– Да ведь этак ты, няня, солжешь.
– Да ведь для него же солгу-то. Ну, да с тобой не сговоришь. – И няня подходит к кровати спящего и грустно смотрит на него.
– Ты его, няня, оставь выспаться для именин, а потом скажем, что так нарочно сделали, чтобы он выспался.
– Ну ладно. Прощай. Поцелуй меня. И тебе бы тоже спать да спать.
– Я уж пойду. Буду знать, какие уроки на завтра. Ване лучше будет, я помечу и в его книге.
Федя умывается; няня выходит, бормоча:
– Детки! Детки! каторжная вам жизнь!
А в комнатке, откуда вышла она, все тихо, только слышно, как колокол ворчит за окошками.
– Отчего это он в это время всегда гудит, – думает Соня, – никогда не опоздает. Как темно за Катиной постелью. Зачем я проснулась! Разбужу Катю. Катя?!.. Право страшно. Лампадка догорает – темно будет, совсем темно будет!.. Катя! Ты спишь! Катя!?.. как она смешно сопит… Завернусь-ка я с головой. Как темно под одеялом, а не страшно. Что это скрипнуло! Катя! Катя!
– Что тебе? – отзывается полусонная Катя.
– Ты спишь? – И Соня высовывает из-под одеяла свою курчавую головку.
– Да, сплю. Что тебе?
– Няня ушла к заутрени.
Катя молчала.
– Нынче Ваня именинник.
Катя только промычала что-то.
– Тебе спать хочется, Катя?
– Хочется… А тебе?
– Хочется, да боюсь.
– Как? Чего?
– Да не знаю…
Катя подымается и садится на постели. Снова тихо в комнате. Огонек все прыгает и качается перед пытливыми глазками Кати. Соня полулежа оперлась локтем на подушку и нетерпеливо дожидается, что скажет старшая сестра, которой уже много лет! Много! говорит няня. Целых девять! Она умнее ее, Сони, потому что ей только семь.
– Надо спать! – вдруг выговаривает Катя как-то загадочно и скоро завертывается с головой в одеяло и Соня еще скорее делает то же самое, но все-таки допытывается:
– Что ты, Катя?
– Ничего! Надо спать.
– Тебе тоже страшно?
– Н…ет. Только… Катя не хочет сознаться.
– Уж коли тебе тоже… так ты лучше не говори мне… а то эдак еще хуже… – замечает философски Соня. – Давай спать! А то няня просвирок не даст.
Снова тихо в комнате, но уж не так страшно, потому что из окошек все светлее делается, и потом они обе не спят.
«Нынче весело будет, – думает успокоившаяся Соня, – Ваня именинник. Что-то ему подарят? Верно книжки – он уж большой».
Глава 2
В комнате светло. Уж десять часов. Лампадка потухла, и в углу у образов, где прежде было всего светлее, теперь наоборот – совсем темно стало. За дверью, в коридоре шумят, хлопают наружною дверью на блоке. Семен комнаты прибрал и стоит в коридоре, думает – снять ему из угла паутину, или до завтра оставить? Место не видное, уж давно висит там эта паутина, так уж еще-то один день, ништо ей провисеть, а то поди, полезай за ней, еще загремишь, господ разбудишь.
«Пущай уж до завтрева!» – думает Семен, ковыряя в носу грязным пальцем.
Впрочем, он каждый день так думает, и уже два месяца откладывает: до завтрева.
Кузьма носит дрова и раскладывает у печек, чтобы топить.
– Что ж ты, дьявол эдакий, ножищами-то своими покои пакостишь? – тихо шепчет Семен, глядя на цифру восемь, которую пролагают по полу мокрые и грязные сапоги Кузьмы.
– А ты вот поди, вылижи языком-то двор да лестницу, так я не буду пакостить, – тоже злобным шепотом ответствует Кузьма.
– Э-эх-ма! – грустно отзывается опять Семен. – Только слава, что, о люди, а как есть кабарда какая-то…
Кузьма молчит и отомщает на дровах, протискивая штук 26 в одну печь.
– Ну, тебя, лезь что ли, анафема! – шепотом уговаривает он огромное березовое полено.
Дверь на блоке зашумела. Няня воротилась от обедни и проходит в детскую.
– С именинником, матушка, – шепчет Семен.
– Спасибо! здравствуй, Кузьма. Не топи ты так, голубчик, нашу печку. Просто страсть вчера. Подойти нельзя – как огненная. Чтой-то вы дров господских не пожалеете. Ведь они не казенные, а на деньги покупаются!
Няня проходит в детскую.
– Здравствуй, няня! – кричит проснувшаяся Соня.
Няня снимает свою шубку и, повесив ее на гвоздь, целует Соню. Катя тоже проснулась и кричит.
– Няня, я не сплю. И меня поцелуй.
– Ну, поздравляю вас с именинником. Вот вам просвирки, на стол поставлю. Встанете, Богу помолитесь и съедите с чаем. А большую – это Ванюше, за его здоровье вынула: все-то он хворает, голубчик мой. Как взяли его от меня, так и хворает. А отчего? Разве Андрею так усмотреть за ребенком, как я усмотрю? Э-эх, право!
Задумавшаяся после поцелуя няни, Соня вдруг пришла в себя.
– Няня, какие у тебя холодные щеки!
