Восставшие из Рая
– Алло, это охрана? Дом пятнадцать квартира тридцать восемь. Пароль − Лермонтов. Снимите с охраны. Не ставилась? Извините…. − девушка быстро окинула взглядом прихожую, пытаясь понять, хозяйка квартиры, у которой она работала приходящей домработницей дома или нет.
– Гаянэ Оганесяновна, вы дома? − позвала она тихо.
Тишина. Девушка заглянула в кухню, прошла в залу и несмело потянула прикрытую дверь в спальню.
– А-а-а, − жутко раздалось в мертвой тишине квартиры.
Вопль заметался по комнатам, рассеиваясь на мебели, утопая в шторах и иссякая, пробиваясь сквозь окна. Лишь какой-то невразумительный звук вырвался наружу, тут же заглушенный детскими веселыми криками и щебетанием птиц.
Уловив какое-то движение за окном, недовольно чирикнув, схватился ввысь, в голубое небо воробей, волоча за собой недодолбленную корку хлеба. С высоты, которую он набрал, можно было заметить серебристый УАЗ, стоящий на светофоре, на углу Селезневской и Достоевского. Но воробью никакого дела не было до этого автомобиля. А Иннокентий Аркадьевич, сидящий с закрытыми глазами рядом с Александром Ермаковым, и не подозревал, что он лишился не только клиники, в которой он работал, но и своего непосредственно начальника, заведующую гинекологическим отделением Гаянэ Оганесяновну Мкратачян.
А из автомагнитолы наружу рвался грубый голос Шнура:
Последняя сенсация!
Вы узнаете об этом первым!
Крысы-мутанты в башнях Кремля
Подросток повесился из-за рубля
Тайная жизнь двойника депутата
Сёстры насилуют друга их брата
Куртка-убийца, утюг спас ребёнка
На проклятом месте лежала клеёнка
Их погубили радиоволны
Вот и пришёл он самый полный
Полный пиздец!
* * *
Длинные гудки телефона были невыносимы. Казалось, каждый протяжный сигнал медленно, словно желая усилить ее мучения, загонял в душу по одной холодной игле:
– Ту-у-у, ту-у-у, ту-у-у…..
Абонент не отвечал. Лена сжав пластиковый прямоугольник телефона в кулачке, затравлено оглянулась вокруг. Двор пятиэтажной хрущевки на окраине Перми. Издающие душераздирающие скрипучие звуки несколько качелей ржаво-неопределенного цвета, которые, под присмотром мамашек, терзала малышня. Рядом − железные остовы лавочек. Молодая поросль постарше освоила полусгнивший ствол дерева, упирающийся своим концом в каменную стену гаража, густо разрисованного дворовым граффити. Первобытные неандертальцы, рисовавшие свои незатейливые рисунки на стенах пещер, наверное, густо бы покраснели при виде «творчества» их далеких потомков» − любовные надписи, затейливо вплетенные в вязь ненормативной лексики, для наглядности проиллюстрированной порнографической анимацией.
Лене окружающий пейзаж был знаком, точнее девушка составляла с ним органическое единое целое, поэтому человеческий мозг не тратил свои ресурсы на обработку поступающей внешней информации, а был сосредоточен на другой, значительно более важной задаче − дозвониться! Дозвониться, во что бы то ни стало! Точнее, никакой задачи не было, а было сплошное отчаяние, затопившее хрупкое тельце девушки от небольшого русого хвостика на макушке до кончиков наманикюренных ноготков на ногах.
Палец отчаянно сделал несколько движений, нажимая на кнопки телефона. На его экране высветилось: «Лешенька». И вновь тягуче-безнадежное:
− Ту-у-у, ту-у-у, ту-у-у…..
– Козел!!! − девушка сердито швырнула телефон в красную сумочку, висевшую на ее плече.
С полусгнившего остова дерева раздался взрыв гогота. Там на «ура» прошел очередной анекдот. Девушка презрительно взглянула туда и быстрым шагом направилась к выходу из двора. Но пройдя всего несколько метров, Лена замерла, ее лицо скривилось в болезненной гримасе, секунда и, закрыв рот рукой, она почти бегом бросается к гаражу, разрисованного дворовым граффити.
– Папа, а ты кого больше хотел – мальчика или девочку? – Вообще-то, я просто хотел приятно провести время… − очередной взрыв гогота, накрывает девушку как ударная волна после взрыва.
Девушку сгибается, из ее рта низвергается наспех проглоченный полчаса назад завтрак − бутерброд с маслом и чашка кофе.
Гогот мгновенно прекращается.
– Ленка, блядь! Ты бы еще нам прямо под ноги блеванула!
– Да пошли вы! − девушка, торопливо вытерев рот платком, быстро покидает двор.
Через пару минут к гаражу, косясь на смеющихся в трех метрах людей, осторожно приближается бездомный кот. Понюхав человеческие испражнения, он обходит их и понуро удаляется куда-то за гараж − ничего съедобного не обнаружено.
– … поза шестьдесят девять, чувствую – "подходит"… Достал пистолет, как ебну в потолок… Мало того, что мне на лицо насрали, так еще и сосед из шкафа с поднятыми руками вышел…
«Господи, ну что же делать? Мать своими причитаниями, что кроме меня еще и моего ребенка ей на шею собираюсь повесить, изведет. И все сроки уже вышли…, − женский пальчик вновь на клавиатуре телефона повторяет знакомый маршрут. Вызов. − Ну, Лешенька, миленький, ответь! Ну ответь, пожалуйста…»
– Ту-у-у, ту-у-у, ту-у-у…..
Ни гогочущая компания, ни Лена с заплаканными глазами, ни тем более бездомный кот не обратили никакого внимания на сгустившееся над двором облачко. Даже не облачко, пятнышко, будто легкая взвесь пыли невесть откуда материализовавшаяся в пяти метрах над землей. А может это и была пыль, почти сразу сдутая легким ветерком в сторону расположенного в пятистах метрах огромного города мертвых − Южного кладбища Перми.
Глава 2
− Ну что, господа-товарищи будем делать?
По этой фразе сотрудники убойного отдела МУРа поняли, что надвигается гроза. Нет, конечно, начальник отдела полковник Мурдашев Сергей Павлович стружку снимать мог и при необходимости это и делал. Без этого, наверное, не сияли бы у него на плечах три больших звезды, и не сидел бы он в кабине со скромной табличкой на двери: «Начальник второго отдела». Но если СП, как уважительно называли полковника Мурдашева в МУРе, говорил «господа-товарищи», то все, предстояло снятие стружки не ручным рубанком, а на фуговальном станке.
– Сегодня я был на ковре в министерстве. Долго описывать, что там со мной делали не буду, доведу лишь следующее. Если за неделю мы не получим и не доложим наверх о конкретных, подчеркиваю, конкретных результатах расследования, а не о наших домыслах и предположениях, то к делу будут подключены специалисты из дружественного нам управления, − начальник отдела, сделав ударение на слове «дружественного», скривился. − А это позор для отдела! Чтобы «убойникам» кто-то помогал! − Мурдашев начинал понемногу заводиться, беря разгон для жесткого снятия стружки.
Оперативники отдела сидели притихшие. Перспектива пахать не только на себя, но и на ребят с ГУБОПа не прельщала. А ведь именно так и будет. По иерархии Главное Управление по борьбе с организованной преступностью стояло выше, чем отдел московского уголовного розыска. Они будут дневать и ночевать на улицах города, вынимать душу из своих информаторов, жестко, в момент задержания, пока не пришли в себя, допрашивать задержанных, рискуя потом получить разнос сверху за превышение служебных обязанностей. А если к тому же это еще был и какой-нибудь «крутой», что бывало очень часто − «убойный» отдел МУРа по мелочам, на простых делах не работал, то оперативников будут иметь во все дырки, и шкуру с них будут спускать будь здоров, без вазелина и наркоза. Словом «убойники» будут проводить обычную милицейскую работу. Но вот сливки после раскрытия снимут не они, а убоповцы. На то они и с управления. Притом главного. То, что раскрытие будет, «убойники» не сомневались. Они кололи любые «крепкие орешки». Вот только сколько на это понадобиться времени… А дана неделя. Эх, тяжела бывает ментовская судьба.
– Поэтому поступим следующим образом, − СП занял свою любимую позу − сцепил руки и наклонился корпусом на стол, опираясь на локти. − Сейчас еще раз пройдемся по делу. В процессе доклада любой, невзирая на звание и должность имеет права сразу высказываться и вносить предложения. Но перед этим, чтобы мозги у вас, друзья-товарищи, работали как компьютеры, я их немного взбодрю, − Мурдашев открыл лежащую перед ним черную кожаную папку.
Все взгляды скрестились на забелевших в ней листках бумаги.
–Тут заверенные мной и даже уже заверенные печатью приказы. Дата приказов − четвертое июня, то есть ровно через неделю, − полковник взял верхний лист. − Подполковнику Кравченко объявить строгий выговор и объявить о неполном служебном соответствии, − в руках начальника отдела появился следующий лист. − Майору Долинину объявить строгий выговор. Капитану Зеленцову объявить выговор. Капитану Сиротину объявить выговор, − стопка непрочитанных листков быстро уменьшалась. − Старшему лейтенанту Северцеву объявить выговор. Лейтенанту Шевцову объявить выговор. − В папке остался лежать непрочитанным последний лист. − Полковнику Мурдашеву объявить строгий выговор, объявить о неполном служебном соответствии и лишить премии по итогам работы за квартал. Вот так, господа-товарищи. А теперь, Николай Петрович, еще раз напомните нам суть дела.
Подполковник Кравченко, назначенный руководителем группы оперативников, расследующих дело номер двести двадцать девять дробь одиннадцать, тихим глухим голосом заговорил:
– Двадцать первого мая сего года примерно около трех часов ночи начался пожар в частной клинике, расположенной по адресу: Калашный переулок, дом шесть. Усилиями пожарных через час пожар был потушен. При осмотре места пожара были обнаружены два трупа. Впоследствии было выяснено, что трупы принадлежали врачу клиники, дежурившему в ней в ночь пожара, Сергеевой Маргарите Львовне, семидесятого года рождения и старшей медсестре Бурдюковой Анастасии Павловне, шестьдесят четвертого года рождения. Проведенная пожарно-техническая экспертиза установила, что возгорание началось сразу в нескольких местах: в операционной, в кабине главврача, в кабинете заведующего отделением и в приемной.
– То есть это поджог?
– Так точно, товарищ полковник. Но причин возгорания экспертиза не выявила. Судмедэкспертиза трупов показала, что смерть наступила в результате сильных термических ожогов. Другими словами. Эти люди не задохнулись в дыму, а просто заживо сгорели.
– Сигнализация, камеры видеонаблюдения?
– Сигнализация не срабатывала, камеры видеонаблюдения ничего не зафиксировали.
– Понятно. Дальше.
Двадцать второго мая также примерно около трех часов ночи вспыхнула частная клиника на Алтуфьевское шоссе, дом двадцать семь. Проведенная после пожара экспертиза установила сходные с клиникой в Калашном переулке особенности. А именно, пожар начался сразу в нескольких местах: в операционной, в приемном отделении, в кабинетах главного врача, зав. отделением и кабинетом дежурного врача. Причины возгорания выяснены также не были. Во время пожара погиб дежурный врач Волгина Светлана Игоревна, семьдесят четвертого года рождения. Она также сгорела живьем.
– А дежурная сестра? − тут же спросил Мурдашев.
– Мы выяснили, что в ту ночь дежурила Кривцова Вероника Сергеевна, пятьдесят восьмого года рождения. Буквально накануне пожара, в два часа ночи к ней позвонила ее тринадцатилетняя внучка Маша, которая ночевала у нее дома и сообщила, что она услышала, как щелкнул замок во входной двери, а потом раздались шаги в прихожей и в зале. Перепуганная женщина, с ее слов, отпросилась на один час у дежурного врача и побежала домой. Пока она отсутствовала, клиника загорелась.
– Николай Петрович, вы все, связанное с этой сестрой вы проверили?
– Ну, конечно, Сергей Павлович. Самым тщательным образом. Мать Маши, являющаяся дочкой Кривцовой, вместе с мужем пять дней назад уехали отдыхать в Египет, поэтому Маша временно жила с бабушкой. От клиники до квартиры, где живет Кривцова можно дойти примерно за двадцать пять минут. Туда-обратно − пятьдесят минут. По словам Кривцовой, она в квартире ничего подозрительного не обнаружила, успокоила внучку и сразу же пошла назад. Уже подходя к клинике, она увидела, как вспыхнул пожар.
– А Вы замок в квартире Кривцовой осматривали?
– Так точно. Следов отмычки не обнаружили. Да и вообще, у Кривцовой дверь имеет довольно массивный засов. Поэтому проникнуть в квартиру через дверь, даже открыв замок, невозможно.
– А что, внучка этого не знала?
– Знала, конечно, Сергей Павлович. Но знаете, ребенок… − подполковник развел руками.
– Хорошо, дальше, − приказал начальник убойного отдела.
Третий пожар в частной клинике вспыхнул двадцать третьего мая. На этот раз горела клиника «Оракул» на улице Гончарной, дом двадцать два. Картина схожая с пожарами в первых двух клиниках − возгорание сразу в нескольких местах. Причина пожара неизвестна. На этот раз погибла дежурная сестра Одинцова Евгения Александровна, пятьдесят пятого года рождения. Но на этот раз у нас появился свидетель − дежурный врач Семаков Иннокентий Аркадьевич. Он подтвердил, что пожар начался в нескольких местах одновременно и абсолютно неожиданно. Более того, по его словам, когда пожар вспыхнул одновременно с двух сторон в коридоре, ведущим от входа внутрь клиники, он был вынужден, спасаясь, выпрыгнуть в окно со своего кабинета на улицу. И едва он выпрыгнул, как тут же там вспыхнуло пламя. Хотя еще несколько минут назад и намека на возгорание в его кабинете не было.
– Он что-нибудь заметил?
– Никак нет, Сергей Павлович.
– Что еще по этому делу?
– Вчера в своей квартире был обнаружен труп заведующей отделением клиники «Оракул» Гаянэ Оганесяновны Мкратачян, шестьдесят восьмого года рождения. Женщина проживала одна. Труп обнаружила приходящая домработница. Как показало вскрытие, женщина погибла двадцать третьего мая, около трех часов ночи, то есть примерно в тоже время, когда горела ее клиника. Погибла от большой потери крови. Ей инструментами, с помощью которых проводятся аборты, вырезали матку. Точнее, вырывали ее кусками. И еще экспертиза в крови женщины обнаружила препарат "Налоксон". Его применяют для вывода человека из бессознательного состояния.
– То есть женщину кололи этим "Налоксоном", чтобы она не потеряла сознание и чувствовала всю эту боль до конца? − Мурдашеву, как профессионалу, в первую очередь важна была информация. И жестокость убийц тоже была информацией.
– Кроме того в крови обнаружены следы эфира. То есть преступник или преступники предварительно усыпили Мкратачян, затем привязав ее капроновым шнуром к кровати, провели над ней экзекуцию.
– Посторонние отпечатки пальцев или еще какие-либо следы убийц в квартире обнаружены?
– Мы осмотрели замок и окна в квартире. Никаких следов взлома не обнаружено. Поэтому можно предположить, что потерпевшая либо сама впустила своего убийцу в квартиру, либо у убийцы был от ее квартиры ключ. Относительно отпечатков пальцев. В квартире было выявлены отпечатки, принадлежащие трем человекам. Все они уже идентифицированы. Кроме хозяйки квартиры и ее домработницы, они принадлежат дочери погибшей, Ольге Восковской. Девушке двадцать лет, учится в первом медицинском университете. Замужем. Живет с мужем отдельно. По ее словам заходила к матери вечером, накануне убийства. Сейчас в квартире еще работают эксперты, может что-то еще они и выцепят, − в голосе подполковника особой уверенности не было.
– Так хорошо. А что еще говорит пожарно-техническая экспертиза? Что отделались в заключение: «Причин возгорания не выявлено» и умыли руки?
– Пожарники предполагают, что использовался какой-то горючий газ. Предварительно им заполнялось помещение, потом небольшая искра и все полыхает.
– Если бы это был газ, то вспыхнула бы одновременно вся клиника и не только отдельные ее помещения, − тихо проговорил майор Долинин. − И был бы не пожар, а взрыв.
– Все зависит от газа и как им заполнялось помещение. Если с нескольких сторон, то он может просто не успел заполнить весь объем, − тут же парировал подполковник.
– Но что за газ, пожарники также и не сказали, − упрямо гнул майор. − Может такого газа и в природе не существует. Тем более, что никаких посторонних запахов Семаков не почувствовал. Да и куда делись баллоны? Как то же этот газ надо было доставить к клиникам?
– Все пожары происходили глубокой ночью. То есть, когда случайных свидетелей около клиник нет, − торопливо, словно боясь, что его перебьют, заговорил капитан Сиротин, за глаза среди коллег называемый Сирота Казанская. Родители у капитана, слава Богу, были и здравствовали. Просто сам он был из Казани. − Поэтому баллоны вполне скрытно могли от клиник и увезти.
– Чтобы подать газ в клинику нужны не только баллоны, − задумчиво проговорил Мурдашев. − Нужны какие-то отверстия в здании. И их должно быть несколько, так как возгорания происходили сразу в нескольких местах.
– Мы прорабатывали этот вопрос, товарищ полковник. Никаких отверстий обнаружено не было. Окна в клинике всегда закрыты, так как работают кондиционеры.
– Николай Петрович, а через сами кондиционеры, а?
– И это прорабатывали, Сергей Павлович. Никаких следов их вскрытия обнаружено не было.
– А их и вскрывать не надо. Газ можно пустить через трубки отвода конденсата.
– Мы их тоже осматривали, − не сдавался подполковник. Никаких царапин на них обнаружено не было.
– Ну, если работать аккуратно, то можно обойтись без царапин. Резиновый шланг в эту пластиковую трубку вставил, какие царапины?
Опытный, с двадцатилетним стажем опер МУРа подполковник Кравченко на этот довод своего однокашника по Академии внутренних дел ничего ответить не смог.
– Так что, за основу возьмем, что в клиниках применялся пока неизвестный горючий газ, который подавался через трубки отвода конденсата кондиционеров? Кто против?
– Я, товарищ полковник, − вновь тихо проговорил майор Долинин.
– Почему, Игорь Валерьевич?
Все оперативники отдела знали, что СП возражать было можно. Но возражать, имея неопровержимые доводы. Всякое, типа: «Я думаю», «Я полагаю», «Я уверен» и прочие «Мне кажется» гарантировало немедленный разнос.
– В клинике на Алтуфьевское шоссе в кабинете зав. отделением, который явился одним из очагов возгорания, кондиционера не было.
– В кабине зав. отделением не было кондиционера. В частной клинике?
– Так точно, товарищ полковник. Дело в том, что там была недавно перепланировка. И из одного помещения сделали два. И кондиционер просто не успели установить.
– Так… весомый довод. Но надо этот случай проработать более тщательно. Может выясниться, что в том кабинете, все же какое-нибудь отверстие было.
– И насчет случайных свидетелей ночью. Все клиники расположены на первых этажах жилых домов. Напротив них, кроме клиники на Гончарной, также расположены жилые дома. Три часа ночи. Тишина. Чтобы никто не услышал, как возятся с баллонами, как подъезжает и отъезжает машина − не верю. Кто-то, да должен был что-то видеть или слышать. А мы обошли все квартиры в этих домах. Никто ничего не видел и не слышал.
– Все майор?
– Никак нет, товарищ полковник.
– Ну, давай излагай.
– Как я уже сказал, мы обошли все квартиры в домах. И выявили десять человек, которые в это время не спали и из окон которых видны клиники.
– Что, на старушек бессонница напала? − усмехнулся Мурдашев улыбкой, от которой у всякого криминалитета, которого он допрашивал за всю свою милицейскую карьеру, часто пересыхало во рту.
– Так точно. Четыре старушки не спали. И шесть молодых людей в возрасте от пятнадцати до тридцати четырех лет сидели за компьютерами.
– С наушниками на голове! − Мурдашев неожиданно поймал себя на мысли, что сейчас не он нападает на своего подчиненного, проверяя на прочность его версию, а, наоборот, защищается, отстаивая свою версию перед подчиненным.
– Двое было без наушников, товарищ полковник.
В наступившей на мгновение тишине СП уловил нечто похожее на тут же смятый и грубо затолкнутый обратно внутрь чей-то смешок.
И высокий милицейский чин почувствовал, как к горлу покатывает хорошо знакомая волна гнева и теперь стоит лишь открыть рот, как этот гнев хлынет наружу, сметая все на своем пути.
– Без разницы. Что в наушниках, что без. Чем они занимались? В игры играли? − Мурдашев усилием воли задержал, готовый вот-вот вырваться гнев.
– Никак нет. Один делал курсовую работу. Другой журналист. Он писал статью.
– Значит так, майор. И Вы, подполковник Кравченко. Я смотрю, как опровергать гипотезы, вы подготовились хорошо! А вот предложить свою, кишка тонка! Как, по-вашему, были осуществлены поджоги всех этих трех клиник? Я вас слушаю, подполковник Кравченко и майор Долинин!
– У нас пока нет правдоподобного объяснения, товарищ полковник, − после паузы ответил начальник оперативной группы.
– У них нет правдоподобного объяснения! Попробуйте мне это сказать ровно через неделю! − начальственный голос громыхал в кабинете уже во всю мощь. − Пойдете учиться в районные отделения! Бытовухи с алкашами и бомжами расследовать!
Еще минут пять Мурдашев давал волю своему гневу. Но как профессионал высочайшего уровня он понимал, что одним разносом ничего не решишь. Сейчас, когда люди, как он считал, прониклись своей виной, легче всего с них выдавить конструктив.
– Какие еще у вас мысли по этому делу? − голос хозяина кабинета резко упал на несколько октав ниже.
– Мы, товарищ полковник, прорабатываем пока только одну версию − конкурентная борьба. Все сгоревшие клиники специализировались на гинекологии.
«Сегодня в Москве сгорела очередная частная клиника, на этот раз расположенная по адресу: улица Гончарная, дом двадцать два. Как сообщили нашему корреспонденту в правоохранительных органах, возгорание произошло примерно в три часа ночи. К сожалению, и на этот раз имеются человеческие жертвы. Правоохранительные органы ведут активный поиск преступников. Основная версия − конкурентная борьба, которая ведется в частной медицине», − Александр Ермаков задумчиво смотрел на экран своего ноутбука.
«Конкурентная борьба? Но сейчас же не лихие девяностые. Те, кто стоит за всеми этими поджогами, должны понимать, что их рано или поздно вычислят. Какие бы большие деньги там не крутились, их не сравнить с торговлей оружием или наркотиками. А значит, о самом высоком покровительстве речь не идет. А силовые структуры, если их не тормозить, могут и из-под земли достать. Нет, что-то тут не так. И эта поразительная ловкость преступников. Сколько уже произошло поджогов, требующих хорошей технической оснащенности и привлечения уж точно не одного исполнителя. И ни малейшего следа, ни одной более-менее внятной зацепки! Нет, что-то тут не так», − журналист продолжал смотреть на лаконичный дизайн информационного сайта.
− Ксюша, привет! Ты, как всегда, обворожительна! Твой звонок так неожиданен! А тебе можно? − черноволосая девушка с короткой стрижкой, впорхнувшая в салон автомобиля, выпалила все это на одном дыхании, словно разрядив скорострельный, но маломощный «Узи» в водителя.
– Можно, можно, − по лицу девушки, сидящей за рулем трехсотсильного «Mercedes-Benz ML 500», с длинными светлыми волосами, красиво спадающими на плечи, скользнула гримаска неудовольствия. − Поехали. Я хочу развеяться, − ножка в изящных туфельках от Rene Caovilla мягко дотронулась до педали газа. − Едем в Ред Кап!
– Ой! − в легком вскрике пассажирки можно было уловить причудливую смесь восторга и сожаления. − Ксюша… понимаешь… у меня сейчас с деньгами…
– Не дрейфь, подруга! Все оплачено! − теперь по красивому личику девушки, сжимающей тонкими пальчиками массивный руль, скользнула гримаска удовольствия. Скользнула и, зацепившись за приподнятые уголки рта, так и осталась на лице, приобретя статус выражения.
– Ой! − еще раз, уже громче, вскрикнула ее спутница, уже с чистым восторгом.
Через полчаса черный «Мерседес», промчавшись мимо темной громады Дома книги «Москва», резко осев на рессорах, свернул в переулок и замер в тридцати метрах от здания, над входом в который пылало: «Красная шапочка». Пройдя, плотно заставленное автомобилями пространство, две подружки вошли в клуб, встретивший их оглушающими звуками из песни неувядающей «Виагры», у которой, не смотря ни на что, как у дракона, всегда три головы, точнее прекрасные головки.
Зайдя в зал, девушки увидели, как на сцене, в свете софитов в огромной синей посудине, напоминающей ванну, заполненной кремом, поднимается молодой парень.
– А теперь милые дамы могут попробовать на вкус непревзойденного Илью! − загрохотало, казалось, со всех сторон.
Последние слова утонули в радостном женском визге и с два десятка девушек всех возрастов ринулись к сцене.
– Не спеши, − Ксения, уловив непроизвольное, рефлекторное движение своей подруги присоединиться к начавшемуся пиршеству, приобняла ее за талию. − Я заказала вип-кабинет, вот там и оторвемся по полной.
Невольно косясь на сцену, где три десятка язычков в азарте и упоение слизывали крем с мускулистого мужского тела, Настенька следовала за своей подругой, уверенно пересекающей общий зал клуба по диагонали.