Рейд. Оазисы. Старшие сыновья

– Там все берега давно поделены, всё застолбили крупные компании, а тут никто и не ищет.

– И вы не боитесь? – спрашивает Тарасов. – Дарги, казаки, старатели, у которых не вышло дело.

– Если я найду воду, будет и финансирование, а будет финансирование, то и с казаками договоримся, и от остальных отобьёмся, – разумно объясняет инженер. И добавляет. – Думаю, что и вам хороший источник воды не помешает. Ведь Полазна пьёт опреснёнку из реки, причём воду первого перегона. А тут настоящая вода, это большая ценность.

По виду этого Тарасова и не поймёшь, что у него в голове, как он вообще отреагирует на эту информацию. Скорее всего, понесёт её своему руководству, и потом они вынесут вердикт. И каков он будет, остаётся только догадываться.

– Ладно, – Тарасов делает знак, и его помощник возвращает инженеру документы. – Вы, Сергей Владимирович, приплыли сюда на лодке, кажется.

– Да, меня сюда привёз капитан Жупан, – отвечает Горохов.

– Плыли из Березняков?

– Из Соликамска.

– Приплыли и произвели расчёт?

– Нет, он должен был ждать меня пять дней, за это время я собирался произвести разведку, снять метки на местности и либо рассчитаться с ним и отпустить, либо отплыть обратно. Я должен был ему ещё пять рублей.

– А вы знаете, что он не стал вас ждать?

– Знаю, на рассвете я отправил к нему местную девочку с чаем, с завтраком, она вернулась и сказала, что не нашла его лодку.

– И что, он отплыл, не дождавшись денег от вас? – спрашивал Тарасов.

– Ну, судя по всему, отплыл. Этот Жупан казался мне ответственным человеком. Но когда мы расставались, он сказал, что будет искать груз или пассажиров на обратный путь, я подумал, что он нашёл себе что-то более выгодное, чем мои пять рублей за пять дней ожидания.

Тарасов всё глядел и глядел на него всё с тем же выражением недоверия на лице:

– Этот ваш Жупан пошёл в заведение, что прямо там, возле пристаней, и стал пить, а после сел играть в карты. И на рассвете сел в свою лодку вместе с теми, с кем играл, и отплыл куда-то.

Он замолчал, как будто ожидая, что инженер ему что-то на это скажет, но Горохов, благоразумно, молча ждал, и тогда начальник безопасности продолжил:

– С вашим Жупаном играл в карты человек, который работает на господина Дулина, и сегодня этот человек не вышел на работу. И нигде в городе его нет. А господин Дулин очень расстраивается, когда вот так вдруг исчезают его люди и ваш Жупан…

– Стоп, – первый раз за всё время Горохов осмелился прервать начальника безопасности, он даже поднял руку, показав Тарасову ладонь, – давайте всё сразу уточним: этот Жупан никакой не «мой», я его нанял на один рейс. И всё. Моих вещей на лодке не было, он должен был ждать меня пять дней у причала, я должен был ему пять рублей, больше меня с ним ничто не связывало. Я не знаю, с кем он играл ночью, ночью я был тут, я не знаю, куда он уплыл, утром я выехал в степь и пробыл в степи почти до вечера. Я к этой истории никакого отношения не имею.

Его речь была вполне себе убедительна и окончательна, тем более инженер был уверен, что Тарасов уже опросил хозяйку заведения на предмет того, что новый постоялец делал ночью. И та сказала, что постоялец встал только на заре, а его мотоцикл был в гараже. Горохов был уверен: если его никто не видел, когда он делал дело на берегу у скалы, похожей на клык, ему нечего было бояться.

Он сказал всё это, конечно, убедительно, только вот этот Тарасов был не тем человеком, которого было легко убедить.

– Если это так, – сказал он многозначительно и повторил, – если это так, то вам не о чем беспокоиться.

Горохов понял, что начальник безопасности дело не оставит. После этой неприятной фразы гости покинули комнату инженера. А тот, заперев засов, сняв ремень с кобурой, пошёл и сел на кровать, стянул сапоги: «Жупан, идиот, выпил и сел играть в кабаке с местными, те, конечно, пьяного развели, выиграли все деньги, что Горохов ему заплатил, потом ещё и в долги этого недоумка загнали. А ближе к утру потребовали рассчитаться. Пригрозили отобрать лодку, а Жупан сдуру и сказал про схрон инженера, думал, что рассчитается тем, что там спрятано. Вот и рассчитался. Так бывает с игрочишками, конец у них у всех почти всегда одинаковый».

Всё это осложняло ему задачу. Если кто-то прошлой ночью в том кабаке слышал, что Жупан рассказывал про схрон инженера своим партнёрам по карточному столу, значит, риск значительно возрастал. Дело становилось очень опасным. Этот Тарасов, кажется, не дурак, перетряхнёт всех, опросит… И рано или поздно всплывёт информация, что эти трое поехали искать какой-то схрон.

«Да. Хоть собирайся и уезжай, с местными лучше не шутить».

Было жарко, и вправду аккумуляторы в гостинице после двух ночи сдыхали, кондиционер еле-еле дул. Инженер вылил на себя остатки воды из кувшина. Вздохнул, посидел немного, поразмышлял. Пару минут, не больше. Взвесил все за и против. Против была только его собственная безопасность. Риск, конечно, налицо, но слишком много уже было вложено в это дело.

«Ладно, будем надеяться, что никто ничего не слышал, а меня у скалы никто не видел».

Надежда на авось? Нет, Горохов на «авось» никогда не полагался, поэтому до сих пор был жив, он просто производил подсчёт вероятностей. И сейчас он считал, что всё должно сложиться в его пользу. А Тарасов пусть ищет, конечно, своего человека, на то он и начальник безопасности у Папы Дулина.

Горохов встал, на часах половина третьего, смысла ложиться уже не было. Он стал собираться в долгую дорогу, в степь.

Глава 5

Он не очень торопился, нужно было подождать, пока рассветёт, иначе можно было приехать раньше, чем к сетям пожалуют сборщики саранчи. Их ещё не было, и он стал прохаживаться по округе, пока не жарко. Было тихо, он не надевал маску, вдыхал полной грудью не нагревшийся воздух. Саранча ещё не вся спряталась в песок. Кое-какие особи ещё шелестят в воздухе. Машинально и без всякой злобы инженер раздавил очень опасного паука на склоне бархана. В принципе, это место ему нравилось. Низина, река километров пять-шесть на запад. Всё указывало на то, что тут есть вода. Камни встречаются нечасто. Здесь можно бурить. Завтра он приедет сюда с инструментом, ещё раз поглядит и посчитает.

Солнце едва выползло из-за горизонта, степь засыпала. Живность пряталась. Но все барханы вокруг и одна длинная, но невысокая дюна были испещрены следами гекконов. Ну а раз тут есть ящерицы и саранча, конечно, здесь, естественно, водятся и дрофы. Да, дроф тут было много, и козодой в этих местах, скорее всего, тоже водился. Но ему попались и следы опасного животного. Прогуливаясь вдоль одного из барханов, он наткнулся на широкую, почти незаметную полосу – сантиметров двадцать.

«Большая тварь», – отметил он про себя и взвёл курки на обрезе.

Дальше не пошёл; конечно, нужно было пойти прикончить это опасное существо, пока след свежий, но это заняло бы время, а у него его не было. Инженер направился к мотоциклу. Повернул и через сотню шагов набрёл на ещё один такой же след, только поуже. Да, сколопендр тут было предостаточно. Если сегодня всё сложится, придётся ими заняться.

Горохов ещё на подъезде к сетям увидал трёх людей с оружием. Сапоги они не носили – самодельные башмаки, обмотки, короткие, почти белые пыльники, головы укутаны в тряпки. Они стояли на бархане и смотрели в его сторону. К ним он и направил мотоцикл. Подъехал почти вплотную и заглушил мотор.

– Здравы будьте, добрые люди, – произнёс он, слезая с мотоцикла.

– И тебе здравия желаем, – отвечал ему один из них, не снимая маски и не спускаясь с бархана, так и говоря сверху.

Горохов и не ожидал другого, казаки – люди гордые, а если говорить честно, то и заносчивые. Эти жители бесконечных степей и раскалённых песков на всех других смотрели свысока. Конечно, они кичились свой выносливостью, своей выдержкой, врождённой приспособленностью жить в адских условия юга и умением стрелять почти без промаха. В общем, для них он был каким-то горожанином или северянином.

– Это ты, что ли, оставил метку? – продолжал казак. Кажется, он был немного озадачен тем, что какой-то северянин знает об их способах извещения.

– Я, – отвечал инженер достаточно твёрдо, лебезить и заискивать перед этими жителями пустыни нельзя было ни в коем случае, – мне нужно говорить с атаманом Васильком.

– А о чём ты хочешь говорить с Васильком? – спросил казак.

– А ты Василёк? – теперь уже спрашивал сам Горохов.

– Я нет, – чуть подождав, снизошёл до ответа казак.

– Так зачем ты спрашиваешь?

– Чтобы знать, – уже достаточно грубо отвечал казак. – А то всякий торгаш будет атамана спрашивать, а у атамана и своих дел хватает. Говори, что хотел, или уматывай отсюда.

– Я не торгаш, – отвечал Горохов, – скажи Коле Васильку, что инженер Калинин хочет с ним говорить по хорошему делу.

Инженер – это вам не торгаш, казаки переглянулись, и теперь уже заговорил не тот, кто говорил до этого.

– А ты, что, знал Колю Василька? – спросил второй.

«Знал?» Горохов чуть задумался – получается, что собранная для дела информация устарела? Коли Василька уже в живых не было?

– Его знал мой друг Каменков. Он имел с Васильком дела, – ответил инженер и уточнил. – Так что, Коля уже не с нами?

– Нет. Пусть песок хранит его кости, – сказал тот, что заговорил второй, и сделал жест, который у казаков выказывал почтение.

– Пусть песок хранит его кости, – повторил Горохов и сделал такой же жест. – А кто теперь водит ватагу вместо атамана Василька?

– Его племянник, Лёва Василёк по прозвищу Ходи-Нога, – сказал тот, что говорил с ним первый.

«Главное – не засмеяться, когда буду с ним говорить, – подумал Горохов, усмехаясь под респираторной маской. – У этих степняков забавная методика выбора прозвищ».

– А как мне его увидеть? – спросил инженер.

– Езжай на северо-восток, отсюда через девять километров начнётся каменная гряда, там наш кош. Кто спросит, так скажешь, что Салов дал добро.

– Понял, скажу – Салов дал добро, – ответил Горохов и сел на мотоцикл.

Термитники. Удивительно. Жарко, но здесь они не редкость, Один, другой, третий. Горохов не знал, что так далеко на юге встречаются термиты. Заросли белой, почти как бумага, колючки, роскошные кактусовые поляны, песчаные холмы, где, по ходу, обитает немало саранчи. Хорошие места. Тут можно выжить, и даже неплохо жить, если, конечно, найдёшь воду.

И тут же на один из барханов, что был от него метрах в пятидесяти, выскочил невысокий казак с винтовкой, а винтовочка направлена была в его сторону.

– А ну стой! – орёт казак высоким голосом.

Горохов бросает газ, поднимает руки, показывает перчатки: смотри – у меня в руках ничего нет.

– Я к атаману, меня Салов пропустил! – кричит он, чуть оттягивая маску, чтобы было слышно, чтобы этот с винтовкой не дурковал.

– Он к атаману, – кричит кому-то тот, что стоит на бархане, – его Салов пустил.

И через секунду уже кричит Горохову: – Езжай, – машет рукой в сторону начинающейся гряды камней. – Вон туда.

Да, голос у него высокий. Теперь Горохову ясно – это пацан лет двенадцати. Инженер заводит мотоцикл и едет к гряде.

Девять километров двести метров по спидометру. Салов был прав. Умение точно определять расстояние – ещё один полезный навык степных людей. Природный дальномер у них – что надо. Причём они отлично определяют и дистанцию, когда прицеливаются, и расстояние, когда едут по пустыне. Этот навык распространён в степи поголовно. Наверное, те, у кого с этим делом было туго, не успели оставить наследников.

Палатки всегда ставят с севера, прячут от солнца. Тут, у камней, с северной стороны, в тени стояли большие квадроциклы, прицепы, мотоциклы, бочки с рыбьим маслом, на одном прицепе аккумуляторы, на солнце разбросаны панели. Где-то у палаток тихо гудят кондиционеры. Палатки стояли вплотную к камням, так прохладнее. Горохов заехал с северной стороны, загнал свой мотоцикл в тенёк, заглушил мотор. Тут же со всех сторон к нему побежали дети. Все любопытные, почти все без масок, глаза у некоторых даже не синие, не серые, почти белые, как и волосы, а сами смуглые. Лица чистые, ну не в смысле не грязные, грязи-то на них хватало, а в смысле, что опухолей и желваков проказы на них нет.

Детей много, три десятка, наверное, все не старше десяти, тут те, кто старше, уже помогают взрослым. Остановились, взяв его в круг, смотрят.

– Эй, торговец… а что привёз? – кричит ему синеглазая девочка, кажется, она тут самая старшая и поэтому заводила.

– Я не торговец, – говорит Горохов, слезая с мотоцикла. Он достаёт из сумки коробку с фруктовыми леденцами, скорее всего, эти дети о таких даже не слыхали. Протягивает коробку девчонке. – Подели на всех, по-честному.

– Сама знаю, – заносчиво говорит та и берёт коробку без каких-либо «спасибо». Дали и дали, чего за это благодарить. Пусть этот тип сам «спасибо» скажет, что не отняли.

– А атаман у вас где? – спрашивает инженер и усмехается, глядя, как у детворы сразу вырос интерес к коробке.

– А кто его спрашивает? – доносится сзади.

Горохов оборачивается на голос, видит пару женщин за детскими головами, и ещё несколько стоит у своих палаток, все смотрят на него. Все они без пыльников, без масок, без головных уборов, в лёгкой, тонкой домотканой одежде, волосы собраны на затылках. У каждой длинные золотые серёжки, на пальцах у некоторых ещё и кольца есть, у каждой на запястьях по несколько разных браслетов, тонкие наколотые узоры украшают кисти их рук. А у одной и целое монисто из золотых замысловатых монеток – вся грудь в золоте. Женщины, без исключения, поджарые, сухие, полных в степи не бывает. Почти все по-домашнему в коротких штанах по колено, голени голые. Это непривычно.

– Я инженер Калинин, меня сюда пропустил Салов, мне нужен атаман.

– Странно, – говорит та, у которой золотое монисто, – атаман как раз с Саловым поехал саранчу собрать.

Тут Горохов даже растерялся на мгновение. Он ещё раз оглядел женщин, что смотрели на него, детей, которые не на шутку увлеклись дележом конфет, а потом сказал:

– Ладно, подожду тут.

– Ну жди, – усмехнулась женщина, повернулась и пошла к большой палатке.

И другие женщины тоже утеряли к нему интерес, тоже стали расходиться. Но не все. Некоторые остались, их было трое, они, эти трое, были молодые, все хорошо сложённые, две светлых, а одна темноволосая, но все привлекательные, если не считать их степную поджарость и первые признаки проказы на лицах за изъян. Переговариваясь меж собой и посмеиваясь, подошли к нему, не особо церемонясь, заглядывали ему в багажные сумки.

– Так ты не торговец? – спросила самая высокая из них.

– Нет, – отвечал Горохов, доставая сигареты и закуривая, – я инженер.

– О! Инженер, – с уважением сказала темноволосая. – А сюда чего приехал? Колодец рыть?

Он усмехнулся и покачал головой в ответ:

– Нет, не колодец.

– А чего же делать хочешь? – спросила вторая женщина, темноволосая, глазастая, С родинкой на подбородке, немного резкая, чтобы быть приятной. С родинкой на подбородке.

– Об этом я с атаманом оговорю, – отвечает Горохов.

– А мотоцикл твой? – спрашивает сероглазая, самая красивая из них, и свою руку в тонких узорах татуировки кладёт на «газ». Узоры на руке красивые, но руки у неё грубые, и под ногтями грязь. Впрочем, грязь под ногтями тут у всех женщин, эти дамы совсем не такие, как в городах. Здесь попросту нет воды, чтобы часто мыть руки.

– Мой, – инженер аккуратно убирает её руку с руля: этого делать не нужно.

– А ты из городских? – интересуется третья.

– Из степных.

– Но с севера? – не отстаёт от него третья.

– С запада, из-за реки я.

– А, из-за реки, – понимает его высокая, – там, говорят, даргов много.

Горохов молча кивает: да, много. Он бы с удовольствием закончил этот разговор, ему сдаётся, что женщины не сами его затеяли, что их послали разузнать о нём побольше. А это ему не нравится. Чем больше информации о тебе, тем быстрее можно найти дыру в легенде.

– А ты женат, инженер? – спрашивает самая красивая, у неё почти чистое лицо, лишь небольшая припухлость под носом, которая почти не портит казачку. Она поглядывает на подруг, и все они улыбаются с этакой женской многозначительностью.

– Нет, – инженер качает головой.

– Нет? А чего? – спрашивает высокая. Тут и интерес в голосе слышится, и какая-то тревога: отчего это может быть не женат мужчина в расцвете лет?

– Да как-то всё не ладилось, – отвечает инженер нехотя. Теперь он думает, что, может, женщин и не подсылал никто, кажется, они сами пришли. Он уже думает: не прогнать ли навязчивых и болтливых баб? Но решает подождать: надо выглядеть добряком.

– А дети? Дети есть у тебя? – не унималась красивая.

– Не знаю, может быть, где-то и есть, – он смеётся.

Женщины тоже улыбаются.

– А как же без жены-то жить, или может, ты, инженер, к любви не способный? – ехидно спрашивает тёмненькая с родинкой на подбородке. У неё тоже татуированы руки, узоры уходят с кистей рук под одежду, а сама так и сверлит его глазами.

А он не отвечает, опять смеётся. «Вот бабы! Ни стыда, не совести…! Нет. Всё-таки нужно их гнать». Горохов стреляет окурком в ближайшую кучу песка, и тут из-за камня, с дюны, в тень съезжает квадроцикл, за ним ещё один, и ещё.

Ну вот, и отвечать не нужно. Одна из женщин сразу уходит, а та, что потемней, и та, что красивая, остаются.

Горохов по одежде узнаёт человека, что едет на первом квадроцикле, это один из трёх, что его встречали, с которыми он уже разговаривал.

Казак слезает с квадроцикла, стягивает маску, очки и держит их в одной руке, хороший дробовик в другой, и говорит беззлобно:

– Самара, ты всё мужа себе ищешь?

– Так ты бы мне нашёл, атаман, я бы и не искала, – с вызовом отвечает ему тёмненькая с родинкой.

«А, это и есть атаман. Лёва Василёк по прозвищу Ходи-Нога. Молодой, лет тридцать, не больше».

– Занялась бы делом, женщина, иди вон почисть саранчу, – говорит молодой атаман. – Инженер, пошли в дом, а то наши бабы тебя заедят, заодно расскажешь, зачем приехал.

Наглая Самара только фыркает ему в ответ, но атаман ей ничего не говорит. Всем известно, что казачки очень своенравны. Горохов идёт за атманом в большую палатку, что раскинута под самым большим камнем.

Глава 6

Тихо, почти бесшумно работает кондиционер, тянет по низу приятным холодком. Молодой атаман и ещё один уже немолодой казак сели напротив. Женщина в золотом монисто приносит им чай. Теперь инженер рассмотрел её как следует. У неё холёные руки, видно, в доме есть слуги или рабы, она на вид благородна, только под правым ухом виден желвак проказы. Он достаёт из ранца две банки консервированных персиков и бутылку ликёра из кактуса, протягивает всё это женщине:

– Это вам. Выпьете с подругами.

– Ой, спасибо вам…, – она берёт подарки. Улыбается. Ей всё нравится.

А Горохов достаёт ещё одну коробку из ранца. Ставит её перед атаманом. Это сорок восемь отличных патронов. Калиброванные стальные пули семь шестьдесят две, покрытые медью, с крепкой прозрачной гильзой и с капсюлем, не дающим осечки.

– О, – произносит старый казак уважительно, берёт коробку с патронами, чтобы взглянуть на них поближе; его лицо и пальцы обезображены степной болезнью, нижняя губа уже синяя, казак пришептывает, но он, кажется, не придаёт этому большого значения, – с медью.

– Спасибо, – произносит Лёва Василёк, он тоже посмотрел патроны, – это ценный подарок.

Они все выпивают чая. И атаман произносит:

– Ну ладно, а что тебя к нам занесло, инженер?

– Дело… Дело, – Горохов чуть помолчал, – я вчера осматривался тут, в степи, и нашёл местечко, в котором должна быть вода.

– Я ж тебе говорил, что он тут из-за воды, – сразу произнёс старый казак, сидевший рядом с атаманом.

– Да, Еремей, да, – кивал Лёва Василёк, – ты говорил.

– Чуть на юго-запад от ваших сетей есть низина, – продолжал инженер, – мне нужно просто произвести подсчёты, но уже и так ясно, что там есть полость, надо только узнать её размеры и конфигурацию, чтобы определить объём. Для этого нужно будет пробурить пару дыр в земле. Если линза будет больше двадцати тысяч кубов, мы все заработаем денег.

– Сколько денег? – сразу спросил Еремей. – Мы сколько заработаем?

Инженер выдержал паузу, по сути, ему нужно было прикинуть ту цену, что он готов был дать им. Их квадроциклы он видел – старьё, у этой ватаги нет лишних денег. Палатки тоже. Вот и тут они сидели на стареньком войлоке из пуха степной колючки, а не на хорошем ковре, и чай пили из когда-то красивых, но сейчас уже облупившихся, обколотых по краям чашек. А ведь гостю предлагается всегда лучшее. Нет, у Василька денег не было, можно было начинать с тысячи.

– Тысяча рублей, – произнёс он, внимательно глядя на атамана, – пять сотен сразу, как только доберусь до воды.

– Ишь ты, тысяча! – воскликнул Еремей. – А ты, инженер, я запамятовал, откуда будешь?

– Я из Березняков, – ответил Горохов, уже понимая, куда клонит старый казак.

– Березняки, я слышал, город большой?

– Большой.

– Вот, – говорит Еремей удовлетворённо, – большой город, а скажи-ка, дорогой человек, почём там чистая вода, в твоём большом городе?

– Значит, хочешь посчитать? – спрашивает у него инженер.

– А что ж… И хочу. Мы тут тоже не дураки, авось цифры знаем.

– Посчитать, значит, хочешь? Ну что ж, Еремей, давай посчитаем. Запоминай: аренда одной буровой – восемь сотен в месяц, это без труб и расходников, баржа – сто двадцать рублей. Охрана – четыре сотни. Тягачи и прочий транспорт – тысяча двести со страховками. Рабочим заплатить – две сотни в месяц, за меньшие деньги в ваше пекло никто не полезет. Вам тысячу. Посчитал, Еремей? А если воды не будет или её будет мало, убытки будешь со мной делить?

– На кой чёрт мне твои убытки, – говорит старый казак, машет на инженера рукой, – я казак, а не торгаш, чтобы барыши и убытки считать.

Горохов сдержался, не стал напоминать ему, что только что он собирался высчитывать прибыли от продажи воды в Березняках. Ни к чему это, ему, наоборот, нужно было расположить к себе этих людей. Ведь от того, согласятся ли они ему помогать, будет зависеть успех всего дела.

– Ладно, – инженер, подумав, согласился увеличить сумму, он смотрел прямо в глаза этому казаку и говорил с максимальной убедительностью, – тысяча двести. Это хорошие деньги, атаман, запчасти для техники, новые коптеры, сейчас на них стали ставить новые камеры, ты удивишься, увидев их разрешение. Опять же аккумуляторы, новые экономные кондиционеры, солнечные панели, сульфадиметоксин, аскорбиновая кислота, медицинские наборы, шприцы… Всё, что угодно – хорошие патроны, мины, рации, любое оружие… И главное, вам почти ничего не нужно будет делать. Только охранять меня и моих людей от даргов. Но ведь ты и так охраняешь свою территорию, свои кочевья. Так что для тебя, по сути, ничего не изменится. А денег прибавится целая куча.

– Это, конечно, так, – снова заговорил Еремей, – но даргов тебе бояться нечего, они тут не появляются.

– Не появляются? – удивился Горохов.

– Нет, не появляются, – отвечал ему старый казак. – Они вылазят откуда-то из-за Чусовой, из-за Лысьвы и прут на Губаху или на Тёплую гору. По реке они не идут. Там сначала их Дулин к реке не подпустит, а дальше мы и другие атаманы. Только по тому берегу они ходят, тут – нет.

Всё это было хорошо, но вот почему молчал сам атаман Василёк?

Всё время болтал старик Еремей. Это Горохову не нравилось.

– Тем более, – произнёс он, – значит, и работы у тебя особой не будет. А деньги будут, бери и покупай, что тебе нужно.

И опять молчит молодой атаман. Горохов понимает: если человеку что-то выгодно, но он не соглашается на предложение, значит, на то есть причина. Причина? Какая? Кто-то предлагает ему что-то более выгодное? Исключено! Никто из нормальных водоискателей не пойдёт в эти бедные водой и опасные места. Значит… значит, оценивает риски, значит, атаман чего-то побаивается. Чего? Вернее, кого? И инженер продолжает убеждать:

– Ну а если сложится так, что воды тут будет мало, или её будет в достатке и я её выкачаю, на твоей земле останутся скважины. Тридцатиметровые скважины. Понимаешь, атаман? А это значит, что в одной из них всегда будет собираться чистая вода, двести или триста литров в день всё равно у тебя будет. Пусть даже всего двести, но это будет настоящая вода, а не то, что ты пьёшь сейчас, – для убедительности Горохов поболтал невкусный чай в обколотой чашке. – Хочешь, продавай её в Полазну, хочешь, сам пей.

– Да, дело, конечно, неплохое…, – начал Еремей.

Но Горохов даже не взглянул в его сторону, он ждал ответа атамана. И тот, поставив чашку на войлок, заговорил, чуть наклонившись к инженеру: