Девушка ответить не успела. Ей на мгновение показалось, что машина попала в яркий голубоватый пучок света.
«Ни фига себе как уже вывески освещают», ? еще успело мелькнуть в ее голове, прежде чем нестерпимая боль обожгла ее тело.
А-а-а-а, ? дико, вмиг утратив все человеческое от такой боли, заорала Ксения, уже ускользающим сознанием с ужасом наблюдая, как чернеет, обугливается кожа на ее руках, как факелом вспыхнули ее роскошные волосы, ярким бликом отразившись от лобового стекла. И последнее, что увидела девушка, прежде чем пламя выжгло ее глаза, были красиво подсвеченные золотые купола Храма Христа-Спасителя…
Черный «Мерседес», едва проскочив метро «Кропоткинская», вспыхнул ослепительным голубым светом. Несколько мгновений и на дороге остался один лишь покореженный от высокой температуры остов машины, без малейших следов органики внутри. То, что раньше было студенткой МГИМО Ксенией Козиной и стриптизером клуба «Красная шапочка» Уилсоном можно было вместить в бардачек машины. Впрочем, его тоже уже не было. Температура была настолько высока, что даже бензин в баке машины мгновенно сгорел, не успев взорваться.
* * *
? Лешенька, почему ты не отвечаешь на мои звонки?
– Потому что я решил завязать с тобой! ? молодой, высокий рыжеватый парень, засунув руки в карманы джинсовой курточки и смотря куда-то вверх и вбок, раскачивался с носка на пятку.
– Завязать со мной? Почему?
– Потому… потому что разонравилась и все! ? по лицу Алексея было видно, что он начинает раздражаться. ? Надоела! ? с прямолинейностью парового молота, на котором он работал на мотовозоремонтном заводе, добавил парень.
– Леха, тебя ждать?
– Идите, я вас догоню! ? крикнул парень двум молодым людям, стоящим на другой стороне улицы.
– Ага, значит, когда трахался со мной, когда хотел, только позови, то нравилась! А как заделал мне ребенка, то тут же разонравилась! ? зло и громко выкрикнула девушка.
– Ленка, ну че ты кричишь? Люди же услышат!
– А пусть слышат! Пусть знают, какой ты козел!
– Да пошла ты, коза! ? парень развернулся и хотел перейти улицу.
Девушка резко схватила его за рукав курточки.
– Нет, стой! А ребенок?! Что мне с ним теперь делать?!
– Что хочешь, то и делай! Ты залетела, тебе и решать. И вообще… ? парень с усмешкой смотрел на разъяренную Лену, ? это не мой ребенок, ? и мужчина быстрым и сильным движением освободил свою руку и перешел на другую сторону улицы.
– Как не твой?! ? девушка бросилась было за парнем. ? Ты же сначала говорил, что твой!
Тяжело сопевший по улице грузовик едва не сбил Лену. Визжа резиной и громыхая своими железяками, он затормозив в полуметре от нее.
– Жить надоело! ? в открытом окне грузовика показалось разъяренное лицо водителя.
Девушка замерла перед остановившейся перед ней глыбой металла, потом метнулась вновь на тротуар.
«Не твой, говоришь? Ну так значит и не мой!» ? она, похоже, уже забыла об угрожавшей ей несколько секунд назад опасности, полностью поглощенная своими переживаниями.
Движение на улице быстро восстановилось, и о происшедшем напоминали лишь два черных росчерка на асфальте ? тормозной след грузовика. И ни водители, ни случайные прохожие, наблюдавшие эту сценку, не обратили никакого внимания на облачко, зависшее в трех метрах над городским асфальтом. Оно было грязно-серого цвета и было похоже на выхлоп из грузовика, когда он натужно тронулся с места. Но в отличие от последнего, облачко не поднималось вверх, а неподвижно висело в воздухе. Правда, недолго. Через пару секунд оно словно растворилось в грязном воздухе крупного российского промышленного центра.
Глава 3
– Смотри, как работают наши конкуренты, ? главред перебросил через свой массивный стол газету.
Конкурентами еженедельника «Грязные тайны России» был похожий по объему и формату еженедельник «Особо секретно». В этих конкурирующих газетах весьма болезненно относились к факту появления друг у друга сенсационного материала. Если это случалось, то, например, главный редактор «Грязных тайн России» собирал всех своих журналюг в кабинете и потрясая газетой конкурентов с опубликованным сенсационным материалом, нет, не кричал, а шипел: «Что совсем нюх потеряли? Мышей разучились ловить? Так я вас научу! А может вы решили вернуться в свои мухозасрански и тихозадрочински? Так не тяните! Заявление на стол и не занимайте место для действительно талантливых людей!»
Большинство журналистов, работающих в еженедельнике, который возглавлял Александра Никифоровича Булыгин, приехали в Москву из провинции. Бульдозер считал, что лучший работник ? это работник из провинции. У такого человека здесь нет ни папы, ни мамы, ни родственников, которые ему помогут или в случае чего подстрахуют. И зачастую даже своего жилья у него тоже нет. Поэтому он будет из кожи лезть, чтобы сделать себе карьеру в Москве, зубами вырывать у жизни лучшие куски. И, естественно, в свой Мухозасранск или Тихозадрочинск он уж никак не стремиться вернуться.
Сделав свой традиционный разнос, Никифорович произносил не менее традиционное: «Или в следующем номере у меня будет материал, от которого особосекретчики будут ссать в штаны от зависти, или я не знаю, что с вами всеми сделаю», ? при этом он привставал с кресла и тяжело нависал над своим столом, опираясь на него руками.
Этот стол имел весьма богатую историю и по праву стоял в кабинете главного редактора «Грязных тайн России». Ибо сам этих самых тайн знал немало. По преданию, этот стол был куплен в Италии еще в восемнадцатом веке князем Лопухиным, тем самым, который председательствовал в Верховном уголовном суде, рассматривавшим дело о восстании декабристов. И те же предания утверждают, что пока светлейший князь председательствовал, Николай Первый на этом столе познал его дочь. И злые языки утверждают, что именно поэтому император «высочайше освободил» сына князя от всякого преследования по делу декабристов, а не в знак заслуг его отца.
После революции стол попал в кабинет одного из высоких петроградских чинов ЧК и насмотрелся и наслушался там всякого, с ностальгией вспоминая невинные императорские шалости.
После убийства Кирова все высокие чины ленинградского НКВД были расстреляны, а новые хозяева их кабинетов, выбрасывали из них все, что напоминало им о прежних хозяевах. Так стол оказался в одном из многочисленных учреждений, прогибаясь под огромными стопками папок и амбарных книг. «Социализм ? это учет и контроль», ? заявил вождь мирового пролетариата, очевидно не предполагая, сколько средств понадобится, чтобы прокормить всю свору проверяющих и контролирующих.
Перед самой войной в громоздком бюрократическом механизме страны повернулось какое-то колесико, сжалась какая-то пружинка и один отдел этого учреждения, где как раз служил стол, переехало в Москву. Вместе со всеми бумагами и мебелью. А коллеги стола по унылой канцелярской работе, оставшиеся в колыбели революции, сгорели в буржуйках во время блокады.
Дальше уже было просто. В начале пятидесятых годов, обновляя свой кабинет, очередной начальник списал стол и вывез его к себе домой. В лихие девяностые многие семьи бывшей партноменклатуры неожиданно для себя оказались у разбитого корыта, так как не все партийцы-ленинцы сумели перепрыгнуть в кресла президентов банка и различных ООО. Банально не хватило всем мест. Уж очень многочисленным оказалось партийное племя. А Боливар, то есть Россия одряхлела и не могла вынести всех. И стол, так много видевший, слышащий и чувствовавший оказался в комиссионке. Там его и нашел Александр Никифорович Булыгин и перетащил в свой кабинет.
Так что Бульдозер немного лукавил, когда опираясь на свой знаменитый стол, говорил: «Или я не знаю, что с Вами сделаю». Знал, конечно, как знал и его стол, который сладко вспоминал юную княжну, опрокинутую навзничь на его крышку царственной рукой. Знали и сотрудники газеты. Понятно, что не в прямом смысле этого слова.
Все это быстро промелькнуло в голове Александра Ермакова, пока он рассматривал огромную цветную фотографию, размещенную на первой странице «Особо секретно».
– А мы, почему не смогли добыть такой фотографии? ? тихо просипел Никифорович ? верный признак того, что он начинает заводиться.
Фотография и впрямь была что надо. Убойная, так про такие говорили у них в редакции.
Ночная Москва, подсвечиваемая многочисленными фонарями, витринами магазинов и огромным сполохом молнии. В левом углу темной глыбой притаился Кремль, а в правом красиво сверкал своими золотыми куполами Храм Христа Спасителя. И от Храма к крепости тянулся гигантский зигзаг молнии, другим концом упирающийся в одну из пяти кремлевских звезд. Фотография была сделана именно в момент удара. Рубиновая звезда уже ощутимо наклонилась и от нее во все стороны разлетались искорки.
– Наверняка снимали с крыши или верхнего этажа дома на Софийской набережной.
– Да мне не интересует, откуда это снималось! Меня интересует, почему эта фотография оказалась не у нас! ? громыхнул Бульдозер.
«Гм, а собственно, почему этот вопрос адресуется мне? Я журналист, специализирующийся на журналистских расследованиях и сейчас занимаюсь конкретной темой, никак не связанной с этой фотографией», ? мелькнуло в голове Александра.
Естественно, главному такое говорить было нельзя.
– Насколько мне известно, нам эта фотография не предлагалась. Мне бы Пашка Квашин сразу бы сказал о таком убойнике. Может тот, кто сделал это фото, как-то связан с особосекретчиками? Родственник кого-то из них, хороший знакомый и так далее.
– Слабовато для журналиста-сыщика, слабовато. Или ты только думаешь о том, почему этот вопрос я задаю тебе, а не нашему бильдредактору Паше?
– В точку, шеф, ? признался Александр.
– А если подумать? А пока будешь думать, посмотри еще на одну фотографию, ? Бульдозер протянул журналисту плотный небольшой листок бумаги.
Ночная, хорошо освещенная улица. На дороге стоит автомобиль. Точнее голый, покореженный его остов.
– Это раньше было «Мерседесом». Снято вчера, точнее сегодня ночью недалеко от метро «Кропоткинская», на Волхонке.
«Хорошо шеф работает. А еще плачется. Фото через пару часов уже у него», ? мелькнуло в голове Александра.
