Торн был готов схватить китайскую вазу с первого попавшегося стола и швырнуть ее в стену.
– Сэр.
Торн обернулся и увидел римского солдата, судя по виду, в любой момент готового произвести арест.
– Вас спрашивают, – сурово проговорил мужчина.
Торн выругался про себя и повернулся обратно к пирующим: он не мог проигнорировать приглашение короля.
Король Георг нарядился в простую тогу, пытаясь смешаться с толпой. Разумеется, ему это не удалось. Все знали, что лучше не кланяться, не делать реверансов и никак не подавать виду, что его узнали. Но это было трудно для людей, приученных к придворным манерам с колыбели.
Торну все же удалось сдержаться и не поклониться королю, и он проговорил:
– Я узнал, что произошла небольшая неприятность, сэр. Приношу свои извинения.
– Очень неприлично, – ответил король, но при этом казалось, что он пребывает в хорошем расположении духа. – Супружеская пара, да?
Супружеская пара? Торн скрыл удивление и склонил голову в знак признания житейской мудрости.
– Сила супружеской привязанности, сэр.
– Я это понимаю, ведь я и сам счастлив в браке! Могу ли я надеяться, что вскоре и ты последуешь моему примеру, Айторн? Благородный род, и ты – единственный наследник, да?
Привычка короля добавлять «да» в конце почти всех его высказываний вызывала у Торна желание ударить его по лицу, но в данный момент Торн просто хотел закрыть эту тему во избежание проблем.
– В надежде когда-нибудь стать таким же счастливым, как и вы, сэр, – сказал он, – я очень внимательно выбираю будущую жену.
– Пусть тебе помогут твои друзья, да? Как когда-то мне помогли мои, да?
«Пока жаловались на внешность и манеры Шарлотты Мекленбург-Стрелиц», – вспомнил Торн. В то время Георг был увлечен хорошенькой Сарой Леннокс. Но сейчас король и королева выглядели по-настоящему влюбленной парой, что еще более подталкивало Торна к тому, чтобы заключить рациональный брак.
– Я обязательно прислушаюсь к вашему совету, сэр. Но пока, если вы не против…
Король махнул рукой, и Торн проследовал на прежнее место, размышляя о том, почему предупреждение пришло от Ротгара. Неужели это он устроил этот скандал? А затем позаботился о том, чтобы король узнал об этом, надеясь обвинить хозяина гуляний?
Торн принимал их с Ротгаром соперничество не более чем за политические игры, но все же задавался вопросом: будет ли Темный маркиз использовать любые средства, чтобы уменьшить влияние Торна на короля?
Приближающийся секретарь Торна Оверстоун был серьезно настроен, а его тога явно была ему неудобна. Торн приостановился, чтобы узнать новости.
– Согласно слухам, сэр, это лорд Ротгар зарубил скандал на корню, заявив, что пара состоит в браке. Кто-то в это поверил, но леди Джессингем решительно все отрицает. Она весьма невысокого мнения о той леди. Должен ли я поддерживать историю о супругах, сэр?
Торн быстро подумал.
– Пока нет, но и отрицать не стоит. Будь спокоен.
Торн поспешил по безлюдному коридору, готовый к любому развитию событий.
То, что он обнаружил, было просто поразительно. Кристиана действительно застигли врасплох во время страстной встречи, но с женщиной, которая на самом деле является его женой – Доркас Фроггат. Он пытался уйти от нее и аннулировать брак. Неприятно быть пойманным в столь компрометирующем положении. Но, как выяснилось, Доркас и миссис Кэт Хантер, в которую был влюблен Кристиан – одна и та же женщина.
Любовь! Нет ничего хуже, чем разрушить жизнь человека. Особенно после того, как Доркас, Кэт или кто бы она там ни была, обвинила Кристиана в том, что он скомпрометировал ее, чтобы заставить стать его женой.
Чем бы ни закончилась к концу ночи эта запутанная история, Торн твердо решил завтра же отправиться в Маллорен-хаус, чтобы встретиться с маркизом Ротгаром и выступить в защиту своего молочного брата.
Ротгар, будь он проклят, недаром оказался в самом эпицентре этого скандала. Жена Кристиана, как выяснилось, была йоркширской подругой жены маркиза и гостьей Маллорен-хауса. Ротгар привел ее на гуляния, уже зная всю правду. Он утверждал, что у него благородные намерения, но Торн в этом сомневался. Скандал мог наложить на Торна позорный отпечаток, и король был бы крайне недоволен.
Однако если Ротгар решился намеренно использовать Кристиана в качестве оружия для политического соперничества, то их ситуация могла перерасти в открытую личную вражду.
Когда Торн наконец добрался до своей постели и увидел небо, озаряемое предрассветными отблесками, его мысли снова вернулись к Келено.
Была ли она на самом деле фурией, наложившей на него проклятие?
Белла вернулась в свой маленький арендованный дом, когда часы пробили три ночи. Две молодые служанки встретили ее так, словно она только что выбралась из змеиной ямы. Возможно, они были правы.
– Мисс Белла, мы так боялись за вас! – вздохнула Энни Йелланд, все еще худенькая, несмотря на то, что уже несколько месяцев хорошо питалась.
– Как все это порочно! – заявила ее сестра Китти, которая при таком же питании располнела и стала пышногрудой красавицей.
Когда Белла впервые увидела их, они выглядели одинаково – худые, бледные и испуганные. Китти, старшая сестра, была на дюйм выше Энни, но все равно невысокая. Волосы у Китти были рыжими, как беличий мех, а у Энни – коричневыми, похожими на мышиный окрас. У Энни кожа была лучше, а карие глаза – больше.
– Это было ужасно шокирующе? – спросила Китти.
– Нет, не сказала бы, – ответила Белла, немного утаивая правду. Она не хотела поощрять пристрастие Китти к сплетням.
Белла предпочла бы вообще не вмешивать девочек в это дело, но скрываться не представлялось возможным. Китти обучалась работе горничной, а Энни – кухарки, но они все делали вместе. Если Китти нужно было починить что-то для Беллы, она брала свою корзинку с шитьем на кухню, а не оставалась в спальне Беллы, как ей следовало бы.
Вот и сейчас они встречали ее снова вместе, несмотря на то что только в обязанности Китти входила помощь Белле в переодевании. Белла разрешала Китти поспать подольше, так как и сама вставала поздно, но мисс Пег Гуссидж с первыми лучами солнца ждала Энни на кухне. Сейчас не было смысла делать из этого проблему. Возможно, Энни со временем сама поймет, как следует себя вести.
Белла поднялась в свою спальню вместе с Китти, а Энни поспешила на кухню за горячей водой для умывания. Китти настояла на том, чтобы помочь Белле раздеться, хотя в этом не было особой надобности: свободное платье было не так трудно снять. Энни пришла с кувшином воды и наполнила фарфоровую чашу за ширмой для переодевания. Белла помылась и настояла на том, чтобы сестры поспешили лечь спать.
Китти и Энни были настоящими сокровищами, Белле очень повезло с ними.
Когда Белла и мисс Пег приехали в Лондон и поселились в этом доме, они решили, что Пег полностью займется хозяйством. Но на кухне все же требовалась помощь, а Белле нужна была личная горничная. А также кто-то для более тяжелой работы – мужчина или мальчик. Пег и Белла, поразмыслив, решили, что будет лучше нанять крепкого мальчика, а не мужчину, с учетом того, что он будет жить в доме. Будучи благодарной судьбе за свою удачу, Белла решила сделать благое дело.
В работном доме было жутковато. Она обнаружила, что большинство обитателей были пожилыми людьми или младенцами. Здоровых детей отправляли на работу в возрасте шести лет. Однако она заметила одного крепкого паренька, который лежал на матрасе в середине дня.
– Он вам не нужен, мадам, – сказал надсмотрщик, стягивая грязное одеяло с мальчика, которому на вид было около десяти лет. – Мы нашли для него хорошую работу на конюшне, но там он получил травму. Рано или поздно эта рана убьет его…
Белла боялась, что это правда, но грустные глаза мальчика тронули ее. Кроме распухшей, гноящейся ноги, он выглядел вполне крепким. Опасаясь, что зря ведет себя как мягкосердечная дура, она все же спросила его имя – Эд Грейндж, а затем наняла телегу, чтобы довезти его до своего дома. Телега была необходима потому, что Белла не могла представить, как она сумеет затащить его в карету. Он был грязным и таким больным.
Пег Гуссидж была потрясена отзывчивостью Беллы и принялась выхаживать мальчика: ваннами, хорошей едой и деревенскими снадобьями.
Из-за больного ребенка поиск служанок стал еще более срочным, поэтому Белла стала искать их через сторонников леди Фаулер и поговорила с викарием церкви Святой Анны. Именно он рассказал Белле о печальной судьбе сестер Йелланд.
– Проживали они со своим овдовевшим отцом, мисс Флинт. Угольщик, но достойный человек. Возможно, он слишком оберегал их, для своего и их спокойствия. Если бы они научились какому-нибудь ремеслу или пошли на службу, они были бы сейчас в лучшем положении. Прошлой зимой он упал и сломал спину. Девочки ухаживали за ним с любовью, но шесть недель назад он умер, и скромные похороны отняли у них последние деньги. Энни и Китти скрывали свое положение от всех, даже от меня, потому что страшно боялись работного дома. И не зря, не зря…
– Да, это правда… – сказала Белла. – Сколько им лет?
– Говорят, что Китти шестнадцать, а Энни пятнадцать, но я не могу быть в этом уверен. Они уже слишком взрослые, так что их уже не принимает большинство благотворительных организаций, понимаете, и, как я уже сказал, не обучены никакому ремеслу. Но они содержали дом своего отца в порядке, и я не замечал за ними ни болезни, ни слабости. Если вы будете к ним добры и дадите хорошую пищу, они скоро всему обучатся и станут усердными работницами, они хорошие девочки.
Более разумная женщина ни за что не согласилась бы на это, но Белла навестила девочек в их крошечном домике. Он был аккуратным и чистым, но в нем не осталось уже ничего, что можно было бы продать, а девочки были худыми и бледными. Она должна была найти помощниц для работы по дому, а не заниматься благотворительностью, но Белла не смогла бросить сестер Йелланд так же, как не бросила Эда Грейнджа умирать в рабочем доме.
Назвавшись Беллоной Флинт, она не стала жестче, и, несмотря на заточение в Карскорте, в ней появилась мягкость по отношению к несчастным. Мягкость, которой не было в Белле четыре года назад…
Несмотря на физическую слабость, сестры охотно взялись за работу, возможно, думая, что если они будут плохо работать, то их выгонят. В течение нескольких дней Эд тоже делал всю работу, которую мог, сидя на своем матрасе на кухне, а через неделю уже ковылял на костыле. Теперь они все были надежными помощниками, и Белла благодарила их за это каждый день.
Белла знала, что сможет сделать для них больше.
Энни превратилась в хорошую кухарку, а Китти – в весьма умелую горничную, но Белла не хотела останавливаться на этом. Они обе были умными девочками, и она уже научила их и Эда читать, писать и занималась с ними арифметикой. Если через несколько лет Белла откроет для них свое дело, они смогут стать независимыми женщинами, как и она сама.
Возможно, кондитерскую или чайную. Или галантерею. Все, что угодно, лишь бы им не пришлось из необходимости выходить замуж. За время, проведенное с леди Фаулер, Белла поняла, что для многих женщин опасности, связанные с замужеством, намного перевешивают любые преимущества. Но быть одинокой, без семьи и дохода – это тоже тяжелая участь.
Насчет обустройства жизни Эда Белла не переживала. Ему требовалось только хорошо учиться.
Переодевшись в ночную рубашку, Белла с тоской посмотрела на свою кровать, и, несмотря на сильную усталость, села за письменный стол, чтобы записать события прошедшей ночи. Увы, скандал оказался разочарованием, да и в общем-то не был секретом. Весь маскарад сплетничал о лорде Грандистоне и его жене, поскольку, похоже, сам их брак был тайной.
Она не заметила ничего, кроме пьянства и распущенности.
Белла узнала, что король присутствовал только после того, как он уехал. В любом случае она не стала бы писать про это, поскольку леди Фаулер считала его воплощением добродетели, надеждой на исправление нации. Разум бедной леди был и без того в плохом состоянии. Разочарование могло вызвать припадок.
Белла нервно покусывала кончик пера, хмурясь и думая о леди Фаулер. Пора было покинуть это общество, но куда ей было идти? Мысль о том, что она может остаться одна в этом мире, приводила ее в ужас. Она также не решилась бы оставить более слабых членов сообщества на произвол леди Фаулер и радикальных наклонностей сестер Драммонд.
Белла потерла лоб, пытаясь сосредоточиться на письме, но ни глаза, ни разум не слушались. Все ее мысли были заняты злым пастухом, слабо освещенной террасой и удивительными поцелуями.
Она встала и поправила ночную сорочку. Нельзя быть такой наивной и восприимчивой к соблазнительным чарам негодяя!
Белла провела грелкой по кровати, затем убрала ее в сторону и забралась под одеяло, пока там было еще тепло. Идеально. Она устроилась поудобнее, отгоняя мысли о всяких глупостях. Но внезапно далекие воспоминания ожили в ее памяти.
Последний бал-маскарад, на котором ей довелось побывать, был в поместье Векстейбл, недалеко от Карскорта. Но там был более скромный прием. Все друг друга знали, но притворялись, что не узнают, играя свои роли. Тогда она ускользнула с…
О, кто же это был? Том Фицменерс или Клиффорд Шпик? Наверняка это был Том. Она помнила, что тот благовоспитанный джентльмен был всего на несколько лет старше ее и сильно нервничал, оказавшись наедине с молодой леди. А когда дошло дело до поцелуя… Он, конечно, был большим неумехой в этом.
Она улыбнулась, вспоминая тот вечер. Какой же шалуньей она была!
Больше всего в те времена она любила танцевать.
Тогда так много танцевали – на балах и собраниях, а иногда экспромтом – то в одном доме, то в другом. Мебель отодвигалась, ковры сворачивались, кто-то начинал играть на клавесине или верджинеле.
Четыре долгих года без танцев, флирта, даже намека на поцелуи… Она не понимала, как сильно ей этого не хватало… До сегодняшнего вечера.
Почему она так запаниковала? Из-за порочного пастуха или собственной лихорадочной реакции на его прикосновения? Реакции, которая вырвалась наружу так яростно, словно она жаждала этого уже давно.
Белла не хотела терять свою свободу и выходить замуж, но и отрицать, что ей нужен мужчина, тоже не могла. Молодой, красивый, порочный и искусный в любви.
Она перевернулась и зарылась головой в подушку, будто это могло помочь ей забыть обо всем. Но разум не поддавался, и воспоминания о тех мгновениях снова и снова вихрем проносились в ее голове.
Эти глаза, захватившие ее в плен… и шелковистая шаль, которой он притянули ее к себе – стройному, подтянутому и горячему… Их тела соприкасались, и между ними был такой тонкий слой одежды…
Такие горячие, не терпящие возражений, губы… Этот поцелуй был совсем не похож на поцелуй Тома Фицменерса.
Но немного похож на поцелуй капитана Роуза.
Она перевернулась на спину, и ее взгляд устремился в темноту. Она уже и забыла про это. Капитан Роуз тоже украл у нее поцелуй, но другого сходства не было, или… было?
Темная щетина? Пастух был небрит, потому что притворялся крестьянином; капитан Роуз – потому что был капитаном Роузом. Он, конечно, не крестьянин, но явно человек не того положения, чтобы присутствовать на Олимпийских гуляниях.
У них была еще одна общая черта: если бы Белла была настолько глупа, чтобы поддаться чарам таких мужчин, то они оба, определенно, смогли бы ее погубить.
Все в порядке! Она подбила подушку, чтобы придать ей более удобную форму. В жизни Беллоны Флинт не было места для безрассудной глупости, и лучше пусть все так и останется.
Глава 8
После бессонной ночи Белла поднялась позже обычного и сидела, подрёмывая, за завтраком. Она еще раз прокручивала в памяти воспоминания о празднике и отчаянно искала какой-нибудь сочный эпизод, о котором можно было бы рассказать леди Фаулер. Если она ничего не вспомнит, сестры Драммонд непременно воспользуются ее неудачей.
Но у нее ничего не получалось, и она решила, что с этим неприятным поручением лучше покончить. Она быстро переоделась в одно из скучных, практичных платьев Беллоны, подавив глупые воспоминания о том тонком платье с бала-маскарада, и о том, как мужчины реагировали на нее в обличье нимфы.
Белле не требовалась помощь в одевании, поскольку она по-прежнему носила самодельный утягивающий комбинезон вместо корсета, но она позволила Китти попрактиковаться в своем ремесле. Как обычно, Китти скорчила рожицу по поводу белья без лент, и, как обычно, Белла попыталась убедить ее в преимуществе такой простой вещицы.
– Вот, видишь! – сказала Белла, закончив одеваться всего за несколько минут. – А многие женщины тратят уйму времени на одевание и прическу.
– Поняла, мисс, – ответила Китти с явным неодобрением.
Китти совсем не радовал тот факт, что Белле приходилось выглядеть старше и непригляднее. Поэтому она всегда отворачивалась, когда Белла наносила на лицо свой крем, который делал ее кожу бледной, и темный тон, благодаря которому глаза казались впавшими.
Белла пожала плечами и приклеила маленькую бородавку на нос, а затем туго затянула волосы и спрятала их под простой чепец.
Она делала это уже несколько месяцев подряд и совсем не тревожилась по этому поводу. Но сейчас, посмотрев в зеркало, Белла скорчила рожу Беллоне Флинт. Прошлой ночью она была самой собой. Красивой женщиной. Взгляды мужчин говорили ей об этом… И не трудно было предположить, к чему это могло привести. Приколов маленький чепец к волосам, она сказала:
– Ну вот. И нет нужды думать о своих волосах весь день. Лучше потратить силы на более важные, более полезные дела. Надеюсь, ты продолжаешь читать, Китти?
Китти, застилая постель, ответила:
– Да, мисс. Я наполовину прочитала «Путь Пилигрима»[9] и встретила очень много слов, значения которых не понимаю. Я их записала. – Она достала из кармана бумажку.
– Отлично, – сказала Белла, поднимаясь с кресла. – Я просмотрю их с тобой, как только вернусь домой. Мне нужно срочно ехать к леди Фаулер.
– Какой сегодня наденете плащ, мисс?
Белла взглянула в окно и увидела серое небо. Такое же, как и ее настроение.
– Коричневый, из шерсти, Китти.
Надев свои кожаные туфли, Белла и повернулась в сторону двери.
– Извините, мадам.
Белла обернулась.
– Да, Китти?
– Что мне сделать с вашим костюмом, мисс?
«Сожги его», – пронеслось в голове Беллы с такой силой, что она вздрогнула. Откинув эти мысли, она сказала:
– Спрячь его куда-нибудь. Вдруг я…
Белла поспешила выйти из дома, стараясь не думать о том, почему она так отреагировала. Но не смогла… потому что знала, что для нее этот костюм – напоминание о пламенном искушении.
Она предпочла бы не встречаться с Пег сегодня. Но пришлось, как обычно, выйти через кухню, поэтому Белла не смогла этого избежать.
Пег окинула Беллу недовольным взглядом и спросила:
– У герцога и правда роскошный дом? – Она что-то взбивала в миске.
– Великолепный.
Пег даже не пыталась притворяться, что не интересуется великими людьми и их укладом жизни. Она часто ходила к Королевскому дворцу, надеясь увидеть Их Величества на прогулке. Иногда ей это удавалось, и она возвращалась домой счастливой. Белла не могла лишить ее таких интересных подробностей.
– Обустройство дома меня впечатлило. Колонны, руины, имитация площади с домами, а на балконах будто стояли люди. Я не бывала в Италии и не уверена, насколько точно все было воспроизведено, но другие гости, кажется, были под впечатлением.
– О, как бы я тоже хотела это увидеть!
– На бал были приглашены только представители высшего общества, – заметила Белла. – В справедливом мире он был бы открыт и для простых людей, по крайней мере, до или после основного мероприятия.
Она ожидала согласия в ответ, но Пег сказала:
– Не знаю, дорогая. Грязные сапоги запачкали бы хорошие полы и ковры. А грязные руки заляпали бы занавески.
– Больше работы для слуг, вы имеете в виду. – Белла не сдавалась. – Они могли бы постелить на пол ткань и не подпускать людей к занавескам.
– Но тогда все не было бы так шикарно, не так ли?
– Договорились! В следующий раз, когда я вознамерюсь вторгнуться на подобное мероприятие, то обязательно возьму тебя с собой.
– Вот черт, не получится! – воскликнула Пег. – Я ни за что не выйду из дома в таком виде! С вами там все было в порядке? – спросила она с обеспокоенным видом.
Белла взяла изюминку из миски и разделила ее на две половинки, чтобы вынуть косточку.
– Конечно, да. Хотя очень многие мужчины делали мне неподобающие предложения.
– Не сомневаюсь, что все они были такими же привлекательными, как и вы. Встретили кого-то подходящего?
– Пег! Я пробралась туда как шпионка. В любом случае ты знаешь, что я не интересуюсь мужчинами и не стремлюсь выйти замуж. – Белла прожевала и проглотила изюм.
– Я знаю, и это абсолютно неприемлемо.
– Если вас Бог одарил хорошим мужем, это не значит, что все они такие.
– О, опять та же песня. Идите по своим делам.
– О, опять та же песня, – бросила Белла в ответ и вышла из кухни.
В доме леди Фаулер все прошло именно так, как и ожидала Белла. Поведение лорда Грандистона было признано скандальным, поскольку, как все знают, пару застали в момент интимной близости, и леди Грандистон была в сильно потрепанной одежде. Но тот факт, что они женаты, делал этот скандал абсолютно бесполезным.
– Я узнала кое-что интересное о леди Джессингем, – сказала Белла, пытаясь выдать хоть что-то ценное. – Очевидно, она возлагала надежды на лорда Грандистона, не зная при этом, что он женат. Поскольку он молочный брат герцога Айторна, возможно… ну…
– Ну и? – спросила леди Фаулер.
Она лежала на фаэтоне перед камином в своей спальне. Леди Фаулер почти не выходила из комнаты, в которой было очень душно и жарко и присутствовал неприятный запах. Хелена Драммонд, старшая из сестер, с непроницаемым лицом сидела на стуле неподалеку, и огонь освещал ее густые рыжие волосы. Белла отдавала ей должное за стойкость.
Белла покраснела, когда произнесла вслух свои мысли:
– Возможно, они делили ее между собой.
Все присутствующие леди вздрогнули.
Когда Белла зашла в комнату, Мэри Ившем читала вслух. Несколько писем лежали у нее на коленях. Они, должно быть, пришли от сторонников леди Фаулер. Мэри приехала недавно. Это была женщина средних лет, сестра священника, оставшаяся без средств к существованию после его смерти. Белле очень нравилась эта тихая женщина, которую она считала очень понимающей, в глазах которой часто мелькали искорки задора.
Еще одна леди – Силия Поттерсби, худая, поникшая вдова, – никогда не рассказывала о причинах своей грусти.
В углу сидела крепко сбитая Агнес Гувер со своим шитьем. Она была горничной леди Фаулер уже целых тридцать лет. Женщина почти никогда ни с кем не говорила, но внимательно за всем наблюдала и все слушала, и часто выглядела так, словно ей это все не нравится. Однако горничная, по всей видимости, по-настоящему предана своей хозяйке и относится к ней с нежностью, как к матери.
– Возможно, они и делили леди Джессингем, – с усмешкой сказала Хелена Драммонд, – а может, даже были одновременно все втроем в одной постели, но у тебя нет этому доказательств, Беллона. В любом случае это копание в грязном белье никак не поможет нашему общему делу.
– Тогда зачем ты предложила прокрасться на гуляния? – потребовала ответа Белла.
– Прокрасться в дом герцога, – сказала Хелена с жадной ухмылкой. – Это могло открыть для нас множество новых возможностей.
Что задумали сестры Драммонд?
– Тебе там понравилось, дорогая Беллона?
Злобный взгляд Хелены заставил Беллу понять, что, по мнению сестер Драммонд, она должна быть в ужасе от сыгранной роли. И это правильно, ведь она – Беллона Флинт.
– Это было ужасно, – сказала она с содроганием, – но я всегда готова пойти на жертвы ради общего дела.
– Дорогая, дорогая Беллона! – воскликнула леди Фаулер, протягивая ей костлявую руку.
Белла осторожно взяла ее в свою, ощущая тонкость натянутой кожи.
– Мне жаль, что у меня ничего не вышло, мадам.
– Мы не можем побеждать в каждой битве. Посиди рядом со мной, пока мы слушаем Мэри. У нее такой успокаивающий голос.
Стул придвинули слишком близко к камину. На лице Беллы уже выступил пот, а от бедной умирающей дамы действительно ужасно пахло.
– Увы, мадам, у меня в доме произошло небольшое происшествие. Одна из моих служанок… Я постараюсь вернуться к вам позже.
Белла сбежала, чувствуя вину перед теми, кто оказался в доме леди Фаулер из-за бедности, но испытав огромное облегчение, когда снова оказалась на свежем воздухе.
Торн безразлично встречал своего камердинера и наступающий новый день. Будь прокляты Олимпийские гуляния и все, кто в них участвует, включая его самого. Джозеф бесшумно передвигался по комнате, как всегда чутко улавливая настроение своего хозяина. Но в данный момент Торна это тоже раздражало.