Платон учился медицине у Филистиона, с которым познакомился во время своего путешествия в Великую Грецию. Филистион родился и вырос в южноиталийском городе Локры, сделал блестящую карьеру и в момент встречи с Платоном являлся личным врачом тирана Сиракуз Дионисия-Младшего. Конечно, проживая на Сицилии, он находился под влиянием учения Эмпедокла о первоэлементе, оказавшего определяющее влияние на его представления об общей патологии. Филистион имел репутацию ярого антигиппократика, однако суть его полемики со знаменитым косским врачом невозможно восстановить по дошедшим до нас источникам. Мы можем лишь косвенно судить о ней по фрагментам из текстов «Корпуса Гиппократа», где выражается несогласие со взглядами Эмпедокла.
Взгляды Платона на проблемы медицины в основном изложены в диалоге «Тимей» и касаются широкого круга вопросов – от анатомии и физиологии до единства телесного и духовного[36]. По мнению Платона, существуют три типа заболеваний. Первая группа определяется нарушением равновесия между четырьмя первоэлементами – землей, воздухом, огнем и водой. Вследствие избытка или недостатка какого-либо из них в организме возникают процессы, приводящие к расстройству здоровья[37]. Вторую группу заболеваний Платон связывает с нарушениями питания частей тела. Исходя из предположения о том, что кровь непосредственно формируется в печени из переваренных пищевых продуктов, Платон приходит к заключению, что в ней содержатся все вещества, необходимые для жизни организма. Так, сухожилия формируются из фибрина и других субстанций свернувшейся крови, плоть при нормальном кровоснабжении вырабатывает некую вязкую жидкость, фиксирующую ее к кости и питающую костное вещество и костный мозг. Если структура питания не нарушена, то для формирования и восстановления различных тканей в крови всегда достаточно необходимого «строительного» материала. Нарушение питания вызывает болезнь – плоть разлагается, выбрасывая в кровь продукты гниения. Кровь изменяет цвет, становится горькой, едкой и засоленной, продукты гниения разрушают ее и, распространяясь по венам, нарушают питание тканей, распространяют процессы гниения и разложения[38]. Болезни третьей группы связаны с нарушением баланса жидкостей и возникают главным образом из-за расстройства процесса дыхания. Цель дыхания заключается в охлаждении врожденного тепла, вырабатываемого организмом. Дыхание может осуществляться как через легкие, так и специальные поры, находящиеся в коже. Если работа легких блокируется избытком жидкости (например, мокроты), процесс дыхания происходит иным путем и в большем объеме, чем положено в соответствии с природой. Вследствие этого искажаются естественные процессы обмена веществ, а в тех частях тела, по отношению к которым дыхательные функции осуществляются не в должной мере, возникают процессы гниения. Характерным признаком таких болезней является чрезмерное потоотделение, обусловленное именно преобладанием в организме чрезмерного тепла[39].
В этой классификации Платона отражается значительное влияние взглядов Эмпедокла и Филистиона. Напомним, что согласно эмпедокловой теории пищеварения, пища размельчается во рту, а затем под воздействием внутреннего тепла переваривается в желудке, разлагается на составляющие ее элементы, совокупность которых переносится в печень, где и превращается в кровь. Получается, что в крови содержатся все вещества, необходимые для жизнедеятельности организма. Они перемещаются по телу человека с током крови и усваиваются тканями по принципу «подобное – к подобному». Если, например, в костях преобладает первоэлемент «огонь» (ведь они сухие и твердые), значит, он и поступает из крови в наибольшей степени именно в кости и т. д. Платон следует за Эмпедоклом и в части представления о плоти как вторичном образовании, происходящем от крови. Однако окончательное формулирование теории болезни можно считать собственным открытием Платона[40]. Благодаря Платону теория четырех первоэлементов на многие века заняла господствующее положение в науке, впоследствии поддержанная перипатетиками. Не менее важным для развития рациональной медицины является отсечение Платоном всяких элементов мистики и обожествления первоэлементов, сопряженное с предположением о том, что они постоянно проходят процесс формообразования. В его системе четыре первоэлемента становятся просто физическими явлениями, четко соотносимыми с эмпирической практикой и занимающими свое место в глобальной картине мира, сотворенного Богом-Демиургом по определенным законам. Здесь натурфилософия Платона смыкается со взглядами Гиппократа, интуитивно, исходя из практики, пришедшего к ощущению глубокой функциональной целесообразности устройства человеческого организма. Враг у них общий – софисты и мистики, перетолковывающие Эмпедокла, по мнению которых природа является слепой и иррациональной силой. Платон прекрасно понимает универсальный характер рассматриваемых вопросов, именно поэтому в «Тимее» он считает необходимым четко обозначить место первоэлементов в общей натурфилософской системе. Здесь значение первоэлементов понижается с первоначал (вплоть от их обожествления, как у Эмпедокла[41]) до своего рода строительного материала: Демиург, как архитектор, строит мир по определенному замыслу, используя необходимые составляющие.
Обратим внимание на два важных компонента физики Платона: во-первых, первоэлементы могут превращаться один в другой, меняя свои сущностные характеристики; во-вторых, описание этих характеристик осуществляется языком математики. Основой представления Платона о жизнедеятельности живого организма становится телеологический принцип – целесообразность функции, а следовательно, и анатомического устройства. Онтологической основой устройства тела человека является Божественный акт творения упорядоченной материи, функционирующей по определенным, заложенным в нее законам. Важнейшей частью описания этого устройства и становится теория первоэлементов. Однако требовалось системное, непротиворечивое описание движения первоэлементов в организме человека, ведь очевидно, что он растет и развивается, стареет и умирает, в его теле происходят определенные обменные процессы, а это и есть наличие динамики, изменений. Впоследствии на этой оценке и описании устройства организма в категориях закономерности движения материи будет построена система Аристотеля (конечно, за исключением доктрины творения мира).
Платон решает задачу описания этой динамики с помощью математических аналогий – это отражает явное влияние пифагорейцев. Математические аналогии требуются Платону также для описания самого акта творения вселенной Демиургом[42]. С самого начала подчеркивается подчиненный, вторичный характер первоэлементов в космологии Платона: Демиург приводит их к определенному порядку, описываемому с помощью геометрических форм и чисел. Вселенная в космологии Платона описывается с помощью трехмерной системы координат. Соответственно, частицы каждого строительного элемента должны быть сформированы Высшим разумом в определенной математической форме, существовать в упорядоченном физическом мире, изменяться и взаимодействовать друг с другом целесообразно – в соответствии с полагаемыми Богом в основу творения законами функционирования природных тел. Здесь Платон оспаривает базовый принцип атомизма, столь импонировавший многим софистам, – механистически случайный характер движения атомов. Крайне важным для истории медицины является тезис о возможной трансформации первоэлементов, что, в свою очередь, предопределяет возможность взгляда на человеческое тело как на динамическую систему. В завершающей части диалога «Тимей» Платон переходит от характеристики макрокосма к микрокосму, т. е. устройству и функционированию человеческого тела, которое описывает с помощью тех же телеологических, аксиологических и физических принципов. Здесь Платон решительно расходится с Эмпедоклом в главном: он помещает центр разумной деятельности, высшего управления функциями тела в головной мозг. С точки зрения Эмпедокла, такой центр находится в области сердца, что сочетается с огромным значением крови и кровоснабжения в его системе.
Крайне интересны геометрические аналогии, с помощью которых Платон объясняет движение частиц первоэлементов. Органы, состоящие из более мелких частиц, не проницаемы для более крупных. Анатомические образования, состоящие из частиц большего размера, проницаемы для меньших[43]. Даже функциональные процессы в организме Платон объясняет на языке геометрических фигур. Он представляет первоэлементы в виде различных геометрических фигур: огонь – как тетраэдр, воду – в форме икосаэдра, воздух – как октаэдр, землю – в форме куба. Например, элемент «огонь», существующий в форме наиболее мелких, всепроникающих частиц, как бы «разрезает» своим «тетраэдром» сцепления первоэлементов, на которые распадаются в желудке измельченные продукты питания. Эту проникающую способность огня и воздуха, созданную Богом для реализации основополагающих физиологических процессов, Платон иллюстрирует с помощью «верши»[44] – своеобразной модели организма человека, особой конструкции, состоящей из двух внутренних камер, наложенных друг на друга. В комментарии к соответствующей работе Галена мы подробнее разберем эту метафору целостности человеческого тела.
Сходным образом, на языке математики, Платон предпринимает попытку объяснить процессы роста и увядания организма человека. Зачатие младенца происходит при слиянии мужского и женского семени родителей. Треугольники элементов, составляющих тело ребенка или молодого человека, еще свободны от посторонних включений, своего рода «налипшей грязи» и плотно прилегают друг к другу. Повреждающие факторы в виде потока элементов извне (в том числе поступающие из пищи) структурно слабее, чем те, что составляют внутреннюю основу тканей организма молодого человека. Процесс старения осмысливается Платоном как «изнашивание корней треугольников элементов», ведущее к утрате структурного единства тканей. Таким образом, их становится легко разделить, они утрачивают способность противостоять внешнему воздействию, организм повреждается и стареет.
Мы видим много общего между пониманием основ общей патологии авторами «Корпуса Гиппократа» и рассуждениями Платона. Во-первых, это касается оценки болезни как количественной категории, когда в здоровом и больном организме присутствуют одни и те же составляющие, но возникает избыток или недостаток некоторых из них. Во-вторых, это понимание состояния «благосмешанности» элементов («красис»), сопутствующего здоровью, и нарушения их смешения («дискразия»), соответствующего болезням. Наиболее ярко сходство образа мыслей Гиппократа и Платона обнаруживается при анализе третьего класса болезней, вызванного нарушением баланса жидкостей: Платон описывает происхождение и свойства флегмы и обоих видов желчи в той степени, в какой это необходимо для понимания их патологического влияния на функционирование человеческого организма.
Крайне важным компонентом системы взглядов Платона является положение о единстве духовного и телесного (в современном понимании это называется психосоматической целостностью человеческого организма). Заболевания души, по мнению Платона, не имеют сверхъестественного происхождения и объясняются наследственными дефектами конституции или плохим воспитанием. Психосоматическая целостность в его системе имеет физическое объяснение: части души, располагающиеся в соответствующих частях тела, связаны с ними, поэтому процессы старения и болезни плоти затрагивают и духовную жизнь человека. В силу этого так опасно воспаление ткани мозга, являющееся причиной смертельных болезней именно потому, что в этом случае ослабевают связи между субстанцией высшей, бессмертной части трехсоставной души человека и ее вместилищем – головным мозгом. Соответственно, поскольку смерть наступает в момент отделения бессмертной части души от тела, любое локальное поражение головного мозга, в который Демиург поместил бессмертную душу, означает неблагоприятный прогноз болезни в целом. Сакральность в данном случае определяется значимостью явления – ведь телесная смерть означает акт окончательного разобщения бессмертной части души и тела. Вместе с плотью умирают низшие части души (страстная и чувственная), с ними исчезают привычки человека. Интересно, что у Галена мы видим эти идеи Платона в развитии: низшие части души представляются ему субстантивно сходными с устройством тех органов, в которых они локализуются[45].
В европейской историографии существует традиция критики этих взглядов Платона как рудиментарных и непоследовательных по сравнению с «Корпусом Гиппократа»[46]. С этой критикой невозможно согласиться: мы видим значительное совпадение во взглядах Платона и авторов «Корпуса Гиппократа». Более того, эти совпадения не удивляют нас даже с учетом репутации Филистиона как явного антигиппократика. Зададимся вопросом: а в чем, собственно, должно было проявляться несогласие Филистиона с Гиппократом? Традиционно считается, что в IV–III вв. до Р. Х. в медицине доминировали две противоборствующие школы – догматики и эмпирики. Кратко суммировав характеристики этих школ, мы получаем примерно следующее: эмпирики отрицали значение теории и вытекающие из этого принципы изучения анатомии и физиологии, превознося значимость ежедневной, врачебной практики; в свою очередь, догматики отстаивали необходимость системного подхода к диагностике и лечению заболеваний. Однако значит ли это, что, например, Филистион отвергал систему Эмпедокла и взгляды Алкмеона, считая их умозрительной теорией? Из ранее изложенных нами соображений очевиден отрицательный ответ на этот вопрос. Кроме того, вспомним, что систему Гиппократа, по общему мнению, отличало приоритетное внимание к результатам практической деятельности врача и отвержение отвлеченных софистических теорий. Так в чем же разница?
Правильный ответ, по нашему мнению, содержится в оценке отношения к медицине как теоретико-практической системе, развивающейся по пути накопления знаний и их обобщения. Это, в свою очередь, определяло необходимость обращаться к анатомическим вскрытиям (некоторые их описания мы встречаем уже в «Корпусе Гиппократа»). Дальнейшее развитие мысли догматиков-рационалистов мы видим на блестящих примерах Герофила и Галена.
«Эклектика», «эклектичная система» – по сути, это означает несовпадение системы взглядов мыслителя, предлагающего новую глобальную теорию, с таксономическими рангами, разработанными по отношению к его предшественникам и не слишком удачливым современникам. Так, медицинские представления Платона кажутся «эклектичными» потому, что сочетают элементы представлений Эмпедокла, Диогена Аполлонийского, Алкмеона и т. д. Безусловно, можно говорить о неполноте медицинской теории Платона – она не объемлет всех проблем, связанных с решением задач, стоящих перед врачом. Однако очевидно, что Платоном были предложены фундаментальные положения, определившие основы теории античной рациональной медицины. Особенно плодотворной оказалась идея трехчастного устройства человеческой души и помещение ее высшей, бессмертной части в головной мозг. Именно эта идея определила дальнейшие анатомо-физиологические исследования и позволила обозначить основные методологические категории в медицине.
Величие Аристотеля состоит в том, что он увидел логику сходства анатомического строения живых существ и с помощью созданной им впервые в истории зоологической систематики доказал ее полезность для медицины на огромном эмпирическом материале. Не случайно многие ведущие историки медицины охотно употребляют по отношению к работам Аристотеля, Герофила и Галена понятие «эксперимент»[47]. Действительно, их работы носили целенаправленный характер, в них были тесно увязаны теория и практика. В дальнейшем изложении мы попытаемся кратко показать преемственность работ Аристотеля, его предшественников и последователей в общей линии развития рациональной медицины античности. В своем труде «О чувственном восприятии» Аристотель отмечает: «Ибо дело физика распознавать первые причины как здоровья, так и болезни. Ведь ни здоровье, ни болезнь не могут возникать у того, что лишено жизни. Поэтому-то не чужды рассуждениям о природе и большинство врачей, которые мудро следуют своему искусству, ведь одни видят своей целью <только> то, что касается врачебного дела, а другие, <занимаясь врачебным искусством>, исходят из того, что касается природы»[48].
Вслед за Эмпедоклом и Платоном Аристотель признавал четыре первоэлемента[49]. Так же как и Платон, Аристотель не воспринимал землю, воздух, огонь и воду как стихии хаоса или божественные существа. Четыре первоэлемента в физике Аристотеля – всего лишь строительный материал, некие базовые субстанции, образующие материальный мир, способные видоизменяться и перетекающие друг в друга. Однако неприятие геометрической логики, примененной Платоном для описания сущности взаимодействия первоэлементов, поставило перед Аристотелем задачу дать альтернативное, но не менее универсальное объяснение этому процессу. Следствием этого стало углубление критики представлений Эмпедокла о первоэлементах как вечных и неизменных сущностях. В своих позднейших работах Аристотель определенно утверждает вечность существования Вселенной. Исходя из невозможности существования бесконечного, ему представляется логичным предположение об обратном возникновении и превращении элементов. Эти процессы обеспечиваются в системе Аристотеля постоянным движением, составляющим «естественный ход вещей», осуществляющийся под воздействием Божественного Перводвигателя. Проблема состоит в том, что такой процесс естественным образом может привести к полному отделению простых и неизменных тел друг от друга и достижению материей существования вечного покоя. Обладая опытом постоянного наблюдения за явлениями живой природы, Аристотель прекрасно понимал невозможность подобного умозаключения и (что может показаться парадоксальным), устраняя из своей системы идею Платона о Творении Мира, приходил к еще более настойчивой апологии телеологического принципа.
Аристотель считал необходимым в объяснении однородной группы явлений прибегать к определенной методологии, формулируя это следующим образом: «Принципы чувственно-воспринимаемых вещей, вероятно, должны быть чувственно-воспринимаемыми, вечных – вечными, преходящих – преходящими и вообще принадлежащими к тому же роду, что и подчиненные им вещи»[50]. Именно этим можно объяснить существенное отличие в подходах Аристотеля к проблеме первоэлементов в его физических и биологических трактатах. Так, в сочинениях «О возникновении и уничтожении» и «Физика» он предлагает общее решение проблемы происхождения и становления. Каждый отдельный объект в природном мире является целостностью, состоящей в любой момент времени из определенных субстратов. Когда мы наблюдаем перемену в состоянии осязаемых предметов, это происходит при формальном сохранении субстрата, но обретении им новой формы. Аристотель констатирует, что все, что появляется и исчезает, состоит из элементов. По его мнению, на примере наблюдаемых физических тел можно убедиться, что они состоят из первоэлементов (вещества) и определенных противоположностей. Элементы могут превращаться в другие элементы (например, «огонь» в «воздух»), а противоположности этого делать не могут. Значит, необходимо определить отношения между элементом и соответствующими противоположностями: какие виды противоположностей составляют тело человека и сколько их существует? Как только эти отношения будут определены, станет ясно, как следует определять первоначала. Аристотель выделяет следующие противоположности: «Противоположности по прикосновению следующие: теплое – холодное, сухое – влажное, тяжелое – легкое, твердое – мягкое, вязкое – хрупкое, шероховатое – гладкое, грубое – тонкое»[51].
Далее Аристотель начинает исключение понятий, не соответствующих объективным требованиям анализа например, он отказывается от «тяжелого» и «легкого» как не имеющих возможности действовать или оказывать действие, ведь элементы, чтобы смешиваться и перетекать друг в друга, должны быть взаимно активными и пассивными. Конечным итогом его редукционизма становится постулирование пар противоположностей «горячий», «холодный», «влажный» и «сухой». Таким образом, возникает возможность предложить комбинации противоположностей для характеристики свойств элементов: земля – холодная и сухая; огонь – горячий и сухой; воздух – горячий и влажный; вода – холодная и влажная. Каждый элемент, однако, имеет одно доминирующее качество: огонь – горячий, воздух – влажный, вода – холодная, земля – сухая. Ф. Солмсен отмечает: «Для него осязаемость является концептуальным мостом между чувственно воспринимаемыми элементами и качествами: горячее и холодное, влажное и сухое. Он не мог этим качествам найти никакой замены, и у него были причины, а также и прецеденты считать их ближе к сущности элементов, чем светлый и темный или горький и сладкий»[52]. Нетрудно заметить, что логика Аристотеля приводит его к постулированию именно тех пар противоположностей, которые впоследствии займут важное место в системе Галена. По мнению Аристотеля, возникновение одной из противоположностей приводит к разрушению другой. Отсюда возникает возможность подавления основных качеств элемента его противоположностью при переходе из одного элемента в другой. Понятие «подавление» того, что «противится» в процессе развития заболевания, является важнейшим в клинической семиотике Галена: «Если же жар сердца станет слишком велик, придут гневливость и безумная дерзость. У таких людей больше всего волос на груди и в той части подреберья, которая ближе всего к груди. Чаще всего от горячего сердца горячим становится и все тело, кроме тех случаев, когда этому сильно противится печень… То же касается и тепла всего тела. Сухость же сердца приводит к глухим тонам пульса и гневу, нелегко воспламеняющемуся, но дикому и трудно останавливаемому, а также чаще всего к излишней сухости всего тела, если этому не противится печень. Признаки же влажного сердца – мягкие тоны пульса и характер, легко впадающий в гнев, но отходчивый, и все тело слишком влажное, если этому не противится печень»[53].
Аристотель иллюстрирует это на примере превращения огня в воздух, когда сухость подавляется влажностью; воздуха в воду, когда тепло подавляется холодом; воды в землю, когда влажность подавляется сухостью. Наконец, огонь появляется тогда, когда разогревается холод земли (ярким примером этого является вулканическая активность). Дж. Лонгригг остроумно подмечает сходство между ролями, которые играют противоположности в некоторых текстах «Корпуса Гиппократа» и идей корреляции противоположностей с самими элементами у Аристотеля. Действительно, в этом можно видеть еще одно свидетельство взаимовлияния медицины и философии. Перед нами целостная схема видоизменения элементов, учитывающая требования общей теории происхождения и изменения и приводящая противоположности и элементы в гармонию.
В своих биологических трактатах Стагирит широко использует другой подход, похожий на методологию, последовательно применяемую Филистионом и Платоном. Физиология теплокровных животных объясняется с помощью понятия «внутренний огонь», а функция дыхания предназначена для его охлаждения, что совершенно не соотносится с ранее приведенным описанием «воздуха» как элемента горячего и влажного. Аристотель прямо называет вдыхаемый воздух холодным, а выдыхаемый теплым, так как последний вступил в контакт с внутренним огнем. Это явное противоречие с его собственной физической теорией. По нашему мнению, оно как раз и объясняется предельно реалистичным взглядом Аристотеля на предмет исследования: у него хорошая медицинская подготовка, он абсолютный эмпирик и доверяет наблюдению.
Дж. Ллойд, на наш взгляд, справедливо указывает на исследования Аристотеля в области зоологии и сравнительной анатомии, как основополагающие в формировании его методологии. Именно этим и объясняется разрешение упомянутого нами парадокса: исключая некоторые ключевые элементы системы Платона, он иным путем приходит к пониманию приоритетного характера телеологического принципа в своей медицинской и биологической теории. Соответственно, основным в объяснении Аристотелем телеологического принципа становится идея движения материи[54].
В соответствии с представлением Платона о трехчастном устройстве души, только у человека есть высшая, бессмертная и разумная часть души, вместилищем которой является головной мозг. Именно там сосредоточен центр интеллекта и контроля за произвольными действиями организма. Животные обладают двумя низшими, смертными частями души, растения только одной – самой низшей. От внимания историков философии, делающих акцент либо на общих вопросах теории, либо на их влиянии на историю физики и математики, порой ускользает очень важный факт: соответствующие части души субстантивно сходны у всех видов! Речь идет о том, что не существует каких-то особых видов животной части души у человека и животных, а растительной у человека, животных и растений. Об этом прямо говорит Платон в «Тимее» и эту мысль подчеркивает Гален в своем комментарии к этому диалогу. Именно поэтому растения называются «одушевленными» в совершенно определенном смысле и они используются в пище животными и человеком, служа источником строительного материала. Равным образом и животные с их двухчастной душой используются в пищу человеком и, в свою очередь, служат для его тела источником строительного материала. Первоэлементы, составляющие плоть растений и животных, являются такими же первоэлементами как те, что составляют структуру тела человека, и без труда включаются в цепочки обмена веществ. При этом одной общности устройства на уровне первоэлементов было бы совершенно недостаточно, ведь почва и камни устроены из тех же первоэлементов, однако их употребить в пищу невозможно. Таким образом, сквозь призму единства духовного и телесного описывается, с одной стороны, общность живого (не случайно Платон, а вслед за ним и Гален подчеркивали, что растения следует считать живыми существами), а с другой – устанавливается их иерархия[55].