– Хм, – наконец произнесла Скади и продолжила помешивать варево, но выражение её лица подсказывало, что думает она совсем не о супе. – Но ты должна уметь хоть что-то, если называешь себя ведьмой. Например, некоторые ведьмы, о которых я слышала, могут творить сейд. Как Фрейя. Ты это умеешь?
– Ты знаешь о Фрейе? – осторожно спросила Ангербода.
– Слышала разговоры. Пока торгуешь, можно многое услышать. Ты знаешь про войну? – уточнила Скади, ошибочно приняв отстранённое выражение лица собеседницы за замешательство. – Между асами и ванами?
Колдунья кивнула. В один из своих визитов Локи рассказал ей о том, что произошло после её бегства из Асгарда.
– Я знаю о войне, – сказала она, – но едва ли в подробностях. На самом деле я слышала, что войны и не случилось: её только объявили, а затем сразу перемирие. Только как же им удалось его заключить?
– Они обменялись заложниками, – объяснила Охотница. – Ньёрд из ванов, его сын и дочь, Фрейр и Фрейя, в обмен на двух асов, одним из которых был Мимир.
Брови Ангербоды взлетели вверх, как только прозвучало ещё одно знакомое имя.
– Мимир? Самый ценный советник Одина? Эти заложники из ванов, должно быть, действительно важны, раз он согласился на такую утрату.
– О, не волнуйся, – мрачно сказала Скади. – Асы редко играют по правилам. В конце концов Один вернул его – по крайней мере, его голову…
Ведьма вздрогнула.
– И всё же… Даже для того, чтобы вначале согласиться на такую сделку… Кто эти ваны? Что в них особенного?
– Ньёрд – какой-то морской бог, но его дочь, Фрейя, якобы самая прекрасная из женщин, и говорят, что именно она научила самого Одина сейду.
– Да неужели?
«Вот и хорошо, пусть говорят, – подумала Ангербода. – Скоро никто и не вспомнит о трижды сожжённой ведьме, и меня оставят в покое».
– Да, – продолжала ётунша, – и теперь Фрейя живет среди асов. Я слышала, что у неё есть свой чертог и всё такое.
Колдунья поёрзала и ещё плотнее закуталась в плащ. Фрейя – до войны она была совсем молоденькой – одна из первых в Ванахейме стала уговаривать Гулльвейг научить её сейду, и это так хорошо отложилось в памяти потому, что девушка была изумительно красива и необычайно убедительна. Лица её и Одина были единственными, что Ангербода отчётливо помнила с тех времен, когда была Гулль- вейг.
– Так что, ты умеешь делать то же, что и Фрейя? – спросила её Скади.
– И да и нет, – медленно произнесла женщина, надеясь увести разговор от сейда. – Но у меня есть и другие полезные способности.
Охотница, казалось, задумалась. Она наполнила тушёным мясом маленькую деревянную миску, которая была у неё с собой, и передала её Ангербоде, а сама принялась есть прямо из котелка.
– Я пытаюсь придумать, как тебе помочь, – наконец произнесла Скади. – Потому что мне хочется тебе помочь. Но я человек торговый и знаю толк лишь в деловых сделках. Так вот, природа сделок такова: нужно предложить что-то в обмен на что-то другое. Отсюда и вопрос: что же ты можешь предложить?
Ангербода замолчала, задумавшись. Что ещё она умела, кроме сейда? Почти ничего ей не вспоминалось из своего прошлого… кроме её магии. Это было такой же её неотделимой сутью, как сама душа, и столь же ясно стояло в её памяти, как утренний завтрак.
– Я умею варить зелья, – ответила она наконец. – Хотя под рукой у меня сейчас нет нужных ингреди-ентов.
Она указала на голые деревья, плотно обступавшие их:
– Здесь просто не с чем работать.
Скади улыбнулась.
– У одной из моих родственниц славный сад. Я могла бы обменять пойманную дичь на любые растения, какие ты пожелаешь. А потом я могла бы отдать тебе эти растения в обмен на зелья, которые, в свою очередь, смогу обменять на всё остальное, что тебе понадобится… за долю, конечно.
– Само собой, – согласно отозвалась Ангербода, благодарная великанше уже за то, что она с самого начала миролюбиво подошла к самой идее. – В конце концов, большую часть работы будешь делать ты, так что можешь брать себе любую часть со всех сделок – мне же нужно совсем немного.
Она помолчала и добавила:
– Хотя мне хотелось бы полюбопытствовать, какая тебе выгода со всего этого. Я ведь живу так далеко от любых торговых путей. Да и вообще от путей, если уж на то пошло.
Охотница пожала плечами.
– Тут ты права. Но в конечном счете всё сводится к тому, насколько хороши твои зелья. Если они стоят того, я смогу за них много выручить, тогда поездки к тебе будут окупать стоимость моего времени. Какие снадобья ты можешь приготовить?
– Для начала целебные мази. И амулеты для лечения болезней, – сказала Ангербода и сделала глоток из миски с рагу. Еда была восхитительной, особенно учитывая, что ведьма довольно долго перебивалась костлявыми кроликами, обугленными на прутиках над её печью. – И ещё зелья, чтобы утолять голод, такие особенно полезны зимой.
Её слова произвели впечатление на Скади.
– За такие снадобья можно выручить кругленькую сумму. Конечно, если они действуют.
– Поверь мне, – сказала Ангербода с намёком на улыбку, – они прекрасно действуют.
Как оказалось, ведьма была права: Скади торговала её зельями в Ётунхейме и за его пределами и выручала за них так много, что теперь частенько наведывалась в пещеру Ангербоды с предметами домашнего обихода – ножами, ложками, постельным бельём, шерстяными тканями, котелком, топором для дров – и дичью, которую либо ловила сама, либо выменивала. Их сотрудничество выглядело так: Охотница привозила крупные деревянные ящики, заставленные маленькими глиняными горшочками, закрытыми крышками и со всех сторон обёрнутыми нечёсаной шерстью, чтобы они не разбились при транспортировке. Ангербода же наполняла горшки своими зельями и возвращала их Скади, которая взамен привозила ей новый ящик пустых горшков.
Некоторые вещи, которые приносила Охотница, дали ведьме повод думать, что её зелья снискали славу и за пределами Ётунхейма. Скади объяснила, что у неё есть несколько знакомых, которые торгуют с гномами в Нидавеллире, с тёмными альвами в Свартальвхейме и даже с людьми в Мидгарде. О каких-то товарах из Мидгарда Ангербода никогда раньше даже не слыхала: например, о прекрасных тканях из этих земель.
– Это называется «шёлк», – сообщила ётунша, привезя с собой один особенно восхитительный отрез блестящей материи. – Люди пересекают огромные океаны на своих длинных кораблях, чтобы заполучить его, так что эта ткань прошла довольно долгий путь.
– Зачем мне подобная роскошь, – вздохнула Ангербода, с благоговением проводя пальцами по гладкой поверхности шёлка. Закончилось тем, что она вернула его Скади в обмен на нечто гораздо более ценное для неё: маленький кувшин вкуснейшего меда, который Ангербода когда-либо пробовала и над которым она теперь тряслась от жадности, как дракон над златом.
Вдобавок ко всему прочему, Охотница научила новую подругу правильно расставлять силки, чтобы ловить свежую дичь, а однажды начала привозить с высокогорья брёвна на своих санях и складывать их возле пещеры Ангербоды. Когда груда брёвен стала довольно большой, ётунша объявила, что пора обзавестись мебелью.
– Но… я не умею сколачивать мебель, – запинаясь, проговорила Ангербода. Уверена, что смогла бы придумать, как наколдовать что-нибудь из досок и брусков, но вряд ли результат порадовал бы глаз.
– Я тебе покажу. У меня есть инструменты, – сказала Скади и достала их из мешка. – Поверь, мы, женщины с гор, умеем всё.
И великанша соорудила для неё стол, две скамьи и каркас кровати, которую затем приставили к стене и застелили одеялами и мехами поверх двух полос льна, сшитых Ангербодой и набитых соломой вместо матраса. Через некоторое время Скади смастерила для неё ещё один столик поменьше и шкафчик для зелий, но лучшим было последнее творение Охотницы: добротное кресло, чтобы отдыхать у огня. Ангербода украсила его узорчатой резьбой и завитушками и накрыла сиденье пушистыми шкурами для удобства и мягкости.
Ётунша также привезла свечи, чтобы осветить тёмное пристанище Ангербоды – особенно её рабочий стол: он находился у стены, так что, смешивая зелья, ведьме приходилось стоять спиной к очагу в центре помещения. Свечи подоспели как нельзя кстати, ведь близились долгие зимние ночи. Раньше Ангербода обычно проводила их съёжившись в задней части пещеры, держась на одном из зелий для утоления голода, которые она на скорую руку готовила из тех травок, что смогла найти в Железном Лесу. Эти снадобья действовали достаточно хорошо, но вкусом не блистали— в их составе всегда чего-то недоставало.
Но теперь у неё была Скади, которая доставляла необходимые растения, чтобы улучшить вкус отваров, да и ей больше не нужно было утолять голод своими же зельями; благодаря Охотнице у неё теперь всегда был запас сушёного мяса и несколько дойных коз. Козы во время перегона к пещере неплохо откормились, за что Ангербода была особенно признательна, так как в её удалённой от мира части леса и предгорьях было мало травы, на которой они могли бы пастись.
– Может быть, в этом году всё станет по-другому, – надеялась Ангербода. – С каждой весной Железный Лес выглядит немного более зелёным. Но, возможно, мне это просто кажется.
Локи по-прежнему заходил к ней в гости на досуге. Ей было приятно его общество, а потому вполне устраивали его визиты, но порой его было слишком много. Тишина и покой являлись единственными компаньонами, которым она могла доверять; Локи же не интересовали ни тишина, ни покой, да и сам он не казался таким уж надёжным. Одним из его любимых развлечений было жаловаться на то, какой неинтересной она стала с тех пор, как перестала быть Гулльвейг.
Однако он был слегка озадачен, когда однажды вошёл в пещеру и обнаружил, что та полностью обставлена. Ангербода наслаждалась его удивлённым выражением лица, пока гость всё осматривал.
– Ты как раз к ужину, – сообщила она, помешивая тушёное мясо в котелке над очагом.
– У тебя теперь и стол имеется? – воскликнул Локи. – А ты действительно умеешь устроиться в жизни, да? Кстати, откуда у тебя всё это? Даже дверь есть! Я думал, ты никогда не поставишь её.
Колдунья пожала плечами. Ей не хотелось, чтобы вход в её жилище был слишком заметен со стороны – сейчас всё это выглядело как груда замшелых валунов у подножья горы, и лишь дымок поднимался из невидимой глазу расщелины над очагом. Но она всё же решила, что хоть какая-то дверь необходима, так что Скади сколотила что-то вроде деревянного щита, чтобы прикрыть вход.
Ангербода старалась особо не задумываться на тему древних железных петель, которые они обнаружили прикреплёнными к стене у входа, когда измеряли дверной проём. Скади, казалось, и сама была взволнована находкой, но ничего не сказала, кроме того, что считает петли рабочими, прежде чем прикрепить к ним новую дверь.
– Мне удалось кое-что выменять, – ответила наконец женщина. – Зелья в обмен на вещи. Это довольно выгодно.
– Выменять у кого? – спросил Локи, изогнув бровь. – Только не говори мне, что у тебя теперь есть и другие друзья. Я потрясён.
– Так и было задумано.
– Ну а в остальном как жизнь? – Мужчина потыкал пальцем в кролика, свисавшего с потолка. – Скучаешь? Занята по горло?
– Вроде того.
– Вижу, у тебя теперь и огород есть, – сказал он, ухмыляясь.
– Да, – ответила ведьма с улыбкой, не обращая внимания на его снисходительный тон.
В начале этого года Скади принесла ей семена, садовые инструменты и даже простую соломенную шляпу с широкими полями, и Ангербода принялась за работу. Она весьма гордилась своим огородом – на нём вырастало ровно столько свежих корнеплодов, капусты и трав для специй, сколько ей требовалось.
– Как чудесно по-домашнему, – сухо заметил Локи. – Что готовишь?
– Рагу из кролика.
– Ты когда-нибудь ешь хоть что-нибудь, кроме кролика?
– Если не хочешь моего рагу, можешь отправляться восвояси.
– А ведь когда-то ты была могущественной ведьмой, которая занималась захватывающими делами.
– Я по-прежнему могущественная ведьма, о чём тебе лучше не забывать. – Она разлила похлёбку по тарелкам и передала одну ему, когда они сели за новый стол друг против друга. – Как поживают боги?
Мужчина болтал и болтал, останавливаясь только для того, чтобы поесть. И, слушая его, Ангербода старалась не задумываться о горечи, проступающей в его голосе, когда он повествовал ей об Асгарде.
Однажды дождливой ночью, вскоре после этого, ведьма сидела в кресле у огня, когда промокший и спотыкающийся Локи появился у входа в её пещеру. Повернувшись к ней спиной, гость закрыл за собой дверь, его плечи поникли, и весь он дрожал. Капюшон был поднят, закрывая лицо.
– Локи? – нерешительно спросила она, вставая. – Что привело тебя сюда так поздно?
Он подошёл и опустился на скамью, положив голову на стол. Его дыхание было прерывистым и тяжёлым, а кулаки сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели.
Встревоженная Ангербода подошла и села рядом на скамью, осторожно положив руку ему на плечо. Он дернулся и чуть приподнял голову, открывая вид на небольшую лужицу крови, уже успевшую натечь на стол. Женщина побледнела и хотела было откинуть его капюшон, но Локи вновь опустил голову на руки и больше не шевелился.
– Что ты натворил? – спросила она.
– Ничего, – ответил он приглушённым и странным голосом. – Почему ты считаешь, что я что-то натворил?
– Потому что ты всё время только этим и занимаешься. Насколько я смогла тебя узнать, ты не можешь удержать язык за зубами, даже чтобы спасти свою собственную жизнь. – Она нахмурилась ещё сильнее, заметив кровь на его предплечье. – Что произо- шло?
– Ничего.
Она снова положила руку ему на плечо:
– Позволь мне взглянуть на твоё лицо.
– Нет. – Локи сел ровнее, но его лицо всё ещё было скрыто капюшоном, и в этот момент Ангербода увидел, что его накидка впереди пропиталась кровью. – Оставь меня.
– Ты бы и не кинулся ко мне в такую даль, если бы хотел, чтобы я тебя не трогала.
– Мне больше некуда было идти, – сказал он очень тихо.
Ангербода сбросила с его головы капюшон, но мужчина отвернулся. Почувствовав, как его плечо лихорадочно задрожало под её рукой, она придвинулась ближе и произнесла:
– Я не смогу помочь, пока ты не покажешь мне.
Наконец он повернулся к ней так, чтобы она смогла увидеть, откуда идёт кровь. Его рот представлял собой искорёженное месиво – его грубо зашили неровными стежками, используя толстый шнур. Локи разорвал ногтями примерно половину шва, и окровавленная бечёвка свисала с одной стороны.
У неё перехватило дыхание, когда она посмотрела сначала на раны, а затем в его зелёные глаза, налитые кровью и остекленевшие, беспомощно взирающие на неё в ответ.
Не произнося ни слова, Ангербода вытащила из толстых кожаных ножен на поясе недавний подарок Скади – изящный кинжал с рукояткой из оленьего рога – и вспорола стежки так близко к его коже, как только могла. Локи вздрогнул от прикосновения, и его глаза наполнились слезами, когда её ловкие пальцы начали осторожно вытаскивать остатки бечёвки, но он не произнёс ни слова. Завершив, она прижала к его рту сухую ткань, чтобы остановить кровотечение, и сказала, что скоро вернётся. Мужчина посмотрел мимо неё мутным взглядом и кивнул.
Дождь немного утих. Она принесла две бадьи воды из ручья и перелила одну в котелок над огнём, а когда вода нагрелась, намочила чистый льняной лоскут и молча промокнула ему рот. На этот раз Локи даже не вздрогнул.
– Стоит спрашивать, почему они с тобой такое сотворили? – сказала она наконец. – Или что за неприятности ты причинил им, чтобы навлечь на себя подобное?
– Всего парочку выходок, но затем всё исправил, как обычно. А в процессе просто не смог удержать язык за зубами. – Он закатил глаза. – Всё как ты и сказала.
Она слабо улыбнулась, продолжая обтирать его губы.
– Подумать только. И какие же выходки были на этот раз?
– Ты знаешь Сиф, жену Тора? Так вот, в то время, когда он пировал с остальными богами, я пробрался в их покои и остриг её наголо, пока она спала. Она даже не шелохнулась. Но зато наутро весь Асгард слышал её вопли. Правда, потом весь Асгард слышал уже мои вопли, когда Тор гнался за мной и грозил переломать каждую косточку в моём теле, если я всё не исправлю.
Ангербода моргнула и жестом велела ему прижать ткань ко рту.
– А почему, собственно, ты с ней так поступил?
– Это была скорее шутка над Тором, чем над Сиф. Он так любил её волосы. – Локи пожал плечами, но в его голосе прозвучала странная боль, когда он добавил: – Я думал, будет забавно.
– Не понимаю твоего чувства юмора, – сухо произнесла Ангербода. Она пересекла пещеру по направлению к своему шкафчику с зельями и принялась готовить свежую целебную мазь. – И не только его. Что же случилось дальше?
– Я бился о заклад и проиграл. В поисках новых волос для Сиф я отправился к гномам и получил ещё два предмета, помимо волос. Потом я встретил других братьев-гномов и поспорил с ними, что они не смогут выковать такие же отличные вещи, как те, что у меня уже были. А потом боги признали лучшим второй набор предметов[1]. И если бы не мой изворотливый ум, не сносить бы мне сейчас головы.
– Почему?
– Потому что я бился о заклад на свою голову. Но про шею-то речи не было, понимаешь? Так что гномы решили вместо этого зашить мне рот шилом.
Колдунья быстро произнесла заклинание над мазью в крошечном глиняном горшочке, затем повернулась и искоса взглянула на него.
– Это было глупое пари, а результат его – ещё глупее.
– Не совсем. Теперь асы владеют прекрасными вещами, и всё благодаря мне.
– И что же это за прекрасные вещи?
– Ну, теперь у Тора есть молот с короткой ручкой, с которым можно делать что угодно, а у Сиф – настоящие золотые волосы. У Одина есть копьё, которое никогда не промахивается, и волшебное кольцо Драупнир, а у Фрейра – золотой кабан и корабль, который можно сложить и взять с собой и которому всегда дует попутный ветер.
– Действительно, отличные дары. Теперь можешь положить тряпку.
– Да, но, к сожалению, это не помешало Тору и Фрейру удерживать меня, пока гномы зашивали мне рот.
Когда Ангербода вернулась к нему и опустила палец в глиняный горшок с мазью, он посмотрел на неё с настороженностью ребёнка, которому предлагают съесть на обед что-то новое, а после того, как она намазала его губы зеленоватой массой, скорчил гримасу.
– И это ты продаёшь своей подруге Скади? Люди готовы обменивать на это свои товары?
– С мазью раны заживут быстрее, чем сами по себе. Но у тебя останутся шрамы, особенно с той стороны, где ты расцарапал себе лицо, как животное. И, кроме того, это снадобье свежее и более эффективное, потому что я приготовила его для твоих ран, так что оно исцелит всё быстрее, чем те зелья в горшочках, которые я передаю Скади на продажу.
– Ну уж теперь-то мне здорово полегчало.
– Естественно. Ты в хороших руках, уж поверь.
– Не нужно так скромничать.
Она закатила глаза:
– Я пытаюсь. Но получается редко.
– Так и знал, что знакомство с ведьмой однажды пригодится. Когда я смогу стереть это с лица?
– Когда кровь идти перестанет. – Ангербода размазала остатки содержимого горшочка вокруг его рта с большей силой, чем намеревалась, от чего он поморщился. – Немного благодарности бы не помешало.
– Благодарность? Ума не приложу, где её можно найти. Быть может, отдашь ещё немного этой вонючей гадости своей подруге Скади, глядишь, она в обмен и отыщет.
– Перестань шевелить губами, или ты сведёшь на нет все мои труды. – Она вздохнула, поставила глиняный горшок на стол и сложила руки на груди. – Чувствую, что мне не раз придётся вытаскивать тебя из неприятностей.
– Ты не вытаскиваешь меня из неприятностей. Ты меня латаешь. А из неприятностей я выпутался сам.
– И что же, интересно, труднее? – Ангербода взяла новый отрез ткани и промокнула капли свежей крови, которые выступили на его губах, просочившись сквозь слой мази. – Видишь? У тебя снова пошла кровь от того, что ты столько болтаешь. Вероятно, тебе какое-то время следует держать рот на замке и дать ранам затянуться.
Локи протянул руку, взял её за запястье и криво ухмыльнулся.
– Это вряд ли.
Эта улыбка, хоть и была окровавленной и искривлённой, заставила её замереть, задержав руку с тканью у уголка его рта.
– Спасибо, – произнёс он, полуприкрыв глаза, и выражение его лица неожиданно смягчилось.
Ведьма вздрогнула, отодвинулась от него и начала собирать все окровавленные и испачканные тряпки в одно из вёдер.
– Ты совершенно невыносимый человек, Локи Лаувейярсон.
Мужчина обиженно уточнил:
– Почему это?
Ангербода подняла ведро.
– Я пойду к ручью, постираю их. В другой кадке есть ещё вода, можешь привести себя в порядок.
– Я мог бы просто немного постоять под дождём и избавить себя от лишних хлопот.
Он стянул грязные кожаные ботинки и промокшие шерстяные носки и свалил их друг на друга у входа в пещеру.
– Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал, – ответила ведьма, поджав губы при мысли о засохшей грязи, которую ей придётся наутро выметать из пещеры.
Локи принялся разматывать длинные полосы ткани, которыми, как обычно у мужчин, были обмотаны его икры.
– Я действительно тебя раздражаю, да?
Ангербода проигнорировала его вопрос, отнесла ведро к выходу из пещеры и, нахмурившись, выглянула наружу. Дождь лил сильнее, чем раньше.
– Пожалуй, я не стану затевать стирку до утра.
Она обернулась, но сразу же отвела глаза, так как Локи как раз снял свою окровавленную тунику и теперь, держа её двумя пальцами, большим и указательным, макал во вторую бадью.
– Так ты её не отстираешь, – вздохнула женщина и, отставив ведро, поспешила забрать одежду, всё же бросив украдкой короткий взгляд на его довольно худощавый и не слишком мускулистый торс. Она приказала себе не разглядывать гостя слишком пристально и перенесла своё внимание на тунику: расстелила её на столе и начала тряпкой оттирать пятна крови.
– Мои штаны тоже грязные, – невинно произнёс Локи, потянувшись к завязкам на упомянутой одежде, но Ангербода подняла руку, чтобы остановить его:
– Не нужно снимать их прямо сейчас.
– Неужели ты хочешь, чтобы я запачкал твою постель?
– А при чём здесь моя постель?
– Я мог бы лечь спать в одном из твоих платьев. Мне по душе платья. Если только у тебя есть запасные, конечно. Потому что то, что на тебе сейчас, мне кажется довольно грязным. Ты в нем спишь?
Колдунья решила не развивать тему платья.
– Какое тебе дело до того, в чём я сплю? И не думаешь же ты всерьёз, будто сегодня спишь в моей кровати – это ведь моя кровать, да и всё остальное тоже.
– Тогда, полагаю, нам придётся спать в ней вместе, – пожал плечами Локи. К её огромному облегчению, он всё ещё оставался в брюках. – Я ранен и пересёк несколько миров, чтобы добраться сюда. Можешь хотя бы удобное место для сна мне выделить, Железная Ведьма Ангербода.
Женщина слегка улыбнулась: это прозвище прозвучало неплохо.
– Ты так назвал меня из-за того, где я живу?
– Нет, из-за твоего несгибаемого характера.
– Как это мило с твоей стороны. – Она закончила с его мокрой туникой и повесила её на спинку стула, чтобы подсушить. – Твои штаны не настолько грязные, чтобы их стирать, но я постараюсь убрать пятна. Для этого не требуется их снимать, вполне справлюсь и так.
– Прекрасно. – Он плюхнулся на кровать. – Я голоден.
– Так встань и возьми еды. Я что, твоя мамочка?
– Нет, и я благодарен за это. – Мужчина вытянулся на одеялах, заложил руки за голову и, согнув одно колено, закинул сверху другую ногу. – Если бы ты была моей матерью, у меня был бы такой же простоватый выговор, как у тебя. Нет, моя матушка была той ещё штучкой.
– Должно быть, это семейное, – сказала Ангербода, садясь рядом с ним, чтобы оттереть пятно крови со штанов. – Тогда почему ты используешь её имя в Асгарде? Почему бы тебе не представляться именем отца?
– Ну, она была больше похожа на асов, чем мой отец. Или, по крайней мере, мне так кажется. – Он нахмурился. – Я не уверен. Возможно, она была одной из них. А вот он точно был великаном. Уж это я помню.
Колдунья помолчала.
– Ты не знаешь точно?
Локи посмотрел на неё со странной серьёзностью. Лечебная мазь делала своё дело – было видно, как под зелёной массой начинают образовываться струпья.
– Я мало что помню о своей жизни до Асгарда. И не говори мне, что ты многое помнишь о том времени, пока не стала Гулльвейг.
– Нет, и это уже долгое время беспокоит меня, – призналась она, заканчивая с последним пятном. Брюки, конечно, не стали выглядеть лучше, но теперь пятна были менее заметны, чем раньше. Ведьма протянула ему последний чистый лоскут ткани. – Вот, теперь можешь вытирать рот.