Русалки Обводного канала

Казимир Евграфьевич задумался: много лет он занимал свой пост, всегда об Обводном шла нелестная слава, но если какой лиходимец задумал тепереча здесь людей четвертовать и в канал скидывать, то что же далее будет? Вон уже и вездесущие газетчики постарались, раскопали сенсацию.

На первой странице «Петербургского листка» красовалась огромная статья, где журналисты дали волю своей незаурядной фантазии и вовсю строили гипотезы, кем при жизни был «петербургский чурбанчик», как нелестно окрестили останки тела газетчики. А далее Самописцев Л. В., автор статьи, рассуждает о связи этого убийства с жутким делом Джека-потрошителя, деяния которого захлестнули Лондон.

«Мог ли серийный убийца с туманного Альбиона перебраться в нашу Северную столицу?» – спрашивает у своих читателей Самописцев Л. В. и продолжает задавать убийственные вопросы: «Когда же ждать новую жертву?»

Отбросив, как ядовитую змею, «Петербургский листок», Казимир Евграфьевич забарабанил пальцами по столу, раздумывая над следующими сыскными действиями.

Судовых рабочих, нашедших сверток, допросили в тот же день. Никто ничего не видел, не слышал, фрагменты тела ранее не видали, и, кому они принадлежат, рабочие не знают.

Сразу же были отправлены филеры и шпики, чтобы те обшарили оба берега Обводного канала, опросили тамошнюю полицию и нашли случайных свидетелей. Но и здесь ничего толкового не было обнаружено.

Ротмистр Жилин провел заседание сотрудников сыскного отдела, чтобы те проверили все ночлежные дома, трактиры, дома терпимости, чайные, послушали, что говорят местные, может, кто-то был свидетелем всякого рода непотребства. Были проведены облавы во всех злачных района города. Семенцы, Сенная площадь, Ямские слободы, Апраксашка – всех подняли на ноги, задержали более сотни подозрительных субъектов, по горячим следам раскрыли несколько мелких и средних правонарушений, но убийцу «чурбанчика» не нашли.

Казимир Евграфьевич тяжело вздохнул: как бы это дело не перекочевало в разряд нераскрытых… Но тут без стука в кабинет влетел, на ходу пытаясь отдышаться, капитан Железнов.

– Казимир Евграфьевич, там это… – тяжело дыша, начал он.

– Что это? – вскинул брови начальник. – Не томи!

– Там это… на Финке… на южной стороне… в воде голову нашли! – выпалил Семен Железнов.

– Голову? Какую еще голову?! – взъярился Жилин.

– Ту самую голову, судмедэксперты говорят, что голова как раз отлично подходит к нашему «чурбанчику»! – глухим голосом ответил Железнов.

Казимир Евграфьевич подскочил со стула и вцепился в свою собственную голову – страшная мозаика начала складываться!

– Итак, мил человек, рассказывайте. Я вас внимательно слушаю, – усадив пациента в удобное кресло, а сам расположившись рядом, попросил доктор Иван Данилович Ефимов.

– А что рассказывать-то? – набычившись, уставился исподлобья на эскулапа Игнатий Семибогатов.

– Рассказывайте с самого начала, что вы делали на Обводном канале?

– Я шел по своим делам: Люсенька, жена моя, просила сегодня зайти к модистке, оплатить материал на какую-то там тряпку модную. Не помню я, что конкретно, – устало потер виски Игнатий. – Но я немного заплутал, ту часть города я совсем не знаю, какие-то закоулки, переулки, черт ногу сломит.

– Нет, про черта тут не надо, – неопределенно покачал головой доктор. – А далее что?

– А далее… – Игнатий Степанович задумался, внимательно разглядывая цветной ковер на полу в кабинете доктора. – А далее… я не помню, – наконец ответил он, пожав плечами.

– Совсем ничего не помните? – обнадеживающе обратился к нему Иван Данилович.

– Помню, что оказался на мосту… Ну, на Боровском мосту, мне потом милиционеры объяснили, как он называется. Потом у меня сразу голова заболела, такой, знаете, шум в ушах… – принялся припоминать Семибогатов.

– А раньше у вас так же голова болела? Вы наблюдаетесь у другого доктора?

– Нет, со здоровьем, тьфу-тьфу, не было ранее проблем, – отрицательно замотал головой Игнатий Степанович.

– А сейчас как вы себя чувствуете? Что-то болит? – Доктор Ефимов подошел к пациенту, принялся проверять его пульс и заглядывать в глаза.

– Да нет, сейчас все нормально.

– Хорошо, вспоминайте далее – у вас заболела голова, шум в ушах. Я вас внимательно слушаю.

Семибогатов поерзал на месте, побледнел, снова отрицательно покачал головой.

– Больше ничего не помню! Точно, не помню! – с вымученной улыбкой ответил он.

Доктор встал с места и принялся ходить кругами по кабинету, сложив пухленькие ручки за спиной.

– Вы сейчас меня обманываете, Игнатий Степанович, – не поворачиваясь к пациенту, сообщил он.

При этих словах Семибогатов снова мертвенно побледнел.

– Если вы не сказали всей правды милиционерам, это не значит, что вы должны обманывать и меня здесь.

– Я не понимаю, о чем вы… – еле слышным голосом залепетал Игнатий Степанович. – Вы знаете, кто я? Да я…

Иван Данилович снова сел на свое место и принялся внимательно разглядывать пациента, он долго молча смотрел на него, Семибогатов прятал глаза и ерзал на месте. Наконец доктор тяжело вздохнул и продолжил:

– Я прекрасно знаю, кто вы такой, Игнатий Степанович. Мне уже об этом сообщили. Хорошо, давайте сделаем так, я не буду вас пытать – если вы ничего не помните, если у вас провалы в памяти, то придется положить вас в наше психиатрическое отделение, полежите пару неделек, попьете таблеточки, поделаем вам укольчики, – спокойно ответил он.

– А без этого никак? – вспыхнули щеки у Семибогатова.

– Без этого никак, придется еще на вашу работу сообщить, в ЦК партии. Я не могу скрывать от советского правительства, что в ЦК работает товарищ с провалами памяти, а вдруг вам хуже станет на работе? Нет, без уколов тут никак!

– Но я… Мне уже лучше, я хорошо себя чувствую! – подпрыгнул с места Игнатий Степанович.

– Присядьте, пожалуйста, не заставляйте меня принимать меры, – твердо заявил доктор.

Семибогатов снова плюхнулся на стул.

– Если вы сейчас хорошо себя чувствуете, это не значит, что завтра с вами приступ не случится. А шоковая терапия хорошо лечит подобные состояния. У нас в третьем психиатрическом отделении никто не жалуется, – сложил руки на животе доктор Ефимов.

Семибогатов вздохнул:

– Хорошо, я вас понял. Что вы хотите от меня?

– Только одно, чтобы вы рассказали мне правду! Что вы там увидели? В водах Обводного? Что вам говорили голоса в голове? – Доктор подался вперед.

– Если вам я скажу правду, меня действительно в психушку упрячете, – недовольно буркнул пациент Семибогатов.

– Во-первых, я и так практически знаю, о чем вы мне расскажете. – Доктор достал из ящика стола коричневую папку с бумагами. – Вот, здесь свидетельства всех выловленных из Обводного самоубийц. Тех, кому повезло. И кто выжил, увидев бездну. Ваш рассказ будет одним из десятка.

Лицо Игнатия Степановича вытянулось.

– Да-да, и про бездну, и про зеленый туман, и про русалок я уже слышал не раз.

Семибогатов сглотнул, а потом тихо спросил:

– Если я вам расскажу правду, вы на работу сообщать не будете? Меня из партии не попрут?

– Если вы расскажете мне правду, которую я и так приблизительно знаю, ваши бумаги будут в этой папочке. Я вам выпишу обезболивающее для головы, и придется вам в течение недели походить ко мне на прием – для разговоров. Новый метод психиатрии – австрийский психоанализ, – блеснул очками доктор Ефимов.

Семибогатов кивнул.

– И, самое главное, никогда больше не приближайтесь к набережной Обводного канала, особенно в вечернее время.

Семибогатов снова кивнул.

– Итак, что вы там увидели? На дне бездны?

После слов Арины Витальевны в кабинете повисла тишина. Сыщик Свистунов перестал разглядывать драгоценную старинную брошь и впервые с удивлением, но больше с еле скрываемым раздражением впился глазами в новоприобретенных клиенток.

– Попрошу вас изъясниться, дамы. Какая еще каторга? За какие такие преступления вам каторга светит, уважаемая… мм… Анфиса… не знаю, как по батюшке… – потер усы Аристарх Венедиктович.

– Анфиса Семеновна Савицкая, – не поднимая глаз, ответила девушка, шмыгнув носом, – и Арина Витальевна Калашникова, это моя подруга, – кивнула она на высокую даму, – она вам правду сказала, мне в скором будущем грозит каторга. Но я мужа не убивала, Христом Богом молю, – опять начала она, но Свистунов довольно грубо ее перебил:

– Так, это я уже слышал. Если хотите, чтобы я вам помог, то с самого начала, не рыдая, не воя, не валяясь в ногах, все мне нормально расскажите. – При этих словах он обращался больше к Арине Витальевне, видя в ней более адекватного персонажа. – И вообще, если вас ждет суд, то советую за эти деньги лучше нанять хорошего адвоката, я вам могу посоветовать…

Арина Калашникова резко поднялась с кресла:

– Вот, и я ей то же самое говорю. Адвокат этой дурочке нужен, а она вбила себе в голову, что если вы найдете настоящего преступника, то с нее все обвинения снимут. Про вас в городе много хорошего говорят, вот мы к вам и пришли, – зачастила она.

Савицкая только кивала со своего места, печально размазывая слезы по щекам.

– Так, понятно. Давайте с самого начала – кто у вас муж, когда и как его убили и почему обвиняют в его гибели Анфису Семеновну? – важно подбоченившись, спросил Свистунов.

Арина кивнула, полезла в сумочку и вытащила на свет газетный листок с обведенной красным карандашом статьей.

– Вот, почитайте, полюбуйтесь! – положила она газету перед Свистуновым.

Тот снова солидно кивнул, нацепил на нос круглые очки для чтения и углубился в статью.

– Так-с… «Петербургский листок»… Занятно… весьма занятно… мммм… чурбанчик… Однако ж… А вот и продолжение статьи… Еще найдены голова и отрубленные ступни ног… В разных частях Обводного канала… Занятно…

Прочитав газетную заметку, Аристарх Венедиктович медленно и вальяжно принялся постукивать карандашом по столешнице, дамы сидели молча на своих местах. Наконец-то он оторвался от своих размышлений и обратился к Анфисе Семеновне:

– Я так понимаю, что найденные в Обводном канале фрагменты тела принадлежат вашему супругу? Как его звали?

– Остап, – прошептала онемевшими губами Анфиса. – Остап Савицкий, мы проживали на набережной Обводного канала, в девяносто первом доме, там у нас комнатка есть, с детками маленькими живем… жили то есть…

– Когда вы видели своего мужа в последний раз живым? И расскажите о ваших с ним отношениях!

– Отношения, если честно, у нас были не очень. – Анфиса Семеновна задрала рукав тулупчика и показала череду синяков на руке. – Муж был очень груб, вспыльчив, мог и приложить меня. Хотя, знаете, когда мы только познакомились, то был очень хороший, добрый, а потом резко изменился, стал к бутылке прикладываться и меня обижать!

– Говори правду, Анфиса, как на исповеди, – влезла в разговор Арина Калашникова. – Дурак он был, тупица и пьяница буйный. Постоянно и Фиску избивал, и деток, никакой управы на него не было. Один раз по пьяни чуть не зашиб девоньку их, Марфу годовалую, так кнутом отходил, Фиска вон тоже на коленях стояла, дитятко защищала. Дрянь был, а не человек. Остап этот пройдоха, – в сердцах сплюнула она.

Анфиса молча сидела, боясь поднять глаза на сыщика.

– Так зачем же вы за него пошли, если он такой буйный был? Почему не ушли от него? – от души удивился Аристарх Венедиктович.

Анфиса изумленно уставилась на него, Калашникова громко расхохоталась, а Глафира, подслушивающая у двери, схватилась за голову: какой же дурак иногда у нее бывает хозяин!

Отсмеявшись, Арина ответила:

– Вы изволите шутить? Куда ж она уйдет-то, кто ее отпустит? Вы что, не знаете, как простые русские бабы у нас живут? От постылого мужа, который и пьет, и бьет, есть только одна дорога!

– Куда? – снова глупо переспросил Свистунов.

– На кладбище одна дорога, – грубо ответила Арина Витальевна. – Или, если повезет, то можно вдовой стать. Так Остап, чтоб его черти там жарили, и с того света Фиске житья не дает! Тоже жизнь портит!

– Как это?

– А вот как! Анфису за убийство посадить могут!

– Это не я, не я! – затряслась на своем месте Анфиса.

– Так, опять мочало – начинай с начала! Как ваш Остап оказался в Обводном канале, кто его разрубил на куски и почему Анфису Семеновну подозревают? Я опять ничего не понимаю, – жалобно протянул сыщик Свистунов.

– Остап две недели дома не появлялся, в первых числах октября ушел в трактир на Можайке, а оттуда не вернулся. Места у нас на Обводке лихие, страшные люди живут, за полушку убить могут. Думали, подрался с кем или, может, в арестантской пьяный сидит, – принялась объяснять Арина.

– А потом бабы начали шушукаться, что в Канаве труп выловили без головы, а потом голову на Финском заливе, на Финке, нашли. Ну, что в Обуховской больнице, в покойницкой, опознание проводят, может, кто своего пропавшего найдет. Я боялася одна идти, мы с Аринкой в Обуховскую пошли. Я мертвецов страх как боюся. А тут, смотрю, это Остапка мой, точно, лежит, и шрам на ноге левой, и морда тоже его, хотя такая образина стала… – в слезах уточнила Анфиса.

– То есть вы этот труп, «чурбанчик», опознали? – переспросил Аристарх Венедиктович.

– Опознала, дохументы все подписала, что надо было, в сыскной меня долго спрашивали, что да как. Как на духу все рассказала, и про трактир, и про Можайку, и что товарищ у него там был, Степка Коновал с Ямской улицы, что он с ним по трактирам ходил, пьянствовал.

– А дальше что было?

– А дальше – пару дней назад к Анфисе домой с обыском нагрянули, весь дом перевернули, деток напугали, – ответила за подругу Арина.

– А что искали? Не сказали?

– Сказать не сказали, но, судя по тому, как полы и половики рассматривали, то искали, скорее всего, пятна крови. Может, думали, что убивали и расчленяли Остапку в квартире? Вот страх какой. – Арина Витальевна торопливо перекрестилась.

– Нашли чего? – Аристарх Венедиктович записывал информацию в свой блокнот.

– Чаво нашли – не сказали! – со своего места сказала Анфиса.

– Ну, так чего вам бояться каторги? – удивился Аристарх Венедиктович. – Если вы мужа не убивали, а при обыске ничего компрометирующего вас не найдено, то опасаться вам нечего! Или вы мне не все еще рассказали?

– Не совсем все! – побледнела Анфиса. – Есть юбка.

– Какая юбка?

– Моя юбка! – выкрикнула Анфиса.

– Что с ней, с юбкой? – Свистунов закатил глаза. Как же тяжело с бабами разговаривать!

– Давайте я объясню. Темно-синяя старая юбка, она принадлежала Анфисе, долго ее носила. Весь район видел.

– И что с юбкой-то наконец? – взъярился Аристарх Венедиктович и даже вытер пот со лба. Они что, издеваются над ним?

– В эту юбку, точнее в то, что от нее осталось, было завернуто туловище Остапа! – наконец-то объяснила Арина.

В кабинете наступила тишина, было слышно тяжелое дыхание и лязганье зубов Анфисы.

– То есть вы хотите сказать, что против Анфисы Семеновны есть главная улика – тело было завернуто в предмет ее гардероба. Я правильно вас понял? – переспросил Свистунов, снова вытирая пот со лба.

Обе дамы синхронно кивнули.

– Эту юбку мне при обыске показывали, спрашивали, видела ли я эту вещь раньше! На юбку она уже не похожа, так… кусок грязно-синей тряпки, – ответила Анфиса.

– И что вы им ответили?

– Я испугалась, – Анфиса закрыла глаза руками, – я сразу узнала, что это такое. Но я так испугалась, что побледнела сильно, это заметили следователи, но я твердо сказала, что я не знаю, что это за тряпка, я никогда раньше ее не видела.

– То есть вы обманули сыскных людей? – уточнил Свистунов.

Анфиса обреченно кивнула.

– Я испугалась.

– Так, ну это тоже ничего страшного. В крайнем случае на суде вы можете сказать, что действительно юбку не узнали, мало ли какие тряпки вам подсовывают. Тело находилось в воде достаточно долго, все тряпки выцвели. Вы вполне могли и не узнать ее, – радостно сообщил Аристарх Венедиктович.

Анфиса печально кивнула и снова заерзала на кресле.

– Есть что-то еще? – сурово сдвинул сыщик брови.

Девушка вяло кивнула.

– Ну что еще? Почему вы нормально рассказать не можете? – взмолился Свистунов. – Что еще у вас нашли?

– Не у нас нашли, – тихо ответила девушка.

– Что еще?

– Топор, – резко ответила Арина Витальевна. – В конце сентября, за две недели до исчезновения Остапа, женщина, очень похожая на Фиску, покупала новый топор в скобяной лавке на соседней улице.

– Что значит очень похожая?

– Я точно не покупала, клянусь, мне топор не нужен. Но, по описаниям, на женщине был мой платок, мой тулуп. Следователь мне не верит, сказал мне из дома никуда не уезжать, все равно найдут. Сейчас они разыскивают топор – орудие преступления, – а потом меня сразу же арестуют, и я на каторгу пойду! – зарыдала девушка, а Глафира снова заметила, какая же она была бы красавица, если бы приодеть ее иначе.

– Тсс… товарищ, – поманила милиционера пальцем медсестра Любочка. – А правда, что этот… ну, тот, кого вы притащили, тоже того?

– В смысле, того? – тупо переспросил младший сержант.

– В смысле чокнутый. Наш пациент, – Люба кивнула головой на вывеску психиатрического отделения. – Здесь нормальных и нет почти. А тем более с Обводного нормальных не привозят.

– Почему это с Обводного нормальных не привозят? – снова глупейший вопрос от Ильина.

Любочка скривилась, поправила идеальную челку и, наклонившись к младшему сержанту, прошептала:

– Доктор Ефимов собирает данные на всех самоубийц с Обводного.

– И что? – Ильин сам себе поражался глупостью вопросов.

Любочка покачала головой и так же тихо ответила:

– Все чудом выжившие с Обводного говорят одно и то же!

– Ты опять про зеленый туман и русалок? – прыснул от смеха Саша, хотя сам, вспомнив про зеленый туман, про себя перекрестился. Не вживую же это делать – милиционеру и комсомольцу креститься? – Тьфу ты, глупость какая! Ты сама, может, того самого? – Закатил глаза к вывеске психиатрического отделения Саша, перейдя с симпатичной сестричкой на «ты».

– А вот и не того, – обиженно поджала губы девушка. – Ты с мое тут поработай, а потом кривиться будешь! Всех, кого опрашивал доктор Иван Данилович, рассказывают, что шли – как будто нечистая сила в них вселялась, что клубился зеленый туман над водой, а из воды или красивые девушки с зеленой кожей манили, или грозный старик с зеленоватой бородой тащил их вниз. И противиться этому наваждению было невозможно! – шепотом делилась сплетнями медсестра.

– Да чушь все это и враки, – поежившись, ответил Саша, хотя перед глазами стояло воспоминание о том тумане, который он видел своими собственными глазами.

– А вот и не враки, ты знаешь, сколько человек утонуло на этом месте в этом, двадцать третьем году? – серьезно спросила девушка.

Саша вспомнил слова капитана Спицына.

– По официальным данным, более семидесяти человек, – медленно протянул он.

– Вот именно, что по официальным данным, – закивала Люба. – А по неофициальным счет уже пошел на сотню с лишним!

– Да ну, да ты что! – опешил от такого заявления Ильин.

– А почему тогда вас, милицию, поставили дежурить на этом опасном участке? Ну, от Боровского-Андреевского моста до акведука? А? Я знаю, что там дежурства, и особенно ночные. Нет разве? – прищурившись, спросила Люба.

Младший сержант неуверенно кивнул.

– Но даже если и есть дежурства, это еще не значит, что убивцев русалки на дно утаскивают или этот… как его… водяной… – попытался захихикать парень, но это ему не удалось.

Люба посмотрела на младшего сержанта с неодобрением.

– Нет, это не водяной, точно. Это что-то другое, гораздо хуже.

– Казимир Евграфьевич, да она это, жинка его убила – точно я вам говорю, – капитан Железнов нетерпеливо прохаживался по кабинету начальника. – Анфиса Савицкая, урожденная Анфиса Марейко, она убила и расчленила на части своего супруга Остапа Савицкого, мелкого продавца упряжью.

Казимир Евграфьевич курил трубку и смотрел в грязное замызганное окно.

– Не очень похожа она на убийцу, Сема.

– Похожа-похожа. Развод по-русски называется: чтобы избавиться от детины, который постоянно пил, бил ее и детей, бабы и не на такое пойдут. Все свидетели говорят, как худо Остап обращался с женой. Такой дрянной человек он был, пробы негде ставить на нем. Сам бы подох где-нибудь в глухом переулке скоро, а тут Савицкая грех на душу взяла, сама по этапу пойдет, – объяснял капитан.

– Семен Гаврилович, я много видел убийц на своем веку, в том числе и женского полу. Преступление всегда оставляет отпечаток на челе, а Анфиса эта на светлого ангела похожа, а не на душегубку, – покачал головой ротмистр.

– И ангелы убивают, если им крылышки подрежут, – заявил Железнов. – Про юбку-то она нам соврала, мычит, что никогда ее в глаза не видела, а рядом доча ее ходит пятилетняя – в платьице, сделанном из точно такого же материала. Видать, когда юбку себе шила, и девочке платье сварганила, а тут бледная, вся трясется, но будто ничего не знает. Врет в глаза нам!

– Да, юбку эту на ней соседи видели, я читал твой рапорт. А топор где? Нашли орудие преступления?

– Да как найдешь-то? Он тоже, скорее всего, на дне Канавы покоится и не всплывет никогда. Концы в воду, как говорится, – почесал заросший щетиной подбородок Железнов. – Даже если докажем, что это она топор покупала, это ни о чем не говорит. Мало ли для какой цели бабе топор нужен – дрова рубить, октябрь на дворе же, – зябко поежился капитан. – Только и тут она отнекивается, не покупала, не была, не знаю, топора у нас дома нет. Только, кажись, опять Савицкая нам врет.

– А продавец скобяной лавки опознать Савицкую может? Как там его?

– Боголюбов Иван Иванович, – заглянул в свои документы Семен Гаврилович. – Ничего он не может, покупательница была в темном платке, заходила вечером, керосиновая лампа горела тускло. Лица дамы он не разглядел, но платок и тулупчик, по описаниям, на Савицкой вещи похожи.

– Негусто, с этим в суд не пойдешь, – забарабанил пальцами по столу ротмистр. – С Савицкой глаз не спускать, может уехать далеко, потом не достанем. А найди ты мне мясников с рынка, пусть посмотрят на останки Остапа, может, мясник орудовал, и спроси у них – такие удары могла хрупкая девушка учинить? У Анфисы Савицкой сколько живого веса? Она и курицу не прирежет! А тут мужик здоровый!

Семен Гаврилович важно кивнул.

– Все, идите работайте. Обо всех подробностях дела докладывать лично мне!

Капитан встал со стула.

– И еще постоянно проверяйте Обводный канал, чтобы там еще, не дай бог, никакой новый «чурбанчик» не всплыл.

Через полчаса из кабинета Ефимова вышли бледный и шатающийся Игнатий Семибогатов и довольно улыбающийся доктор Иван Данилович.

– Любочка, поставь, пожалуйста, печать на этом рецепте, – обратился психиатр к медсестре, мило беседующей с симпатичным милиционером, до сих пор не покинувшим стены негостеприимной больницы.

Любочка с улыбкой кивнула, передала бумаги пациенту.

– Игнатий Степанович, а мы с вами договорились? Я буду ждать вас в понедельник. Если будут какие-то боли, шумы в голове, странные сны или еще что подобное, сразу же звоните мне в любое время дня и ночи, – обратился Ефимов к пациенту.

Тот вымученно вздохнул, накинул плащ и наконец-то покинул больницу.

– Вы отпустили его, Иван Данилович? – тихонько поинтересовалась Люба.

– Конечно, отпустил. В психологическом плане Семибогатов здоров, ну, практически, конечно, здоров, нервы у него расшатаны. Но при сегодняшних обстоятельствах это неудивительно. Я провел все необходимые тесты, он не опасен для общества. Еще недельку за ним понаблюдаю, но делать ему в нашем отделении точно нечего, – ответил доктор.