Избавители звезд
– Довольно. Защищай его бдительно, Охотница.
Зафира кивнула, не уверенная, было ли это внутреннее торжество её собственным или же вызванным книгой, которая с радостным облегчением покоилась в её руках.
Сеиф явно хотел сказать что-то ещё, но по тому, как взгляд его светлых глаз метнулся к Айе, Зафира догадалась: он хотел возложить вину за всё на Беньямина, павшего сафи, который последние девяносто лет обвинял себя в предательстве Льва и искренне делал всё, что мог, лишь бы исправить трагедию. Очевидно, что Беньямин даже стал частью паутины Альтаира, чтобы защитить его, потому что нелегко одновременно и возглавлять шпионскую сеть, и быть генералом, правой рукой султана.
Айя схватила Сеифа за руку и увела его.
– Есть ещё кое-что, – медленно проговорил Насир, останавливая их. Зафира чувствовала – что бы принц ни собирался сказать, это дорого обойдётся ему. – Лев контролирует моего… отца. Если у вас есть сафи, которым мы могли бы доверять, хорошо бы разместить их по всему городу. У дворца, в Великой Библиотеке, в любом важном месте.
Сердце Зафиры замерло при упоминании ещё одного места, которое Баба так желал увидеть. Воплощённая история – свитки и пергамент, хранивший до последней крупицы знания обо всём, что когда-либо имело значение. Она задавалась вопросом, воспользовался ли Лев Библиотекой, пока контролировал Гамека. Вполне вероятно – его жадность не знала пределов.
Сеиф поджал губы и заговорил с Айей так тихо, что даже Зафира не разобрала слов. Затем он направился прочь, не оглядываясь.
Кифа изогнула бровь:
– Проклятый Гулюль. Я думала, Беньямин любит собой полюбоваться, но этот даже одежду застегнуть не удосуживается.
– Но ведь смотреть необязательно, – заметила Зафира, и Кифа ответила ей убийственным взглядом.
– Сеиф – капитан королевской стражи Альдерамина. Он обо всём позаботится. Прошу простить, что он не самый обходительный из нас, – проговорила Айя и указала на ящик с сердцами в руках Насира. – Прежде чем мы решим, как надлежит поступить дальше, мы будем держать сердца поближе и постоянно менять их местоположение. Хранитель будет меняться каждые полдня. И ни на миг нельзя оставлять их без присмотра. – Через паузу сафи добавила: – Беньямин был о вас высокого мнения. Они с Альтаиром сделали не меньше ради сохранения Аравии, чем даже сама султанша, но этого никогда не было достаточно. Беньямин всегда говорил, что мир надлежит спасать тем, кто более всего пострадал от его несправедливости. Жизнь смеётся над нами, не правда ли?
«Смерть, – мысленно поправила её Зафира, ведь она была смертной. – Смерть смеётся над нами».
Айя прикрыла рот тыльной стороной ладони, но ещё прежде с её губ сорвался шёпот. Roohi[13].
Снаружи последние лучи солнца омыли мир тёмным золотом. Никто не знал, что сказать в наступившей тишине. Каково это было – провести вечность с бременем печали? Они оплакивали Беньямина, но никто из них не мог и представить, как сильно оплакивала сафи его супруга.
Неужели и Зафире предстоит прожить остаток своих дней, обременённой смертью близких?
– Okhti?[14]
Зафира замерла. «Ну вот, теперь я слышу то, чего нет». Но Насир посмотрел ей за спину, а потом и Кифа.
– Королевство в самом деле тесно, – проговорила Айя, ласково улыбнувшись.
Но ведь Ланы здесь быть не могло! Она осталась в Деменхуре, с Ясминой, Умм и Миском. В безопасности. Затаив дыхание, Зафира обернулась, боясь, что если сделает вздох – больше не услышит нежную мелодию голоса сестры.
Девочка, слишком миниатюрная для своих четырнадцати лет, замерла на пороге. Платок соскользнул с её тёмных волос. Она была хрупкой, вся в веснушках. В нежном взгляде карих глаз застыло недоверие. Эти черты Зафира могла бы нарисовать даже вслепую.
Лана.
Зафира устремилась к сестре, выронив лук и колчан на полированные камни пола, и крепко обняла сестру, со всхлипом уткнулась носом в её волосы.
– Ya, милая.
Лана смеялась, хотя по её щекам струились слёзы. Зафира отёрла слезинки кончиками пальцев, коснулась губами лба сестры.
– Что ты здесь делаешь?
– Жду тебя, – ответила Лана, робко улыбнувшись, поскольку остальные продолжали смотреть на них. – Я так по тебе скучала, Okhti. Мне было так одиноко.
– Врушка, – поддразнила Зафира. Как же она была счастлива видеть сестру! – Я оставила тебя в добрых руках. У тебя были Ясмин и Миск, а Умми наверняка находила тебе занятия. Это мне бы…
Зафира осеклась, когда Лана побледнела. Чуть отстранившись, она посмотрела на сестру, чувствуя, как всё внутри сжалось от ужаса. Лану тяготило бремя, с которым было трудно мириться.
– Что такое? Что случилось, Лана?
– Умми, – ответила девочка чуть слышно. – Она умерла. Умерла в тот день, когда вы отбыли.
Глава 8
Насир не слышал, что сказала её сестра, но когда Зафира упала на колени и джамбия в ножнах на её поясе ударилась об пол – это сказало о многом. «Иди же к ней, дурак». Но ступни словно пустили корни, намертво приковав его к полу, а ящик в руках готов был треснуть – так крепко сжимал его принц. Айя судорожно вздохнула. Если в этих стенах станет ещё больше печали, они рухнут.
Кифа нарушила тишину – устремилась вперёд, и Насиру стало ещё гаже на душе.
– Зафира…
– Как? – прошептала она, потянув за платок на шее, словно тот был петлёй.
Глаза её сестры расширились от страха и боли.
– Лана, – процедила Зафира, вскинув голову, и Насир поразился её гневу. – Как?
– Okhti, – прошептала Лана. Её взгляд метался между Насиром, Кифой и Айей. – Не здесь…
– Расскажи мне.
Нет, это был не гнев – Насир понял. Зафира пыталась удержать себя в руках, когда что-то внутри неё рассыпалось на части. Она держала спину прямой, но принц заметил, как дрожали её плечи, с каждым ударом сердца – всё сильнее. Он хотел сократить расстояние между ними, коснуться её плеч, чтобы те не были так напряжены. Ведь это обычно делают, чтобы успокоить, да?
Насир крепче сжал ящик. Откуда ему было знать – обычно он наносил смертельный удар и скрывался, не дожидаясь последствий. Альтаир бы знал, что надлежит сказать и сделать, как помочь девушке снова почувствовать себя живой.
– Помнишь, как вернулся Арз? – спросила Лана. Как и у Зафиры, у неё были тонкие черты, но лицо Охотницы было более бледным и казалось холоднее, резче. Черты девочки, напротив, выглядели теплее, и бронзовый блеск её волос подчёркивал это. – Сразу после того, как вы с Дином отбыли.
Насир стиснул зубы при упоминании Дина. Плечи Зафиры опали ещё сильнее.
– Солдаты в чёрных с серебром одеждах наводнили улицы. На них были… маски. Люди замирали, бросали все свои дела. Они не могли дышать – падали прямо посреди улицы и задыхались, словно лёгкие вдруг отказывали им. Я слышала это. Видела. – Взгляд Ланы метнулся к Айе и вернулся к Зафире.
Насиру показалось, что его собственные лёгкие отказывали ему, когда он собрал смысл слов девочки воедино.
– Как такое возможно? – выдохнула Кифа.
– Ядовитый дым, – проговорила Лана резко. – Он уничтожил целое селение. Я видела, как умирали люди.
Никогда прежде Насир не был себе настолько отвратителен, как в этот самый миг. Пусть он не имел никакого отношения к этому яду, к газам, которые собрали в Сарасине, его трусость была всему виной. Он не сумел противостоять отцу.
Кифа опустилась рядом с Зафирой, и Айя подошла к ним, погладила Охотницу по волосам. Лана держала сестру за руки.
Насир остался стоять там же, где стоял, с ящиком в руках, с бременем правды, сгибающем плечи.
Ибо он сделал это. Он погубил мать Зафиры.
Глава 9
Зафира думала о своём народе, о тех, кого презирала за их ликование, за смех и блеск в глазах, когда снег мешал им жить, когда Арз подползал всё ближе. Она думала о лавандовой двери «Бакдаша»[15]. О кондитерской Араби и лавке старого Адиба. О Пустом Лесе, где Дин рубил деревья, и о его маленьких творениях, рассеянных по домам её и Раадов.
Она думала обо всём, кроме Умм, обо всём, что могло хоть немного помочь ей чувствовать себя живой.
«Чёрное с серебром», – сказала Лана. Сарасины.
Зафира вспомнила предупреждение Беньямина, что внимание султана обратилось к Деменхуру после того, как Сарасин оказался у него под пятой. К аравийцам, чьим единственным преступлением, как и у прочих, была земля, на которой стояли их дома.
«Умми, Умми, Умми…» С её холодными голубыми глазами и тёплой улыбкой. С её силой и стойкостью. С кровью Бабы на руках.
– А твоя мать, – мягко спросила Кифа Лану справа от Зафиры, – разве она не успела сбежать вместе с тобой?
Лана присела, и широкий подол её нефритовой абайи[16], которую Зафира раньше у неё не видела, взметнулся.
– Она такая же, как ты, Okhti. Laa, ты такая же как она.
Зафира старалась не вслушиваться в слова. Старалась усмирить боль.
– Она пошла к зданию старой школы. Знаешь ту, что возле нашей улицы? Она увела с собой тринадцать пожилых и шестерых детей и унесла всю еду, какую только могла найти, а потом помогла забаррикадировать окна и дверь, – Лана опустила взгляд, посмотрела на свои руки. – Потом она пошла к колодцу за водой.
Вот такую Умм Зафира хорошо помнила – женщину с гордо поднятой головой, умеющую крепко держать нож. Умм, с которой Лана была плохо знакома. В наступившей тишине Зафира поняла, что ждёт, когда Лана расскажет больше. Она была как ребёнок, надеющийся, что правда – совсем не такая.
– Может, она спряталась в другом месте. – Зафира готова была отправиться в западные селения. Она ведь была даамова dai’ra и могла найти что угодно, кого угодно. – Может, она всё ещё…
Лана покачала головой, заставив её осечься:
– Миск нашёл её. Она спасла остальных ценой своей жизни.
Зафира запнулась о слово «нашёл». Так говорят о птенце в снегу. О потерянном кошельке, обнаруженном вдруг со всеми потраченными динарами.
– А Ясмин? – спросила она, чувствуя, как сжались рёбра.
– Жива, – сказала Лана. – И в безопасности. Она во дворце в Деменхуре.
Облегчение Зафиры вылилось в тяжёлый выдох, который заметили все. Их внимание стало вдруг слишком пристальным. Все взгляды были устремлены на нее. Сострадание заполняло комнату – безмолвный ответ Джаварата. Она вскочила и повернулась к Айе, но при этом чуть не врезалась в Насира.
– Мне жаль.
Она недоумённо нахмурилась – скорее из-за печали, которую увидела в его взгляде, нежели из-за слов, которые он произнёс.
– Почему? – спросила девушка. – Разве ты приложил руку к её гибели?
Он вздрогнул.
Даам, он вздрогнул! Зафира замерла. Если ядовитые газы были делом рук султана – сыграл ли Насир в этом какую-то роль? Она остановила поток тёмных мыслей. «О небеса!» Он ведь покинул Крепость Султана тогда же, когда она покинула Деменхур. Значит, он готовился к путешествию на Шарр, а не к резне в селении.
Зафира опустила взгляд, чувствуя смесь стыда, и раздражения, и боли, и ещё бездны других эмоций.
– Пойдём, – проговорила Айя, зная точно, что ей нужно. – Я провожу тебя в твою комнату.
Глава 10
Насир прислонился к гладкой двери в комнате, отведённой ему Айей. Покои были просторны и богато украшены, но кровать оказалась простой и аккуратной, и лунный свет из окна проливался на неё. Принц и не осознавал, сколь долго был в постоянном обществе других – не считая времени, проведённого в тесных каютах корабля, – пока Айя не прикрыла за ним дверь и воздух не задрожал лишь от его собственного дыхания.
Раздевшись и сложив одежду, он вошёл в ванну, над которой лениво клубился пар. Как и всегда, мытьё напоминало ему обо всём, что он так ненавидел в себе, – о шрамах на спине, о неправильности жизни. Теперь у него появился новый шрам – у ключицы, всё ещё скользкий от целебного снадобья, которым натирала его Зафира. Он откинулся на бортик ванны, сохранявшей остатки тепла, и вспоминал прикосновение её пальцев к коже. Вес её тела. Жар её взгляда, заставлявший его раскрыться.
И её боль. То, как изменилось её лицо, когда девушка поняла всю глубину его чудовищной природы, ибо он не сделал ничего, чтобы помешать отцу добыть ядовитый газ, погубивший её мать.
Одежда, которую для него приготовили, была слишком яркой – бордовый камис[17], тёмный халат с сине-серебряной окантовкой. Эта одежда могла попасть сюда только одним способом, и Насир отчётливо представил, как Альтаир копался в своих сундуках, ухмыляясь, как безумец, когда нашёл всё это, спрятанное в дальнем углу. Насир натянул камис через голову и повесил халат на спинку стула. Он выровнял книги на полке и расставил чаши на столе.
Стоя здесь, так далеко от Шарра и так близко к отцу, вдыхая воздух, всё ещё наполненный болью Зафиры, Насир чувствовал себя потерянным. Он не умел действовать без приказов, без чужих повелений.
Прежде чем принц успел как следует подумать, что делает, он уже вышел из своей комнаты, пересёк устланный коврами коридор, остановился у другой двери и тихо стукнул. Один раз.
Дверь открылась почти сразу же.
Волосы девушки были распущены, мягкими волнами обрамляя лицо. Так она казалась моложе, уязвимее, и как же велико было его облегчение от того, что в её взгляде не было обвинений.
«Прости», – хотел сказать Насир. Хотел заставить её понять.
«Как ты?» – едва не спросил он, но этот вопрос был бы слишком чёрствым – её глаза и так говорили всё ясно.
– Я собиралась искупаться. Что случилось? – наконец спросила Зафира. Она говорила настороженно, а в её руке был зажат Джаварат.
«Ничего».
– Я совсем не то имел в виду, – быстро выдохнул он, словно его сердце наконец решило, что довольно уже слушаться упрямого разума.
«Эгоистичный идиот». Зафира оплакивала свою потерю, а всё, о чём мог думать он, – это о себе самом. Но Насир слишком устал. Даам, он так устал от колючих зарослей этих слов, протянувшихся между ними и разделявших их.
Девушка склонила голову, словно любопытная газель.
– Что ты не имел в виду?
Он хотел остановить тени, но те стекали с его пальцев. Как же получалось, что произнести слова было настолько невозможно, и так легко – вынуть клинок и прервать чью-то жизнь?
«Потому что слова режут больнее клинка».
Насир медленно вздохнул, поднял руку, чтобы потереть шею, и уронил.
– То, что я сказал на Шарре. Что… что это ничего не значит. – Лишь когда принц произнёс это, он сумел посмотреть на собеседницу.
И успел заметить, как её взгляд коснулся его губ, а потом бордового льна его камиса, и вот она снова смотрела ему в глаза.
– А что же это значило тогда?
«Всё», – хотел сказать он, но его рот закрывал кляп, сотканный из страха и привычки подавлять чувства.
Он знал, что поступил глупо, сказав то, что сказал. Он сократил расстояние между ними, чтобы не позволить ей разрушить себя, привести её в чувство, отвлечь. Он не ожидал, что его собственные чувства будут так сильны, что его жажда будет такой отчаянной, и этот поток эмоций вогнал его в ужас.
Девушка откашлялась, когда он так и не сумел ничего сказать, и её разочарование было настоящим проклятием. И дверь она закрывала медленно, словно ожидая, что он протянет руку и остановит её.
Он был наследным принцем, рождённым, чтобы вести за собой, но вынужденным следовать чужим приказам, подчиняться, подчиняться всю свою жизнь.
И потому он не сделал ничего.
Глава 11
Зафира прижалась лбом к гладкой деревянной двери, услышала, как Насир по ту сторону тяжело вздохнул – напоминание о том, как легко могла расколоться его маска отчуждённости.
Спустя некоторое время дверь в его комнату закрылась.
Она знала, что Насир хотел сказать гораздо больше. В его глазах была буря, а на губах – печать. Она могла бы помочь ему, но он ведь был принцем. У него должно было хватить сил. О небеса, она была такой же вздорной, как Сеиф!
– Кто это был? – спросила Лана с кровати, которая была гораздо шире всех, в которых Зафире доводилось спать.
Сестра говорила так, словно Зафира только что вернулась после целого дня блуждания по лавкам на рынке. Словно между ними не было смертей, а на горизонте не рождался новый мир.
И снова Зафира ждала, что слёзы обожгут глаза. Но вместо этого в груди разливалось тепло, от которого стало легче дышать.
Лана склонила голову набок, безмолвно повторяя свой вопрос. А что могла сказать Зафира? Что это был новый друг? Юноша, с которым они поцеловались? Принц, которому она должна кланяться? Убийца, чей отец был повинен в смерти их матери и сотен других?
– Насир, – ответила Зафира, откладывая Джаварат. «Ну вот, уже лучше. В мире же полно Насиров, да?»
Лана вскинулась:
– Насир? Принц Смерти?
«Нет, видимо всё же маловато Насиров».
– Я и не знала, что он так хорошо выглядит, – вслух размышляла Лана, и Зафира прикусила нижнюю губу, думая о том, как бордовый лён камиса охватывал его плечи, и о маленьком треугольнике кожи, проглядывавшем в расстёгнутом воротнике. О том, как ткань шальваров прилегала к его бёдрам. Он выглядел не просто хорошо, он выглядел… Зафира прижала ладони к щекам.
В том, что она не одета, когда Насир совсем недалеко, было что-то такое… и это пугало её больше, чем когда-либо пугал Арз. И принц манил её сильнее, чем когда-либо манил Арз.
Лана подошла к краю ванны.
– Ты очень красива, когда счастлива.
Зафира опустила голову на край ванны.
– Ну нет.
Его мягкий голос ласкал слух. «Я совсем не то имел в виду».
Часть её всегда знала, что тогда он солгал. Даже в тот миг знала, потому что мгновение между мраморными колоннами было слишком настоящим, ярким, наполненным слишком многими чувствами. Её разозлило то, с какой лёгкостью он солгал. С какой лёгкостью отмахнулся от неё и от себя самого.
– Но ты привлекла внимание принца!
В том-то и дело, правда? Её тянуло к Насиру так же, как его тянуло к ней, но, в конце концов, на Шарре не было толпы женщин, которые липли бы к нему. А вот теперь всё будет иначе.
– Как ты назвала его? Принц Смерти?
– Принц Смерти. Охотник Деменхура. Титулы не расскажут, каков человек на самом деле.
Зафира вздохнула:
– Как я могу быть счастлива, Лана? Я потеряла друзей на Шарре. Умми погибла. Нашего селения больше нет.
Мгновение Лана смотрела на руки Зафиры.
– И Дин тоже был среди тех друзей?
Зафира дёрнулась, брызнула водой себе в лицо, и Лана робко улыбнулась.
– У меня было предчувствие, когда я смотрела, как он идёт за тобой, поднимается вместе с тобой на корабль. Он никогда не был таким… таким же стойким, как ты. Ты будешь сражаться за нас даже из могилы. Ты бы убила за нас. А он был счастлив умереть за тех, кого любил.
Зафира изучала Лану – глубокую печаль в её словах, то, как влажно блестели её глаза. Милостивые снега, её сестра любила Дина – не так, как его любила сама Зафира, как одного из самых близких друзей. Не так, как сам Дин любил Лану – как заботливый старший брат. Нет, сильнее, глубже.
Там, где Зафира была тверда, Дин был мягок. Он всегда видел в мире лучшее, тогда как Зафира видела лишь тьму. Неудивительно, что Лана влюбилась в него.
– Сначала мы были в безопасности, – тихо проговорила Зафира, – а в следующий миг зазвенели тетивы.
Она знала, что никогда не забудет этот звук… и ужасную тишину, последовавшую за этим, – словно прервавшийся вздох. Пальцы сами собой сомкнулись вокруг кольца, которое она носила на золотой цепочке на груди, и Лана посмотрела на её руку.
– Мне очень жаль, – добавила девушка.
Горло Ланы сжалось. Она силилась найти слова, ведь скорбь, о которой писали в книгах, была лишь жалким осколком той боли, которую причинял реальный мир.
– Так должно было случиться, как бы я ни желала иного.
Может быть, если бы Зафира любила его… Если бы приняла его предложение. Вышла за него замуж.
Она отбросила эти мысли и поспешила сменить тему беседы:
– Как тебе удалось сбежать во время нападения?
– Миск, – ответила Лана всё ещё мрачно. С тяжёлым вдохом она скрыла свою скорбь. – Он был готов, когда пришли солдаты… словно знал всё наперёд. Несколько его друзей проводили халифа и sayyidi[18] Хайтама к их каравану.
Конечно же, Миск знал, ведь он был пауком Альтаира, посланным, чтобы шпионить за Охотником Деменхура. И разумеется, как шпион он получил известия, вот только, очевидно, слишком поздно, и успел увести лишь узколобого халифа и никого из людей. Неуместное ощущение предательства кольнуло её, словно то, что Миск узнал обо всём немного раньше, по-своему делало его участником этой резни.
Джаварат гудел. С мокрых волос девушки капала вода. Кап-кап-кап.
– Когда я хотела вернуться за Умми, Миск не позволил. А когда он пошёл за ней сам, её уже не было. Не было времени продолжать поиски – нам пришлось спешить во дворец.
Есть в пустыне такие пески, которые кажутся безобидными – пока не сделаешь шаг и они не провалятся под тобой, проглатывая ничего не подозревающих путников. Сильнее зыбучие пески затягивали тех, кто неистово боролся, и ослабляли свою хватку, лишь когда ты сдавался. Горе было похоже на зыбучий песок. Чем сильнее пытаешься вырваться – тем больше оно поглощает тебя.
Зафира отбросила полотенце в кресло и натянула свежую одежду.
– Я думала, будет больнее, – сказала Лана, пытаясь понять. Зафира уже подталкивала её к кровати.
– Когда пять лет назад мы похоронили Бабу, мы похоронили и часть Умми вместе с ним. Она была мертва так же долго, как и Баба. Она любила нас, но не так сильно, как Бабу, – мягко объяснила Зафира, сама пытаясь понять, почему сейчас чувствовала скорее облегчение, чем скорбь, а чувство вины было сильнее боли. – Баба был её жизнью. И мы служили ей постоянным об этом напоминанием.
Лана отвела взгляд.
– Не надо, – сказала Зафира, чуть сжав её подбородок. – Ты всегда оставалась рядом с ней и делала своё дело. Твоей вины нет, – в отличие от самой Зафиры, которая примирилась с матерью лишь для того, чтобы потом потерять. – Как вы здесь оказались? Как нашли меня?
Лана играла с крохотной дверцей в светильнике, заставляя тени изломанно танцевать по комнате.
– Арз ожил снова сразу же, как ты покинула Деменхур. И почти сразу пришли солдаты. Там был настоящий хаос, Okhti. Люди с криками разбегались, а потом всё просто… замерло. Некоторые люди обладают такой силой, да? Им достаточно просто появиться, и все вокруг теряют разум. Так было, когда пришла Амма Айя. Высокая, прекрасная, ирреальная. Я видела, как она помогала людям, уводила их в безопасное место. Ясмин затащила меня в нашу повозку, но я видела её. Амма Айя склонилась над юношей, упавшим навзничь, надавливала на его неподвижную грудь, а потом поднесла что-то к его носу. Когда мы добрались до дворца, я узнала, что тот юноша выжил.
Зафира моргнула. Лана побледнела. «Милостивые снега!»
– Я была так сосредоточена на тебе и Айе. Может, я не права? Может, мне стоит тревожиться и по поводу этого… юноши?
Лана многозначительно посмотрела на неё:
– Он просто друг. Мы не так много разговариваем, потому что он носит маску, защищающую его лёгкие. Но с ним приятно коротать время за работой.
– За работой? Во дворце? – переспросила Зафира. Это не было частью сделки, которую она заключила с халифом, согласившись на путешествие на Шарр.
– Как раз об этом я и собираюсь рассказать дальше, – строго ответила Лана, натягивая одеяло на свои миниатюрные ступни. – После того как Амма Айя вылечила мальчика, дворцовые лекари не отпускали её. Она ухаживала за каждым, кого к ней приводили. За солдатами тоже. Халиф и большинство мужчин во дворце были недовольны, что женщину так превозносят, но ей было всё равно. И они мало что могли сделать, ведь она – сафи.
Лана сияла от восхищения, и Зафира была рада этому, хоть и немного ревновала, потому что все восторги сестры раньше относились только к Зафире.
– Я пыталась помогать ей, как когда заботилась об Умми. Кажется, ей это понравилось, – продолжала Лана. – Понравилось, что рядом с ней был кто-то, кто знает, что ей нужно, даже до того, как она попросит. Мы были настроены друг на друга. Все остальные в основном набрасывались на неё с вопросами, понимаешь?.. Я помогала людям, Okhti. Я наконец-то поняла, каково было тебе.
Зафира спрятала улыбку, подавила свою гордость и прилив смущения за то, что поначалу ей показалось, словно её кем-то заменили.
– Сеиф утверждает, что Амма Айя – лучший целитель, которого когда-либо знала Аравия, – добавила Лана, и Зафира вспомнила сына Беньямина, печальную музыку Айи в том сне-путешествии. Насколько искусной целительницей была Айя на самом деле, если не сумела спасти собственного сына? Или, возможно, это ещё страшнее – располагать такой силой и при этом не суметь изменить ничего?..