Пошли разговоры. На улице горожане плевали господину Имори вслед. Женщины бросали в него камнями и гнилыми овощами. Дети заголяли грязные зады и поворачивались к Имори спиной, демонстрируя презрение. Не снеся осуждения, старший брат выгнал юношу из дому, строго-настрого запретив возвращаться. Красавчик сунулся было к друзьям, но друзья отвернулись от насильника. Князь Сакамото лишил Имори должности смотрителя зонтика, а потом и вовсе изгнал со службы.
«Я бы отдал вам распоряжение покончить с собой, – писал князь в послании, которое передал со слугой, – но глубоко убежден, что у такого негодного человека, как вы, не хватит духу на поступок самурая. Убирайтесь из Акаямы, это лучшее, что вы можете сделать.»
Так и случилось: Кояма Имори оставил город. Одни утверждали, что видели его на Западной дороге, переодетого бродячим торговцем, другие возражали, что ронин[7] ушел на восток, в горы, желая предаться очистительному созерцанию; третьи лично сидели на веслах в той рыбачьей лодке, на борту которой Имори оставил остров Госю. Так или иначе, в Акаяме насильника больше никто не видел.
Век сплетен короток. Вскоре все забыли о банщице Юко и самурае Имори, сменив тему пересудов. Сочини настоятель Иссэн пьесу для театра, опиши любовь, смерть и изгнание в чеканных строках – и восторг зрителей увековечил бы эту историю. А так, без пьесы – о чем тут помнить?
* * *– Где ты, говоришь, ее зарыли?
– На Куренкусаби, господин.
Журавлиный Клин, отметил я название кладбища. Память услужливо подбросила клочок расписных обоев, сохранившийся на стене жилища бедняжки Юко: белый журавль на голубом небе.
«Совпадения, – вспомнил я, – знаки, которые нам посылает судьба.»
Слушая рассказ хозяина бани, я чувствовал себя легендарным императором Дзимму, заплутавшим в трех соснах, а самого хозяина представлял трехлапым вороном-проводником. Не могу сказать, что ворон вывел меня к победе – скорее завел в самую глухомань.
– А помыться? – с изумлением горланил он мне в спину, когда я, не говоря больше ни слова, направился прочь. – Размять усталые члены? У нас такие мастерицы есть, куда там покойной Юко…
Похоже, он считал, что после рассказа о живых и мертвых господин проверяющий просто вспыхнет от желания посетить баню. Рухнет в горячую воду, отдаст себя в руки банщиц. Господин проверяющий? А кто же еще, раз «щегла» принял, не побрезговал…
2
Две половинки безграничного
Мысли жужжали в голове роем назойливых мух. Мысли, догадки, версии. «Рано! – хлопал я их мухобойкой рассудительности. – Слишком мало сведений!» Нельзя плести кагомэ[8], пока не собрал все прутья. В моей вязанке еще и половины прутьев нет.
Иди, собирай!
Конечно же, я занялся этим немедленно и с радостью. Давно мне не попадалось столь заковыристого дела! Ну не счастливчик ли я?!
– Покойника проглотила большая рыба? – приподнял брови секретарь Окада, рассматривая мой торопливый рисунок.
– Какая еще рыба?!
– Вот, сами полюбуйтесь.
Я взглянул на рисунок, где изобразил путь к дому с мертвым телом. Изгибы Оониси и безымянной улочки складывались в отчетливый «рыбий» контур. Косая черта переулка – рот, отмеченный дом – глаз.
– Прошу прощения, Окада-сан! Это случайно вышло.
Губы секретаря тронула тонкая, едва заметная улыбка.
– Напишите пояснения к вашей рыбе, Рэйден-сан. Эта[9] неграмотны, но с трупожогами будет монах из обители Канкуден. Он проведет погребальные обряды.
– Да, разумеется! Сейчас я все напишу.
– Вы ведь пришли не только за этим? – вкрадчиво поинтересовался секретарь, когда с делом было покончено.
Возникнув как по волшебству, посыльный убежал с моей запиской в обитель. Интересно, где Окада их прячет? Только подаст знак – и посыльный тут как тут! Чудеса, да и только.
– Вы совершенно правы, Окада-сан. Помните разговор у господина Сэки? Фудо-сан сказал, что было два похожих случая с прошлой осени. Мой нынешний – третий. Надеюсь, о прошлых фуккацу сохранились какие-то записи? Имена? Места службы перерожденцев?
Улыбка секретаря сделалась шире:
– Можете поздравить меня, Рэйден-сан.
– От души поздравляю вас! Но с чем, позвольте узнать?
– Я выиграл спор. Благодаря вам, между прочим!
– Благодаря мне?!
– Фудо утверждал, что вы я́витесь с этим запросом завтра. Я был уверен, что это случится уже сегодня. Как видите, я оказался прав. Ваша расторопность делает вам честь, Рэйден-сан.
– Спасибо, Окада-сан! Но что насчет имен?
– Мы с Фудо все подготовили. Вот выписки из дел.
– Тысяча благодарностей! Ваша предусмотрительность не имеет границ!
– Вы мне льстите. Не имеет границ, надо же! Это слишком много для скромного секретаря. Но если разделить пополам с архивариусом Фудо, будет в самый раз. Как думаете?
Я почесал в затылке. Если что-то не имеет границ, и его разделить пополам… Что получится? Одна граница точно появится – там, где разделили. И выйдут две половинки: каждая с границей с одной стороны и безграничная по всем остальным.
Может ли что-то быть безграничным наполовину?!
– Думаю, что мне следует также поблагодарить архивариуса Фудо, – вывернулся я, опасаясь философского спора.
В кабинете я наскоро просмотрел полученные от Окады свитки. Имена, места жительства и службы, даты, краткие обстоятельства дел. Разнообразием обстоятельства не отличались. Море выпитого саке, вечер, улица, девица-соблазнительница, другой самурай, ждущий у нее дома. Яростный поединок, убийство, фуккацу. Для себя я отметил, что оба раза ждавший самурай убивал вновь пришедшего. В третьем случае с Одзаки Хэруо произошло то же самое. О чем это говорит? Еще не знаю, но закономерность видна отчетливо. Отложим на будущее – пригодится.
Итак, кто у нас первый?
3
«Если это в интересах дознания…»
– Сакаи Рокеро?
– Да.
– Кто вы и по какому делу он вам понадобился?
Можно подумать, мысленно сказал я собеседнику, ты не разглядел на моей одежде знаки Карпа-и-Дракона. Ага, как же!
Секретарь был облачен во все черное. Щуплый, угловатый, он походил на сверчка, выглядывающего из клетки. Узкое окошко кабинета лишь усиливало впечатление. Таких сверчков берут в постель, чтобы насладиться их пением. Но случается, что в клетках держат и боевых сверчков, которых стравливают на потеху зрителям.
В случае схватки секретарей я поставил бы на нашего Окаду!
Ремесленная управа, где служил перерожденец Сакаи Рокеро, располагалась в том же Правительственном квартале, что и наша, через пять домов на восток. В ясную погоду бирюзовая крыша здания, казалось, растворялась в небе. Слепя взоры, золоченый конек парил в пустоте.
Я всегда любовался, проходя мимо.
Увы, сегодня погода не радовала. Небо хмурилось, обещая дождь и не торопясь сдержать обещание. Бирюза черепицы выглядела фальшивкой, позолота отблескивала тускло, уныло, безо всякой радости. Настроения мне это не испортило, как и скрипучий тон секретаря. В сердце призывно рокотали барабаны бога грома, моего небесного тезки-покровителя. Невидимое для других солнце выглядывало из-за туч, подмигивало по-свойски:
«Вперед, парень! Ты справишься, я в тебя верю!»
– Торюмон Рэйден, дознаватель службы Карпа-и-Дракона. У меня есть вопросы к господину Сакаи.
– Младший дознаватель? – въедливо уточнил сверчок.
– Дознаватель. Я неясно выразился?
– Господина Сакаи в чем-то подозревают? Обвиняют?
– К господину Сакаи у меня нет претензий. Но он является важным свидетелем. Его показания необходимы для установления истины. Надеюсь, вы окажете предписанное содействие?
Следующая фраза – «Иначе мне придется доложить вашему начальству!» – повисла в воздухе топором, готовым рухнуть на голову упрямца. Сверчок съежился, поскучнел, отвел взгляд.
– Направо по коридору. Последний кабинет по левой стороне.
Вот ведь совпадение! Точно так же в нашей управе расположен мой кабинет. Без сомнения, это говорило о невысоком ранге господина Сакаи. Хотя мало ли? Меня, к примеру, повысили, а кабинет оставили прежний.
– Благодарю за содействие.
Жаль, меня сейчас не видел Сэки Осаму! Мой поклон сверчку был безукоризнененным. После такого поклона секретарю оставалось лишь вспороть себе живот, обвинив меня в гнусном насилии.
Вспомнилась банщица Юко. «…не пощадив моей скромности и пренебрегая мольбами…» Шутка, еще миг назад казавшаяся удачной, приобрела гадкий привкус.
– …Войдите!
И кабинет точная копия моего: собачья конура. Разве что стеллажи со свитками стоят по левую руку от хозяина кабинета, а не по правую, как у меня. На обоях вместо карпов, плывущих меж водяных лилий, строители возводили дом. Стропила крыши тянулись к белым облакам. Я поискал в облаках журавлей и не нашел.
За низеньким столиком, заваленным бумагами, восседал усталого вида самурай лет сорока. Обширные залысины, губы выпячены, усы грустно обвисли. Вот кто похож на карпа!
– Господин Сакаи?
– Да.
– Мое имя Торюмон Рэйден. Я дознаватель из службы Карпа-и-Дракона.
– Тысяча благословений вам, Рэйден-сан! – к моему удивлению, Сакаи был просто счастлив видеть совершенно незнакомого человека. – Прошу вас, присаживайтесь. Чем могу быть полезен?
С готовностью, граничившей с поспешностью, он отложил развернутый свиток. Прополоскал кисть в чашке с водой, подвесил сушиться на любовно отполированную ореховую перекладину, рядом с тремя другими кистями, и с преувеличенным вниманием вновь повернулся ко мне.
Судя по всему, Сакаи был рад любому уважительному поводу, который позволил бы ему отвлечься от постылой работы. Во мне перерожденец был заинтересован не меньше, чем я в нем.
Все пространство кабинета, и без того невеликое, занимали ларцы, шкатулки и коробки. Отовсюду выглядывали свитки и потрепанные листы бумаги. Чтобы опуститься на циновку для посетителей, мне пришлось с превеликой осторожностью сдвинуть в сторону шаткий штабель ящичков. Пока я усаживался, Сакаи был вынужден глядеть мне в живот с расстояния вытянутой руки.
– У меня к вам есть вопросы по поводу пережитого вами фуккацу.
– Простите мою бестактность, Рэйден-сан… Это, конечно, не мое дело, но раньше мое дело – ну, то, которое ваше, в смысле мое…
Окончательно запутавшись, он подвел итог:
– Это дело вел господин Абэ. Но он уже давно не наведывался. И в вашу управу меня не вызывали…
…лишив вас, мысленно закончил я, законного повода увиливать от скучной службы. Брюзжание и вредность сверчка сделались понятными.
– Увы, господин Абэ умер. Возраст, болезни…
– Ох! Приношу свои искренние соболезнования!
– Благодарю вас. Теперь это дело веду я. О чем же господин Абэ вас расспрашивал? Вы встречались несколько раз, значит, было о чем поговорить?
– О да, разумеется! Господин Абэ не стал бы вызывать меня попусту. Он желал знать все детали. Как-то он обмолвился, что в этом деле много странностей.
– Я полностью согласен с покойным господином Абэ.
Прозвучало двусмысленно.
– Скажите, – заторопился я, стараясь сгладить неловкость, – вам не показалось странным, что дом, куда вас пригласила незнакомка, на поверку оказался нежилой развалюхой?
– Дом? – вытаращился на меня Сакаи. – Развалюха?!
– Ну да, дом.
– Какой дом? Кладбище!
– Какое еще кладбище?!
Мы уставились друг на друга, будто двое сумасшедших.
– Ну да, – прервал молчание Сакаи. – Кладбище. Вас что-то смущает?
Все, хотел закричать я. Все от начала до конца! К счастью, я вовремя прикусил язык. Перед глазами, как наяву, промелькнули мои недавние действия. Вот Окада вручает мне выписки из дел. Вот я просматриваю свитки. Первым попадается дело Хаягавы Акихиро. Саке, красотка, драка, фуккацу. Место преступления… Со свитка насмешливо ухмыляется близнец моей «большой рыбы» – рисунок дознавателя Абэ в точности повторяет мои каракули. Вот эта улица, вот этот дом! Знал бы раньше, не бил бы ноги…
А Фудо еще заверял, что в архиве сведений об этих жилищах не сохранилось! Впервые мне удалось поймать архивариуса на ошибке.
Я наскоро просматриваю вторую выписку. Сакаи Рокеро, чиновник ремесленной управы. Саке, красотка, драка, фуккацу. На указанное место преступления я даже не удосужился взглянуть – все и так понятно. И совершенно напрасно, как выяснилось!
Обленились, Рэйден-сан? Возомнили себя идеалом дознавателей? Любая загадка на один укус? Мелочи недостойны нашего внимания?! А мелочи в нашем деле – все! Стыдитесь!
Значит, кладбище?
– Я только-только получил это дело, Сакаи-сан. Вот, вхожу в курс. Итак, с вами это произошло на кладбище? На каком именно?
– На Куренкусаби.
Журавлиный Клин. Это название я слышал не далее, как сегодня. Там закопали банщицу Юко, что свела счеты с жизнью, не в силах снести позор.
– Вы покажете мне то место?
Сакаи замялся.
– Я бы с превеликим удовольствием, но я уже плохо помню…
– Уверен, вы вспомните. Собирайтесь.
– Прямо сейчас? Но я на службе!
В душе господина Сакаи служебный долг боролся со жгучим желанием сбежать из управы хоть на край света, хоть на кладбище. Мне следовало бы поддержать долг, но увы, я поступил иначе.
– В интересах дознания я вынужден просить вас проследовать со мной. Ваше начальство я уведомлю.
– О, Рэйден-сан! – карп счастливо плямкнул губами. – Если это в интересах дознания…
И рванул вверх по течению, в драконы:
– Я мигом!
Я вышел в коридор, чтобы не мешать. Долго ждать Сакаи не пришлось.
– Я забираю Сакаи Рокеро для проведения следственных действий на местности, – уведомил я секретаря на выходе из управы. – Приношу извинения за доставленные неудобства, но это совершенно необходимо.
Не правда ли, за два с половиной года службы я отлично научился изъясняться как подобает особому чиновнику при исполнении?
4
«Простите, что не сказал вам сразу…»
На улице я первым делом прикинул время. Дождь до сих пор не начался – и всерьез раздумывал погодить до завтра. Это хорошо. Час обезьяны[10] вот-вот перевалит за середину. Это уже не так хорошо. Можем не успеть до закрытия ворот на ночь. Надо поспешить. У меня, конечно, имелись служебные полномочия, но я не любил ими пользоваться без крайней нужды.
Господин Сакаи, благодарный за досрочное окончание рабочего дня, все порывался что-то мне поведать – кажется, хотел поделиться тем, о чем расспрашивал его дознаватель Абэ. Со всей возможной вежливостью я прервал его: быстрая ходьба не располагала к беседе. Особенно когда мы, срезая путь, двинулись здешними переулками. Тут бы в грязи не утонуть!
Кладбище Куренкусаби располагалось в трех-четырех тё[11] от северных ворот. Красная краска на воротных столбах выцвела, облупилась, зонтичная балка просела и пошла трещинами. Время беспощадно, осеннее увядание коснулось не только деревьев и кустов, но и ворот. Долговязый стражник с лишаем на щеке мельком глянул в мою грамоту, кивнул с безразличием:
– Проходите.
Под сандалиями зачавкала первозданная грязь. Заметив, что Сакаи запыхался, я замедлил шаг. Мы добрались быстрее, чем я рассчитывал. Время есть, можно и поговорить.
– В тот вечер вы понимали, где находитесь? Хотя бы примерно?
Сакаи моргнул и тяжело покачал головой:
– Нет. Не помню. Портовый квартал помню. Как ее встретил, помню. Улицу помню смутно. Пожалуй, найду, если постараюсь…
– А потом?
– Мы куда-то шли. То есть, она шла, а я – за ней. Она пригласила меня переночевать. Ну, я сразу понял, что это значит, – Сакаи усмехнулся. – Как шел, куда – не помню. Потом мы пришли к ее дому. Ну, я тогда думал, что к дому. А там…
– Погодите-ка! Как же вы через ворота-то вышли?! Ворота, небось, закрыли? Как вы стражников уломали? Взятку дали?
– Господин Абэ меня о том же спрашивал. Не знаю, не помню. Сам дивлюсь. Я и ворот не заметил, не то что стражников. Денег никому не давал, это точно помню.
– А сейчас дорогу узнаёте?
– Вы в точности как господин Абэ! – восхитился Сакаи. – В один голос поете! Сейчас? Да, узнаю́. Когда с господином Абэ шли, тоже узнавал, ровно досюда. А вот дальше…
Тут и началось оно, которое дальше.
Дорога, по которой мы брели, и так была не ахти. Но здесь от нее, словно дочь от матери, уходила и вовсе поганая дорожка, больше похожая на заросшую, давно не хоженую тропу. Шагов через тридцать она ныряла под замшелые ворота из грубого камня. Проходя под ними, я поежился: зябкий холодок коснулся затылка. Порыв ветра? Знак того, что мы пересекли незримую черту, отделяющую мир живых от мира мертвых?
Ерунда! Просто старое кладбище. И между прочим, я здесь по делу.
Под ногами захрустела мелкая галька. Хруст показался неуместно громким, такая здесь стояла тишина. Родилось, явилось без спросу:
Холодом веет.Зачем мы пришли сюда?Кладбище, осень.– Куда теперь?
Сакаи остановился в нерешительности.
– Кажется, туда, – без особой уверенности махнул он рукой.
– Ведите, Сакаи-сан.
Серые плиты безнадежно тонут во влажной земле. Иероглифы посмертных имен превратились в бессмысленные бороздки. Столбы и столбики: по колено, по грудь, в человеческий рост. Шершавые и гладкие, с текстами священных сутр и без. Курильницы для благовоний. Ограды вокруг могильных пагод: здесь лежат знатные или особо состоятельные покойники. Фонари: крышки с загнутыми карнизами, круглые навершия, застарелые следы копоти по краям окошек. Надгробия в виде чаш. В темной дождевой воде плавают опавшие листья. Надгробья в виде ваз. Надгробья в виде поставленных стоймя кусков дикого камня. Он частично обтесан лишь с одной стороны, чтобы высечь на стёсе имя усопшего.
Стылое уныние скрашивается темной бархатистой зеленью мха. От него веет живой прохладой. Роняют листву сакуры. Тянутся к облакам могучие сосны. Почему на кладбищах сосны вырастают настоящими великанами? Нигде больше таких не видел. Впрочем, я много чего не видел.
– Кажется, сюда… Да, точно. Нет, не сюда. Вон туда…
– Далеко еще?
– Где-то здесь, Рэйден-сан! Где-то здесь!
– Когда вы посетили кладбище с дознавателем Абэ, вы его быстро нашли? Место, которое ранее сочли домом этой женщины?
Сакаи виновато отвел взгляд:
– Я его вообще не нашел. Простите, что не сказал вам сразу…
Ничего удивительного. Я это уже подозревал.
– Найдем! – прервал я его взмахом руки. – Так или иначе, а найдем. Следуйте за мной!
И поспешил к выходу.
Сакаи кинулся меня догонять, полон дурного предчувствия.
5
«И что же я должен сделать?»
– …я ей: далеко еще? А она мне: рядом, добрый господин.
Мы сидели на старой колоде в десяти шагах от ворот. Заплечный короб я приспособил в качестве стола.
– Я опять: далеко, а? Благодарю, Рэйден-сан!
Он поднял чашку:
– Ну, за ясность мысли!
– За ясность, Сакаи-сан. Кстати, не припомните, у той девушки были какие-то особые приметы? Про цвет кимоно и темный пояс вы говорили, я помню.
– С вышивкой! С вышивкой пояс. А приметы…
Лицо Сакаи просияло:
– Вспомнил! Родинка! На щеке.
– На правой или на левой?
– На левой.
– Благодарю вас. Это важная примета.
Сакаи раздулся от гордости.
Сказать по правде, ясность его мысли оставляла желать лучшего. Мы приканчивали уже второй жбанчик саке. Откуда взяли? Я разве не говорил вам, что быстро учусь? Секретарь Окада и архивариус Фудо – люди предусмотрительные. Вот у них и научился. Чтобы развязать человеку язык, проще угостить его хмельным, чем давить да выпытывать. Под чарочку-другую, под задушевную беседу сам все выложит – даже то, о чем говорить и не собирался.
А уж если человек родом из семейства Сакаи…
Фамилию свою Сакаи оправдывал со всем возможным рвением[12]. Я прихлебывал по чуть-чуть, больше налегал на пирожки с рисом и тунцом. Купил их по дороге в управу, хотел перекусить, да времени не было. Вот, пригодились.
В моем заплечном коробе нашлась и пара дорожных лаковых чашек. Не из жбана же пить?
– …а она: пришли, добрый господин. Мы пришли, а там он сидит. Ха-ха-ха!
Рыбьи глазки Сакаи от хохота вылезли из орбит:
– Надулся жабой, квакает…
– Простите за бестактный вопрос, Сакаи-сан. Как именно ваш соперник убил вас?
Сакаи поперхнулся, икнул и схватился за шею. Ага, ясно.
– Задушил! Вот же сволочь… Обратно иду, в новом теле. А горло так и саднит! Все кажется: он меня душит! Тело другое, а все равно… Вот ведь!.. Благодарю, Рэйден-сан! Ну, за жизнь! За справедливость, хвала будде Амиде! А давайте споем? Са-ёй-ёй! Закрутила красотка меня, увлекла: «Новая лодка любви!» Са-ёй-ёй!
Я откупорил третий, последний жбанчик. Саке уходило в утробу господина Сакаи, как вода в песок. Достаточно ли он захмелел? Я бросил взгляд на небо. Время есть, но в обрез. Дожидаться ночи у ворот кладбища в мои планы не входило.
– …хорошее тело! Мне н-нравится. В том-то у меня это… колотьё в боку начиналось… Выпью и сразу колет! А в этом н-нет! Море саке выпить м-могу! Море!..
Карп изобразил, как бы он нырнул в море, будь там саке вместо воды.
– Б-благодарю, Рэйден-сан… Ну, это… Са-ёй-ёй! Ты и я, я и ты, вместе сливаются два ручья… Ситтонтон! Ситтонтон!
– Сакаи-сан, вы начинаете вспоминать дорогу?
– Д-дорогу? Куда? Эта чара, чара, чара, словно полная луна… Ситтонтон, налей вина!
– К дому, куда вас привела девушка.
– Д-дом? Там был д-дом?
– Уверяю вас.
– А ведь верно, был! Я п-покажу! Покажу!
Сакаи попытался встать и едва не упал. Я поддержал его под локоть. Похоже, он выпил достаточно для моего замысла.
– Т-тогда было… б-было… Т-темно!
– Не беспокойтесь, Сакаи-сан. Сейчас станет темно.
Подкравшись сзади, я быстро завязал платком глаза своему пошатывающемуся спутнику. Тонкий хлопчатый платок – то, что нужно. Темноту обеспечит, но кое-что Сакаи все же видеть будет. Нам не надо, чтобы он считал лбом все деревья и могильные памятники.
– И п-правда! Темно!
Сорвать с глаз платок ему в голову не пришло.
– Идемте, Сакаи-сан. Покажете мне дорогу.
– И покажу! Покажу! Са-ёй-ёй!
Карп встопорщил плавники: раскинув руки для устойчивости, Сакаи двинулся к воротам кладбища. Сначала медленно, потом все быстрее – словно его в спину кто толкал! Перерожденца носило из стороны в сторону, он спотыкался, бранился сквозь зубы. Я ждал, что он вот-вот упадет, но нет, Сакаи мало того что не падал, так еще и воистину плыл против течения, прямиком в драконы.
Плечом задев ворота, он ободрал с них длинную ленту мха – и захрустел сандалиями по дорожке. На развилке, где мы в первый раз свернули направо, его понесло налево. Замедлив шаги, Сакаи принялся кружить меж могил, забираясь вглубь кладбища. Я неотступно следовал за ним, держась в трех шагах позади.
В этой части Журавлиного Клина могилы выглядели попроще. Никаких оград, миниатюрных пагод, каменных ваз. Одни лишь плиты: утопленные в землю или поставленные стоймя. Многие покосились, грозя упасть. Под ногой хрустнул дешевый ковшик для воды. Из таких поливают надгробие, пока монах читает молитву. Еще один, еще… Ковши едва различимы под слоями грязи и прелыми листьями. Здесь давно не читали молитв, не проводили обрядов. Углубления на плитах – «чаши духов», предназначенные для того, чтобы душа усопшего, посетив наш бренный мир в дни поминовения, могла утолить жажду после долгого пути – были полны черной стоялой воды.
На месте духа я бы поостерегся такую пить.
– Рэйден-сан, где вы?
– Здесь, Сакаи-сан.
Я нагнал хмельного проводника.
– Не м-могли бы вы… Пойти вперед, а?
– Но я не знаю, куда идти. Это вы нас ведете, а не я.
– Я т-тоже не знаю! Н-ноги знают, а я нет.
– И что я должен сделать?
– Помочь!
– Кому? Вам?
– М-моим ногам!
Я испугался, что Сакаи решил влезть мне на закорки, дав ногам отдых. К счастью, дело решилось иначе.
– Она в-впереди шла. Звала: «Ид-демте, добрый господин! Вас ждет моя п-постель! Мои об… об… объятия!» Я ее то видел, то н-не видел… А она звала. Сделайте одолжение, Рэйден-сан! Женским голосом, а? И чтобы непонятно откуда! Чтобы ноги сами!
Выпитое саке не убавило моему спутнику болтливости. Идея Сакаи показалась мне безумной ровно в той же степени, что и вся моя затея. Почему бы и нет? Что я теряю?
– Хорошо, Сакаи-сан. Идите куда ноги несут. А я стану вас звать.
– Тысяча б-благодарностей, Рэйден-сан!
Я отошел шагов на тридцать. Присел, чтобы звук шел низко над землей, позвал тоненьким голоском, со всем возможным кокетством:
– Идемте, добрый господин! Мы уже рядом!
Сакаи заметно оживился, рванул куда-то вбок. Уловка удалась: звук голоса, гуляя в каменных зарослях и отражаясь от них, сбивал с толку, не позволял определить направление.