– И что дальше? – заинтересованно спросил генерал.
– А дальше ничего. Пользуясь своим положением, ваше высокопревосходительство, в Тобольске подтверждения этому не нашел, – я грустно улыбнулся. – И, в принципе, какая разница, кто был твоим предком. Главное, что ты сделал в этом мире!
– С этим вашим высказыванием полностью соглашусь, Тимофей Васильевич. Но, как говорится в народе: делу время, а потехе час. А посему все дела откладываем на завтра, и сейчас мы проследуем в офицерское собрание. Там нас уже ждут накрытые столы и офицеры Хабаровска, которым просто не терпится узнать о последних новостях из столицы, – Гродеков усмехнулся и, поправив очки, добавил: – Возражения не принимаются, господин полковник.
Глава 2
Владивостокская крепость
Посидели в офицерском собрании душевно. Многих офицеров я знал по предыдущей службе до девяносто шестого года, с некоторыми познакомился во время осады Благовещенска и в отряде Ренненкампфа.
Сегодня с утра сходил на утреннее богослужение, подал записку для поминовения на Божественной литургии со списком всей своей умершей родни и Дарьи. Купил и расставил свечи, раздал милостыню, а потом сходил на кладбище. По такой же схеме помянул всех в станице, кроме раздачи милости. Нищих и попрошаек у станичной церкви в Черняева никогда не было.
Придя на кладбище, убрал немного листвы, веток с могилки своей «храброй птички». Было видно, что за могилой ухаживают. В прошлый свой приезд оставил кладбищенскому сторожу денег, да и потом раз в год пересылал небольшие суммы Тарале с просьбой передать их сторожу. Арсений в ответных телеграммах ругался, мол, он и сам может деньги на это выделить, но перечисленные мною суммы передавал.
Посидел, погрустил, повинился. Мысленно рассказал Дарье обо всех событиях, которые произошли со мной с момента моего последнего посещения могилы. Глупо ждал какого-то ответа. Приняв за него порыв теплого ветра, который разметал мне волосы на макушке, с каким-то чувством облегчения и очищения ушел с кладбища. Впереди ждала служба.
* * *
– Итак, Тимофей Васильевич, с чего начнем? В принципе, я каждый месяц отправляю в военное ведомство доклады по подготовке Приамурья и Владивостокской крепости к боевым действиям. Вы знакомились с моими докладами? – спросил меня Гродеков, блеснув стеклами очков.
Мы вновь расположились в его рабочем кабинете, и Николай Иванович должен был ознакомить меня с состоянием дел во вверенных ему войсках и на оборонительных позициях. На столе лежало несколько карт.
– Ваше высокопревосходительство, признаюсь, на меня эта инспекционная поездка свалилась как снег на голову. Возможно, государь и хотел, чтобы я посмотрел на все свежим взглядом, ничем не зашоренным. По этому я с вашими докладами не знаком и буду рад услышать все лично от вас, – ответил я, вежливо кивнув в конце фразы.
– Что же, давайте тогда без чинов. И я вам обрисую положение дел и то, как вижу сложившуюся ситуацию в целом, – генерал откинулся на спинку стула и сцепил в замок пальцы рук.
Я также удобнее устроился за столом, предполагая, что разговор будет долгим.
– По окончании японско-китайской войны в девяносто пятом году в военном ведомстве была пересмотрена доктрина использования Владивостокской крепости в связи с изменением вероятного противника, которым стала Япония. Был разработан новый план обороны, и было решено, что между строящимися и имеющимися крепостными фортами и батареями не должно оставаться мертвых зон, где войска или флот неприятеля могли бы укрыться от обстрела и организовать плацдарм. В наиболее узких бухтах, куда не доставали орудия, было принято решение выставлять минные заграждения и корабли Сибирской военной флотилии… – Гродеков поправил пальцем очки на переносице. – Роль Владивостокской крепости в обороне сводилась к двум основным задачам. Первая: береговые дальнобойные батареи должны вывести из строя флот противника и пресечь обстрел города и бухты с моря. Вторая: фортам северной линии надлежало остановить наступление японской армии после высадки десанта где-нибудь на побережье.
Я с интересом слушал генерал-губернатора, который кратко, но емко и четко рисовал картину организации обороны Владивостока.
– По этому плану в девяносто седьмом году была достроена в бетоне Назимовская батарея на одноименном мысе, строилась мортирная батарея из одиннадцатидюймовок семьдесят седьмого года у Токаревской кошки, велись работы по перестройке старых дерево-земляных батарей на бетонные. Параллельно пришлось развернуть казарменное и дорожное строительство из-за заметного увеличения численности гарнизона крепости. По утвержденным и разработанным местными инженерами проектам началось строительство четырех долговременных фортов, которые должны были стать основой сухопутной обороны крепости: Северо-Западный, Северный и Северо-Восточный на высотах Второй Речки и Седанки на полуострове Муравьева-Амурского, и форт Южный – на горе Русских на Русском острове. Форты располагались на расстоянии семи-пятнадцати километров от бухты Золотой Рог. Это исключало возможность обстрела сухопутной артиллерией противника города и стоящих на рейде кораблей Сибирской флотилии. К одна тысяча девятисотому году достроили в бетоне Новосильцевскую батарею, – рассказывая, Николай Иванович показывал карандашом на карте Владивостокской крепости значки оборонительных сооружений.
Я, привстав со стула, следил за карандашом-указкой генерал-губернатора. Гродеков сделал паузу, переводя дух, а потом продолжил:
– Тогда же по проекту военного инженера капитана Романовича прорыли канал через перешеек Русского острова, чтобы в случае начала войны миноносцы и другие корабли могли спокойно ходить из Золотого Рога в бухту Новик и обратно, не покидая пролива Босфор Восточный, выходы из которого должны были прикрываться минными заграждениями. Этим обеспечивалась непрерывная связь внутренней бухты острова с материком даже в военное время. И тут, как вы сказали, будто снег на голову, строительство было остановлено по приказу военного министра. Алексей Николаевич нашел линию обороны чрезмерно растянутой, требующей слишком большого количества войск для ее занятия и удержания, а также больших финансовых затрат.
Гродеков снял очки и начал протирать стекла специальной тряпочкой, которую достал из футляра, лежащего на столе. Насколько я помнил по прежней службе, эти действия показывали сильное волнение генерала.
– Я лично писал генералу Куропаткину, что сужение линии обороны окажет пагубное влияние на оборонную способность Владивостока. Если сократить длину оборонительного обвода и построить его на расстоянии всего лишь три-пять километров от бухты Золотой Рог, то форты и батареи не смогут помешать противнику спокойно обстреливать центр Владивостока и акваторию Золотого Рога из тяжелой артиллерии, – Николай Иванович задумался, положив карандаш на карту, и начал вновь протирать очки.
Я же, склонившись над картой, мысленно перенес значки ближе к городу на указанные Гродековым расстояния, и малый петровский загиб пронесся в моей голове.
– Признаюсь, выполнение данного приказа я просто просаботировал, – голос генерал-губернатора звучал глухо. – Создал комиссию по вооружению Владивостокской крепости, которая пришла к заключению, что подковообразная группа высот под номерами 204, 200, 153 и 217 к северо-востоку от Владивостока должна рассматриваться как передовая позиция. В результате решений комиссии под указанным предлогом были сохранены недостроенные форты Северный и Северо-Восточный.
Гродеков посмотрел на меня тяжелым взглядом.
– Я сознательно нарушил приказ, Тимофей Васильевич. И подбил на это многих офицеров, находящихся в моем подчинении. Мы были готовы понести наказание, но после случившихся в столице событий осени одна тысяча девятьсот первого года все коренным образом изменилось. Все решения комиссии были утверждены высочайшим указом его императорского величества, а финансирование, вооружение и снабжение Приморья значительно увеличилось, – с каждым словом Николай Иванович как-то скукоживался, хотя говорил как бы о своей победе над военным министром.
– Николай Иванович, извините, но все для вас закончилось хорошо. Почему же вы в прошлом году подали в отставку? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Устал я, Тимофей Васильевич. Сначала боксерское восстание, потом это противостояние с военным ведомством и его министром. А я уже не мальчик, – угрюмо усмехнулся генерал-губернатор. – Знаете, что меня остановило?!
Что?!
– Телеграмма государя, в которой он мне написал: «Вы мне нужны на этом посту», – произнес Гродеков и замолчал.
– Император знает, как подобрать нужные слова, Николай Иванович. После смерти родителей, брата и сестры он очень сильно изменился. Это не тот несколько наивный наместник Дальнего Востока, которого вы помните, – я усмехнулся. И как я вижу, государь не ошибся, сказав, что вы ему нужны здесь, в Приморье. Судя по значкам на карте, объем запланированных работ выполнен почти полностью?!
– Да, Тимофей Васильевич, практически полностью, – несколько оживился генерал-губернатор. – На настоящий момент оборона Владивостока состоит из двадцати трех береговых батарей, которые простреливают почти всю прибрежную зону. На сухопутном направлении мы имеем четыре форта, девять полевых укреплений и двадцать батарей. К сожалению, большинство орудий образца 1877 года с малой дальностью, невысокой скорострельностью и недостаточной точностью стрельбы. Хорошо, что на новых береговых батареях основную массу орудий составляют обуховские шестидюймовки с щитовым прикрытием, скорострельностью в семь выстрелов в минуту и максимальной дальностью стрельбы на восемнадцать верст. Но если подойдут японские эскадренные броненосцы с их двенадцатидюймовками, то нам придется худо. Да и со снарядами не сказать что хорошо, несмотря на то что на всю мощь используем Хабаровские артиллерийские мастерские. Их пустили в ноябре прошлого года.
– И какое качество у снарядов местного производства? – поинтересовался я.
– Намного хуже, чем у новых с тротилом, которые в малом количестве поступают к нам в основном к шестидюймовкам. Но лучше, чем из старых запасов. – Гродеков улыбнулся каким-то своим мыслям. – Мы, как в Кронштадте, провели испытания на пробитие брони для береговых орудий. Результаты показали, что пробить крупповскую броневую плиту толщиной в сто пятьдесят миллиметров из шестидюймовок не получается уже на дистанции в двадцать кабельтовых. А если она располагалась хотя бы под небольшим углом к атакующему снаряду, то и с пятнадцати кабельтовых. Но даже пробитие не всегда дает нужный результат, так как двухкапсульные взрыватели генерала Бринка активируют подрыв лишь в одном случае из десяти после пробития, да и заряд снаряда слишком мал, чтобы причинить какие-то серьезные разрушения.
Генерал-губернатор грустно улыбнулся и вновь начал протирать очки. Лицо Николая Ивановича приняло какое-то детское и обиженное выражение.
– И как решили выходить из этой ситуации? – поинтересовался я.
– Провели ревизию имеющихся в крепости снарядов. Выполненные из стали в мастерских начали переснаряжать мелинитом и устанавливать трубку образца восемьдесят четвертого года, усилив в ней пружинку ударника, согласно полученным рекомендациям из ГАУ и Арткомитета. Говорят, что этот способ предложил капитан Рдултовский, который учится в Михайловской артиллерийской академии?! – Гродеков вопросительно посмотрел на меня.
– Николай Иванович, эту фамилию слышал. Но я не могу объять необъятное. Великий князь Сергей Михайлович, можно сказать, сейчас революционно переделывает работу ГАУ, Арткомитета и даже Морского технического комитета по вопросам артиллерии. Переход на тротил и мелинит в снарядах – это полностью его заслуга. Обуховские гаубицы калибром в сорок восемь линий с фугасной бомбой и бризантной гранатой с зарядом из тротила также продавил он.
– Насколько я знаю, раньше великий князь был приверженцем французской доктрины одного калибра, одной пушки и одного снаряда? – с каким-то подтекстом спросил Николай Иванович.
– Все течет, все меняется. Кстати, трехдюймовая горная скорострельная пушка, которая стала поступать в Маньчжурский военный округ после принятия на вооружение русской армии, также заслуга Сергея Михайловича. Гористый театр войны требует наличия современной артиллерии, – ответил я. – А опыт боевых действий во время боксерского восстания показал, что ихэтуани и китайские войска легко приспосабливали к обороне селений глинобитные стенки, оставаясь за ними, как и в окопах, в полной безопасности от нашей шрапнели. Поэтому вопрос принятия на вооружение фугасного и бризантного снарядов к полевым и горным пушкам прошел в Главном артиллерийском управлении без особых препон, – нейтрально ответил я.
– Особенно, если ты можешь попасть под статью «промышленный саботаж», – усмехнулся, а потом рассмеялся Гродеков, причем так заразительно, что я его с удовольствием поддержал.
– Николай Иванович, если бы вы знали, как теперь быстро решаются вопросы, которые раньше рассматривались годами, – произнес я, после того как мы перестали смеяться.
– Тимофей Васильевич, на пробитии туннелей на Кругобайкальской железной дороге сейчас отбывает каторгу много представителей известных аристократических фамилий…
– Вы это осуждаете, Николай Иванович? – перебил я генерал-губернатора и жестко посмотрел на Гродекова.
– Нет, Тимофей Васильевич. Судебные процессы подробно отображались в газетах. Это страшно…
– Поверьте, там было отображено не все. Полную правду писать было нельзя. Это вызвало бы социальный взрыв, – тихо произнес я.
– Настолько все плохо? – спросил Гродеков.
– Да, Николай Иванович. Народ сейчас жаждет перемен. Крестьяне, рабочие, буржуа, аристократы, каждый социальный слой ждет своих перемен. Во многом глупых, недальновидных и взаимно исключающих друг друга. Но это и не важно… – я, как совсем недавно Гродеков, грустно улыбнулся и продолжил: – Вы думаете, что все они отдают себе отчет о последствиях своих желаний? Нет. Они просто хотят перемен. Им нужно хлеба и зрелищ, как и в Древнем Риме. Эти желания, в конце концов, и погубили Римскую республику.
– Но мы-то не республика, – тихо произнес генерал-губернатор.
– Николай Иванович, информация о том, что великий князь Владимир Александрович хотел принять конституцию и ввести парламентскую монархию по английскому подобию, к сожалению, ушла в массы, – я, как штабс-капитан Овечкин из фильма «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» дернул головой. – Промышленники, купцы, да и многие аристократы, можно сказать, возбудились. У них есть деньги, но нет власти. А тут есть возможность желаемую власть получить.
