Цугцванг
Я понимала планы Мортиуса: впустить в замок как можно больше колдунов и ждать. Прятаться. Ускользать от кровопролитных сражений, от объятий смерти. Ведьмы ведь живут в разы дольше простых людей. Поколения сменятся и мы вновь сможем вернуться в обычный мир.
Я понимала, что думаю так лишь потому, что ни разу не видела этот самый «обычный мир». Для меня он был старыми словами в библиотечных книгах, рисунками в альбомах и тлеющими воспоминаниями в давно забытых дневниках мертвецов.
Для Себастьяна с Шоном обычный мир был домом, которого их лишили. Варварски отняли все: семью, жизнь, право выбора, юношество. Боролась бы я за свой дом? Боролась ли бы я за себя? Не знаю. Не представляю. Хочется верить, что ответ был бы да. Есть в этой вере, в этой слепой, уничтожающей вере, что-то романтическое, героическое и завораживающее. Трагедия привлекательна.
Я мотнула головой, выныривая в реальный мир. Близилась зима, световой день безжалостно сокращался. Робкое солнце отбрасывало бледные лучи, ломавшие позвоночники о затейливые витражи на окнах. Красиво. Трагически красиво.
Мне предстоял целый семинар с Мортиусом, но, по правде говоря, я уже изрядно потеряла мотивацию. Сложно постоянно бороться за внимание и признание, сложно доказывать самой себе собственную ценность. Это выматывает.
Я часто задумывалась, почему я не могла родиться некроманткой? Или хотя бы анимагом? Пусть порой я бы застревала в своей звериной форме, но это было бы всяко лучшего той неопределенности, в которой я увязла на долгие годы.
Ноги вели меня сами по знакомым маршрутам. Я часто гуляла по восточному крылу, он было самым пустым. Здесь не было ни действующих аудиторий, ни жилых комнат. Лишь несколько библиотек, гостиных и веками запертых комнат. Я резко затормозила. Веками запертых комнат? Нервный смешок споткнулся о губы.
Я с сомнением нахмурилась. За последние несколько дней я и так нарушила достаточно правил, не хватало мне еще нарваться на гнев Мортиуса. Я сумела смирилась с его вечным равнодушием и ледяным голосом, но гнев его выдержать едва ли получится.
***
Я сидела одна на третьем ряду. Все студенты расположились перед лекционной стойкой, а я пряталась за их спинами в надежде на то, что до меня не дойдет очередь. Мортиус двигался как четко слаженный механизм. В книжках о людях я часто видела причудливые шестеренки, что бесконечно вальсируют в одном темпе, также и директор. Выражение его лица практически не менялось, прическа, походка, жесты и, казалось, даже костюмы – все одно и то же. Зачесанные назад длинные темные волосы, жабо, элегантный костюм, длинноватые ногти, широкий грациозный шаг и надменно сжатые губы. Его четкие слова заточенными лезвиями разрезали гулкую тишину. Я сжалась, нависая над книгой. Себастьян и Шон, зайдя в аудиторию, даже не посмотрели в мою сторону. Их отстраненные взгляды были направлены в пустоту, а я стала для них незнакомкой, будто не было только что разговора в тайной гостиной, а накануне ночью они не держали в руках мое бесчувственное тело. Я хмыкнула, отгоняя от себя бессмысленную детскую обиду. Рука сама будто потянулась к дневнику в кожаной обложке. Я не открывала его, даже не посмотрела на титульную страницу. «Л. Антвуд». Я нежно гладила эту надпись, искренне стараясь вникать в слова Мортиуса. Они проходили будто сквозь меня. Я могла различить буквы, слоги, слова, но все они складывались в какую-то бессмыслицу.
– Ваша магия – ваше естество. Она наполняет вас, равно как и кровь. Когда вы выплескиваете волшебство наружу, вы становитесь слабее, поэтому обязательно нужно время для восстановления. Некоторые волшебники способны использовать сильные заклятья часто, почти каждый день, другие же погибают, стараясь выполнить непосильные для них заклинания. Важно ощущать собственные силы…
Его голос больше не мог пробиваться к моим мыслям. Разве это про меня? Разве я могу сама вызвать видение или задать вопрос будущему, прошлому? Я тону в омуте информации, с которой ничего не смогу сделать. Меня будто заперли в звукоизолированной комнате и наделили даром петь божественные песни. Мои бессмысленные сны убивают меня, парализуют, пугают до оцепенения. Я мотнула головой, будто стараясь вытряхнуть липкие грязные мысли, отравляющие разум.
Я отвернулась, потерла ладонями лицо. Хочется скулить.
Внезапно нахлынувший приступ опустошения окончательно выбил меня из колеи. Так случалось порой, стоило остаться вариться в собственных мыслях надолго. Все казалось таким чужим. Я будто заснула синим зимним вечером после тяжелого дня и проснулась посреди ночи. После такого всегда кажется, что мир кардинально поменялся, но все эти различия незримы, невидимы.
– Приступим к практике, – громко сказал Мортиус, медленно отходя в сторону. Первая пара, посовещавшись, вышла к стойке. Совсем юная рыжеволосая девушка с россыпью золотых веснушек на длинном лице поставила на высокий столик клетку с каким-то грызуном. Я встрепенулась.
– Начну я, – ее властный громкий голос никак не вязался с миловидной внешностью. Смертельный обман. Ее напарница, угрюмая шатенка, отступила на шаг, наблюдая за зверьком. Он явно чувствовал себя некомфортно: метался из стороны в сторону, беспокойно вилял крохотным пушистым хвостиком. Это бурундук?
Грызун бешено скакал по клетке, хватаясь лапками за прутья, пока рыжая, положив длинные тонкие пальцы на небольшую дверцу, зашептала себе что-то под нос. Стало будто бы холоднее, граница между мирами истончалась. Слова ведьмы были наждачной бумагой, настойчиво протиравшей лазейку для духа.
Синеватая дымка поползла по дну клетки, протягивая щупальца к зверьку, забившемуся в самый угол. Я отвернулась, но все равно слышала дикие визги. Зажмурившись, я сжала губы. Бессмысленные страдания. Крики прекратились. Но легче от этого не стало. Я приоткрыла глаза. Грызун стоял на задних лапках, даже отсюда я видела, что его тельце будто бы потемнело.
Через несколько секунд бурундук ловко вскрыл дверцу и выпрыгнул наружу, прямо в ловко подставленную ладонь рыжей ведьмы. Она прошептала что-то прямо в навостренные ушки зверька, и тот спрыгнул прямо на пол, побежал под ногами студентов, прокатилась шумная волна недовольства. Бурундук запрыгнул на стол, я смогла рассмотреть его ближе. Шерсть стояла дыбом, конечность подрагивали. Я инстинктивно отодвинулась. Грызун забрал с парты орех, спрятанный под книгой, и поскакал обратно.
Ведьма продемонстрировала целый орех аудитории.
– Теперь умри, – хладнокровно произнесла она.
Бурундука обвили темные щупальца, в этот раз стояла мертвая тишина. Тельце зверька лежало на лекционной стойке. Я сжала губы, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
Ведьма оживила его, но оживила также, как Себастьян оживлял крысу ночью в подвале. Грызун извивался, истошно пищал. Его конечности судорожно тряслись, спина выгибалась.
– Достаточно, – произнес Мортиус, подняв руку. Вновь стало тихо. – Следующая.
Девушка прочистила горло и сделала шаг вперед. Ее пальцы ловко заплясали над трупом бурундука. Тот медленно приподнял мордочку, нос будто бы задрожал. Шатенка продолжала тихо шептать заклинания, не сводя глаз с тела. Тем временем директор беседовал о чем-то с напарницей некромантки. Та кивала, иногда чуть хмурилась. А зверек почти полностью пришел в себя. Он неуклюже перебирал лапками, стараясь оказаться подальше от ведьм, но это сделать ему было не суждено. Девушка уже говорила новое заклинание, очевидно более трудное для нее. Бледное фарфоровое лицо покрыли трещины-морщинки. Брови нахмурены, глаза зажмурены, пальцы дрожат от напряжения.
– Остановитесь, – резко прервал ее Мортиус. Девушка пошатнулась, схватилась за край стола. – Что вы пытались сделать?
– Я… – она широко раскрыла рот.
Однажды я ходила с одной из помощниц поваров к озеру. Это было прохладное, мокрое и слегка туманное летнее утро. Тишина хрупкой паутиной накрыла еще не проснувшийся лес, а мы вероломно пробивались по изрядно заросшей тропинке к воде. Я читала книгу на берегу, пока Линда, бездарная ведьма, рыбачила. От нее отказалась семья, когда оказалось, что она не наделена магией, а после всю жизнь пришлось работать в академии. Тухло.
Линда устало бросила в ведро небольшую рыбешку, а я отчего-то решила взглянуть. Жабры раздувались, качая смертоносный воздух. Выпученные глаза метались, но, клянусь, я была уверена, не видели ничего. Рыбина хлопала губами, будто изо всех сил пыталась что-то сказать. Еще влажное тело трепыхалось, билось о железные стенки ведра. Я резко отвернулась
Также было и с девушкой сейчас.
Она осела на пол, студенты беспокойно зашептались, Мортиус присел рядом с ней, обеспокоенно рассматривая кожу.
– Какое заклинание она применяла? Кого она вызывала? – с пугающим спокойствием спросил директор у оторопевшей студентки.
– Она… – девушка сжала ладони в кулаки и будто бы вытянулась. – Она пыталась наложить контролирующие узы…
По лицу Мортиуса было сложно сказать, он просто зол или в бешенстве.
– Такие ритуалы нельзя проводить без жертвоприношения, – бросил директор, трогая шею ученицы. – Ее сил не хватает… Вы, с первого ряда, – он махнул в сторону учеников, остолбеневших, словно олени в свете мертвых огней. – Отойдите.
Студенты быстро собрали книги, листы конспектов зашуршали белоснежными крыльями, падая на деревянный пол. Я наблюдала за водоворотом людей не в силах пошевелиться. Дыхание смерти заставляло остолбенеть всех вокруг. Оно будто останавливало время, притупляло чувства.
Мортиус положил стремительно бледнеющее тело девушки на парту, а я впервые взглянула на ее лицо так близко. Пальцы непроизвольно сжали корешок библиотечной книги.
Порой бывает сложно вспомнить сны, но мои преследуют меня и наяву. Эти черты лица оставались где-то на подкорке, будто выжидая нужный момент, чтобы появиться. Вот только… Я не в подвале. А ведьма одета в обычную одежду, нигде нет крови.
Пальцами Мортиус приоткрыл рот девушке, параллельно послав какую-то студентку в больничное крыло.
Я неотрывно смотрела на девушку с постепенно сереющими глазами.
Я уже видела, как она умирает.
И я точно знала, что ее не спасти.
6. Жертва
Нас всех отправили по комнатам. Элизабет обеспокоенно ходила кругами по комнате. Она нервно перебирала свои светлые локоны, мерцавшие в сумеречной полутьме.
– Ты уверена? – спросила она, присаживаясь на самый край кровати. – Надо сказать Мортиусу.
– Наверное… – произнесла я, сжимая губы. – Что-то не так.
– Что? – она была не тут. Глаза стеклянные, привычный розоватый румянец исчез, уступив место мертвенной бледности.
– Зачем она произносила сильное заклятье? Она ведь должна была тренироваться и знать, что у нее недостаточно сил.
– Если она была в твоем видении, значит уже все не спроста, Эстер, – голос Элиз задрожал, она сжала подол легкого синего платья. – Ты как? – она потянулась ко мне, накрывая своей теплой ладонью мои ледяные пальцы.
– Не знаю, потом подумаю, – мотнула головой я, сжимая руки подруги. – Тебе страшно?
Она жалобно закивала, не сводя с меня взгляд широко распахнутых зеленых глаз.
– Иди сюда, – еле слышно сказала я.
Шир будто бы только этого и ждала. Легким движением она скинула с ног туфли на небольшом каблуке, а за ними и повседневное платье, оставаясь в тонкой длинной майке. Соседка подняла одеяло и быстро пробралась ко мне, обвивая меня тонкими руками. Я сжала губы и машинально погладила ее по спине. В такие моменты Элиз казалась мне совсем маленьким беззащитным ребенком. Она часто забиралась ко мне в кровать, когда просыпалась от ночных кошмаров или бушующей грозы. Будто бы я могла как-то помочь ей.
Но я не могла помочь даже себе.
Мы молча лежали в полутьме, прижавшись друг к другу. Так было спокойнее. Я вдыхала тонкий цветочный запах ее парфюма и поступенно проваливалась в полусон. Тело будто приросло к прохладной постели. Постелили свежие простыни, запах чистоты был таким чужим, мешающим. Элиз тихо сопела куда-то мне в шею, ее длинные светлые ресницы беспокойно подрагивали.
Порой Элизабет казалась мне такой легкой, беззаботной, лишь потом я вспоминала, как первое время просыпалась от ее ночных стенаний после смерти бабушки. На утро, когда я хотела с ней заговорить, она как обычно весело щебетала перебирая украшения в шкатулке. Тогда я оторопела: как можно выть от боли до утра, а потом встать с самой сияющей улыбкой?
Сейчас я понимаю, что такой ее вырастили: скованной своими же ожиданиями.
Дышать было сложно, Элиз положила голову прямо на грудь. Я поморщилась и чуть подвинулась, стараясь не потревожить сон соседки. Она пробормотала что-то невнятное и прижалась крепче, сжимая пальцами мою руку. Я застыла, даже задержала дыхание, ожидая пока она снова уляжется. Так бывало, когда я пускала на колени обращенного анимага: в зверином обличье они крайне привередливы. Даже Ник будучи лисом протестующе впивается когтями в колени, когда начинаешь менять положение.
Я опустила потяжелевшие веки, утыкаясь носом в макушку соседки, чтобы не вдыхать морозный воздух, режущий легкие. Я не спала, но была в каком-то странном промежуточном состоянии, когда не можешь пошевелиться и думать, но осознаешь все происходящее вокруг.
***
Холод. В обезлюдевшем внутреннем дворике, длинных пустых коридорах, под кожей и в голове.
Сумрак клубился в библиотечных полок, окутывал старые книги. Пыль, разбуженная моими робкими шагами, завальсировала в тонком желтоватом луче лунного света. Тишина тяжким грузом навалилась на плечи, заставляя сгорбиться, пробуждая какой-то глубинный инстинкт жертвы, заставлявший прятаться, замирать. Будто неподвижность могла спасти меня.
Я огляделась по сторонам, пытаясь понять, где я оказалась. В голове клубился туман, а кости ломало будто от жара. Я сморщилась, прикладывая ладонь к пылающим щекам. Глаза слезились.
– Надо возвращаться в комнату, – прошептала я самой себе, но стоило сделать шаг, комната опасно накренилась.
Я сделала несколько шагов, вцепилась в книжный стеллаж, жалобно застонавший под таким напором. Посреди библиотеки было нечто. Я прищурилась, стараясь разглядеть что-то, но все расплывалось, будто дразня меня. Колени подкосились. Воздуха не хватало. Темнота сгущалась, все отдаляя меня от ответа. Горло будто сдавили. Я широко открыла рот, стараясь глотнуть воздуха, но ничего не получалось.
Страх смерти. Он вшит в наши гены, курсирует вместе с кровью по всему телу. Он подгоняет, заставляет действовать даже тогда, когда кажется, что не получается ничего. Единственное, что я могу – это думать, вспоминать. Вспоминать, что я не приходила в эту библиотеку.
Смешки, вырывавшиеся из моего рта, больше походили на предсмертный кашель. По сути я умирала. Умирала, как и десятки раз до этого. Но смерть – долгий сон. Я закрыла глаза, все глубже проваливаясь в небытие.
***
– Эстер?
Я не видела ничего. Лишь ощущала на взмокшей коже дуновение прохладного ветра, запах недавно потушенной свечи и чей-то парфюм прямо под носом.
Зрение постепенно возвращалось. Я больше не паниковала, как в прошлый раз. Это неизбежно и временно, а значит, не стоит и капли моей тревоги.
Лицо прямо передо мной, размытое, непонятное. Еще одно. Их два. Или три? Я прищурилась, но они все отказывались соединяться в одно.
– Она в порядке? – этот голос был мужской, но чей?
– Должна быть… – Элиз. Ее певчую манеру речи я узнаю из тысячи. – Я позову Мортиуса…
– Нет, – это я сказала? Я была более, чем уверена, что я двинула языком, сомкнула и разомкнула губы, использовала свой артикуляционный аппарат, но все равно что-то было не то. Почему я это сказала?
– Что? – снова мужской голос. Я прищурилась, пока не разглядела Колина.
– Попить, – я приподнялась на локтях. На моей кровати вполне себе беспардонно расположился еще и Ник. – Это что?
– У меня чистые лапы, – слегка оскорбленно произнес он, за что мгновенно получил шлепок по плечу от Колина. – Ай… Ну правда же.
Херт отвернулся, качая головой, а Ник продолжил смотреть на него. Я нахмурилась, будто стала свидетелем чего-то крайне интимного, чего не должна была видеть. Забавно, что после стольких видений это чувство у меня еще не атрофировалось.
– Что вы здесь делаете? – проговорила я, натягивая одеяло повыше.
– Элиз позвала нас, сказала, что понадобится помощь, – спокойно ответил Колин, вставая с кровати, чтобы не доставлять мне дискомфорт.
– Я здесь останусь, – приподнял бровь Ник.
Я не смогла сдержать улыбку. Он еще так юн, что это ощущалось во всем: в его энергии, громком смехе, неловкости и эмоциональности. Ему было всего семнадцать, он был моложе всех из нашей небольшой группы.
– Раз лапы чистые, пожалуйста, – пожала плечами я.
– Держи, – Элиз поднесла стакан с водой к моим губам. Я улыбнулась и постаралась перехватить его, но Элиз легонько шлепнула пальцем по моей ладони. Я убрала руки и отпила глоток прохладной воды. Стало значительно легче. – Ты как?
– Лучше, – коротко ответила я, садясь на кровати.
– Что ты видела? – спросил Ник. Видно было, что ему не терпелось узнать, но он искренне старался выждать нужный момент.
– Ничего, что я бы поняла, – грустно протянула я. – Опять…
Мое единственное хоть сколько-то толковое видение Мортиус не воспринял всерьез, так что идти к нему с такой ерундой, в которой я сама не разобралась, смысла точно не было. Мне отчего-то хотелось рассказать о случившемся Себастьяну, но я старательно отгоняла от себя эту странную мысль. Я не знала точно, что я могу ему доверить, хотя за неделю он сделал для меня больше, чем директор академии за девятнадцать лет.
– Ну-у-у… – протянул Ник, не отрывая от меня своих огромных зеленых глаз. Я еле как улыбнулась и потрепала его волосы. – Эй! Я их только уложил.
– Да ну, – скептически произнес Колин. – Я думал, ты так проснулся.
– Я не виноват, что они такие непослушные, – фыркнул Ник, старательно приглаживая торчащие пряди.
– Я была в библиотеке. В нижней, самой большой. Я не успела увидеть ничего конкретного, кроме… Большого предмета в самом центре читального зала. Я не поняла, что это было, меня будто выдернуло из видения.
– Зачем видения, в которых ты ничего не видишь? – непонимающе нахмурился Колин, поглаживая по спине севшую рядом с ним Элиз. Я заметила колкий взгляд Ника.
– Я не уверена, что эти видения специальные. Это скорее… как временной разрыв, в который мне удается пробиться.
– Но если ты видишь определенные символы, это не так…
– Обзор не всегда бывает четким, – уклончиво ответила я.
– Но ты ни разу не видела видений вне стен академии, – продолжил Колин. – Значит, ты связана с этим местом.
Я на секунду замерла. Даже во снах я не могла покинуть это место. Нет, я никогда не горела желанием исследовать окружающий мир, вырваться из академии, но все же было обидно, что за всю жизнь я не видела ничего, кроме каменных стен этого замка, скал, леса и озера с опушкой. В книгах так интересно описывался окружающий мир, а еще интереснее на их страницах были запечатлены люди. Такие подобные нам, но в то же время совершенно иные. Они будто стремились компенсировать отсутствие магии и постоянно рвались что-то доказать другим в науке, политике, исследованиях мира. Это умиляло.
Когда-то мне довелось читать о том, что лучшие человеческие ученые трудились над созданием некого «философского камня» просто чтобы превращать один металл в другой.
– Я думаю, что твои видения связаны с твоим будущим или будущим академии. Ты же видела три тела, а после…
– Колин, – осекла его Элиза.
Я вздохнула, перебирая в пальцах край одеяла.
– Я пыталась донести что-то до Мортиуса, но он…
Я сжала губы, смотря в окно. Солнце давно село, за приоткрытыми ставнями мерно шумели верхушки могучих елей, кричали ночные птицы.
– Тогда мы можем заняться этим самостоятельно. Ясно же, что происходит что-то не то. Мортиус впервые ввел настолько практические занятия… Хотя система образования в академии давно нуждалась в реформировании. Люди придумали отличную систему, – увлеченно начал рассказывать Херст. Люди были его страстью. – Студентам не обязательно изучать абсолютно все предметы, они могут выбрать направление, в котором хотят развиваться и углубленно изучать только его.
– Глупости, – рассмеялась Элиз. – Они такие наивные. А что если понадобятся знания в других сферах.
– Для этого они обращаются к другим специалистам, – пожал плечами Колин.
– Надо полагаться только на себя, на свои способности, – нахмурилась я.
– А если нет способностей? – он посмотрел прямо на меня, а я отпрянула, качая головой. Несколько секунд мы сидели в тишине. – Извини, я не…
– Все нормально, – холодно ответила я. Подобное меня давно не ранило. – Я считаю, что человек не может знать, в чем он талантлив.
– У них образование многоступенчатое. Сначала обязательное для всех, одинаковое, потом уже исходя из интересов люди выбирают.
– Ты постоянно говоришь о людях, – вздохнул Ник, падая на кровать рядом со мной. – Я бы кинул в тебя подушку, но Эстер меня задушит.
– Официально даю разрешение, – улыбку сдержать сложно. Я порой поражаюсь бесконечной энергии Ника. Он подобно солнечному лучику, пробивающемуся сквозь грозовые тучи.
Ник с радостью подхватил одну из моих подушек и швырнул в Колина, тот поймал ее на лету и тут же вернул прямо в лицо Ренару. Тот, уже не спрашивая разрешение, подскочил на ноги. Я наблюдала за его пружинистыми движениями, даже не возражая. Ник подхватил еще одну подушку. Мне так не хватало наших обычных посиделок и таких веселых вечеров, что сейчас это стало настоящим лекарством от происходящего вокруг кошмара.
– Это война, господин Херст, – игриво сказал он.
– Да? – приподнял брови Колин. Нечасто я видела его таким… несерьезным. От этого непроизвольная улыбка стала еще шире.
– Ой… – Эли отползла в сторону, забирая свои подушки к себе. Я откинула одеяло и прижала к себе последнюю оставшуюся подушку, которую Ник, приличия ради, не стал вытаскивать прямо из-за моей спины.
Полетела первая подушка, Колин уклонился, отчего она ударила Элизу прямо в лицо. Та с притворным возмущением вскочила, встала прямо за спиной своего парня и начала закидывать нас с Ником всем, что попадалось под руки. Помимо подушек в нас полетела ночнушка, книга и плюшевый медведь, привезенным Колиным из его путешествия в человеческий мир. Ник работал за нас двоих, я все еще чувствовала тягучую слабость в мышцах, отчего движения были будто бы заторможенные.
– Все! – закричал Ник и, прежде чем кто-либо успел понять, что это значит, прыгнул прямо на Колина, поваливая того на кровать. Элиз с визгом и звонким смехом скатилась на пол, утянув за собой одеяло. Я пыталась перевести дыхание, наблюдая за тем, как мальчики барахтаются в шуточном бое.
Как ни странно, Ник довольно долго удерживал широкоплечего и достаточно крепкого Колина прижатым к кровати. Ренар прижимал коленями руки Херста к матрасу, а сам нещадно щекотал обездвиженного противника. За их оглушающим смехом вперемешку с угрозами расправы я не услышала настойчивый стук в дверь. Внезапно все в комнате затихли. Ник так и замер сверху Колина, оглядываясь на дверь.
– Можно? – послышался приглушенный голос.
Ответа, правда, ждать не особо собирались. Себастьян стоял на пороге, прислонившись плечом к косяку. Он медленно оглядел все происходящее слегка растерянным взглядом, но остановился на мне.
– Можно, – слегка раздраженно ответил Колин, красноречиво смотря на Ника. Тот без лишних пререканий освободил своего соседа по комнате. Элиз тем временем поднялась, отряхивая платье от невидимых пылинок. Девушка присела на край кровати, разглядывая неожиданного гостя.
– Приношу свои извинения за то, что прервал… Вас, – по его лицу было видно, с каким трудом он сдерживал усмешку. – Эстер, можно украсть тебя ненадолго?
Элиз приподняла брови, смотря на меня. Я знала, что знал этот взгляд: очень долгий разговор по возвращению.
– Разве что ненадолго, – ответила я, выпутываясь из одеяла. – Я скоро вернусь, – бросила я ребятам.
Подойдя к двери, я заметила, что вопреки моим ожиданиям, Шон не пришел. Видимо, он решил дождаться нас в гостиной. Я ступила в темный коридор, не освещенный даже мертвыми огнями.
– Ты же не боишься темноты? – раздался голос сверху.
– Нет, конечно, – дернула плечом я.
Его ладонь успокаивающе легла мне между лопаток, подталкивая чуть вперед.
– Это хорошо, – его голос выдавал улыбку. – Мы не в гостиную. Я тебя проведу.
– А куда?
– Тебе понравится.
– Надеюсь, что так.
В груди зашевелилось сомнение.
7. Светлячки
Мы шли молча, но спина будто бы горела от легкого прикосновения его пальцев. Казалось, что я чувствовала их, даже когда он убрал руку. Я повела плечами, будто бы пытаясь стряхнуть это непривычное ощущение.