banner banner banner
Дома не моего детства
Дома не моего детства
Оценить:
 Рейтинг: 0

Дома не моего детства

Соня отстранилась и, опустив голову, чтобы не выдать слёз, выскочила за дверь.

Гинда стояла посреди комнаты, вытирая глаза уголком фартука.

– Соня хорошая девочка, – сказала Ханна и добавила: – И Сеня хороший. Просто работа у него такая.

3

Входная дверь со стуком распахнулась, и по ступенькам сбежала Элла с криком:

– Мама! «Нас мало, но мы в тельняшках!» – в свои два с половиной она говорила просто замечательно.

– В каких тельняшках? Что за глупости? – осекла дочку Гинда.

– Это мы кино с ней смотрели, «Мы из Кронштадта», – пояснила вошедшая следом Вера.

– Глупости! – повторила Гинда. – Мойте руки, садитесь за стол.

– А что, Мойша уже пришел? – поинтересовался Ицик, поддерживая жену под локоть.

– Отчепись уже от Веры своей! – вместо ответа сказала Гинда.

– Геня, у тебя сегодня горячка приключилась? – удивился Ицик.

– У неё каждый день горячка, – вставила слово из своего угла Ханна и добавила: – Соня приходила, за Сеню разговор завели. Она опять беременна.

– Мама! Шо вам неймётся? Шо сразу всем сообщать надо? – всплеснула руками Гинда.

– А шо мне остаётся? Видеть не вижу, так хоть слышу. А тебе надо, чтобы ещё и глухонемая была?

– Всё, ша, родные! Мы идём мыть руки, – пресёк разгорающуюся свару Ицик и, продолжая держать жену под локоть, увлёк её в комнату. Вскоре там послышался звон рукомойника.

Ханна зашаркала по комнате, выставляя вперед руку, добралась до ведра с ковшом. Позвала внучку:

– Элла, поди сюда, полью тебе.

Гинда молча стала накрывать на стол. Расставила алюминиевые миски, разложила ложки. В центре поместила огромную кастрюлю с бульоном. Положила в чистом полотенце мацу[35 - Маца (ивр.) – лепёшки из теста, не прошедшего сбраживание, разрешённые к употреблению в течение еврейского праздника Песах.]. Вечер советской пятницы. Хороший субботний ужин.

Между тем дверь опять отворилась, и в комнату спустился Мойша с Этей.

– На улице встретил, – пояснил жене. И, не говоря больше ни слова, скинул сапоги и ушёл за занавеску за печкой, откуда вскоре появился в холщовых домашних брюках, в кипе и рубашке с цицит[36 - Цицит (ивр.) – в иудаизме сплетённые пучки нитей, которые обязаны носить мужчины с тринадцати лет и одного дня (возраста бар-мицвы), если носят одежду с углами.].

Гинда отмерила мужа недоброжелательным взглядом и спросила:

– Это обязательно?

– Гинда, сегодня суббота, – не повышая тона, спокойно ответил Моисей.

– И что? Как будто ты всякий раз об этом вспоминаешь!

– Так и ты не каждый раз курицу готовишь.

– А потому что на неё надо заработать, – Гинда еле сдерживалась. Ей хотелось кричать, плакать, выть, но больше всё-таки кричать на них всех. На вечно влюблённых друг в друга бездетных Ицика и Верку. На мужа своего насквозь больного, харкающего по ночам, выплёвывая остатки лёгких, искалеченных на войне. На Соньку, сестру свою, – дуру набитую, в очередной раз залетевшую от Сени-урода. На несчастную маму, от которой проку ни на грош, так ещё и шуточки отпускает. На Элку-мелкую: вон как ластится к Верке, больше, чем к матери родной. Даже на Этю, самую первую, которая выжила у неё после двух детей, умерших в раннем младенчестве. На Этю, за которую она боялась больше, чем за всех остальных, вместе взятых, которую жалела и баловала безмерно, потому что…


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 10 форматов)