– К кому ты приехала? – странным голосом переспросил Антон.
Я глубоко вдохнула:
– К твоим маме и папе. Я сейчас в Искитиме. Вся твоя семья здесь. Празднуют день рождения Лизы, твоей племянницы. Антон, прости меня, пожалуйста! Они совершенно чудесные, а твой папа сказал, что зря тебя обидел, он будет звонить и просить у тебя прощения, а мама…
– Полина, замолчи.
Сказано это было так, что я осеклась. Тихо, яростно, и голос был совершенно не Антонов.
– Слушай меня внимательно… – Он заговорил быстрее. – Рядом с тобой кто-то есть? В одном помещении?
– Н-нет… Я одна… Вышла из дома, когда увидела твой звонок…
– Полина, быстро уходи оттуда. Сейчас же!
– Я не понимаю, почему…
– Потому что мои родители погибли десять лет назад, – отчеканил Антон. – Они похоронены на Клещихинском кладбище. У меня нет других родственников, кроме них. Я не знаю, что это за люди, к которым ты попала. Ты меня слышишь?
Я молчала, оцепенев.
Что он говорит?
Папа с мамой? Кладбище?
На меня напал ступор. Я не могла совместить этот вечер и то, что твердил мне Антон.
– Полина, хорошая моя… – Я слышала по его голосу, что он до смерти перепуган. – Не возвращайся в дом. Ни с кем не разговаривай. Прямо сейчас, немедленно – БЕГИ.
Глава третья
Я поверила ему сразу и безоговорочно. Сумка, к счастью, была при мне. Я не хотела оставлять ее в комнате, куда мог зайти Григорий, и взяла с собой.
Но мои кроссовки – в прихожей. Отец Антона выдал мне пушистые белые тапочки.
Отец Антона? Господи, да в нем было не больше сходства с моим мужем, чем в любом прохожем! Я вообразила это сходство. Дорисовала картинку.
И малышка! Девочка, которая не знала никакого дяди Антона! Как и тот подросток…
И странные взгляды, которые бросал на меня Григорий!
Все недомолвки сложились в общую картину, и стало ясно: меня сюда заманивали. Заболтали, отвлекли фальшивым дружелюбием…
С меня разом слетел хмель.
Если я вернусь и попрошу Ларису Семеновну показать школьные фотографии Антона, она найдет убедительный повод отказать. Сгорел альбом, или остался в другом доме, или погрызла собака… Сойдет любая чушь! Я выгляжу в их глазах такой дурой, что они не будут особенно утруждаться.
Но зачем этот спектакль?
Телефон снова пискнул. Высветилось сообщение от Антона: «Звоню в полицию. Напиши адрес».
«Не надо. Я сматываюсь».
Я отключила звук, чтобы писк телефона не выдал меня. Сбросила тапочки и босиком прокралась из двора на улицу.
На улице горели фонари, вдалеке брехали собаки. Из распахнутых окон звучали пьяные голоса, перебивавшие друг друга. Недавнее умиление казалось глупым и жалким. Как я могла подпасть под очарование этой компании? Вспомнилось про «запузырить пацанов». Меня передернуло от омерзения.
Соображала я быстро и относительно хладнокровно. Обогнуть дом по внешней стороне, зайти в прихожую через наружную дверь. Лишь бы ее не заперли изнутри. Обуть кроссовки – и бежать.
Опасность обострила чувства. Я слышала, как возится кошка в траве за забором. Улавливала потную вонь от мужчины, присевшего на подоконник лицом в комнату. Широкая красная спина, обтянутая белой рубашкой, выглядела как ветчина в тонком слое подтаивающего сала.
Тихо ступая, я миновала спину. Проскользнула под вторым окном, присев на корточки. Лодыжки и запястья куснула крапива.
– А эта-то где? – донеслось до меня.
– Вроде поссать вышла.
Разговаривали за углом. В одном из говорящих я узнала Григория. Ветер донес запах сигаретного дыма.
– Надо чего-то делать с ней. – Снова Григорий.
– Да брось. Не суйся, без нас разберутся.
– Знаю я, как они разбираются…
Я вжалась в стену. Над босыми ногами вились комары, кожа отчаянно чесалась, но я стояла, замерев. Впереди – угол дома, где на крыльце курит Григорий с каким-то родственником. За спиной – распахнутые окна.
Темноту прорезал летящий окурок и тихо пшикнул, попав точнехонько в бочку с водой.
– Твое счастье, что Лариса не видит.
– Не нуди, Гриш… Пусть бабы нудят.
Скрипнули ступеньки. Мне послышался щелчок задвижки, и сердце у меня упало. Босиком далеко не убежишь. Битые стекла вдоль дороги, ржавые гвозди, щебенка…
Но когда я, выждав несколько минут, поднялась на крыльцо и потянула за ручку, дверь поддалась.
В прихожей было темно. Я посветила телефоном и нашла свои кроссовки в груде детской обуви. Обулась, затянула шнурки. Голоса как будто стали ближе. Сердце колотилось, каждую секунду я ждала, что вот-вот кто-то заглянет сюда и поднимет крик.
Тщательно заправила шнурки, чтобы не развязались при беге. Открыла карту, но она слишком долго загружалась, а ждать было рискованно. Выскользнула за дверь, кинулась к калитке и минуту спустя уже шла по дороге в том направлении, откуда привез меня таксист.
Мертвенный свет фонарей пугал. Если будут преследовать на машине, догонят в две минуты, – и я свернула в тень деревьев.
Ночной лес накинулся на меня, как бродячий пес. Я исцарапала лицо и руки. Вокруг стрекотало, трещало, ветки стреляли под ногами… Наконец меня вытолкнуло, вышвырнуло из леса наружу – и я оказалась у реки.
Пахло тиной. Плескалась волна. На другом берегу горели костры, и по реке бежала мелкая красноватая рябь. Поблизости сидели рыбаки. Я слышала их негромкий, какой-то уютный матерок.
В первое мгновение я чуть не бросилась к ним. Там мне помогут! Но здравый смысл возобладал. Что это за люди? Чего от них можно ждать? А если это соседи Макеевых, и они отведут меня обратно?
