется.
– При чем тут чеснок?
– При том! Я уверена, что твой консультант – вампир, – заявила мисс Шеридан.
На морде пса отразилось бесконечное изумление.
– Кто? – тупо спросил Бреннон; как это часто бывало в разговорах с Маргарет, он ощущал себя древним старцем, который отстал от паровоза жизни лет тридцать назад.
– Дядя, ты что, совсем книг не читаешь? Роман «Граф Вампир», его же все прочли! Я уверена, что твой консультант спит в гробу, не отражается в зеркалах и по ночам пьет кровь!
– В гробу?
– Да ты посмотри на него! Вылитый вампир!
– Но почему в гробу-то?..
– Во-первых, настоящие джентльмены так себя не ведут! Во-вторых, он ужасно бледный, и в-третьих, у него черные волосы. Да, мистер пес?
– Уф-ф-ф, – потрясенно отозвался Здоровяк.
Бреннон провел рукой по лбу.
– Во-первых, он спит в кровати, я сам видел. Во-вторых, разумеется, он отражается в зеркалах, иначе как бы он брился? В-третьих… при чем тут вообще чеснок?!
– Это яд для вампиров, – охотно пояснила племянница. – Вот я и думаю, если дать ему чесночный гренок, мы сразу узнаем…
Пред мысленным взором Бреннона предстала яркая картина: он предъявляет шефу труп Лонгсдейла со следами мучительной смерти и чесночный гренок. Судя по морде пса, тот тоже был поражен до глубины своей собачьей души.
– Вы ошибаетесь, мисс, – мягко раздалось у двери.
Натан обернулся, краем глаза заметив, как вспыхнула племянница – залилась румянцем от шеи до корней волос. Лонгсдейл задумчиво созерцал девушку.
– Для вампиров вредны не плоды чеснока, а цветы и их аромат.
– А если разжевать головку и метко плюнуть? – задиристо спросила мисс Шеридан. – У него будет ожог? Ведь будет?
– Нет, – отвечал Лонгсдейл. – Хотя вампиры очень чистоплотны, и пока он будет чистить сюртук, вы успеете отбежать подальше.
– Но они ведь спят в гробах?
– Редко. В гробах спят вурдалаки.
Глаза девушки восторженно округлились.
– Это которые едят людей?
– Нет, мисс, людей едят упыри. Вурдалаки употребляют кровь.
– Маргарет, тебе пора, – твердо вмешался Бреннон, пока консультант не поведал юной мисс о степенях разложения трупа. Комиссар был уверен, что будущей жене и матери эти знания ни к чему.
– Но почему? Я нигде не читала про упырей и вурдалаков. Скажите, а если проткнуть их осиновым колом, отрезать голову и набить рот чесноком…
– Маргарет! – поперхнулся комиссар. – Где ты набралась этих отвратительных вещей?
– Я прочла…
– Я скажу твоей матери, чтоб она внимательней следила за тем, какую чушь ты читаешь. А сейчас будь добра, мы работаем!
Маргарет с явным разочарованием попрощалась. Когда она упорхнула, словно лесная фея, пес ткнул Натана лапой и умоляюще уставился ему в лицо.
– Даже не спрашивай, Здоровяк, – тяжело вздохнул Бреннон. – Нравы нынешней молодежи меня потрясают.
Последняя, пятая, жертва больше напоминала комичную до жути скульптуру, чем труп. Лонгсдейл уже избавился ото льда, однако лучше не стало. Кеннеди задумчиво постукивал усопшего пенсне по пальцу.
– Чистый лед, – сообщил патологоанатом комиссару. – Разве что не тает.
Бреннон постучал костяшкой пальца по заледенелому отвороту сюртука. Тот отозвался нежным позвякиванием.
– Боюсь, – сказал Лонгсдейл, – что при попытке вскрытия тело либо раскрошится, либо развалится на куски. И собрать его обратно мы уже не сможем.
– Я все же склонен отпилить один палец и изучить срез, – решительно произнес Кеннеди.
– Но вы хоть можете сказать, что это за хрень?
– Объятие утбурда, – ответил консультант. – Жертвы после него выглядят именно так. Если, конечно, утбурд их бросает. Чаще всего он растирает их в крошку.
– То есть нам еще повезло.
– Именно.
Кеннеди укрепил на носу пенсне, взял пилу и примерился к мизинцу.
– Эй! – рявкнул Бреннон.
– Вам не нужна причина смерти?
– Причину смерти, – процедил комиссар, – я отлично вижу и так. Как вы думаете, что это? – Он провел пальцем по извилистой алой ленте, которая тянулась поперек весьма упитанного живота жертвы. На ленте висел золотой медальон.
– Я бы сказал, что это знак отличия какого-нибудь клуба для сливок общества. – Кеннеди склонился над медальоном. – «Сыны Блэкуита». Хм. Может, Бройд его знает? Перед нами мужчина лет пятидесяти или пятидесяти пяти, одетый в дорогой костюм и дорогие ботинки. Рост около пяти футов шести дюймов, лицо багровое, я бы предположил одышку как следствие проблем с сердцем и сосудами, а печень наверняка отмечена следами возлияний.
– Что-то он шибко вырядился. Кеннеди, вы знаете, сколько в городе клубов, где развлекаются эти ваши сливки?
– Довольно много. Думаю, каких-нибудь «Сынов Блэкуита» мы среди них найдем. Считаете, он попал в лед прямиком из клуба?
– Такие важные господа пешком не ходят. Разве что пару ярдов от крыльца до экипажа.