Лики любви
Допрос продолжался 117 часов. Когда его отнесли в камеру, то сидельцы были поражены не столько внешним видом узника – к такому привыкли, – сколько тем, что тот не «раскололся».
Отдыхать дали всего сутки. Потом было ещё 120 часов уже в «мясорубке». «Казалось, что рассудок мой болтается на тоненькой ниточке. И этой ниточкой была единственно и бесспорно любовь к Марии, укреплявшая мою волю, вселявшая в душу чувство долга и как бы некоей надежды. Это была вместе опора, причина моей готовности терпеть, и цель».
А теперь представьте, что такие пятидневки ему пришлось пройти ещё дважды. Как выжил? Ну, палачи с их опытом умело тащили его на грани жизни и смерти. Что же касается Дмитрия, то он был убеждён, что силы ему давала любовь. И вспоминал христианских мучеников: «Почему я не могу терпеть, как они? Им давала силу любовь… Если же моя любовь оказалась бы слабее мук, то это не любовь, а лицемерие и самообман».
Что бы ни придумали костоломы, узник снисхождения не ждал. А вот те – жаловались. Устав от «работы», Нагайкин пробовал с неподатливым арестантом «по-хорошему»: «Дурак, сам себя мучаешь и меня мучаешь. Ты только посмотри на мои руки, они все изранены о твои мослы».
То, чего не могли добиться ни нагайкины, ни костоломовы, сделала короткая записка от Марии, которую принесли вместе с передачей: «Что бы с тобой ни случилось, я всегда буду при тебе». И муж расплакался.
Он ещё не знал, что ей пришлось вытерпеть за два года разлуки. С работы выгнали, из квартиры тоже. По ночам вызывали к следователю, где почти сутками держали на допросах стоя, требуя сознаться в «контрреволюционной деятельности» мужа. А дома плакал голодный ребёнок. Цена спасения проста – отречение от «врага народа». Вместо этого она слала запросы во все инстанции, пытаясь найти Дмитрия. В ответ приходило издевательское – «местонахождение неизвестно». Но даже эта стена не устояла перед её настойчивостью, и она увидела на суде, во что превратили мужа. В тот же день записала в дневнике: если осудят на каторгу, то добьётся права быть вместе с ним. Ребёнок к тому времени уже умер.
Виктор Франкл, австрийский философ и психолог, сумевший выжить в нацистском концлагере Аушвиц, заметил, что больше шансов выжить там было не у самых здоровых, а у самых сильных духом, кто имел смысл, ради чего жить. Учёный узник поддерживал тех, кто был рядом: «На каждого из нас в эти часы, которые, может быть, для многих уже становятся последними, кто-то смотрит сверху требовательным взглядом – друг или женщина, живой или мёртвый. Или – Бог. И он ждёт от нас, что мы его не разочаруем, не будем жалкими и сумеем сохранить стойкость и в жизни, и в смерти».
Франкл рассказал им историю своего товарища, который, оказавшись в лагере, заключил такой «договор» с небесами: пусть любые его страдания и смерть станут той ценой, которую он платит за то, чтобы смерть любимого человека стала лёгкой. И для него собственные страдания наполнились высоким смыслом. Он не хотел мучиться и умирать просто так.
Дмитрий Данилович, конечно же, тогда и не слышал о Франкле, но по сути-то шёл именно тем путём, который несколько лет спустя философ нащупывал в лагере смерти. И чудо всё-таки случилось. Его выпустили. Так уж совпало: арест главы НКВД Ежова, из-за чего некоторое время новая метла мела в противоположном направлении.
Вышел полуслепой, полуглухой, весь в нарывах и с тяжёлой сердечной болезнью, с почти не действующими руками. Зато считал, что от одной болезни палачи его-таки исцелили – от неврастении. Повышенная раздражительность, быстрая утомляемость ему теперь не мешали справляться с делами, которых впереди было ещё очень много.
Когда через год после выхода из тюрьмы его увидели врачи, то их мнение было единодушно: чтобы хоть частично вылечиться, надо ехать на лучшие курорты. Но какие там курорты… Кто-то усмехнётся, но помогли молитвы: «Волею Бога, я с каждым годом всё более исцеляюсь безо всякой медицинской помощи». А впереди была ещё долгая-долгая жизнь, до девяноста лет. Рецепт этот, конечно, не универсальный, небеса далеко не к каждому так благосклонны.
Через пару месяцев стало ясно, что петля скоро затянется снова. НКВД не прощает запирательств и обязательно доведёт дело до конца. Сначала пришлось бежать в другую область, но это не спасало, оставалось только жить нелегально до прихода немцев.
Оставим в стороне уход вместе с отступавшими врагами, что обернулось немецким концлагерем, откуда удалось выбраться с невероятным трудом с помощью старых русских эмигрантов, – это отдельная история. Но и потом, в американской оккупационной зоне, их ждал лагерь беженцев, где оказалось не лучше, чем у немцев. Глава семьи мог отлучаться оттуда на заработки, и, вернувшись однажды, не нашёл ни жену, ни детей. Их насильно депортировали в советскую зону, а оттуда – на родину, где следы и затерялись. На поиски Дмитрий потратил годы, и всё безуспешно. Было ему тогда сорок с небольшим, жить оставалось почти полвека, который прожил в одиночестве. Что ж, если такая любовь – это испытание, то счастливого конца не будет.
…Прихожане русского католического центра в Сан-Франциско знали, что их бухгалтера, регента и чтеца зовут Дмитрий Данилович Гай и что тот из далёкого СССР, но и понятия не имели о его судьбе. Он и не рассказывал никому, доверяя случившееся только бумаге. Пытался потом кое-что издать, да ничего не вышло. И могли бы его папки с записями оказаться на свалке, если бы снова не вмешалось провидение, которое, как он считал, не раз помогало ему в жизни.
А церковный хор под его началом не раз пел Гимн любви, где звучали слова святого апостола Павла, сказанные именно об этой, самой высокой любви – жертвенной. Так католики напутствуют молодых во время таинства бракосочетания, потому что такая любовь «всё переносит и никогда не перестаёт».
Этот сюжет заставляет вспомнить о другой Марии, жившей столетием раньше. Она прославилась тем, что оправилась вслед за мужем-декабристом Сергеем Волконским на Нерчинские рудники. Та история всем известна как классический пример женской преданности и верности. И кое в чём похожа на нашу: муж в застенках, жена самоотверженно старается ему помочь, не думая о себе. И маленький сын, которого Волконская оставила перед отъездом на попечение родни, тоже умер. Разница только в деталях.
Когда сын декабриста Михаил читал поэту Некрасову воспоминания отца, написанные по-французски, тот так расчувствовался, что «по нескольку раз вскакивал со словами: „Довольно, не могу“, бежал к камину, садился к нему и, схватясь руками за голову, плакал как ребёнок». Это из воспоминаний Михаила. Как слушал бы поэт воспоминания Гойченко, написанные во времена, о которых многие мечтали? Вот ведь и Некрасов печалился: «Жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе». Но многим всё-таки пришлось пожить в наш суровый век яростной борьбы за всеобщее счастье.
Возможно, мучения аристократа, вызвавшие поэтические слёзы, казались в тот сентиментальный век нестерпимыми, но, по крайней мере, декабристов никто не бил. (Впрочем, в том и нужды не было: как честные люди, они ничего не скрывали, в том числе и друг о друге).
В итоге Некрасов написал поэму «Русские женщины» – о жёнах декабристов, поехавших в Сибирь. Софья, сестра княгини Волконской, творением осталась недовольна: «Рассказ, который он вкладывает в уста моей сестры, был бы вполне уместен в устах какой-нибудь мужички». Однако многим из просвещённой публики всё понравилось.
Мария отправилась к мужу в кибитке, за которой следовала ещё одна – с гостинцами для его товарищей. При этом единомышленницей мужа она не была: «…Не его арест меня огорчает, не наказание, которое нас ожидает, но то, что он дал себя увлечь, и кому же? Низким из людей, презираемым его beau-père <тестем>, его братьями и его женой…»
В 1827 году заключённых перевели в новый Читинский острог. Мария Николаевна снимала комнату в доме дьякона, где «появилось место для письменного стола, пяльцев и рояля». Читала, музицировала, дважды в неделю свидание с мужем. На третий год можно было проводить с супругом всё время, потому что Николай I на рапорте коменданта острога начертал: «Я никогда не мешал им жить с мужьями, лишь бы была на то возможность». Родилась дочь, но умерла. Зато потом родились ещё Михаил и Нелли (так называли маленькую Елену).
Евгений, сын декабриста Якушкина, побывал в Сибири в 1855 году и написал: «Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про её жизнь. Говорят, что даже сын и дочь её дети не Волконского… Мать смотрела с каким-то пренебрежением на мужа, что, конечно, имело влияние на отношение к нему детей».
А чьи же тогда они?
Дело в том, что среди декабристов был и некий Александр Поджио, сподвижник Пестеля, красавец с итальянской кровью. Получил свои двадцать лет, срок отбывал там же и был вхож к Волконским. Неформальные отношения с Марией Николаевной окружающие объясняли или дружбой, или любовной связью. Какая версия верна, сказать трудно, потому что ни одно из писем Поджио к Марии Николаевне до нас не дошло. Считается, что их уничтожила сама Волконская или её родственники.
Умерла она в 1863 году в своём имении в Черниговской области. Рядом с ней был Александр Поджио. От мужа, Сергея Григорьевича, смерть супруги скрыли, и проститься с ней он не смог. Когда умер и князь, его похоронили рядом с женой. Через несколько лет умер и Поджио, на руках у дочери (чьей?) Нелли, в её же имении. Похоронили его рядом с Волконскими. Вот такой получился треугольник.
В советские времена о Волконской писали в восторженном стиле. Ведь сам Пушкин был к ней неравнодушен, и она вдохновила его на разные строки, чуть ли не став прототипом Татьяны Лариной. Да и сама была вроде бы безответно влюблена в поэта. Получилось почти идеально: противник царского режима неравнодушен к будущей жене декабриста, идущей за ним в тридцатилетнюю ссылку…
Вот только если бы не детали, которые мешают поставить этот сюжет в один ряд с историей Дмитрия и Марии Гойченко.
Смертельная любовь
На эту тему есть две истории – одна типичная, другая – совсем наоборот. Начнем с типичной.
Дима Нестеров – сильный, красивый, любимый друзьями и родителями парень из хорошей семьи (отец – профессор, мать – врач) пренебрёг протекциями и пошёл служить в десантные войска. До ухода в армию успел сильно влюбиться в некую Лену из совсем другой семьи – с отчимом, пьянками и побоями. Из части он писал ей каждый день, иногда она отвечала. Однажды даже сумел до неё дозвониться. Было уже поздно, и она спросонья его не узнала: «Артур?» А потом, когда сказали, что девушка в больнице с воспалением лёгких, написал матери: мол, помоги, Леночка тяжело болеет. На самом деле ей сделали аборт от какого-то приятеля, но Диме об этом говорить не стали.
Когда пришёл из армии, Лена превратилась в модную женщину с кучей поклонников, и нужно было постараться, чтобы привлечь её внимание. Профессор привозил из-за границы модную одежду, а Дима вместо института пошёл зарабатывать на духи и бриллианты. Только вот со свадьбой вопрос затянулся на два года, хотя «нет» девушка не говорила. Потом укатила на юг с очередным поклонником. Новый год всё-таки пообещала встретить с Димой, но не пришла. Спустя некоторые время он сделал очередную попытку предложить руку и сердце, а в ответ получил назад все свои письма и фотографии.
Не будем заниматься самодеятельным психоанализом и описывать переживания парня. Важно то, что он повесился на кухне в собственной квартире, успев написать на зеркале чёрным фломастером: «Если не хватит сил победить, пусть хватит сил не покориться». Это была любимая присказка его армейского командира.
Во второй истории – уже два трупа, в одном из рабочих районов Челябинска, города, который вошёл в анекдоты суровостью своих мужчин. Отец 16-летней Оли повесился. Нет, ни пьяницей, ни даже чересчур суровым мужчиной Сергей не был, жену и дочку, о которых тоже никто дурного слова сказать не мог, очень любил. Дочка – красавица, училась хорошо. После гибели отца пошла работать. Время летит быстро, вот ей уже 21, пора замуж… А она тоже повесилась. Аналитики из прокуратуры тут же нашли научное объяснение: ничего не поделаешь, генетика. «Склонность к суициду часто передаётся по наследству». Звучит серьёзно и солидно. Единственный недостаток версии – что к этому конкретному случаю она отношения не имела, потому что у отца была веская, с его точки зрения, причина: подросшая дочка влюбилось… в него самого. Со всей безоглядностью и силой, на какую только способна первая любовь. Когда жена поняла, что к чему, Сергей решил поставить таким образом точку в этой скандальной истории: здесь же, прости Господи, не Бразилия, о которой у нас ещё будет повод вспомнить.
А дочка перед смертью оставила записку: «Я безумно люблю отца, не могу без него жить». Вот и ушла к нему.
…Мёртвые учат живых, говорили древние. И чему нас научили эти две истории?
Во-первых, дали повод ещё раз вспомнить библейского мудреца: всё проходит, и это пройдёт. Человеческая психика такова, что со временем многое забывается и притупляется любая боль. Только смерть непоправима. Во-вторых, подтвердили справедливость научного наблюдения, которое заключается в том, что пессимисты редко уходят из жизни добровольно – они и так ничего хорошего от неё не ждут. Обычно ломаются жизнерадостные люди. Крепкие, но хрупкие. Таких в нашей стране набирается от двадцати до сорока тысяч ежегодно – цифра зависит ещё и от того, какие в стране времена. То есть население небольшого райцентра. На самом деле, конечно, их в разы больше, потому что не у всех получается довести дело до конца. К тому же, много подобных случаев можно объяснить по-разному: случайно человек попал под машину (утонул, упал с крыши, пропал без вести) или так было задумано?
Теперь немножко статистики. Она свидетельствует о том, что возраст самоубийц снижается (тех, кому от 15 до 35-ти становится всё больше), а, значит, растёт и число погибших от неразделённой любви. Причём женщины пытаются сделать это в семь раз чаще мужчин, но всё-таки мужчин среди покойников вчетверо больше. Объясняют это тем, что мужчины гораздо реже пытаются всего лишь напугать кого-то такой попыткой, а подходят к делу основательно.
Ну и, наконец, та же статистика, пусть и с неожиданной стороны, доказывает пользу веры в Бога: атеисты убедительно лидируют среди самоубийц, причём в совершенно разных странах. Церковь же всегда считала самоубийство страшным грехом, расплачиваться за который придётся и на том свете.
Французские психиатры ещё двести лет назад попытались дать простой ответ на сложный вопрос, решив, что у самоубийц непорядок с головой. Такое объяснение пришлось по душе их советским коллегам, потому что-де только психи могли добровольно уходить из нашей счастливой жизни. Сегодня эту проблему и на западе, и у нас рассматривают гораздо шире, признав, что прежний тезис, претендовавший на универсальность, со своей задачей не справился. Понять это помогли истории, подобные нашим.
Пожизненная любовь
Володе Подбудскому едва исполнилось девятнадцать, когда он получил свой серьёзный приговор. Получил по глупости и неожиданно. Хотели с приятелем угнать чужую машину, чтобы покататься, водитель оказал сопротивление – и его убили. Группа лиц, по предварительному сговору – по тогдашним законам этого хватило на расстрел.
Три года он ждал в своей одиночке, когда за ним придут. Обычно это происходило буднично и без предупреждения. В обед приговорённому добавляли снотворное, а потом уводили.
Потом приговор и вовсе отсрочили, заменили на пожизненное. В ожидании смерти было время о многом подумать, и Владимир уверовал в Бога. Но хотелось и доброго человеческого слова. Потому-то осуждённые часто дают объявления в газеты, пишут незнакомым женщинам, нередко всей камерой сочиняя прочувствованный текст. В надежде на что? Да ни на что, просто на ответ. Если сидеть предстоит до смерти, то надеяться не на что.
И ответ пришёл. Из села Беницы, что в Калужской области. Писала Елена Раздуева, «заочница» (так сидельцы называют женщин, ищущих счастья вслепую, в надежде на удачу). Только вот с Еленой случай особый. Она была замужем, родила троих детей. И что же такое у неё случилось? Ничего особенного, просто не было счастья. Того, которое однажды увидела во сне в свои шестнадцать лет. Она стояла на берегу озера и держала за руку человека. Своего, единственного. Ни один из мужчин, которые ей потом встречались, не был на него похож. И в своём первом письме в «Вологодский пятак» – колонию №5, расположенную в бывшем Кирилло-Новоезерском монастыре на острове Огненный, она просила нового знакомого прислать фотографию. Когда увидела – ахнула! Он. И озеро – вот оно, называется Новое.
Дальше события развивались стремительно. От мужа ничего не скрывала, даже письма из колонии ему читала. Как потом сказала Елена, все эти годы они жили душа в душу, она поверяла мужу все секреты. Юра, простой деревенский скотник, не стал громко выяснять отношения и вразумлять жену, как поступило бы большинство односельчан (да и не только они), а лишь сказал, провожая семью: «Что ж, лети, если хочешь летать. А я буду здесь на земле подкручивать шасси на твоём самолёте, чтобы вдруг не обломилось крыло». От авиации он далёк, поэтому получилось довольно несуразно, но главное-то в другом: свою Лену он продолжал любить. И даже после расставания их отношения не прекратились.
На первое свидание она приехала с детьми. Но в таких учреждениях не дают свиданий всем подряд. Спросили: «Вы кто?» Она честно ответила: «Никто. Просто я его люблю».
И чудо случилось. Её пропустили. Тот самый вологодский конвой, который самый злой, как отзываются о нём бывалые сидельцы.
Потом охрана удивлялась ещё не раз. Когда невеста с букетом клевера, сорванном во дворе, стояла рядом с женихом во время бракосочетания, держа руки за спиной. Почему, ей же не обязательно? «Я – как и Володя. В горе и радости».
Ну, с Еленой охрана всё поняла – тихопомешанная, что возьмёшь… Но этот-то? Каков хитрец!
Из семейных радостей Владимиру оставалось рассчитывать только на два долгосрочных свидания в год, по три дня, и четыре кратких, трёхчасовых. Плюс ежедневные длиннющие письма, которые жене приходилось отправлять бандеролями.
Дети остались с отцом, а Елена стала послушницей в Белозёрском монастыре, в 40 километрах от Огненного. Там тоже понимания не встретила. Если односельчанки говорили просто: «Дура ты, Ленка», то монастырские сёстры призывали не верить снам: «От лукавого это всё»…
Вот здесь бы и поставить точку. А в конце написать: и в какой микроскоп теперь разглядеть на этом фоне ваших Ромео с Джульеттой, куда им, подросткам в пубертатном периоде, жертвам мятущегося тела до таких высот духа? Но жизнь сама пишет свои сценарии, невзирая на желания их участников. Этот прочный воздушный замок, возведённый с помощью одних только слов и чувств, ими же и был разрушен. Мужу за решёткой почему-то очень захотелось, чтобы жена (которая, напомним, коротала дни в монастыре) забрала детей к себе. Елена отказалась. Да, она готова всюду следовать за мужем, разделить его судьбу. Но втягивать в это детей… В монастыре им не место, своего жилья у неё нет. Жить с ними у бывшего мужа? И как это всё будет выглядеть? Мало того, что Юра на только растит детей, но и регулярно звонит и шлёт посылки в монастырь бывшей жене… В общем, она отказалась.
Тогда новый муж сам подал на развод, спустя три года после свадьбы. Может, это и был небесный замысел, снявший с обоих непосильную ношу? Ведь всё кончилось очень неплохо по земным меркам. Юра встретил мать своих детей с радостью, и она по-прежнему живёт вместе с ними в родном селе и даже родила четвёртого ребёнка – дочку.
И что это всё было? «Мне казалось, что моим всем хорошо, мои крепкие, выдюжат, а ему одному плохо», – пытается разобраться в себе Елена. А про любовь думает так: «У меня нет любви, я только учусь! Ведь любовь всё терпит, всё покрывает, всему радуется, сказано в Евангелии. А у меня пока одни страсти кипят!»
В общем, неземной любви не получилась. Но попытка-то была! Причём в начале было слово, слово любви. Как же оно может поменять жизнь… И даже построить что-то небывалое.
Библейский Соломон недоумевал по поводу таких вещей, как путь орла в небе, змеи на скале и путь мужчины к сердцу женщины. Путь в обратном направлении порой тоже непостижим. Вот и ход мыслей Владимира не очень понятен. Из супружеских обязанностей у него осталось только писать письма да принимать посылки. И как его касалось, что чужие дети живут в родительском доме со своим отцом?
Может, ответ – в его последнем письме недавней супруге и её мужу: «Простите, что чуть не разрушил вашу семью».
Недаром же оптимисты уверены, что всё, что ни делается, – к лучшему.
Оскорблённая любовь
Мордовская Рузаевка – городок небольшой, патриархальный, который дал стране немало известных личностей, начиная с поэта Александра Полежаева. Есть там футболисты и борцы, народные артисты и доктора философии, и даже один серийный убийца (это уже дань новым временам). Бывали, конечно, и супружеские измены, но о такой страшной мести обманутой жены, какая случилась на рубеже веков, тут ещё не слышали.
Если блуд – это то, что порой позволяют себе не состоящие в браке, то прелюбодеяние – грех ещё хуже, поскольку затрагивает того, кому ты поклялся в верности. Так, во всяком случае, считают верующие, которые в Рузаевке тоже есть. Но эта пара ни о каких там древних заповедях не думала: мы ведь сами кузнецы своего счастья, правда?
Люба Кобелькова, женщина молодая и симпатичная, вышла замуж рано, в 19 уже родила. Профессии – никакой, мыла полы в электричках. Там же, на железнодорожной узле, работал электромонтёром и Сергей Мясин, старше её на пару десятков лет, отец двух дочерей. Люба уставала на работе, и когда однажды моложавый Сергей притормозил свою «Волгу» и предложил подвезти, она согласилась.
Девушка выросла без отца, и сильный, умудрённый опытом мужчина рядом оказался очень кстати. Сергей же влюбился в молодую подружку, баловал небольшими подарками, катал на машине, давал практичные советы. При этом сильным и умудрённым он себя не считал, в семье лидировала его Александра. Работа директора крупного магазина требовала от неё соответствующих качеств, которые, конечно, имелись. Семейное благополучие держалось на ней. Но Люба её соперницей не считала и была уверена в своих неоспоримых преимуществах – молодости и красоте. О том, что и то, и другое – ненадолго, не думалось.
И вот началась, так сказать, счастливая жизнь в придорожной бытовке. Недолгая, часок-другой, с перерывами на семейные будни. Бросать семьи никто не собирался – дети всё-таки. Но и скрывать свои отношения особенно не старались. Не потому, что так уж хотели отвесить пощёчину общественному вкусу, а просто не придавали значения: ну и что такого?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги