Человек, который смеется
Он наконец нашел людей. Он увидит живые лица. Куда девался страх! Он чувствовал себя в безопасности, и от одного этого сознания кровь быстрей потекла по его жилам. С тем, что ему пришлось пережить, покончено навсегда. Не будет больше ни ночи, ни зимы, ни вьюги. Ему казалось, что все самое страшное теперь позади. Малютка уже нисколько не обременяла его. Он почти бежал.
Его глаза были прикованы к этим кровлям. Там, под ними, была жизнь. Он не сводил с них взгляда. Так смотрел бы мертвец на мир, представший ему в щель приоткрытой крышки гроба. Это были те самые трубы, дым которых он видел издалека.
Теперь ни одна из них не дымилась.
Он быстро дошел до первых домов. Он вступил в предместье, тянувшееся по обе стороны незагороженной улицы. В то время уже отмирал обычай перегораживать улицы на ночь.
Улица начиналась двумя домами. Однако там не было видно ни одной горящей свечи, ни одной лампы, так же как во всей улице и во всем городе, на сколько хватало глаз.
Дом направо был похож скорее на сарай, чем на жилое строение, до того он был невзрачен: стены были глинобитные, крыша соломенная и по сравнению со стенами несоразмерно велика. Большой куст крапивы, разросшийся у стены, доходил чуть не до застрехи. В лачуге была одна только дверь, похожая на кошачью лазейку, и лишь одно крошечное окошко под самой кровлей. Все было заперто. Рядом, в хлеву, глухо хрюкала свинья, – это свидетельствовало о том, что и дом обитаем.
Дом слева представлял собой высокое длинное каменное здание с аспидной крышей. Палаты богача, выросшие против лачуги бедняка.
Мальчик не колеблясь направился к большому дому. Тяжелая дубовая двустворчатая дверь с узором из крупных шляпок гвоздей не вызывала сомнения в том, что она заперта на несколько крепких засовов и замков; снаружи висел железный молоток.
Ребенок не без труда поднял молоток – его окоченевшие руки были скорее обрубками, чем руками. Он постучал.
Никакого ответа.
Он постучал дважды.
В доме не слышно было ни малейшего движения.
Он постучал в третий раз. Никто не откликнулся.
Он понял, что хозяева либо спят, либо не желают подняться с постели.
Тогда он подошел к бедному дому. Разыскав в снегу булыжник, он постучал им в низенькую дверь.
Никакого ответа.
Привстав на носки, он стал барабанить камнем в окошечко – достаточно осторожно, чтобы не разбить стекла, но достаточно громко, чтобы его услышали.
Никто не отозвался, никто не шевельнулся, никто не зажег свечи.
Он понял, что здесь тоже не хотят вставать.
И в каменных палатах, и в крытой соломой хижине люди были одинаково глухи к мольбам обездоленных.
Мальчик решил идти дальше прямо перед собой, по узкому проходу, настолько мрачному, что его скорее можно было принять за ущелье между скалами, чем за городскую улицу.
IV
Иного рода пустыня
Поселок, в который он попал, назывался Уэймет.
Тогдашний Уэймет не был нынешним почтенным и великолепным Уэйметом.
В старинном Уэймете не было, подобно теперешнему Уэймету, безукоризненной, прямой, как стрела, набережной со статуей Георга III[61] и гостиницей, носящей имя того же короля. Это объясняется тем, что Георга III в то время еще не было на свете. По той же причине на зеленом склоне холма, к востоку от Уэймета, еще не красовалось сделанное из подстриженного дерна на обнаженной поверхности известняка изображение величиною с арпан[62] некоего короля верхом на белом коне с развевающимся хвостом, обращенным, в честь того же Георга III, в сторону города. Впрочем, почести эти были заслужены: Георг III, лишившийся в старости рассудка, которым он не обладал и в молодости, не ответствен за бедствия, происшедшие в его царствование. Это был дурачок. Почему бы не воздвигнуть памятник и ему?
Сто восемьдесят лет назад Уэймет отличался приблизительно той же симметричностью, что и сваленная в беспорядке куча бирюлек. Легендарная Астарот иногда прогуливалась по земле с мешком за плечами, в котором было решительно все, включая и домики с добрыми хозяйками. Груда домишек, выпавшая из этой дьявольской котомки, могла бы дать точное представление о хаотической разбросанности уэйметских жилищ и даже о добрых уэйметских хозяйках. Образцом его построек может служить сохранившийся доныне Дом музыкантов. Множество деревянных хижин, украшенных резьбою, уродливые, покосившиеся строения, из коих одни опирались на столбы, а другие прислонялись к соседним домишкам, чтобы не свалиться под напором морского ветра, узкие, кривые, извилистые проходы, переулки, перекрестки, часто затопляемые приливом, ветхие лачуги, лепившиеся вокруг старинной церкви, – вот что представлял собой в ту пору Уэймет. Уэймет был чем-то вроде древнего нормандского поселка, выброшенного волнами на английский берег.
Путешественник, заходивший в таверну, на месте которой стоит ныне гостиница, вместо того чтобы потребовать жареной камбалы и бутылку вина и с королевской щедростью заплатить двадцать пять франков, скромно съедал за два су тарелку рыбной похлебки, впрочем необыкновенно вкусной. Все это было очень убого.
Покинутый ребенок, неся на руках найденную девочку, прошел одну улицу, затем другую, третью. Он смотрел вверх, надеясь найти хоть одно освещенное окно, но все дома были наглухо заперты и темны. Иногда он стучался в какую-нибудь дверь. Никто не отзывался. Теплая постель обладает способностью превращать человеческое сердце в камень. Стук и толчки разбудили в конце концов малютку. Он заметил это, потому что она принялась сосать его щеку. Она не кричала, так как думала, что лежит на руках у матери.
Быть может, ему пришлось бы долго кружить и блуждать по лабиринту переулков Скрамбриджа, где в то время было больше огородов, чем домов, и больше изгородей из кустов терновника, чем жилых строений, если бы по счастливой случайности он не забрел в узкий проход, существующий еще и в наши дни возле школы Святой Троицы. Этот проход вывел его к отлогому берегу, где было сооружено некое подобие набережной с парапетом. Направо от себя он увидел мост.
Это был мост через реку Уэй, соединяющий Уэймет с Мелкомб-Реджисом, – мост, под пролетами которого гавань сообщается с рекой.
Уэймет был еще в те времена предместьем портового города Мелкомб-Реджиса. Теперь Мелкомб-Реджис – один из приходов Уэймета. Предместье поглотило город, чему в значительной степени помог мост. Мосты – это своеобразные насосы, перекачивающие население из одной местности в другую и иногда способствующие росту какого-нибудь прибрежного селения за счет его соседа на противоположном берегу.
Мальчик направился к мосту, который представлял собой в те времена просто крытые деревянные мостки. Он прошел по этим мосткам.
Благодаря крыше на настиле моста не было снега. Ступая босыми ногами по сухим доскам, мальчик испытал блаженное ощущение.
Перейдя мост, он очутился в Мелкомб-Реджисе.
Здесь деревянных домиков было меньше, чем каменных. Это было уже не предместье, а город. Мост вел на довольно красивую улицу Святого Фомы. Мальчик пошел по ней. По обеим сторонам улицы стояли высокие дома с резным щипцом, попадались окна лавок. Он снова стал стучаться в двери. У него уже не было сил ни звать, ни кричать.
Никто не откликался в Мелкомб-Реджисе, так же как и в Уэймете. Все двери были крепко заперты, окна закрыты ставнями, как глаза веками. Были приняты все меры предосторожности против внезапного, всегда неприятного пробуждения.
Маленький скиталец испытал на себе непередаваемое влияние спящего города. Безмолвие такого оцепеневшего муравейника вызывает головокружение. Кошмары спящих переплетаются, сны теснятся толпой, и над неподвижными телами людей облаком реют грезы. У сна есть точки соприкосновения с потусторонним миром; смутные мысли спящих поднимаются над ними то легким, то тяжелым туманом, сливаясь с их надеждами, которые, вероятно, тоже живут где-то в пространстве. Отсюда запутанность сновидений. Сон, этот мираж, порою ясный, порою расплывчатый, заслоняет собой звезду, имя которой – разум. За сомкнутыми веками глаз, где зрение вытеснено сновидениями, проносятся призрачные силуэты, распадающиеся образы, живые, но неосязаемые, и кажется, что рассеянные где-то в иных мирах таинственные существования сливаются с нашей жизнью на том рубеже смерти, который называется сном. Этот хоровод призраков и душ кружится в воздухе. Даже тот, кто не спит, чувствует, как давит его эта стихия, исполненная зловещей жизни. Окружающие его химеры, в которых он угадывает нечто реальное, не дают ему покоя. Бодрствующий человек проходит по спящим улицам точно сквозь мглу чужих сновидений, безотчетно сопротивляясь натиску наступающих на него призраков; он испытывает (или ему кажется, будто он испытывает) ужас соприкосновения с незримыми и враждебными существами; он то и дело сталкивается с чем-то неизъяснимым, что тут же пропадает бесследно. В этом ночном странствии среди летучего хаоса сонных грез есть нечто общее с блужданием по дремучему лесу.
Это и есть то состояние, которое называют беспричинным страхом.
У ребенка это чувство проявляется еще сильнее, чем у взрослого.
Ужас, внушаемый мальчику ночным безмолвием и зрелищем как будто вымерших домов, усугублял тяжесть бедственного его положения.
Пройдя по Коникер-лейн, он увидел в конце этого переулка запруженную реку и принял ее за океан; он уже не мог сказать, в какой стороне находится море; он возвратился на прежнее место, свернул влево по Мейдн-стрит и пошел назад по Сент-Олбенс-роу.
Здесь он стал громко стучать в первые попавшиеся дома. Отрывистые удары, в которые он влагал свои последние силы, повторялись через определенные промежутки все с большей и большей яростью. Это билось в двери его иссякшее терпение.
Наконец раздался ответный звук.
Ответили часы.
На старинной колокольне церкви Святого Николая медленно пробило три часа ночи.
Затем все снова погрузилось в безмолвие.
Может показаться невероятным, что ни один из жителей города не приоткрыл хотя бы окошка. Однако это до некоторой степени понятно. Надо сказать, что в январе 1690 года только что кончилась довольно сильная вспышка чумы, свирепствовавшей в Лондоне, и боязнь впустить к себе в дом больного бродягу вызвала во всей стране упадок гостеприимства. Не решались даже слегка приоткрыть окно, чтобы не вдохнуть зараженного воздуха.
Холодность людей была для ребенка еще страшнее, чем холод ночи. В ней ведь всегда чувствуется преднамеренность. Сердце у него болезненно сжалось; он впал в еще большее уныние, чем там, в пустыне. Он вступил в общество себе подобных, но продолжал оставаться одиноким. Это было мучительно. Безжалостность пустыни была ему понятна, но беспощадное равнодушие города казалось чудовищным. Мерные звуки колокола, отбивающего истекшие часы, повергли его в еще большее отчаяние. Порою ничто не производит такого удручающего впечатления, как бой часов. Это – откровенное признание в полном безразличии. Это – сама вечность, заявляющая громогласно: «Какое мне дело?»
Он остановился. Как знать, может быть, в эту горькую минуту он задал себе вопрос: не лучше ли лечь прямо на улице и умереть? Но в это время девочка склонила головку к нему на плечо и опять заснула. Инстинктивная доверчивость малютки побудила его идти дальше.
Ребенок, вокруг которого все рушилось, почувствовал, что он сам является чьей-то опорой. При таких обстоятельствах в человеке пробуждается голос долга.
Но ни эти мысли, ни состояние, в каком он находился, не соответствовали его возрасту. Возможно, что все это было выше его понимания. Он действовал бессознательно. Он поступал так, не отдавая себе отчета.
Он направился к Джонсон-роу.
Он уже не шел, а еле волочил ноги.
Оставив по левую руку Сент-Мерри-стрит, он миновал несколько кривых переулков и, пробравшись через узкий извилистый проход между двумя лачугами, очутился на довольно обширном незастроенном поле. Этот пустырь находился приблизительно в том месте, где теперь Честерфилдская площадь. Здесь дома кончались. Направо виднелось море, налево – редкие хижины предместья.
Как быть? Опять начиналась голая равнина. На востоке простирались покрытые пеленою снега широкие склоны Редипола.
Что делать? Идти дальше? Уйти снова в безлюдье? Вернуться назад на городские улицы? Что предпочесть: безмолвие снежных полей или глухой, бездушный город? Которое из двух зол выбрать?
Существует якорь спасения, существует и взгляд, молящий о спасении. Именно такой взгляд кинул вокруг себя отчаявшийся ребенок.
Вдруг он услышал угрозу.
V
Причуды мизантропа
Какой-то странный, пугающий скрежет донесся до него из темноты.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Урсус – медведь, Гомо – человек (лат.).
2
Жорж Луи Леклерк, граф де Бюффон (1707–1788) – французский натуралист, математик, естествоиспытатель и писатель XVIII века.
3
Нерон (37–68 н. э.) – римский император с 54 года.
Плиний Старший (между 22 и 24–79 н. э.) – древнеримский писатель, автор «Естественной истории».
4
Гиппократ (ок. 460 – ок. 370 до н. э.) – древнегреческий целитель, врач и философ.
Пиндар (522/518–448/438 до н. э.) – один из известнейших поэтов Древней Греции.
5
Николя Рапен (1535–1608) – французский поэт.
Марк Иероним Вида (ок. 1490–1566) – итальянский поэт, епископ города Альбы.
6
Салернская врачебная школа – возникшая в IX веке в итальянском городе Салерно медицинская школа.
7
Гален (129 – ок. 216) – древнеримский медик и философ греческого происхождения.
Джероламо Кардано (1501–1576) – итальянский математик, философ и врач.
8
Джордж Джеффрис (1645–1689) – английский государственный деятель, судья.
9
Это значит: остальных дочерей обеспечивают по мере возможности. (Примечание Урсуса рядом, на стене.)
10
Здесь: мольба (лат.). Так называлась жалоба королю.
11
Акротерий – в классической архитектуре название элементов, венчающих здание, расположенных на стене выше карниза.
12
«Позор тому, кто подумает дурное» (фр.).
13
«Доблесть сильнее тарана» (лат.).
14
Карибы (караибы) – группа индейских народов в Южной Америке.
15
Тюрлюпен, Трибуле – прозвища двух французских шутов, бывших на службе у королей Франции.
16
Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де Севинье (1626–1696) – французская писательница. Ее знаменитые «Письма» рисуют подробную и достоверную картину светской жизни во Франции XVII века.
17
Венсан де Поль (Святой Викентий де Поль; 1581–1660) – католический святой, основатель многих конгрегаций, семинариев и школ.
18
Анри де ла Тур д’Овернь, виконт де Тюренн (1611–1675) – французский полководец, один из выдающихся военных тактиков и стратегов своего времени.
19
Cock – петух (англ.).
20
Жак Бенинь Боссюэ (1627–1704) – французский проповедник и богослов.
21
Джеймс Скотт, герцог Монмут (1649–1685) – внебрачный сын короля Англии Карла II. После смерти отца (1685) попытался захватить престол, но потерпел поражение и был казнен.
22
Уильям Пенн (1644–1718) – один из основателей первой столицы США Филадельфии. Также основал колонию, получившую в его честь название Пенсильвания («Лесная Страна Пенна»).
23
Орудием власти (лат.).
24
Намек на загадочного узника времен Людовика XIV, носившего якобы железную маску и оставшегося неизвестным. Упоминается во многих произведениях, в частности в романах Александра Дюма.
25
Смотри у меня, детка, не то я позову компрачикосов! (исп.)
26
Бродячий человек страшнее бродячего зверя (лат.).
27
Грегорио Аллегри (1582–1652) – итальянский композитор и священник. Упоминается самое знаменитое его сочинение на текст пятидесятого псалма («Miserere mei, Deus» – «Помилуй меня, Боже»).
28
Не приемлющих присяги (англ.).
29
Непобедимая армада – военный испанский флот из приблизительно ста тридцати кораблей, собранный Испанией для вторжения в Англию во время Англо-испанской войны (1585–1604).
30
Изобретение Джероламо Кардано (см. сноску 7), масляная лампа с автоматической подачей масла.
31
Святой Крепин – покровитель сапожников.
32
Латинские названия разных видов акул.
33
Панагия – небольшая икона с изображением Богоматери. В древние времена так называли всякую емкость для ношения святыни.
Кантабры – племена, населявшие северное побережье Испании.
34
Идем (исп.).
35
Заставь войти (лат.).
36
Робер Сюркуф (1773–1827) – французский корсар. Во времена Наполеоновских войн захватил множество английских, голландских, португальских и испанских судов, за что получил прозвище Король Корсаров.
37
Картуш (Луи Доминик Бургиньон; 1693–1721) – один из самых знаменитых разбойников своего времени.
38
Баски (исп.).
39
Род рыбной солянки (фр.).
40
Горячий винегрет – национальное испанское блюдо из мяса, овощей и пряностей (исп.).
41
Брасс – устаревшая единица измерения, равная 1,8 метра.
42
Эзельгофт – деревянная или металлическая соединительная обойма с двумя отверстиями. Широко используется как закрепительная деталь на кораблях.
43
Снег и ночь (лат.).
44
Люди, спускайте все! (исп.)
45
Ты издеваешься над нами? (исп.)
46
Мир во время войны (лат.).
47
«Бланш-Неф» (фр. «Белый корабль») – корабль, потерпевший крушение 25 ноября 1120 года в проливе Ла-Манш у берегов Нормандии, на котором погибло много высокородных аристократов, включая наследника английского престола Вильгельма Аделина.
48
Эндрю Вуд из Ларго (ум. 1515) – шотландский мореплаватель.
49
Море ужаса (лат.).
50
Жан Барт (1651–1702) – французский военный моряк и корсар.
51
Грешен! (лат.)
52
Да будет так! (исп.)
53
В добрый час! (баск.)
54
Аминь! (лат.)
55
Со мной ли ты? (нем.)
56
Отче наш, иже еси на небесех (лат.).
57
Да святится имя Твое (лат.).
58
Да приидет царствие Твое (лат.).
59
Да будет воля Твоя (лат.).
60
Яко на небеси и на земли (лат.).
61
Георг III (1738–1820) – король Великобритании (с 1814).
62
Арпан – старинная французская мера земли, около 0,5 гектара.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги