Выбор клинка
Что ни говори, Тенри умел держать удар и принимать быстрые и, что немаловажно, правильные решения. Его поклон на этот раз был значительно более глубок, но в глазах мелькнула затаённая злоба на подростка, вырвавшего у него из пасти вожделенный кусок. В свете произнесённой речи начинать торг для него означало потерю лица. А добить остатки рода Хаттори ему не позволяла репутация. Такого не простят ни одному роду, ни одному клану.
– Война с кланом Такэда не входила в наши планы. Род Токугава не станет принимать в ней участие. Мы сполна оплатили свой долг, Хаттори… сан, – прозвучало решение Тенри, а нестройный аккомпанемент согласного шёпота его офицеров словно придал ему уверенности: – Отныне и навеки между нашими родами нет ничего общего. Слово сказано!
Устало прикрыв глаза, я выразил тем своё согласие. Общее количество врагов рода только что приросло ещё одним. Рано или поздно, но Тенри придёт отобрать то, чего он сегодня лишился.
– Всего доброго, Токугава-сан. И да будут милостивы к вашей семье боги! – попрощался я, обращаясь к спинам уходящих, и добавил вполголоса: – Что-то мне подсказывает, что без милости богов вам никак не обойтись.
Но это была уже совсем другая история…
* * *Принимая всё происходящее в жизни как вызов, поневоле обретаешь внутреннее умиротворение. Нет ни хорошего, ни плохого, есть только проблема, решение которой нельзя отложить на потом. Решение, сокрытое в самом человеке. Познавая себя, человек разгоняет тьму неизведанного светом своего сердца, навсегда принимая сделанный им выбор и отрекаясь от того, что он должен был сделать. Ведь доводы сердца не совпадают с велением разума.
Бросив всё и примчавшись на помощь наёмникам, захватившим Мацумото ради выполнения плана полковника Танаки, я сделал свой выбор и более не имел права сожалеть о содеянном. И всё же достигнутая цель имела свою плату, с истинным размером которой мне только предстояло столкнуться в самое ближайшее время.
Медицинские бригады из Нагано прибыли ранним вечером. Вызванные из города специалисты немедленно развернули полевой госпиталь и начали готовить тяжелораненых к транспортировке, не делая разницы между моими солдатами и клановцами. Имперское подданство медиков служило им лучшей защитой и позволяло не особо считаться с моим мнением по этому вопросу.
Но я и так не хотел новых смертей, считая их количество более чем достаточным для одного дня.
– Господин! – негромко окликнул меня командор Тарао. – Командиры наёмных подразделений просят вас оказать честь и принять их для доклада.
Сухощавый Такихиро устало массировал виски, полагая, что проявление моей усталости останется для меня тайной, ведь в его понимании у меня отсутствовал третий глаз на затылке. Но прерванная им медитация позволяла видеть значительно большее, чем то, что происходит у меня за спиной. Астральное тело почти час невесомо парило над полем битвы.
Достигнутая цель начинала взимать свою плату.
Мешанина брони, человеческой плоти и костей там, где грудь на грудь сошлись тяжёлые гвардейцы, теперь лежащие на земле, перепаханной взрывами и ногами шагоходов. Застывшие в агонии лица и оскаленные рты за потрескавшимися забралами шлемов, противоестественные и противоречивые позы изломанных смертью тел, чернильная тьма обгорелых стволов и расколотые на части элементы композитной брони в обрамлении человеческих внутренностей…
Три неясные тени на огромном камне возле выжженного дотла пятачка земли. Техника Огня не оставила бедолагам ни малейшего шанса…
Хриплое карканье воронов над разрубленными на части асигару, что лежали вповалку, словно скошенные серпом снопы там, где прошли разъярённые тэнгу, среди разорванных и втоптанных в грязь багровых знамён с белыми ромбами…
Подтаивающие ледяные скульптуры среди палаток китайских наёмников – выглянувшее не по-зимнему тёплое солнце ещё не успело обнажить скованных лютой стужей людей, и они медленно истекали талыми ручейками слёз…
Дымящийся остов обглоданного до руин замка…
– Господин?..
– Пригласите командиров, Тарао-сан. Интересно на них взглянуть, – ответил я, вынырнув из медитативного транса, внутренне содрогаясь от увиденного, и встал с постеленной на земляной пол циновки.
Часть вины за произошедшее лежала на мне. И от осознания этого факта мне было негде скрыться, как, впрочем, и негде искать оправдания для содеянного.
Вопреки ожиданиям, в палатку, где обустроили место для совещаний, вошло всего двое. Мужчина и женщина. Верно истолковав мою приподнятую бровь, жгучая брюнетка с невообразимо сексуальной внешностью латиноамериканского типа одёрнула полы распахнутой кожаной куртки и глубоко поклонилась, чётко докладывая:
– Наш коллега в бессознательном состоянии и потому не может предстать перед вами, господин Хаттори. Говорить от лица отряда «ушкуйников» буду я, Каталея Браво, командир отряда «Conquista».
– Командир отряда «Ультрамарины», Стивен Флэшмен, – тотчас отреагировал аристократично-бледный блондин, чей поклон был значительно менее уважительным, что было неудивительно, если взять в расчёт его древнюю фамилию британских аристо.
– Жаль, что наше знакомство произошло при столь печальных обстоятельствах. Мои соболезнования, господа командиры. Мы воздадим честь павшим и позаботимся об их семьях, – чувствуя неимоверную усталость, сказал я. – Подробный отчёт о проведённых в рамках контракта действиях вы можете сделать позднее или предоставить его в письменной форме. Контракт закрыт, его требования признаны исполненными в полной мере, но пролонгировать его я не стану. У меня есть лишь один вопрос.
Наёмники удивлённо переглянулись. Каталея безмолвно пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд своего коллеги. Дождавшись окончания пантомимы, я заговорил, объясняя и задавая, наверное, самый бесполезный из всех вопросов:
– Из отчётов, предоставленных мне полковником Танакой, мне стало очевидно, что партизанская война имела чёткий план и осуществлялась поэтапно. Всего этого можно было избежать. Полковник Танака говорил, почему вы не уничтожили верхушку клана первым ударом? Сил на осуществление одной операции подобного типа у вас было предостаточно…
Наёмники вновь переглянулись. Латиноамериканка неожиданно приблизилась, преодолевая разделявшие нас несколько метров, и упала на одно колено, успев подать сотоварищу какой-то знак парой непонятных мне жестов. И заговорила. Сбивчивым, едва слышным шёпотом, так, словно не хотела, чтобы замерший на своём месте Флэшмен услышал её.
– Мы выполняли устное дополнение от нанимателя: способ победы – вопрос чести! Полковник Танака счёл необходимым сберечь репутацию рода Хаттори и не замарать её участием в геноциде. В качестве искупления за невыполненный до конца контракт он стал «священным ветром ярости».
– Узнаю своего отца, – помолчав, проронил я. – Мне нечего добавить к своим словам. Перевод премиальных и похоронных денег уже инициирован. Полковник Танака навсегда войдёт в историю моего рода как его преданный воин, а семье будут оказаны соответствующие почести. Есть какие-либо пожелания?
– Мы хотим завершить начатое, – подал голос молчавший до той поры Стивен. – Все три отряда готовы продолжить войну под вашим началом в качестве единого военного формирования.
– Я не буду продлевать контракт, – отрезал я. – Погребальная церемония состоится после заката. Мы продолжим разговор после того, как начнётся рассвет следующего дня…
* * *Память неотделима от личности. Утрата одного влечёт разрушение другого. Обретённая полностью, память брата несла в себе его послание.
Он попрощался и просил завершить начатое им дело – своими руками восстановить свой собственный внутренний мир.
Одинокая слеза застыла в уголке глаза. Сморгнув её, я прикоснулся к одному из неприметных камней в подвале чудом уцелевшей башни и надавил на него всей ладонью. Прямоугольный кусочек стены с натугой ушёл в глубину стены, активируя скрытый механизм.
Слуха коснулось едва слышное гудение сервомоторов, сдвинувших стену вокруг своей оси для создания широкого прохода, пригодного даже для транспортировки крупногабаритной мебели или бытовой техники. Тьма дохнула в лицо кондиционированным воздухом. Рой миниатюрных светлячков сорвался с моей ладони и густым пчелиным роем промчался под потолком прохода, растягиваясь по всей его длине вереницей крохотных пульсирующих истинным Светом маячков. До тех пор, пока часть этой цепи не канула в темноте.
Лестница. Миновав длинный коридор и преодолевая её ступени, я мысленно взывал к богам, продолжая отрицать очевидное.
Минус третий этаж.
В памяти цветной каруселью проносились обрывки воспоминаний…
Отец, водивший Леона этими ходами и тщательно следивший за тем, чтобы сын наизусть заучил алгоритмы смены паролей в убежище.
Строгая серо-стальная панель, вмонтированная в стену рядом с мощным шлюзом.
Танцующие по кнопкам пальцы.
Восемнадцать цифр кода на основе системы исчисления, пригодной лишь для открытия дверей, подобной этой.
Открытие дверей убежища занимало у механизма около пяти минут. Усевшись в медитативный лотос, я погрузился в спасительную пустоту, вышвырнув из головы всё лишнее. Грохотали шестерни механизмов, шипели разгерметизируемые диафрагмы шлюза, открывались вентиляционные люки, тоненько пищали приборы анализаторов. Я был взвешен, я был измерен и признан имеющим право входа в самую защищённую часть замка. Высокотехнологичные методы определения личности соседствовали с древним мистическим способом проверки принадлежности к определённой родовой группе.
Только Маэда и Хаттори могли пройти защитный периметр так, словно его не существовало. Гипотетический шанс устоять перед защитой места Силы в прямом противостоянии имел разве что виртуоз.
В каждом по-настоящему древнем японском замке есть подобное родовое место Силы. Требовалась перемена нескольких поколений, прежде чем замок перенастраивался на новых владельцев.
Это был МОЙ замок. По праву Крови и Силы.
Но сейчас я должен был в этом убедиться. Потому что память брата явственно намекала, что недурно было бы проверить главное убежище Мацумото.
Лепестки диафрагмы шлюза разошлись в стороны с тихим металлическим шелестом. В залитом белым светом идеально круглом коридоре уже стоял рослый широкоплечий мужчина в одеяниях правителя. Вышитый чернильной нитью цветок из пяти крупных точек вокруг одной маленькой на белом фоне. Породистое благородное лицо с аккуратной бородой… Очень знакомое лицо.
– Маэда-сама… – я плавно перетёк из «лотоса» в позу «сэйдза» и церемонно коснулся лбом гранитных плит. – Самурай из рода Хаттори, Леон, сын Хикару. Мой меч и моя жизнь принадлежат вам…
– Встань, Леон, встань, – тихо произнёс Маэда Ючи, лучший друг и сюзерен моего рода. – Дай мне обнять тебя, сын рода Хаттори…
* * *Сотни крохотных и дрожащих в ночи огоньков усыпали собой тёмную громаду разрушенного замка Мацумото. Десятки людей стояли на обломках стен и башен, образовывая широкий круг вокруг осыпавшегося основания донжона крепости. Ветер трепал многочисленные флаги, пылали церемониальные факелы, установленные с соблюдением всех традиций – подвальные кладовые замка щедро одарили людей всем необходимым для прощания с павшими, чьи тела были сложены на подготовленных погребальных кострах. Так велела древняя традиция.
Воины уходили в иной мир через очистительное пламя…
Каждая свеча в руках пришедшего на церемонию символизировала огонь души павшего в бою воина. Сотни и сотни, они мерцали в темноте, разбрасывая лучики света, тщательно оберегаемые руками людей от любой угрозы. Кто-то мысленно обращался к ушедшему другу и соратнику, кто-то к брату или сестре, кто-то к родителям или детям…
Каждый имел свою утрату.
– Провожая тени наших товарищей в иной мир, мы отдаём им должное, поминая в молитвах или желая благого посмертия. Провожая тени наших врагов, мы избавляем мир от зла и ненависти, избавляя их от гнёта мести и неупокоенной ярости, – речитативом заговорил я, обращаясь к собравшимся у расчищенного крыльца донжона. – В том состоит наш долг. Долг живых перед мёртвыми.
Огоньки выхватывали из темноты их руки и лица. Они слушали, стараясь не издавать ни звука. Только изредка передавая слова дальше тихим шёпотом, они переводили услышанное – мужчины и женщины разных национальностей, разных убеждений и религий стояли плечом к плечу, единые духовным братством воинов, что не ведало различий между братьями и сёстрами.
– Смерть ждёт каждого из нас, воины. В наших силах сделать эту встречу осознанной и достойной. Вы сражались во имя свершения справедливости, защищая тех, кто нуждался в этом, исполняя данные клятвы и соблюдая постулаты Пути. В том ваше предназначение, ваша сущность, ваш дух! Наши братья и сёстры будут наблюдать за нами, наши предки и потомки узнают, чем закончится эта война! И пусть пламя погребальных костров отблеском сохранится в ваших душах, подпитывая её полыхание праведным гневом! – мой голос звенел от напряжения, накатывая на людей частыми волнами, впечатываясь в их сознание. – Почтим же павших, братья и сёстры. И да возгорится пламя…
Тридцать четыре погребальных костра вспыхнули в единый миг – взревевший огонь охватил сложенные на деревянных помостах тела, окутывая их саваном из рыжего пламени и спиралей чёрного дыма и разгоняя сгустившуюся ночную тьму.
Ночь особенно темна перед рассветом.
Пламя свечей задрожало в бесноватом танце, вытягиваясь вверх искрящимися языками, извиваясь на ветру и пульсируя, словно бьющиеся сердца. Дыхание ветра пахнуло могильным холодом, мрак сгустился, пытаясь поглотить источники тепла и света.
Люди шептали слова различных молитв или попросту обращались к душам павших, плакали или молча смотрели на огонь, мыслями пребывая вне своих тел. Тихий гул их голосов переплетался с гудением пылающих костров. Неуловимое и беспощадное истечение времени лишило ощущения минут и часов. Зачарованные церемонией люди погрузились в священный транс.
Тёплое рыжее пламя натужно ревело, устремляясь к небесам, испепеляя тела воинов и очистительным огнём исцеляя их души. Мерцание свечей протянулось к ним тонкими искристыми струйками, напитывая собой костры и отдавая себя без остатка. И так до тех пор, пока всё не угасло.
И вновь навалилась ночная тьма. На несколько долгих мгновений она воцарилась на поле боя и руинах замка Мацумото. На несколько долгих мгновений перед тем, как на востоке забрезжили первые лучи солнца.
Даже самую долгую, тёмную и холодную ночь сменяет рассвет…
Глава 3
Нарушение принципов
Шершавый бархат сластящей на губах ванили и остро щекочущая обоняние горечь миндаля…
Едва ощутимый, невесомый флёр аромата духов бередил его воспоминания, возвращая его в самый чёрный период своей жизни – первые годы после смерти единственной и по-настоящему любимой жены. Сяолун Во Шин Во прикрыл глаза и замер соляным столпом, мыслями оказавшись вне реального мира. Померкло мерное стрекотание старинных механических часов из бронзы – единственное более-менее высокотехнологичное изделие в кабинете его дочери – Мэйли на дух не переносила любую современную технику и электронику, полностью исключая её из своей жизни на девичьей половине общих апартаментов семьи координатора Во Шин Во.
Именно этот её пунктик в своё время и стал решающим доводом в ультимативной просьбе избавить её покои от камер и датчиков слежения. А отец возжелал одарить любимую дочь, которая почти никогда его ни о чём не просила.
Время сожалений пришло спустя несколько лет, когда он пришёл за ответами, но наткнулся лишь на почти выветрившийся аромат ванили и миндаля.
Сяолун довольно неплохо знал свою дочь. И для него не было секретом, что духи матери Мэйли приберегает лишь для самых важных и ответственных моментов своей жизни. Очень личный момент – словно просьба о помощи, обращённая к той, что покинула её в раннем детстве.
Камеры могли бы многое прояснить, а личный компьютер выдал бы тайны своей хозяйки, но… Дочь всё предусмотрела и не оставила никаких следов.
Мэйли Во Шин Во сожгла все свои записи перед уходом, оставив в камине лишь кучку тщательно перемешанного пепла. И пропала…
Ваниль и миндаль…
Аромат любви и… предательства.
– Координатор… – сдержанный тихий голос личного помощника и телохранителя его дочери вывел Сяолуна из оцепенения. – Один из наших контактов в СБ передал сведения о Мэйли, но сразу после передачи информации был схвачен. Я лично проследила за его ликвидацией.
– Меня мало интересует судьба стукача, Айлин! – раздражённо процедил координатор Тёмного клана. – Где моя дочь?!
– Её видели вместе с Красным Драконом после его побега. По отрывку записи с видеокамеры сложно понять хоть что-либо, кроме того…
Уловив неуверенность в докладе Айлин, координатор плавно развернулся на пятках. Взметнувшееся от резкого движения долгополое чёрное ханьфу словно подхватило выброс стихийного бахира, пуская по кабинету сильное дуновение злого ветра, опрокидывающего вазы с цветами и срывающего с окон плотные тяжёлые шторы.
– Говори, Айлин! Говори!!! – нетерпеливо выкрикнул Сяолун, не замечая того, как набирающая силу стихия начинает крушить обстановку кабинета.
Телохранительница спешно склонила голову, не решаясь заглянуть в пылающие гневом глаза господина.
– Она ему помогает. И непохоже, чтобы он её к чему-то принуждал.
– Ты уверена?
– Информации очень мало. Сопоставив увиденное с происходящим в городе, я не нахожу других объяснений, координатор. Характер раны господина Вэя также не представляет сомнений. Это её Веер Ветра.
Сяолун едва заметно покачнулся – воткнувшийся в спину кинжал предательства, словно по уже сложившейся традиции, держала рука самого близкого и любимого человека в его жизни. Смуглое лицо координатора побледнело, приобретая неживой песочный оттенок.
– Мы перепроверяем все её контакты за последние три дня, – Айлин продолжала тихо говорить, нервно сжимая и разжимая кулаки. – Это вскрыло небольшую сеть личных осведомителей и подручных Мэйли. На данный момент завершается дознание, но, боюсь, мы не сможем извлечь из них полезных сведений.
– Это преданные лично ей люди?
– Душой и телом, мой господин. Практически у всех стоит ментальная блокада, наши специалисты подобрали необходимые препараты лишь после третьей смерти подряд. Они заговорят.
– В моём доме… – криво усмехнулся Сяолун и устало провёл ладонями по лицу. – За моей спиной, дочка…
Боль, густо замешанная на разочаровании, уколола его сердце – очерствевшее и каменное для всех, кроме родной дочери и пары самых близких друзей, – уколола, ветвящейся молнией растекаясь по всему телу и погружая его сознание в бездонную тьму непонимания и отрицания.
Сяолун не хотел верить. Как и не мог противостоять неоспоримым фактам.
– Найти. Привести ко мне. Всё держать в тайне, никто лишний не должен знать о предательстве принцессы клана. Отвечаешь головой, Айлин. Второй ошибки я тебе уже не спущу, – механически отчеканил координатор клана Во Шин Во, натягивая на лицо маску равнодушия, и спросил: – Ты ведь не убьёшь её, если я прикажу?
Телохранительница вздрогнула, поднимая глаза на кутающегося в складки тьмы господина, и, на секунду задумавшись, неожиданно согласно кивнула, смело встречая его пробирающий до костей взгляд.
– Приведи её домой. Во что бы то ни стало, Айлин. Домой. Целой и невредимой…
* * *
Приветствие восходящему солнцу – дань необъяснимой традиции, уходящей корнями в далёкую первобытность, к первым верованиям рода человеческого. Здоровый организм неосознанно тянется к светилу. Это стремление как будто заложено в нашу сущность, оно запрограммировано в генетическом коде. И дело вовсе не в потребности в витамине D. А в желании искренне приветствовать восход самого древнейшего из всех языческих богов этого мира…
Утренняя прохлада приятно охлаждала моё разогретое гимнастическим комплексом тело – от обнажённого торса с переливающейся в рассветных лучах татуировкой шёл едва различимый глазом пар, морозное дыхание ветра бодрило и словно делилось со мной энергией, восполняя истраченный за последние двое суток запас.
Двое суток без сна. Нервных, пропитанных тягостными мыслями и насыщенных активными действиями, выматывающих, преисполненных лишь решимостью во что бы то ни стало идти до конца.
Каждое движение таолы сопровождалось течением энергии по организму. Бахир напитывал мышцы и кости, частично вымывая из них усталость и напряжение, возвращая силы и раскрашивая мир яркой палитрой красок.
Энергия с негативным потенциалом, скопившаяся в теле, медленно стекала в одну точку до тех пор, пока не образовала видимый лишь мне отвратительный комок серого тумана, уютно устроившийся на правой ладони.
Завершая таолу, я размахнулся и, упав на одно колено, что есть сил впечатал раскрытую ладонь в подмёрзшую и схваченную тонким слоем наледи землю. Звучно хрустнув пробитой коркой, рука по запястье ушла в землю, отдавая ей всего меня, без остатка. Всю невысказанную боль от потери семьи и дома, все муки совести за гибель сотен преданных моему роду людей, все сдерживаемые слёзы и рвущие меня на части противоречия…
Утрамбованная сотнями ног земля едва ощутимо вздрогнула и как будто тяжело вздохнула. На мгновение в воздухе повисло явственно ощущаемое кожей напряжение. Но спустя пару секунд оно развеялось, а сквозь мёрзлый грунт тысячами стали пробиваться заострённые зелёные кончики травинок. Они густым слоем покрыли площадь на десятки метров вокруг меня, увеличиваясь всё быстрее и быстрее, продолжая тянуться наверх, невзирая на неподходящее время года. Тысячи и тысячи, они устремились навстречу восходящему солнцу, трепеща под порывами ветра и подставляясь под ласковые жёлто-розовые лучи светила.
– Примите мою благодарность, светлые боги. Благодарность за ещё один день моей жизни, – мой шёпот сливался с шелестом травы, но я знал, что буду услышан, – за ещё один восход. И пусть сегодня я встречусь со Смертью. Всё было не зря…
Поле битвы не самое лучшее место для вознесения молитвы. Осквернённое кровью, эманациями боли и смерти, оно должно быть очищено, прежде чем люди начнут обращаться к богам.
Но с недавних пор я стал пренебрегать некоторыми традициями.
Колышущийся густой ковёр из зелёной травы неумолимо и неконтролируемо разрастался – действуя исключительно по наитию, я взывал к богам и просил их лишь об одном: исцелить наши души. И первой из всех откликнулась Мать-Земля.
Алые сполохи пламени робко проклюнулись в расширяющемся море из трав: закрученные красные лепестки огненных лилий подобно фениксам восставали из пепла и праха там, где на землю проливалась человеческая кровь, восставали, распускаясь во всём своём неэстетичном великолепии цветка мира мёртвых.
Мир окончательно сошёл с ума – посреди зимы, на руинах замка Мацумото, расцвели тысячи бутонов хиганбаны…
– Боги слышат твоё сердце, Леон, и отвечают на молитвы, – спокойно произнёс неслышно появившийся Маэда Ючи, усаживаясь на траву рядом со мной и скрещивая под собой ноги. – Но что ты собираешься делать дальше?
Почтительно склонив голову в знак приветствия, я сел на пятки, лицом к человеку, вернувшемуся из небытия. Коснувшись пальцами распускающихся бутонов хиганбаны, насладился их мягкой шелковистостью и задумался над услышанным вопросом, который противоречил всем моим ожиданиям.
– Самурай продолжит служение господину и его семье. Разве может быть иначе? – спустя минуту молчания я смог выразить своё недоумение и только после этого поднял глаза на главу рода Маэда.
В его взгляде плескалась невыразимая тоска и сожаление, густо замешанные с чувством вины, точившим этого человека изнутри. Маэда Ючи страдал от угрызений совести, как и положено порядочному человеку в его ситуации.
В прошлом году, в день Почитания Старших, он и его семья уцелели благодаря самопожертвованию воинов и вассалов. Раненого Ючи в полубессознательном состоянии в убежище доставил мой отец, после чего надёжно запечатал сюзерена и его родных в самом безопасном месте замка, способном выдержать даже прямое попадание тактического ядерного заряда. А затем, выполнив свой долг, мой отец отправился на смерть…
– Я не просто так задал именно этот вопрос, Леон, – мягко произнёс Ючи и широким жестом руки указал мне на расцветающее поле битвы, заставленное палатками и оживающее под зычные возгласы командиров: – Эти люди шли за тобой и сражались под знамёнами Хаттори. Это они шёпотом рассказывают медикам из Нагано и наёмникам-иностранцам о молодом Драконе, потомке богов и герое, чья слава уже достойна занесения в предания империи. Им верят. Это уже полностью ТВОИ люди, Леон. Я не смогу их вести. У меня нет на это прав.
– Быть вашим военачальником – большая честь для меня, Маэда-сама, – церемонно поклонившись, сказал я, по-прежнему не понимая, к чему клонит сюзерен. – Мы продолжим войну под двумя знамёнами, и воздаяние падёт на головы наших…