Через ее труп

Глава 1. Эшли

– А можете посексуальнее? – попросил директор по подбору актеров, сидящий за длинным прямоугольным столом, разделяющим мечтателей и тех, кто убивает мечты.

Мы находились в перегороженном бальном зале отеля «Шератон»… или в «Хайяте»? Не важно.

– Э-э-э… Конечно.

– Отлично!

Ассистент снова включил видеокамеру и указал на меня: мотор!

Я наклонила голову, сверкнула такой соблазнительной улыбкой, за которую в некоторых странах меня могли бы арестовать, и прочитала текст:

– Всегда рада тебя видеть, съесть объедки с твоего стола и согреть тебе постель холодной ночью. А теперь ты можешь поблагодарить свою собаку за то, что любит тебя так, как способны любить только собаки. Гав-гав-ням-ням!

Я подумывала изобразить поцелуй, но это была реклама корма для собак, не хотелось делать ее слишком сексуальной.

– Спасибо, – сказал главный убийца мечты, и на этом все кончилось.

Полтора часа ожидания ради пятнадцати минут унижения. Прекрасный рабочий день.

По пути к выходу я прошла мимо вереницы женщин, главным образом бывших школьных красавиц с блестящими волосами и ровными белыми зубами – все они ждали своих пятнадцати секунд. Шансов сняться в рекламе было меньше, чем сорвать джекпот в лотерее, но все мы пришли сюда, зараженные актерским энтузиазмом, самым трагическим симптомом которого (помимо напрасно растраченной жизни) было разочарование родителей.

Пересекая парковку, я плотнее запахнула куртку на груди. Я протянула охраннику карточку – хорошо хоть студия заплатила за парковку! А потом поехала по сто первому шоссе домой. Октябрьские вечера в Сан-Фернандо, в окрестностях Лос-Анджелеса, обычно были прохладными и сухими, но висел необычный туман, его клочья клубились над крышами, как сигаретный дым. Было уже почти восемь, но пробки еще не рассосались. Да уж, это Лос-Анджелес.

Я остановилась перед домом и забрала с заднего сиденья сумку (расческа, косметика, смена белья, дезодорант, бутылка с водой, перекус). Всегда готова к прослушиванию! Когда я открыла дверь, на меня радостно прыгнул Брандо, мой энергичный золотистый ретривер.

– Привет, дружок. – Я нагнулась, чтобы его погладить.

Меня часто спрашивают, какой у меня пес. Мой заготовленный ответ: линяющий, потому что это единственное его качество, в котором я уверена. Если не пылесосить дважды в неделю, его шерсть превратится в ковер на ковре.

– Я его накормил, – сказал мой сосед по квартире Джордан, не вставая из-за кухонного стола.

– Спасибо.

– Как прослушивание?

– Сразила их наповал, – пошутила я, сбросив туфли и плюхнувшись на диван – его диван, кстати.

Вся мебель в гостиной принадлежала ему. Моим вкладом в обстановку бунгало с двумя спальнями было только мыло с приятным запахом, лежащее в ванной.

– А выглядишь измученной, – заметил он.

– Ну да, перед этим я отработала на дне рождения.

Помимо того, что я хожу на бессмысленные прослушивания, у меня есть еще куча бессмысленных профессий. Чаще всего я провожу экскурсии по Голливуду, но иногда по выходным роюсь в сундуке с костюмами, чтобы развлекать маленьких девочек на вечеринках в роли их любимой диснеевской принцессы. Этим утром я нацепила блондинистый парик, от которого зудит голова, и стала Золушкой для десятка вопящих пятилеток. Довольно унизительно сидеть за рулем классного «Мини-купера», нарядившись в принцессу, но мало кто из обладателей диплома по драматическому искусству и не имеющий полезных в реальной жизни навыков способен заработать три сотни баксов в час – во всяком случае, легальным способом.

– Мне выпустить его во двор? – спросил Джордан.

У нас имелся небольшой огороженный двор. Брандо нужно совсем немного места, чтобы размять лапы. Я могла просто позволить ему сделать свои дела на лужайке и убрать за ним утром, как обычно поступала, когда работала ночью или допоздна засиживалась с друзьями.

Я заглянула в полные надежды глаза пса. Я никак не могла знать, что прогулка с ним в тот вечер перевернет мою жизнь с ног на голову, поэтому поддалась чувству вины и встала с дивана.

– Нет, – вздохнула я. – Уже встаю.

Стоило мне скинуть ноги с дивана, как Брандо заскакал от радости. Собакам легко угодить – достаточно вывести их на улицу или впустить обратно и они целыми днями будут награждать вас слюнявыми поцелуями.

Я пошла в свою комнату переодеться. Мне нравилось жить в отдельном доме, а не в шумной квартире, куда постоянно кто-то приходит, но наш домишко видал и лучшие времена. Ковры были покрыты пятнами и истрепались по краям, и мы так и не починили разбитое окно, хотя обещали хозяину. Но я не жаловалась. Это место все равно было лучше того, которое я могла бы позволить себе в одиночку. Даже если б я сумела оплатить аренду, я жила бы в голых стенах – ни кастрюль со сковородками, ни посуды, ни кабельного телевидения, ни даже кресла, чтобы его смотреть. Я приехала в Лос-Анджелес с одной только одеждой, любимой подушкой да измусоленными томиками Станиславского и Уты Хаген. Я спала на раскладном диванчике, который семь лет назад купила уже подержанным по объявлению, и вся набивка сместилась к краям, так что он больше напоминал комковатое каноэ, чем кровать. Пора было обновить мебель, но почему-то к концу месяца мне едва хватало денег, чтобы внести свою часть арендной платы.

– Странная погода, – заметил Джордан, когда я появилась из своей комнаты в черном худи и леггинсах.

– Более чем, – согласилась я и натянула бейсболку, завершив образ ниндзя для прогулки с собакой.

Я жила вместе с Джорданом с тех пор, как мы переехали в Лос-Анджелес из Висконсина на следующее лето после выпуска из колледжа. Я – чтобы стать актрисой (воображаемая карьера), а он – чтобы поступить в медицинскую школу (реальная карьера). Не считая одного поцелуя спьяну, у нас не было романтических отношений, но мы прекрасно ладили, так хорошо, что однажды пошутили – если в тридцатник мы еще будем одиноки, то обязательно поженимся. Я-то уж точно считала это шуткой. Приближался мой тридцатый день рождения, а день рождения Джордана мы уже отпраздновали. Отважусь ли я заговаривать на эту тему?

Надевая кроссовки, я размышляла о своем долгом периоде безрыбья. Я уже давно не приглашала никого на ночь, и не из-за комковатого дивана. А Джордан не приводил домой девушку после инструкторши по йоге, которую считал «той самой», пока она не наставила ему рога на вечеринке в Хэллоуин, причем в буквальном смысле прямо у него на глазах. Это было почти год назад. Мы уже жили как семья – закупались оптом в «Костко», пили молоко из одной картонной упаковки, имели общий аккаунт в «Нетфликсе», только спали в разных комнатах. Пожалуй, мы были ближе друг другу, чем многие женатые пары, не считая, естественно, интимной стороны – у нас никогда не было секса.

Я посмотрела на своего соседа по дому, пока он печатал что-то на ноутбуке, сидя на нашей крохотной кухне. Он был безусловно привлекателен – смуглый, с глазами цвета меда. А я достаточно красива, чтобы его привлечь, даже пока он не выпил три «Маргариты». Так в чем же дело? Почему мы застряли в этом платоническом сосуществовании? Не хочет ли он все изменить? А я?

– Пока, Джордан. – Я пристегнула к ошейнику Брандо поводок.

Стоило мне выйти за дверь, как прическа тут же пришла в негодность. Я скучала по многому из жизни в Висконсине, но только не по удушающей влажности, в одно мгновение способной уничтожить укладку.

– Будь осторожна! – прокричал мне вслед Джордан.

Не думаю, что в его прощании было нечто зловещее. Люди постоянно говорят «будь осторожна», это все равно что сказать «пока» или «увидимся позже».

Но я актриса, а не кассирша в банке. Я не из тех, кто ведет себя осторожно.

Глава 2. Луиза

– Ты не обязана готовить мне ужин, – сказал мой племянник Нейтан, когда я вытащила из духовки запеченную форель и заглянула в ее тусклый черный глаз.

Некоторые люди не любят, когда на тарелке лежит мертвая рыбина целиком, видимо, ощущают себя убийцами, предпочитая обезличенную версию – филе, замаскированное лимонной подливкой. Но мне не было жаль рыбину; ведь ее вырастили для моего стола. Оказавшись у меня в духовке, она реализовала свой потенциал, чего не скажешь о большинстве людей.

– Если я не буду для тебя готовить, то кто тогда? – поддела я его, и племянник сердито уставился на меня.

– Я сам отлично готовлю, тетя Луиза, – ответил он, напомнив, что не любит стереотипные гендерные роли.

В этом отношении мы похожи. Когда люди узнают, что я богата, они неизбежно задают вопрос: «А чем занимается ваш муж?» Я с удовольствием смотрю, как краснеют их уши, когда отвечаю: «Он умер, так что особо ничем». А после обязательного «Ох, примите мои соболезнования» обычно следует какая-нибудь версия «А чем он занимался раньше?». Ведь все предполагают, что я разбогатела из-за него. Но это я зарабатывала на хлеб, а он обустраивал семейное гнездо. Я собиралась работать, пока меня не выкинут вон, а потом мы отправились бы путешествовать по миру, наслаждаясь плодами моего труда. Но его сердечный приступ, а впоследствии и мой диагноз разрушили эту мечту, и теперь я оказалась вдали от любимого пастбища, но с деньгами, так что мне нечем было заняться, кроме как смотреть на свой банковский баланс.

– Позволь мне сделать хотя бы это, пока могу, – произнесла я.

Мы ели из моего бесценного веджвудского голубого фарфора[1], ведь зачем его хранить, если не пользоваться? Несколько чашек поцарапались от жестокого прикосновения времени, впрочем, как и я, и думаю, нам неплохо удается скрывать свои недуги.

Мне нравилось готовить для кого-то, но я мало кого могла выносить в течение целого ужина. Нейтан был редким исключением. Он был не только моим племянником, но и адвокатом. Я пригласила его на ужин под предлогом обсуждения каких-то документов. Конечно, он был слишком воспитан, чтобы заговорить об этом за ужином. Поэтому мы болтали о его романтических отношениях (почти не существующих), его работе (терпимо, но не слишком занимательно), моем саде (поглощенном плющом) и, конечно же, моих детях (всегда слишком занятых).

– Как там мой брат? – спросила я просто из вежливости.

Отец Нейтана – мой единственный брат, и я могла выносить его только в ограниченных дозах.

– Как обычно, – ответил Нейтан. – Каждый день встает на рассвете, чтобы присматривать за своей империей.

Он хохотнул над собственной шуткой. Мой брат занимался оптовой торговлей, говорить об этом было скучно до слез. Но он отправил четверых детей в колледж, и работа, похоже, ему нравилась. Пока я не слышу о последней поставке чего-то там куда-то еще, меня вполне устраивала его жизнь.

Я убрала тарелки и поставила на стол чайник, а Нейтан решил все-таки спросить о том, зачем я его вызвала.

– Ты упомянула, что хотела о чем-то со мной поговорить, – начал он, пока я ставила тарелку с покупным печеньем. Не люблю готовить, но мне нравится съесть кусочек сладкого после ужина, и это печенье – лучшее, что можно найти.

– Я собираюсь изменить завещание, – объявила я, садясь напротив него.

У меня был адвокат, занимавшийся имуществом, для составления завещания мне не нужна помощь Нейтана. И он, разумеется, смутился.

– Каким образом?

– Я тут размышляла о нем и решила, что оно не отражает мои желания, – уклонилась я от ответа.

Я понимала, что моя просьба натолкнется на сопротивление, и всячески постаралась ее смягчить.

– И ты просишь меня этим заняться? – спросил он.

– Нет, ты не сможешь.

– Почему?

Пришло время бросить первую бомбу.

– Потому что я оставлю все тебе.

Он открыл рот, собираясь возразить, но я успела первой:

– Я знаю, о чем ты думаешь, но я долго размышляла и решила, что это единственный путь.

Я надеялась, что он спросит: «Путь к чему?», но он не заглотил наживку.

– Луиза, если ты хочешь чаще видеть Винни и Чарли, просто скажи им об этом.

– С какой стати я буду заставлять детей чаще меня навещать? – Я фыркнула. – Им до меня рукой подать, просто отвратительно, что они никогда не приезжают.

– Потому что честолюбивы, пошли в мать.

– Пытаешься меня поддеть?

Нейтан прекрасно знал, что мои дети не пытаются сделать карьеру, это вызвало бы у меня уважение. Нет, они не приезжали ко мне из эгоизма, и дело не только в том, что у них не было времени. Я никогда не рассказывала Нейтану о том, в чем они мне отказали, – это было слишком печально, и они ему тоже наверняка не сообщили.

– Я тронут, что ты решила оставить все мне, – сказал племянник, – но не могу позволить тебе так поступить.

Я знала, о чем он думает. Если я оставлю все деньги племяннику, а не детям, вся родня взбесится. Против него ополчатся собственные братья и сестры. А еще больше – мои дети. Подадут в суд. Все возненавидят друг друга. Это так, но в этом и смысл.

– Почему дети считают, что они получат все заработанное родителями? Они ведь не сделали ничего, чтобы это заслужить. И они уже имели возможность наслаждаться богатством, так почему бы не дать ее другому члену семьи? Я терпеть не могла представления о том, что жить в богатстве – это их судьба по праву рождения. Они же люди со свободой воли, а не какие-то рыбы.

– Просто так всегда бывает, – отозвался Нейтан. – А кроме того, твои деньги меня прикончат, – добавил он. – Я стану ленивым, ворчливым неряхой.

– По-твоему, я такая? – спросила я.

– Пожалуй, немного ворчливая, – ответил он с лукавой улыбкой. – Но не ленивая и не неряха.

Только Нейтан осмеливался шутить о моем характере, и за это я любила его еще больше. Наша близость была столь же маловероятной, сколь и неизбежной. Тело моего мужа еще не успело остыть, как мои дети отправились в свои колледжи на севере Калифорнии – Чарли в Калифорнийский университет в Санта-Крузе, а Винни в Стэнфорд. Менее эгоистичный Нейтан решил поступить в Калифорнийский университет, прямо в Лос-Анджелесе.

Когда его отец превратил детскую в свой кабинет, мой дом стал служить Нейтану убежищем, где можно выспаться и поесть по-домашнему – мои дети всегда воспринимали это как должное, а он ценил. Мы с Нейтаном очень похожи – амбициозные трудоголики, отвергнутые теми, кто должен о нас беспокоиться. Разница только в том, что он с этим смирился, а я предпочитала библейский подход – око за око. Наверное, племянник считает меня мелочной из-за того, что я вычеркнула детей из завещания, и рассчитывает, что я в конце концов образумлюсь. Но я и так в здравом уме. И знаю то, чего не знает он. И я приняла решение.

– Это все, что ты хотела обсудить? – спросил он, когда загудел чайник, и встал, чтобы его принести.

– Вроде да.

Нет смысла сейчас напирать, Нейтан не готов играть роль наследника огромного состояния, мой выход на сцену не сорвет аплодисментов, так в чем смысл? Я чувствовала разочарование. Мне хотелось сделать это, прежде чем я превращусь в жалкую старую развалину. Кому еще мне оставить деньги? Только ему, больше не́кому.

Я часто размышляла о том, где допустила ошибку с детьми. Чья вина в том, что они оказались эгоистичными и неблагодарными, если не моя? Я же их мать. Если у них дурной характер, мне некого винить, кроме себя. Я совершила ошибку, купившись на бредни глупых феминисток: «У тебя может быть все! Потрясающая карьера! Выводок идеальных детишек! Семейный ужин по пятницам! Пылкий секс по субботам!» Но невозможно иметь сразу все. Дети ненавидят тебя за то, что потакаешь другим увлечениям, даже тем, которые позволяют покупать им подгузники. Ты пытаешься загладить вину – гитарой, батутом, лошадью, модными кроссовками, о которых они мечтали, – но все это лишь разрушает их. Да, это я виновата в том, что они с гнильцой. Однако это не значит, что я им что-то должна. Не слишком ли я мстительна? Возможно. Но лучше быть мстительной, чем обманутой дурой.

Так что же делать? Я могла бы завещать все на благотворительность, но это слишком сложно, не говоря уже о том, что совершенно не в моем стиле. И я не могу представить ничего более отталкивающего, чем свое имя на табличке, мимо которой проходят студенты, даже не замечая ее. К тому же мне нужна помощь, а значит, какой-то человек, желательно совершенно отчаявшийся. Тот, кто никогда не жил в достатке, кто придет в восторг от всей этой роскоши, когда впервые сможет себе ее позволить, и будет изо всех сил бороться, чтобы ее удержать.

Меня расстраивало, что я до сих пор не встретила такого человека.

Но, как выяснилось, скоро встречу.

Глава 3. Эшли

Брандо тянул поводок с энергией актрисы, опаздывающей на прослушивание. Мне слишком хорошо знакомо это чувство – я всю жизнь бегаю на прослушивания. «Без прослушиваний не получишь роль», – твердил мой преподаватель по актерскому мастерству. Проблема в том, что я все равно не могла получить роль, сколько бы ни ходила на прослушивания. И все же упрямо пыталась.

– Ладно, ладно, не спеши так, – приказала я псу, но длинные уши ничего не слышали.

Брандо знал, что, как только мы свернем за угол, я отпущу его с поводка, и его нетерпение только росло. На нашей улице достаточно машин и других собак, поэтому я не люблю отпускать Брандо, даже в такой поздний час. Но как только я сворачиваю в сонный переулок в конце квартала, то позволяю ему немного порезвиться. Темный холм не выглядел манящим. Сюда почти никто не поднимался, в особенности в такие туманные ночи.

Свернув в тупик, я натянула бейсболку на непослушные волосы и отстегнула поводок. Брандо задорно помчался вперед, нюхая все подряд и поднимая ногу по пути. Интересно, каково это – так радоваться настолько простым вещам, например новому запаху. И сухому корму. И кусту с запахом белки. Я завидовала, что его желания не простираются дальше того, чтобы пописать на каждое дерево. Почему я так мало похожа на своего пса?

Многие люди довольны своей незамысловатой жизнью, но, к сожалению, я не из их числа. Наверное, не стоит в этом признаваться, но я завидовала бывшим однокурсникам, которым удавалось получить роль. Почему они, а не я? Я старалась быть благодарной за все. Выступала перед тысячами известных директоров по подбору актеров, побывала на всех крупных студиях, ходила по одним коридорам с легендами Голливуда – Элизабет Тейлор, Люсиль Болл, Бетт Дэвис. И благодаря этому стала великолепным гидом. Клиентам нравилось, как я имитирую монотонные реплики кастинг-директоров, нравились мои рассказы о встречах со знаменитыми актерами в «Старбаксе» на территории студии. Я знала, что мучаю себя, гоняясь за безответной любовью, но не была готова с ней расстаться. Трудно забыть о мечте, если нет новой, ради которой можно жить дальше.

– Ко мне, Брандо, – позвала я пса.

Я отпустила его с поводка побегать, но не хотела терять из вида. На этой улице нет фонарей, а деревья и облака превратили лунный свет в густой сияющий туман. Другим источником света были только дома – лампы на крыльце, свет из спален наверху и солнечные фонари на дорожках. Некоторым людям нравится подсвечивать деревья снизу, как напоминание о том, что ночь противоположна дню – свет исходит снизу, а не сверху.

Пока Брандо носился от дерева к дереву, я заглядывала через заборы и толстые решетки, воображая, какие люди могут жить в доме за ними. Там были настоящие каменные замки, белые особняки как у плантаторов, с широкими черными ставнями, точно из «Унесенных ветром». А еще были чванливые дома в стиле Тюдор, с остроконечными башенками и кустами роз в саду. Даже самый маленький из этих дворцов был в пять раз больше угловатого дома моего детства, а коттедж, который снимали мы с Джорданом, поместился бы в гараж любого из них. Кто живет в этих дворцах? Знаменитости? Руководители компаний? Преступные боссы? Я знала, сколько они стоят, – выяснила в интернете. Дома привлекали внимание, а я была экскурсоводом – интерес к истории можно назвать обязательным условием для такой работы!

Мы приближались к концу квартала. Улица заканчивалась тупиком, разветвляющимся на две подъездные дорожки. Правая вела к кремовому особняку в средиземноморском стиле, в чьем гараже могли бы разместиться с десяток «Рэндж-роверов». Ряды высоких пальм, посаженных с одинаковыми интервалами, довершали образ жилища голливудской звезды былых времен.

Другая дорожка была длинной и узкой, с нависшими кустами и деревьями. В конце не было видно дома, и, если не знать, могло показаться, будто дорога уходит куда-то вдаль. Старомодные фонари стояли слишком далеко друг от друга и отбрасывали жутковатые тени, искаженные неровной поверхностью. К столбу на заборе, увитому плющом, была приколочена табличка: «Частная собственность, вход воспрещен!», довершая негостеприимный образ. Сцена прямо из мультфильма «Скуби-Ду», до того пугающая, что почти комичная.

Я никогда долго не задерживалась на этой дороге. Меня нервировала атмосфера как из фильма ужасов и совершенно не интересовало, что за отшельник живет в конце дороги. Поэтому меня охватило сильное раздражение, когда Брандо пронесся мимо первых двух фонарей, словно наткнувшийся на загадку Скуби.

– Идем, Брандо! – крикнула я вдогонку пушистой спине, когда он припустил по дороге.

Но пес не остановился.

– Ко мне, Брандо! – скомандовала я уже чуть громче.

Но он побежал дальше, а через несколько секунд и вовсе скрылся из вида.

– Брандо!

Я встряхнула поводком в надежде, что звон металла покажет, насколько серьезно я настроена. Но ничего не вышло. Он не вернулся.

– Брандо-о-о-о! – запела я. – Идем, мальчик!

В тревоге я ждала у начала дороги. Десять секунд. И еще десять.

Пес не возвращался.

А значит, придется идти за ним.

Глава 4. Луиза

– Я хочу кое-что тебе показать, – заявила я племяннику после третьего печенья.

Я встала и повела его в кабинет. Даже если он не желает стать моим наследником, он все равно был полезен. Возможность осуществить мой план в конце концов появится, и нужно быть наготове.

– Вот здесь в столе лежит папка. – Я открыла нижний ящик. – Я подписала ее: «Смерть Луизы». Там инструкции по поводу того, что делать, когда я умру. – Я вынула папку и отдала ему. Он вытаращил глаза, как сова:

– Луиза, зачем ты мне это показываешь?

Он выглядел испуганным, и я попыталась его приободрить:

– Я должна была показать ее тебе давным-давно.

Конечно, была причина, по которой я показала ему папку только сейчас, но если он не собирается мне помогать, объяснять бессмысленно.

– У тебя все… хорошо?

– Нет. Я состарилась. Не притворяйся, будто не заметил.

Он слегка улыбнулся, как будто решил, что это шутка.

– Иногда я об этом забываю, – сказал Нейтан, и я снова вспомнила, почему он мой любимчик.

В отличие от моих детей, он не сбежал, когда умер муж и мне пришлось тяжко. Он был рядом, как и положено родному человеку.

Мы вернулись в столовую и убрали со стола. Нейтан настоял, что помоет посуду перед уходом. Я позволила ему под предлогом наказания за то, что тот не пожелал стать моим наследником, но, по правде говоря, мне нужен был предлог, чтобы посидеть несколько минут с закрытыми глазами. Диван с высокой спинкой в гостиной годился только для поддержания хорошей осанки, но мне не хотелось удаляться от кухни, пока Нейтан убирается, поэтому пришлось довольствоваться им.

– Спасибо за прекрасный ужин и приятную беседу. – Нейтан наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.

– А, ну да, – отозвалась я, очнувшись. Я вытерла уголки губ ладонью и оперлась на подлокотник дивана, чтобы встать. – Пойду тебя провожу.