Как разозлить дракона
Рыбьеног в панике припустил прочь от берега еще быстрее, выставив руки перед собой, и причитал:
– Я ничего не вижу, я ничего не вижу!
А Иккинг и Камикадза бежали за ним, выкрикивая:
– Не туда, Рыбьеног, не туда!
– ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! – угорала толпа зрителей, расступаясь и пропуская бедного слепого Рыбьенога, чтоб и дальше ковылял по пляжу.
Наконец бедняга споткнулся о брошенные кем-то штаны, тут Иккингу удалось его нагнать и с помощью Камикадзы развернуть в сторону океана.
От всей этой истории Кровожадному Карасику было так стыдно, что он вошел в обжигающе-ледяную воду, где аж дыхание перехватывало от холода, почти с облегчением.
Сгорая от стыда, он не заметил, что случилось с его отцом и Большегрудой Бертой.
А случилось вот что. Стоик Обширный, Большегрудая Берта и Обжора Душегуб неторопливо входили в полосу прибоя. Все трое не сомневались в победе. Стоик позабыл о своем разочаровании в сыне, поскольку припомнил кое-что забавное.
– Вот что я скажу тебе, Берта, – прошептал он, дружески ткнув Бой-бабу в плечо, – давай договоримся, кто бы из нас ни выиграл, проучить Обжору. Загадаем ему такое желание: пусть пройдет на веслах через Угрюмое море в ванне с подштанниками на голове!
Большегрудая Берта ржала, пока слезы не потекли по ее волосатым щекам.
– В кои-то веки, Стоик, старый ты боров, – прогремела она, – тебя посетила хорошая идея! План, значит, такой…
Они как раз входили в воду, когда Обжора что-то хрюкнул своему помощнику. В глазах Проглота вспыхнул недобрый огонек, но он в изысканных выражениях перевел:
– Обжора невольно заметил, что вы используете старомодный ЖИР ТОЛСТОКРЫЛА – он держит холод и вполовину не так хорошо, как масло темно-претемно-лилового мясоклыка, которым намазан Обжора… Стоит нанести его на кожу, в жизни не замерзнешь. Держится до следующей зимы.
– Клянусь обрезками Торовых ногтей! – воскликнула Берта, окинув разочарованным взглядом свои лоснящиеся от зеленого жира телеса. – Я-то думала, у меня последний писк моды!
Стоик с восхищением и завистью таращился на сияющую лиловую грудь Обжоры. Обжоре было так тепло под слоем масла темно-претемно-лилового мясоклыка, что от его татуированной груди поднимался легкий парок и уносился ветром.
– Обжора хочет честной борьбы, – угодливо улыбнулся Проглот. – Почему бы вам не попробовать эту мазь, чтобы уравнять шансы? Мы оставили горшок как раз позади вас, у кромки воды… Нам он больше не нужен, поскольку достаточно всего одного слоя…
– Ну, это невероятно любезно с твоей стороны, Обжора! – просиял Стоик. – Но погоди, как мы вернемся? Гонка ведь уже началась.
Проглот небрежно отмахнулся от этой мысли.
– Да нет… – весело заверил он вождей. – Нет, считается, что вы еще не начали Заплыв, если вы не плывете… Вы разве не знали?
Стоик и Большегрудая Берта сказали: «Ах да, конечно!» – и с умным видом закивали, как будто на самом деле всю дорогу знали о таком правиле. Они повернули назад и побрели к берегу за черным горшочком с маслом мясоклыка, стоявшим всего в паре шагов от кромки воды…
– Ну и жулик этот Обжора! – Стоик неодобрительно поцокал языком. – Вот уж действительно честная борьба! Глянь! Тут практически ничего не осталось.
Действительно, крохотной лиловой капли на самом донышке едва хватило бы намазать Стоику большой палец на ноге.
Но Обжора сжульничал не только в этом.
Стоик поднял глаза и обнаружил вокруг ахающую от изумления и разочарования толпу. Хулиганы в смятении рвали на себе бороды. А прямо перед Стоиком и Большегрудой Бертой стоял Главный Судья, с видом еще более подавленным, нежели обычно, с очками на кончике носа.
– Мои соболезнования, – произнес Главный Судья, мрачно царапая их имена на пергаменте перед ним. – Вы – Первые Вернувшиеся. Ноздря в ноздрю. Как пишется «Берта»?
Стоик рассмеялся и погладил Главного Судью по голове.
– Да нет! Нет, мой добрый Шандарашка, думаю, ты подзабыл Правила. Заплыв начинается, только когда поплывешь…
– Разумеется, я помню правила, – спокойно ответил Судья. – Я Судья. Вышел из воды – вышел из Заплыва.
– Но… но… но… мы ведь уже возвращаемся обратно в воду! – От ужаса Большегрудая Берта начала заикаться.
– Нет, не возвращаетесь, – сказал Главный Судья. – Мое решение окончательно.
Казалось, Берта со Стоиком сейчас взорвутся.
– Старый Сморчок! – задохнулся Стоик. – Скажи ему! Мы же не можем ПРОИГРАТЬ Заплыв!
Старый Сморчок обозрел двадцать стоявших перед ним песочных часов.
– Боюсь, вы таки проиграли, – печально отозвался он. – И ровно за три минуты двадцать две секунды. Новый рекорд состязаний.
– Но я чемпионка архипелага по плаванию! – вскричала Большегрудая Берта, вскидывая в воздух здоровенный кулак. – Берта Непотопляемая!
– И ОБЖОРА ДУШЕГУБ СКАЗАЛ, ЧТО ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ! – крикнул Стоик.
И как только он произнес эти слова, до Стоика и Берты наконец дошло (увы, они были не самыми смышлеными вождями на архипелаге), что их провели.
Две минуты назад Берта и Стоик трусили по песку, все такие гордые и надутые, словно пара толстых петухов, такие уверенные в победе…
И вот они уже сдулись, будто пара больших и красивых воздушных шариков, из которых выпустили воздух. Бертины буфера поникли, великолепные бицепсы Стоика опали.
– Вот ведь гнилая, низкая, коварная душегубская вонючка! – процедил Стоик сквозь стиснутые зубы. – Взял и обманом выставил нас проигравшими в Заплыве!
3. Ну разве Сморкала не душка?
Иккинг, Рыбьеног с Камикадзой не видели, что происходило на берегу у них за спиной.
Им было не до того.
Иккинг, сгорая от смущения из-за сцены на пляже, постарался отплыть от берега так быстро, как только мог.
– Подожди, – умолял Рыбьеног, неуклюже бултыхаясь по-собачьи следом за Камикадзой и Иккингом. – В этих чертовых нарукавниках действительно трудно плыть. Нам же не надо заплывать слишком далеко, мы же не воины, мы так, забавы ради вздумали поучаствовать… Если, конечно, считать забавной идеей отморозить себе рога в кишащих акулогадами водах…
Оказавшись на глубине, Иккинг чуть не потонул – вес щита и меча прямо дернул его ко дну. Чтобы просто удержать подбородок над водой, приходилось бешено работать ногами.
Даже от Камикадзы плавание в полной выкладке требовало изрядной сосредоточенности. Меч и кинжалы тянули ее вниз и вправо так сильно, что она невольно плыла кругами.
– О БОГИ! – сетовал Иккинг. – Ну и как тут можно победить Сморкалу?
Все силы у них уходили на то, чтобы удержаться на плаву, и они так сосредоточились на этом, что не заметили подобравшихся со спины Сморкалу и Песьедуха Тугодума (хотя Песьедух шлепал лапищами по воде громче бегемота в ванне).
Два негодяя подслушали последнюю часть беседы, и Сморкала едва не захлебнулся от хохота.
– Ты сам сказал это, Иккинг, неудачник несчастный! – каркнул он. – Чтобы кто-то из вашей троицы победил меня? В жизни не слышал ничего смешнее!
– Гы-гы-гы! – ржал Песьедух, фыркая морской водой.
– Дело вот в чем, Иккинг, – злорадно продолжал Сморкала. – Ты же слышал, как все смеялись над вами на пляже… вы, парни, – просто позор племени.
Тут глаза Сморкалы вспыхнули нешуточной жаждой крови. Он оглянулся через плечо, не следит ли кто за ним.
– Дам-ка я тебе, Иккинг, урок Викингского Героизма, а тебе, Рыбьеног, урок плавания без нарукавников…
– Нет! – взвизгнул Рыбьеног, пытаясь уплыть.
Безнадежная затея. Сморкала и Песьедух, здоровенные и накачанные, легко поймали его, попутно увернувшись от Иккинга и Камикадзы. Сморкала проткнул кинжалом правый нарукавник, а Песьедух сдернул левый.
– Так вот, Иккинг, – промурлыкал Сморкала, – ты еще как раз можешь добраться до берега в одиночку. Но если попытаешься вернуться, поддерживая Рыбьенога, то шансы у тебя невелики. Ну… что будешь делать? Надеюсь, ты окажешь всем нам услугу и бросишь НЕУДАЧНИКА, но дело, разумеется, твое.
И два верзилы со смехом поплыли прочь.
Иккинг вынырнул, хватая ртом воздух, и изо всех сил поплыл к бедному Рыбьеногу, который уже второй раз уходил под воду. С помощью Беззубика, Буримухи и Рыбьеногова охотничьего дракона Жутьздоровы он привел друга в вертикальное положение, чтобы голова была над водой, но Рыбьеног с перепугу принялся биться и едва не утащил Иккинга с собой под воду.
– ПРЕКРАТИ ПАНИКУ И РАССЛАБЬСЯ! – рявкнул Иккинг.
– РАССЛАБЬСЯ! КАК Я МОГУ РАССЛАБИТЬСЯ? – заверещал Рыбьеног. – Я ТОНУ! ТОНУТЬ НЕ САМОЕ РАССЛАБЛЯЮЩЕЕ ЗАНЯТИЕ!
Но биться он прекратил, заставил себя обмякнуть и всплыл на поверхность вместе с Иккингом и Камикадзой, поддерживавшими его за плечи.
– Ладно, – сказал Иккинг тоном «я-притворяюсь-спокойным-но-на-самом-деле-мне-хочется-бегать-кругами-и-орать». – Вот теперь, сдается мне, у нас имеется небольшая проблема…
Качаясь на волнах, он разглядел береговую линию, и ему вдруг показалось, что она очень далеко. Иккинг немного сомневался, что сумеет преодолеть это расстояние, всю дорогу таща на себе Рыбьенога, пусть Камикадза и будет ему помогать.
В том-то и беда с Настоящим Викингским Заплывом. В этой игре одинаково важны стойкость и расчет. Нельзя забывать об осторожности, а то рискуешь заплыть слишком далеко, и на возвращение не хватит сил.
– Лучше доставим Рыбьенога обратно на берег, – сказал Иккинг с уверенностью, которой не испытывал.
– Морковочки кому? – Это Жутьздорова, почувствовав напряжение, спикировала к ним, чтобы по-матерински поддержать хозяина и его друзей. – Она подкрепит ваши силы, плыть будет легче…
– Не сейчас, Жутьздорова, – отозвался Иккинг и прибавил (стараясь говорить как можно небрежнее): – Жутьздорова, не могла бы ты допорхнуть до берега и велеть им прислать сюда спасательных драконов…
– Бу сде! – молодцевато ответила дракониха и улетела. – Шевелите ногами…
«Шевели ногами… Шевели ногами… Шевели ногами…»
Иккинг потерял счет тому, сколько раз он произнес эту фразу в последующие полчаса.
Потому что творилось странное. Чем больше они работали ногами, тем, казалось, БОЛЬШЕ удалялись от пляжа. Во время стычки со Сморкалой и Песьедухом юные викинги не заметили, как начался отлив, и теперь он уносил их в открытое море.
Дружеские крики других викингов больше не доносились до них – только плеск волн вокруг да собственное барахтанье. Одни, а вокруг на много миль только каменно-холодное море.
– Я начинаю уставать, – сообщила неутомимая Камикадза.
Похоже, они влипли хуже некуда.
Но если вы уже читали мемуары Иккинга, то знаете: это нередко означает, что НАСТОЯЩИЕ неприятности еще впереди.
Беззубик, который отправился ловить макрель, вдруг с воплем вылетел из воды всего в нескольких сантиметрах от Иккингова уха.
– Что такое, Беззубик? – спросил Иккинг, когда дракончик завис над ним.
– Ч-ч-ч-что-то ж-ж-жуткое… – заикаясь больше обычного, отозвался Беззубик, спиралью поднимаясь вверх на дрожащих крыльях. – Там под водой ч’что-то жуткое!
– Что жуткое-то? – сглотнул Иккинг.
– Б’бе-беззубик не з’знает… – ответил дракончик. – ЖУТЬ ж-ж-жуткая… не стал дожид’даться и разгляд’вать… Что-то ч’черное…
– Что не так? – вздрогнул Рыбьеног. – Что он говорит?
– А, ничего, – с беспечным видом соврал Иккинг. – Ты же знаешь, Беззубик собственной тени боится… Шевели ногами, шевели ногами, – зашептал он, озираясь, – только плавно…
– Почему это плавно? – пискнул Рыбьеног. Он немедленно начал паниковать и в результате чуть не потонул. – Там что-то есть? Что это? ТЕМНОДЫХИ? АКУЛОГАДЫ? КЛЫКОШМАРЫ?
– Ничего, – успокаивающе шепнул Иккинг. – Просто сосредоточься на плавучести, Рыбьеног…
И тут Камикадза вскрикнула:
Она вдруг бешено забарахталась, но почти сразу же неведомая сила утянула ее под воду.
– КАМИКАДЗА! – заорал Иккинг, пытаясь одновременно поддержать Рыбьенога и заглянуть под воду. – КАМИКАДЗА! КАМИКАДЗА!!!
Но она исчезла.
4. По-настоящему плохо
– Ради Тора, ради Тора… – причитал Иккинг, отчаянно озираясь.
Камикадзы и след простыл.
Только молчаливые туманы, а под ними… под ними в воде могло находиться ЧТО УГОДНО. Например, темнодыхи – они любят утаскивать жертв под воду и высасывать у них кровь. Или акулогады – те своими клыками или убьют тебя сразу, или откусят ногу и будут таковы.
– Где она? Где она? Где она? – как заведенный повторял Рыбьеног, словно Иккинг знал ответ.
Прошла одна исполненная ужаса минута.
А потом Рыбьеног вскрикнул, и что-то утащило его под воду, вырвав у Иккинга из рук.
– РЫБЬЕНОГ! – заорал Иккинг.
Кровожадный Карасик остался один в холодном сером океане.
Никогда еще собственные ноги, болтающиеся под водой, не казались ему такими уязвимыми.
И поделать-то ничего нельзя – ни убежать, ни улететь (хотя Беззубик отчаянно пытался вытянуть его из воды за ворот безрукавки).
И тут он почувствовал первый пробный укус за лодыжку…
Иккинг заверещал и неуклюже попытался броситься вперед.
Но челюсти неведомого чудовища только покрепче ухватили его за ногу и утянули под воду.
Иккинг едва успел перед погружением набрать побольше воздуху в легкие. Вода вокруг быстро сменила цвет с зеленой на серую, а потом на черную – его тащили на глубину.
«Вот оно, значит, как бывает… – думал Иккинг, погружаясь все глубже. – Вот, значит, каково умирать…»
И когда легкие его уже были готовы взорваться, вдруг начался подъем, вода из черной опять сделалась серой, потом зеленой, потом белой, и его выдернуло из моря в небо.
Иккинга нес по воздуху, держа за ногу, гигантский дракон с размахом крыльев метров в семь.
Со всех сторон из моря, словно стрелы из лука Ньёрда, вылетали новые и новые драконы. Воздух дрожал от их пронзительных криков.
Дракон, державший Иккинга, летел низко, и пальцы мальчика чиркали по поверхности воды. Тварь подбросила свою ношу вверх, словно пойманную макрель, и отпустила. Иккинг закувыркался в воздухе, но в миг, когда он едва не ухнул в море, другой дракон спикировал и поймал его, на сей раз лапами за руки.
Краем глаза Иккинг видел, что другие драконы из стаи точно так же несут Рыбьенога и Камикадзу.
Он запрокинул голову и попытался разглядеть, кто же их поймал. Оказалось – шматозавры.
Шматозавры – очень своеобразные твари. Выглядят они в точности как нормальные драконы, на которых случайно наступил великан и расплющил в лепешку. Викинги часто используют их для шпионажа за вражескими племенами, поскольку шматозавры способны быстро и бесшумно пролететь на бреющем полете над чужой территорией, так что никто их не заметит.
Стая насчитывала голов пятьдесят и несла трех юных викингов в открытый океан.
Странно, по сведениям Иккинга, шматозавры жили на архипелаге и вовсе не относились к обитателям открытого океана. КУДА же, разрази этих тварей Тор, они направляются? А драконы все летели и летели. Время от времени, когда у Иккинга руки начинали болеть так, что, казалось, вот-вот выскочат из суставов, шматозавры подбрасывали его и переворачивали вверх ногами.
Иккинг попытался заговорить со шматозавром, который нес его, но тот лишь стиснул ему руки покрепче и рявкнул:
– Еще одно слово – голову откушу!
Иккинг был мальчик сообразительный и понял, что мудрее будет заткнуться.
Вскоре на горизонте появилась полоса, постепенно разраставшаяся по мере приближения. Сначала Иккинг решил, что впереди остров с вулканом, поскольку оттуда шел густой серо-зеленый дым. Но чем ближе они подлетали, тем отчетливее Иккинг понимал, что перед ним вовсе не остров, а корабль.
И это таки оказался корабль.
Иккинг в жизни не видал ничего подобного, а он повидал множество самых разных кораблей: разбойничьи корабли Хулиганов, Бой-бабьи подкрадывательные корабли, галеры римских похитителей драконов, Страхолюдские работорговые суда…
Но то, что открылось ему теперь, было ни на что не похоже.
Корабль поражал размерами – раз в шесть больше обычного викингского драккара. И мачт две, а не одна. А на самой корме помещалась гигантская труба, словно кривой дымоход, и из нее клубами валил дым.
Может, это корабль-призрак или Иккинг сам не заметил, как заснул, и жуткое судно привиделось ему в кошмаре?
Преодолев клубы густого дыма, шматозавры описали пару кругов над странным кораблем, пролетели низко-низко над форштевнем и наконец пошли на посадку.
«КХА-КХЕ-КХЫ-КХИ-КХА, – думал Иккинг, умирая от кашля, когда шматозавр сложил крылья, снижаясь над палубой. – КХА-КХЕ-КХЫ-КХИ-КХА…»
На палубе толпились варвары на редкость неприятного вида. Они радостно завопили, когда шматозавр отпустил Иккинга, и заржали как безумные, когда мальчик распростерся на палубе рядом с брошенными таким же образом Камикадзой и Рыбьеногом.
– ВЕРНИТЕСЬ И СРАЗИТЕСЬ КАК ВИКИНГИ, ВЫ, НЕТОПЫРИ ТРУСЛИВЫЕ! – в ярости заорала Камикадза вслед шматозаврам, и похитители расхохотались еще громче.
Пленников плотно, как курей перед забоем, обмотали веревками и привязали вверх ногами к мачте.
Даже Беззубика и Буримуху изловили и примотали рядом с хозяевами.
Троих юных героев охватили мрачные, тревожные, даже панические предчувствия. Было совершенно непонятно, что им предстоит в ближайшем будущем.
Однако дружные выкрики вокруг намекали, что добра ждать не стоит:
– СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ! СМЕРТЬ ДЕТИШКАМ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ!
Даже в сердце неунывающей Камикадзы закрались нехорошие подозрения.
– Как думаешь, это они о НАС? – всхлипнул Рыбьеног.
– Ну, мы же здесь единственные дети, – заметил Иккинг.
От ужаса зубы у него стучали, как крабовые клешни.
– Наверное, стоит задуматься о плане побега, – пискнула Камикадза, прислушиваясь к грубому смеху и глумливым замечаниям разбойников, которые принялись весело швыряться в бедных пленников рыбой.
– Ты права, Камикадза, – признал Иккинг, – но, похоже, их тут минимум две сотни… и тяжеловооруженных… Не знаю, как ты, но я промок до нитки, безоружен и крепко привязан вверх тормашками к мачте. Как-то не вижу способа удрать из такого положения. Наверное, можно попытаться воззвать к голосу разума, но почему-то эти люди не кажутся мне достаточно разумными.
– проорала Камикадза.
Ворчание и выкрики стали вдвое громче, и на пленников обрушился целый дождь рыбы.
Кто-то крикнул:
– Где твоя армия, белобрысая?
– Это он в точку попал, Камикадза, – заметил Иккинг.
Один из варваров прошествовал к разбитому посреди палубы шатру и крикнул:
– Во-о-ождь! Они зде-есь!
– Похоже, нас ждали, – мрачно сказал Иккинг. – Не к добру это.
– Да тут все не к добру! – передернулся Рыбьеног. – Кто, по-твоему, нас похитил?
Иккинг пораскинул мозгами. Кто не явился посмотреть на Межплеменной Товарищеский Заплыв? Шандарахайки? Страхолюды?
– Ой, только бы это были не Страхолюды, – заскулил Рыбьеног.
Но это оказался кое-кто гораздо хуже, чем Страхолюды. Ибо полы шатра раздвинулись и пленники увидели внутри трех человек за легким ужином. И поняли, что им Трижды Очень Крупно Не Повезло.
Слева направо их глазам предстали: Обжора Душегуб, Норберт Сумасброд, вождь племени Истероидов, и Проглот, очаровательный подручный Душегуба.
5. Старые недобрые знакомые
Они закусывали оленем на троих, при этом Норберт и Обжора отрывали куски от сырой туши прямо руками, и руки у них были алые от крови.
Проглот отличался более изысканными манерами: он аккуратно отщипывал кусочки оленьей печенки, которую держал на длинной черной вилке.
Норберт Сумасброд допил вино из черепа, бросил через плечо несколько жирных кусочков оленины и вытер окровавленные руки о рубашку.
– Неплохо, неплохо, старина Душегуб. Твои шматозавры принесли нам жертв.
Иккингу совсем не понравилось слово «жертвы».
– Что происходит? – заикаясь, спросил он. – Зачем вы нас сюда приволокли? Нам надо обратно на наш Заплыв… И почему здесь Обжора? Он же тоже должен быть на Заплыве…
Норберт встал, подошел к мачте и придвинул свою неприятную, прямо скажем, физиономию вплотную к лицу Иккинга. Единственный безумный глаз Истероида смотрел в упор на мальчика, красные набухшие сосуды покрывали белок линиями безумной карты, а зрачок дергался в бешеном танце ярости от сильного тика.
– Вы уже приплыли, – произнес Норберт злорадно. – Мы с Обжорой заключили небольшое соглашение. Обжора доставляет мне тебя, а я взамен пускаю его к себе на корабль на пару часиков. Так он поплывет обратно к берегу сильно позже остальных и наверняка станет Последним Вернувшимся…
– Но это же жульничество! – запротестовал Иккинг. – Не полагается искать помощи ни на Плоту, ни на Борту!
– Разумеется, жульничество! – рассмеялся Норберт. – Думаешь, твой предок, Чернобород Оголтелый, не сжульничал давным-давно в том знаменитом Заплыве, когда стал королем архипелага? Никто не может продержаться на плаву ЦЕЛЫХ ТРИ МЕСЯЦА…
– Это долгий срок, – ухмыльнулся Проглот. – Извините, что перебиваю, но нам пора. Ты получил, что хотел, Норберт. Обжора достаточно отдохнул, а ему еще надо прийти последним в Заплыве.
Обжора Душегуб хрюкнул и вытер окровавленные ладони о безрукавку. Он пожал Норберту Сумасброду руку и немного поразминал ноги, прежде чем ласточкой сигануть с борта корабля. За ним, зажав нос, бомбочкой последовал гнусный Проглот. Шматозавры развернули свои перепончатые крылья и полетели за ними.
– Так-так-так, неужели передо мной тот самый маленький рыжеволосый мальчик, – улыбнулся Норберт Сумасброд. – В нашу последнюю встречу, помнится, ты спер у меня тикалку, спалил дотла мой Зал Собраний, откусил мне усы и скормил папу пискуляторам[1].
– Это случайно вышло! – возразил Иккинг. – Цепочка роковых совпадений, о которых мы глубоко сожалеем, правда, ребята?
– Ммфф, – фыркнул Норберт. – Разве я не предупреждал, что при следующей встрече УБЬЮ тебя?
– Что ж, я рад видеть тебя снова, – тактично ответил Иккинг (если перед тобой псих с топором, лучше вести себя вежливо), – хотя я не то чтобы ПЛАНИРОВАЛ тебя навестить…
– Мой Рубака с тех самых пор просто жаждет откусить тебе голову… – Норберт любовно погладил двусторонний топор, который повсюду таскал с собой. Одно лезвие блестело золотом, второе было черным и ржавым. – И вас, ребятки, разумеется, тоже. – Он сделал великодушный приглашающий жест в сторону Камикадзы и Рыбьенога, на случай если они почувствовали себя покинутыми. – Но я все никак не могу решить, убить вас прямо сейчас или взять с собой в небольшое путешествие и ТОГДА уж убить… боги, боги… Жизнь полна сложных решений…