Мой любимый предатель

Глава 8

Антон

Молчание не перекричать.

Тем более твое.

(с) «Состояние – Питер», Ринат Валиуллин.

Не спалось. Я сидел на подоконнике своей съемной однушки и курил одну за другой.

Где-то там внизу занимался новый день, город выпутывался из благостной дремоты, постепенно оживая, а у меня в голове собрался глухой вакуум. Пальцы, казалось, еще хранили ее тепло, а на душе было гадко от самого себя. «Цель оправдывает средства», – так бы мне сказал Николо Макиавелли?

Вытаскивая меня из омута мыслей, на всю квартиру залился трелью мобильный. Интересно, кому неймется в такую рань.

– Как твои успехи? – без приветствия сердитым голосом, который я уже начинал ненавидеть, буркнул Грацинский.

– Познакомились, – с прохладцей вытолкал сквозь зубы я и замолчал, вслушиваясь в недовольное сопение на том конце провода.

– И все? – раздосадовано уточнил собеседник.

– А ты думал, королева Бельская меня так сразу к себе и подпустит?! – я сорвался на повышенные тона, чтобы выглядело правдоподобно, а перед глазами стояла картина, как я прижимал податливое тело девушки к себе.

– Тебе лучше поторопиться, – предупредил Эрнест и закончил разговор приказом: – сегодня вечером идешь на ее концерт. Пригласительный заберешь в почтовом ящике после двенадцати.

Отключившись, я выругался витиевато, так, чтобы позавидовал заправский сапожник, и рухнул в постель, еще долго буравя взглядом потолок.

Я готовился к предстоящему мероприятию более тщательно: побрился и даже сгонял в парикмахерскую. Мама бы сказала, что Рита хорошо на меня влияет.

Потом позвонил мелкому. Договорились завтра сходить в больницу.

Вышел из дома на целый час раньше и без дела слонялся по окрестностям.

На фейс-контроле немного повздорил с охранником, но все же попал в клуб и занял место почти у самой сцены – с билетом Грацинский постарался.

Начало сдвинулось на добрых полчаса, и я успел вдоль и поперек изучить соседей за столиком – жизнерадостную рыженькую девчонку, возбужденно попискивающую в ожидании любимой певицы, и ее молчаливого спутника, больше походившего на ценителя рока, чем попсы.

– Марго, ты огонь!

– Марго, а можно автограф?!

Бельскую встретили шквалом аплодисментов, и теперь я понимал, почему.

Что греха таить, я и сам застыл в предвкушении того момента, когда зазвучит чарующий голос.

Сценический образ Риты был прост: белая майка на бретельках, обтягивающие кожаные штаны, косуха нараспашку и черно-белые конверсы.

Сам не заметил, как три часа пролетели на одном дыхании, с беснующейся и подхватывающей строки песен толпой.

Когда объявили автограф-сессию, народ стремглав повалил к выходу. Ну а мне даже удалось протиснуться в первый ряд.

Маргарита ступила в живой коридор. Я, как и остальные оголтелые фанаты, протягивал одолженный у рыжей листочек, но Бельская безразлично мазнула по мне взглядом и взяла блокнот у моего соседа справа.

Оставив размашистую подпись, она двинулась дальше, а я, не отдавая отчета своим действиям, крепко ухватил ее за ладонь.

Девушка отдернула руку, словно ошпаренная, подозвала охранника и что-то прошептала ему на ухо. Вопреки едва забрезжившей надежде, верзила подошел ко мне не для того, чтобы провести в гримерку, а чтобы попросить покинуть помещение и не мешать.

Разочарование крепко сжало в свои тиски – я и не предполагал, что после такой ночи Марго будет шарахаться от меня. А стоило.

Сдаваться я не привык, чего бы это ни касалось: школьного первенства по легкой атлетике, завоевания первой красавицы в классе или получения желанной должности.

Поэтому спустя пару минут, стряхнув чувство досады, я спокойно покинул фойе и по ночным улицам покатил к дому Бельской. В просторном холле с высокими потолками натолкнулся на цербера-швейцара, охранявшего покой жильцов пуще пса Аида.

Все мои дипломатические навыки и представлявшиеся железобетонными аргументами разбились о ледяное «не положено».

Но правду говорят: когда закрывается одна дверь, где-то открывается другая.

Пока я задумчиво курил на ступеньках, мимо проскочил парень из службы доставки. Я остановил его и пообещал полцарства (благо Грацинский обеспечил деньгами на непредвиденные расходы) и пару сотен баксов за униформу.

События завертелись, как в калейдоскопе: я миновал фойе во второй раз, уточнил у того же самого портье номер апартаментов Бельской и поднялся почти в самые небеса – на тридцать пятый этаж.

Надвинул кепку на самые глаза, я прошел мимо камер, пряча лицо, и пальцами ощутил холод металлической ручки. Можно сказать, что с сомнениями почти не боролся: решение вскрыть замки и пробраться внутрь созрело и в считанные секунды окрепло.

На задворках сознания я понимал, что Марго запросто может сдать меня в полицию за проникновение в чужое жилище, но чувство азарта и адреналин без труда пересилили доводы разума.

Пара волшебных пасов руками, негромкий щелчок, замыкание проводов сигнализации – и вот я оказался посреди просторной спальни и засмотрелся в панорамные окна. Захватило дух, по венам потекло восхитительное ощущение полета – расправь крылья и пари.

Затолкав поглубже опасения, в моем положении либо пан, либо пропал, я уселся в кресло-качалку рядом с огромной двуспальной кроватью – ждать.

Так прошел час, другой, пока в прихожей не раздался звук открывающегося замка.

Еще одна доза адреналина впрыснулась в кровь – в уме я даже не попытался смоделировать поведение хозяйки квартиры.

Кслышал, как что-то с грохотом упало на пол в коридоре и как устало вздыхает девушка, а потом комнату залил неяркий свет.

Первым делом в мою сторону полетел ее клатч. Я уклонилась, а маленькая сумочка ударилась о стекло за моей спиной.

Испуганная, Марго схватилась за стул около входа и подняла его над головой – смешная и притягательная в своей воинственности.

– Я вызову полицию, тебя арестуют и бросят в камеру, чертов ты психопат, – с запинками проговорила она побелевшими губами.

– А может, сперва поговорим? – я предложил невозмутимо и вроде бы ничем не выдал, что в груди у меня бушует буря и сердце колотится где-то в районе горла.

Глава 9

Марго

А вообще любовь – такая абсолютно нелепая штука.

Является ниоткуда, внезапно, и всё – попался.

Может, это завтра случится, кто знает?

(с) «Мой любимый sputnik», Харуки Мураками.

Выступление выпило из меня все силы до дна. А может, не выступление, а прошлая сумасшедшая ночь и бессонное утро.

Что я только ни делала, чтобы окунуться в дрему – считала овец, бралась за книгу, пыталась посмотреть любимый сериал, но все тщетно. Поэтому к полуночи, когда настало время возвращаться домой, была выжата, словно лимон.

Я бросила прямо на пол в прихожей тяжелый пакет с сувенирами, прислонилась к стене на пару минут, устало прикрыв глаза. Потянулась к панели сигнализации, но она почему-то была отключена – наверное, пора дать себе отдых, иначе собственная рассеянность ничем хорошим не обернется.

Со слипающимися веками я поплелась в спальню, представляя, как сброшу одежду и упаду в кровать, но сон как рукой сняло, стоило мне включить свет. В моем кресле-качалке, нагло развалившись, сидел Антон.

Паника черной кошкой прокралась в душу и захватила каждую клеточку тела – я не настолько хорошо его знала, чтобы чувствовать себя защищенной, тем более, что он взломал замок и отрубил систему безопасности.

Первым инстинктом было швырнуть в него что угодно – для этой цели вполне подошел черный с шипами клатч. Однако мужчина легко отклонился в сторону, оставив меня ни с чем.

В отчаянии я вцепилась в стул обеими руками и подняла его над головой, в глубине души прекрасно понимая, что при желании Антон легко сметет мое хлипкое сопротивление.

– Я вызову полицию, тебя арестуют и бросят в камеру, чертов ты психопат, – пролепетала я дрожащим голосом, пытаясь воззвать к его рассудку.

На самом деле, звонить нужно было еще в коридоре, сейчас я вряд ли успею схватить телефон и набрать нужный номер.

– А может, сперва поговорим? – мирно произнес мужчина, пристально глядя на меня своими темно-карими глазами.

Если бы верила в сверхъестественное, сказала бы, что Антон меня загипнотизировал. Иначе, как объяснить, что я резко успокоилась, поставила стул и беспомощно на него опустилась?

– Рит, – позвал он с легкой укоризной. – Неужели ты думаешь, что, если бы я хотел причинить тебе вред, то стал бы ждать, пока ты заметишь меня в спальне?

– Антон, тебе мама не говорила, что нехорошо врываться в чужой дом без спроса? – я скрестила руки на груди, будто бы отгораживаясь, и добавила: – тем более, что я не давала разрешения и не оставляла тебе ключей.

– Ты ведь не любишь Бритни Спирс? – я ожидала услышать от него все, что угодно, кроме этого нелепого вопроса.

– Что? – я вскинула недоуменно бровь и покрутила пальцем у виска. – Антош, а у тебя есть справка, что ты нормальный?

– Ты не слушаешь Бэкстрит Бойз, совершенно точно не любишь розы и не станешь по доброй воле гулять под дождем, так? – мужчина какое-то время с ухмылкой следил за моим недоумением прежде, чем пояснить: – все, что написано про тебя в многочисленных интервью, бред, верно?

– Дэн придумал эту чушь. Девчонкам нравится, – призналась я и рассмеялась от всей души, радуясь, что хоть кто-то меня понимает.

– Расскажи о себе, – попросил Антон проникновенно, и я сдалась – не так часто мне выпадал шанс обнажить настоящую себя.

Мало кто об этом просил вообще, практически никто – из искреннего интереса.

– Слушаю Цоя, Линкин Парк и Роксет. Люблю воду, бассейны, море, океан, но ненавижу мокнуть под дождем. К цветам отношусь равнодушно, считаю, что им лучше остаться на грядках, чем за пару дней увянуть в вазе. Некоторые тексты песен пишу сама, но это не в моде, так что пиар-менеджер велит никому не рассказывать, – я открывалась перед мало знакомым мужчиной легко – как будто не было ничего естественней его внимания.

– Держу пари, клубнику с шампанским ты тоже не больно-то жалуешь, – с улыбкой заключил он, вынуждая меня согласиться. – Поэтому я принес нам пиццы и пива. Правда, пицца уже остыла.

Только сейчас я заметила на полу возле кресла-качалки два внушительных пакета. Что ж, Антон знал, чем меня подкупить.

Я подошла к нему, намереваясь забрать еду и разогреть ее, но мужчина меня остановил. Развернул спиной, прошелся пальцами по мочке уха, размял затекшие плечи так, что я не удержала глубокого приглушенного вздоха.

– Дай мне шанс, Рит, – он обнял меня так нежно, невесомо, отчего захотелось выбросить из головы все.

И то, что мы встретились всего пару дней назад. И предупреждение отца. И то, что Антон преследует какие-то свои замыслы.

Купившись на космическое обаяние Антона, я размечталась о том, чтобы прыгнуть с обрыва в бездну страстей, забыться в теплых сильных руках хотя бы ненадолго.

И я забылась.

Мы ели пиццу с пепперони и сыром, запивая ее Хайнекеном. Смотрели «С широко закрытыми глазами».

Я много говорила: о детстве и о том, как сильно мне не хватает мамы, а Антон внимал каждому слову. Потом соскользнула в страну сновидений, а он никуда не ушел, завернув меня в одеяло, и продолжил обнимать.

– Рит…

Он разбудил меня шепотом наутро, когда солнце давно уже золотило небосвод.

А я блаженно потянулась, ощущая безграничную энергию во всем теле от кончиков пальцев ног до самой макушки, и ничуть не слукавила, признавшись.

– Господи, как давно я так хорошо не высыпалась.

– У тебя есть планы на сегодня? – после минутной паузы как-то уж очень нерешительно спросил Антон.

Я же поддразнила мужчину, памятуя о ночной беседе.

– К счастью, нет. Думала, весь день не вылезать из кровати, слушать Бритни и запивать клубнику шампанским.

– Составишь мне компанию? В поликлинику надо, – сердце пропустило удар, а потом забилось тревожно, но следующая фраза расставила все по местам: – мама приболела. Я обещал навестить.

Глава 10

Антон

Пустишь в голову переночевать,

а он там на всю жизнь остаётся.

(с) «Кулинарная книга», Ринат Валиуллин.

Самой большой странностью было то, что я начал чувствовать Маргариту. Удивлялся, но она была как на ладони – на первый взгляд, бунтарка и хулиганка, а если присмотреться – хрупкая и ранимая, нуждающаяся в поддержке и участии.

Она не выставила меня из дома, не убежала с криками в коридор, не стала звонить ментам, вместо этого изнеможенно опустилась на стул – несостоявшееся орудие моего убийства.

Я ожидаемо разнес в пух и прах изложенные в журналах стереотипы, которые не имели ничего общего с девушкой, сидевшей напротив.

Именно сейчас она была настоящая – уставшая после выматывающего концерта, искренняя в своем смехе и на удивление откровенная. Иногда она вертела затекшей от неудобной позы шеей, а еще растягивала и возвращала на место браслет из металлических пластинок на запястье.

Захватив пиццу с пивом, мы перебрались в кровать и включили какой-то романтический фильм. На экране Том Круз и Николь Кидман выясняли отношения, а я любовался игрой света, запутавшегося в Ритиных волосах.

Диалоги героев прошли мимо невнятным фоном, потому что Марго делилась воспоминаниями из детства.

– Дар мне достался от мамы. Когда я была маленькая, каждую ночь она пела колыбельные. Она отвела меня в школу искусств, не пропустила ни одного моего выступления, заставила подписать для нее диск первого вышедшего альбома.

В редкие выходные мы выбирались на дачу, расстилали плед у реки и исполняли какой-нибудь пронзительный романс дуэтом. Она укутывала меня любовью и обещала, что все обязательно будет хорошо, – грустная улыбка смягчила тонкие черты лица Маргариты.

– Почему она не пыталась сделать карьеру на сцене? – спросил я, недоумевая, как можно зарывать талант в землю.

– Слишком ценила домашний уют и не терпела публичности. Знаешь, иногда я ее понимаю, – девушка смахнула с ресниц набежавшие слезинки и продолжила: – когда мне было шестнадцать, ее не стало. Одним июньским утром. Оторвался тромб. Ох и натерпелся отец в первые полгода после ее смерти. Я перекрасила волосы в салатовый, потом в малиновый, потом в фиолетовый. Проколола пупок, набила татушку на лопатке. Дралась с одноклассниками, вылетела из двух лицеев…

– Как снова обрела покой? – я провел рукой по Ритиной спине вдоль позвоночника, гадая, какой рисунок на коже скрывает белая майка.

– До сих пор не обрела, – фыркнула Марго, рисуя пальчиками узоры на моей груди. – Просто смирилась с осознанием, что так будет всегда – без того, кто поддерживал любое мое даже самое сумасшедшее начинание, с пустующей черной дырой на сердце. Человек ко всему привыкает, даже к виселице: подергается, подергается … и привыкнет.

Рита прижалась ко мне тесно и провалилась в сон. Я укутал ее в покрывало, обвил руками и еще долго смотрел, как подрагивают ее веки и постепенно выравнивается дыхание.

Повинуясь внезапному душевному порыву, я попросил Бельскую составить мне компанию в поездке в больницу.

Она собрала волосы в высокий хвост на затылке, спряталась за солнцезащитные квадратные очки, закрывающие пол-лица, и откинулась на пассажирское сиденье, позволяя мне продираться через вяло движущуюся пробку.

Выглядела расслабленно, не выказывая и тени раздражения тем, что приходится так медленное ехать, да еще и не в автомобиле бизнес-класса. А когда мы, наконец, добрались до места назначения, выскочила из салона, взлетела по ступенькам и застыла перед дверью в ожидании меня, нетерпеливо постукивая по бетону носком кроссовки.

Ее порывистость заражала, заставляла переключиться на пятую скорость и нестись на полном ходу вперед – к яркой звезде, к сокровенной мечте, ну или, на худой конец, к автомату за утренним кофе.

– Нам нужен еще халат и бахилы, – я бросил топтавшемуся в коридоре брату. Сонное выражение с его физиономии исчезло, стоило Марго снять очки: он размахивал руками, тыкал в нее пальцем и походил на неандертальца, выбравшегося из пещеры на свет. Я стукнул его хорошенько прежде, чем обратиться к Рите: – знакомься. Недоразумение по имени Иван. По чистой случайности, мы связаны узами крови.

Смех Бельской звонким колокольчиком разнесся по больничному холлу, приковывая мое внимание.

– А его удар не хватит? А то придется искать свободную койку, – Рита озорно подмигнула Ваньке, отчего малой совсем растаял и расплылся в глупой блаженной улыбке.

– Пошли, – я отвесил брательнику подзатыльник, не желая признаваться самому себе, что только что испытал нечто похожее на ревность.

– Если мне нужно было сюда попасть, чтобы ты познакомил нас со своей девушкой, сказал бы раньше, – вместо приветствия укорила меня мама: сегодня она выглядела уже не такой слабой, как в последний наш визит.

– Здравствуйте, – робко проговорила Маргарита, потупив глаза, и залилась мягким нежным румянцем.

– Ну же, проходи, не стесняйся, – девушка послушно опустилась рядом с мамой на самый краешек кровати.

Я не успел умилиться представшему взору зрелищу из-за как всегда некстати затрезвонившего телефона: увидел на экране опостылевшую фамилию, извинился и вышел из палаты.

– Ты сблизился с ней? – без предисловий прошипел Грацинский.

– Я над этим работаю, – я снова соврал своему неофициальному работодателю: мысль поведать ему о ночевке у Риты почему-то представилась самым страшным предательством.

– Значит, хреново работаешь, Серов, – зло выплюнул Эрнест и потребовал встретиться вечером.

– Сегодня не могу, семейные дела, – оправдывался я, будучи абсолютно не готовым к разговору с ним с глазу на глаз.

– Антон, почему у меня такое ощущение, что деньги нужны мне и я за тобой бегаю? Пересмотри свое отношение, иначе мы расторгнем заключенное соглашение, – повелительно распорядился Грацинский и отключился, оставляя меня наедине с чувством гадливости.

Когда я вернулся в палату, практически ничего не изменилось, кроме того, что мелкий переместился на стул поближе к маминой кровати и к Рите.

– Попроси у облаков подарить нам белых снов. Ночь плывет, и мы за ней – в мир таинственных огней, *[1] – самозабвенно выводила Марго, не замечая ничего вокруг, в том числе и восторженно уставившегося на нее во все глаза Ваньку.

– Ох, Антон, она замечательная, – мама указала кивком головы на Риту и погрозила мне пальцем, – только попробуй обидеть девочку!

________

*[1] – песня Полины Гагариной – «Колыбельная».

Глава 11

Марго

– Знакомьтесь! Алиса, это пудинг!

Пудинг, это Алиса! Унесите!..

Ну вот, вас только познакомили,

а ты уже на него с ножом!

(с) «Алиса в стране чудес», Льюис Кэролл.

Я не заметила, как с появлением Антона моя жизнь поделилась на «до» и «после». Мне все меньше хотелось грубить и ругаться матом, отпала нужда кому-то что-то доказывать, и, в общем-то, стало не важно, что обо мне подумают старые знакомые, если я отменю встречу.

Несмотря на по-прежнему присутствующий недосып, хроническую усталость смыло бурным шквалом новых впечатлений, отчего энергия била ключом.

Так и сегодня я вернулась из больницы, схватила ручку с листком и закружилась в танце с рифмами. Строки лились легко и свободно, и я воочию представляла, как в понедельник ворвусь в диджейку к Максу и покажу ему новый хит.

Я не позволяла себе полностью утонуть в новом чувстве, оставляя крохотную лазейку для отступления на случай предательства – разговор с отцом не выходил из головы, как я ни старалась его оттуда выбить.

Я направилась в кухню, мурлыча под нос простенький мотивчик – сегодня на обед будет фетучини. Достала спагетти, курицу, грибы, сливки и с упоением погрузилась в готовку. Любила это дело, непременно приносившее гармонию, загружавшее руки и разгружавшее мозг.

Когда блюдо было практически готово, трель дверного звонка предупредила о пришедшем госте. Так что я наспех обтерла ладони о фартук и в приподнятом настроении бросилась открывать.

Первым, что я увидела, стал огромный букет из множества рафаэлок. Затем в проходе показался плюшевый медведь в половину меня ростом, а потом уже я разглядела неловко замявшегося на пороге родителя.

– Кушать будешь? – я втянула папу в коридор, забирая у него из рук подарки – такое вот искупление вины.

– Ммм, а что у нас на обед? Мясо? – отец носом втянул воздух и с аппетитом облизнулся.

Ну а я смотрела на голодное выражение его лица и вспоминала наши семейные ужины. Когда он приходил уставший после переговоров, а мама изо всех сил старалась его порадовать всяческими деликатесами, в том числе свежей выпечкой.

Наибольшую слабость мы с папой питали к ее шарлотке.

– Скучаешь, – как обычно, проницательный, папа заметил мои подозрительно увлажнившиеся глаза.

– Очень, – не стала отрицать я, носом зарываясь в серо-стальную ткань его идеально отутюженной рубашки.

– И на меня больше не злишься? – он потрепал меня нежно по волосам, совсем как в детстве, когда я просила его взять меня на совещание к серьезным дяденькам, а он мягко отказывал.

– Ты у меня один, – я обронила нечаянно и столкнулась с его озадаченным взглядом. – Да я это понимаю, не смотри на меня так.

В тишине мы прошли на кухню. Отец разместился за столом, небрежно закатал рукава, приобретя более домашний вид, и принялся за обе щеки уплетать спагетти.

– Дочь, а, дочь, – он посмотрел на меня огромными глазами кота из Шрека, и гадать не надо: втянет в какую-нибудь авантюру. – Не присоединишься ко мне за деловым ужином?

– А без меня никак? – я пропищала жалобно, припоминая, нет ли у меня выступления в клубе или студийной записи. К моему огромному сожалению, обычно напряженный, график как раз сегодня пустовал. – Грацинские будут?

– Какая разница, – буркнул родитель с набитым ртом, а я вовсю начала сомневаться в его психическом здоровье.

– Па, – я позвала его осторожно, пока еще рассчитывая достучаться до голоса разума: – а ты помнишь, что случилось в последний раз, когда наше с Эрнестом общение затянулось дольше пяти минут?

– Четыре года прошло, Рит, а вы до сих пор как кошка с собакой, – отец нахмурил брови и призадумался перед тем, как на одном выдохе поделиться со мной новостями: – возможно, речь пойдет о слиянии компаний, так что пора заканчивать с детскими обидами.

То ли Владислав Вениаминович так хорошо умел уговаривать, зря что ли его бизнес процветал не один год, то ли я не умела отказывать по-настоящему близким людям, но уже через два часа мы с ним входили в фойе «Турандота», стилизованное под эпоху Возрождения.

Мимолетом я окинула наше отражение в бронзовом зеркале, и гордость взяла за родителя – выглядел он намного моложе своих лет.

Улыбчивая хостес проводила нас к зарезервированному столику. Я не успела проголодаться и заказала один кофе, пока папа зарылся в меню.

Грацинских еще не было, и я втайне лелеяла надежду, что они не придут вовсе. Но моим чаяниям было не суждено сбыться: стоило секундной стрелке часов завершить пятый круг, как горячо обожаемая мной семейка появилась на горизонте.

– Виктор Михайлович, здравствуйте, – я поздоровалась со старшим Грацинским вежливо, младшему лишь холодно кивнула.

Седовласый крепкий мужчина, облаченный в классический костюм-тройку светло-бежевого цвета, рассыпался в комплиментах моей персоне, несколько раз повторив, что я очень похорошела с нашей последней встречи.

И если учесть, что мои волосы тогда были фиолетовыми, а макияжем я смахивала на детеныша панды, то я была склонна ему верить.

Проглотив смешок от этих воспоминаний, я неспешно потягивала кофе и не особо прислушивалась к беседе мужчин, всем своим видом демонстрируя отсутствие интереса.

Ей-богу, куда как больше меня занимала игравшая фоном живая музыка.

– Пойду подышу немного свежим воздухом, – фальшиво улыбаясь, я извинилась и покинула не слишком приятное общество.

Вышла на летнюю террасу и залюбовалась мраморными скульптурами и нежными розами в кадках. Наслаждалась мерным журчанием фонтана в центре веранды, пока Эрнест не испортил недолго царившую идиллию.

– Что, не могла пару часов спокойно рядом с нами высидеть? Обязательно показывать свое пренебрежение? – прошипел он и пребольно вцепился мне в локоть.