Курсант. Назад в СССР 4

Глава 4

Остальные парни, почесав репу, согласились тоже. Но не с таким энтузиазмом. Видать, я самый молодой и горячий среди них оказался. Всегда был за любой кипиш, но только если с хорошей закуской.

Тренер вписал нас в какой-то свой журнал и объявил уже командным голосом:

– Тренировки будут проходить пять раз в неделю. Вечером после учебы.

Парни сразу приуныли немного, послышались хмурые шепотки. Очевидно, рассчитывали на халяву: никак не думали, что этому придется уделять личное, а не учебное время. Но все-таки заднюю никто не дал.

А мне даже лучше. Куда тут личное время девать? Если оно вовсе не личное. Всегда под присмотром и под надзором, и даже спишь по соседству с тридцатью мужиками в одной «комнате».

– Начнем прямо с завтрашнего дня, – продолжил Реваз Отарович, как будто выговаривая мои собственные мысли. – С пяти до шести вечера у вас самоподготовка. Все равно по кубрикам сидите и ни хрена не делаете. Вот и будете вместо самоподготовки на тренировки ходить. Отпускать буду в шесть тридцать. Ужин в семь, помыться и переодеться успеете.

Так… С досугом я разобрался. Теперь каждый вечер у меня, считай, занят. Не свидания, конечно, но дело полезное. Осталось еще выходные чем-то забить. Увольнительные первые три месяца нам не дадут, и субботу, и воскресенье все равно проводить на территории школы. Считалось, что еще не заслужили мы выходов в город. Или начальство просто не доверяло салагам. Думали, если дорвутся до свободы, много дров наломают. И не безосновательно – были уже прецеденты.

Один ушлый курсант со второго взвода как-то умудрился стырить свою гражданскую одежду из каптерки. А она у него была типа робы. И вечером хотел вырваться на свободу, притворившись кем-то вроде плотника или сантехника (или другой уборщицей), что работали на территории как гражданские служащие.

В лицо его еще почти никто не знал. Подошел он вечером с вереницей таких же гражданских к КПП, а старший смены оглядел его и пропуск вдруг потребовал.

– Виноват, – ответил побегушник. – Потерял пропуск, – четко так и правдиво ответил, чтобы вопросов к нему никаких не было.

Про пропуск он и не знал, вот и пришлось на месте выкручиваться. До конца стоять, как партизан во время оккупации.

– А ты точно гражданский? – спрашивает его караульный.

– Так точно, товарищ лейтенант, – без запинки выдал тот.

– Не п*здишь?

– Никак нет! – по-строевому рапортовал он.

Так и спалился курсант. Отчислили на следующий день.

– Ну что, други? – Валерка, наш командир отделения (пухлобокий и мордатый сержант из числа курсантов), загадочно улыбнулся. – Кто на руках бороться умеет?

Дело было вечером, делать было нечего. На необычное предложение Валерки кубрик, что лениво поскрипывал кроватями с сидящими на них курсантами, сразу оживился.

Все, кто втихаря резался в «дурака» или читал «Робинзона Крузо» (затертая до дыр книга ходила по курсу и пользовалась бешеной популярностью, видно, каждый себя чувствовал немного Робинзоном в отрыве от родных и близких), мигом побросали свои рутинные занятия и стали подтягиваться к «Бродвею». Так называли центральный, самый широкий проход между рядами двухъярусок.

– Это что за борьба такая? – Гришка-гнусавый озадаченно почесал русый бобрик.

Его неказистая фигура никак не подходила под борца на руках. Судя по тщедушному сложению, даже борца «на мизинцах» из него бы не вышло. Невысокого роста, с большой несуразной головой на худых плечах он напоминал Чиполлино.

– Тебе, Гнус, – погоняло «Гнусавый» почему-то укоротилось до мерзкой мошки, – про такое знать не обязательно, – хмыкнул Валерка. – Мал еще, и руки для борьбы не отросли. Отойди, пропусти добрых молодцев силушкой померяться.

Армрестлинг появится в России лишь в девяностые. Хотя в США уже давно чемпионаты проводятся. Но Валерка парень деревенский и, возможно, кто-то из его пращуров, независимо от древних греков или других индейцев Майя, что изначально придумали этот вид спорта, сам изобрел диковинную борьбу запястьями. И теперь пухлый крепыш решил донести зов предков до скучающей братии и потешить курсантов молодецкой удалью.

Народ загудел, мол, не знаем такую борьбу, давай показывай уже, нечего попусту брехать.

– Правила просты! – Командир ОТделения (сокращенно – КОТ) выдвинул в центр одну из тумбочек, что имелась у каждого яруса кровати, из твердой, как камень, советской полировки.

Встал перед ней на колени и поставил на локоть правую руку:

– Вот так! Смотрите! Нужно завалить руку соперника на тумбу.

– И всего-то?! – пробасил самый здоровый в нашем взводе, Серега по прозвищу Гулливер.

Ростом он был не слишком высок. Метр восемьдесят где-то, если в кедах. Но в плечах широк, как Юрий Власов. И так же как и он, занимался (до поступления) тяжелой атлетикой.

– А ну давай, Кот, попробуем, – Гулливер встал на колени и поставил свою руку напротив его. Валерка был не мал, но рука «Власова» по сравнению с его казалась в два раза толще.

– Шибко не дави пока, – возмущался Кот. – Куда без команды жмешь! Граждане зрители, кто-нибудь может четко досчитать до трех?!

– Давайте я!

– Ой, Гнус, только ты не лезь! От твоего голоса убежать хочется. Лучше молчи. Или шепотом говори.

– Так я и шёпотом могу скомандовать, – предложил Гришка, ничуть не обидевшись, – Можно, а?

– Нет! Лучше кто-нибудь другой. Петров! Можешь скомандовать?

Я протиснулся сквозь плотное кольцо зрителей. Положил свою руку сверху на сцепленные кисти соперников, немного их выровнял:

– Готовы? На счет три! Раз, два, три!

Неповоротливый штангист-Гулливер не успел среагировать, как Кот молниеносным рывком положил его руку на гладь тумбы.

Здоровяк непонимающе хлопал глазами:

– Это как ты так? А ну давай еще!

Снова сцепили руки.

– Раз, два, три!

В этот раз Гулливер успел давануть и оказать сопротивление. Но Кот оказался продвинутым рукоборцем. Хитро завернул кисть и потянул ее к себе, неумолимо разгибая локоть штангиста. Хлоп! И рука Гулливера снова шлепнула о тумбу.

– А ну давай левыми, – прохрипел, тяжело дыша, Гулливер. – Что за чертовщина? Как ты это делаешь?

Но Валерка улыбался и молчал о секретных подкрутках, стартовом рывке, угле дожима и прочих хитростях армрестлинга, которые он где-то умудрился освоить и теперь успешно противопоставлял грубой силе штангиста.

Левыми раунд затянулся. Гулливер тоже не пустой чайник на плечах носит, начал соображать, что к чему. Спортсмен ведь. Стал анализировать. Амплитуда, траектория, рычаг и другие премудрости физики – его стезя. Только он теперь перенес свой прошлый опыт рывков штанги на рывок кистью. И у него, наконец, получилось. Сначала он чуть не проиграл, и тыльная сторона его левой кисти готовилась поцеловать гладь полировки. Но потом заревел, как медведь в битве с пчелами. Жилы вспухли на его шее. Со лба упали капли. Скрежеща зубами, Гулливер, рыча, медленно, но верно поднимал свою руку. Вот она уже в вертикали, вот уже ложится сверху на руку соперника и клонит ее к тумбе. Рывком уложить здоровяк не сумел, и победа получалась плавной.

Радовался он, будто звание офицерское получил. Подскочил с колен и на радостях подхватил подвернувшегося Гнуса. Оторвал от пола и закружил того в танце победы.

– Ну ты это! – насупился Кот. – Сильно-то не радуйся. Случайно вышло. Рука просто скользкая стала.

Деревенский чемпион никак не хотел мириться с поражением.

– А давай еще! – штангист поставил на пол малютку-Гнуса. – Только теперь на спор.

– Это как? – насторожился Валерка.

– А что за просто так бороться? Давай на пачку сигарет. «Космос»! – штангист поверил в себя и почувствовал, как становятся профи, теперь он понял, в чем петрушка.

– «Космос»? Ну не знаю. Они дорогие…

– Ага! Испугался!

– Ничо не испугался, просто где ты возьмешь «Космос»? Ты же сам «Астру» без фильтра смолишь. Наверное, не от хорошей жизни?

– Так ты о себе заботься, – процедил Гулливер. – Давай на две пачки «Космоса»!

– А давай! – Кот поставил на тумбу правую руку.

Раз, два три! Рванули оба так, что чуть тумба не лопнула. Дверца ее жалобно задрожала. Ножки вот вот грозились разъехаться.

Минуту они кряхтели и сопели, обливаясь потом, да тихо сквозь зубы матюгались. Проиграть никак нельзя. На кону бойцовская честь, первенство спора, звание самого сильного человека на курсе, признание и уважение коллег и самое главное – две пачки «Космоса» по семьдесят копеек.

Наконец рука Валерки медленно, но верно стала отклоняться в позицию «Гитлер капут». Еще немного и он проиграет. Кот собрался с силами и навалился всей своей пухлобокой тушей. Но штангист подловил его на контрдвижении и, как-то хитро вывернув кисть, резко положил его руку на тумбу.

– Да-а! – ликовал Гулливер, похлопывая по плечу помрачневшего Валерку. – И постарайся найти юбилейный «Космос». У него вкус мягче!

– Нет такого! – буркнул Кот.

– А ты поищи! – снисходительно бросил богатырь. – Ну что, товарищи спортсмены, – Гулливер обвел взглядом присутствующих. – Нет ли желающих силой рук своих, так сказать, «Космос» выиграть? Ставлю пачку на левую руку и пачку на правую. Ну, что приуныли? Кто смелый?

– Можно мне? – Гнус просочился к тумбе. – Только я левша, буду левой бороться, мне и одной пачки хватит.

Весь кубрик взорвался от смеха. Кое-кто даже на кровати попадал, чтобы удобнее ржать было и на пол не скатиться.

– Хорошая шутка, Гриша, – богатырь снисходительно потрепал его по плечу. – Но подрасти сначала.

Но Гнус, словно настырный Степочкин из мульта про десантников, не унимался:

– А хочешь, я даже пачку если выиграю, то тебе отдам? Я же все равно не курю!

Ржач раздался пуще прежнего и грозил привлечь внимание дежурного по курсу, ответственного от руководства или еще какую другую холеру, что бродила вечером по школе в поисках уставных нарушений.

От такой наглости Гулливер уже не смеялся. Он воспринял это на свой счет.

– Ну давай, Гришка. Давно с гипсом не ходил?

Гришка присел и поставил на тумбу руку. Несмотря на хоббитовское сложение, предплечье и кисть у него оказалась непропорционально большими. Как у морячка Папая. Никто не замечал у него сей анатомический казус раньше. Гришка-шпингалет взглядов на себе особо не ловил и ничем примечательным не выделялся. А сейчас посреди «Колизея» народ узрел сие анатомическое несоответствие.

Я даже подумал, грешным делом, что у него слоновая болезнь развилась, это когда конечности раздувает от каких-то паразитов. Но медкомиссию он при поступлении успешно прошел, стало быть, здоров как… Бычок.

– Левой хочешь? – усмехнулся штангист. – Ну давай. Правильно. Ее не так жалко.

Руки их сцепились. Я поправил кисти, наложив свою руку сверху перекрестья:

– Готовы? Раз, два, три!

Бум! Тыл кисти Гулливера ударился о тумбу.

– Э-э! – загудел недовольный народ. – Ты чо поддаешься? Гуля, давай нормально борись. Что за ерунда?

– Так… Эт самое… Мужики, – здоровяк непонимающе хлопал глазами. – Я, типа, не поддавался. Чот ни хрена не понял… Гнус! Это чо щас было?

– Да не ври! – не верили курсанты. – Давай еще. Только без поддавков!

Раздувая щеки, штангист вытер взмокший лоб и повыше засучил рукава. Поставил руку:

– Давай, Григорий, еще. У меня пачка же осталась.

– А давай, – Гнус схватил его запястье.

Раз, два, три! Бум!

И снова Гулливер проиграл.

– Твою мать! – вскочил он на ноги. – Ты как это делаешь?

– Не знаю, – пожал острыми плечиками Гришка. – Как-то само получается.

– А ну давай правыми!

– Но мне сигарет больше не надо, – попробовал отвертеться Гришка. – Я же не курю.

– Давай на бутылку! Водку пьешь?

– Нет, мама не разрешает.

– А что хочешь?

– Ремень у тебя на джинсах я видел. Уж больно хорош. С пряжкой в виде мяча футбольного. Давай на него бороться?

– Ремень не могу. Мне его на соревнованиях подарили.

– Ну тогда конец состязаниям.

– А, черт с тобой! Вымогатель мелкий. Давай ремень против двух пачек «Космоса».

Я помнил, что Гришка левша, и был уверен, что в этот раз он точно проиграет. Правая рука Гулливера смотрелась как бревно. А левыми Гришке просто повезло, наверное.

Раз, два, три! Тумба заскрипела, а в кубрике повисла тишина, что слышно было даже, как на улице листочки опавшие шуршат.

В этот раз Гришка не положил сразу соперника. Штангист отчаянно сопротивлялся, но его рука неумолимо опускалась на полировку. Бам! И все. Был ремень и нет его.

Тут весь кубрик взорвался. Гнуса подхватили на руки и стали качать. Десяток рук подкинули его слишком сильно, не рассчитали маленько его вес, и он чуть не ударился о потолок. Потом неистовые зрители приноровились и швыряли чемпиона не выше второго яруса кровати.

После, когда буря улеглась, я подошел к нему и спросил:

– Слушай, Гриш, а как у тебя фамилия?

– Тарасов, а что?

– Да так, ничего… В одном взводе, а фамилии твоей не знал.

Я порылся в памяти и кое-что сопоставил.

Похоже, что это тот самый Тарасов – будущий чемпион мира по армреслингу в девяностые.

– Ты свой талант развивай, – похлопал я Гнуса по плечу. – Уверен, что скоро вид спорта такой будет у нас. Чемпионаты проводится будут, а не только на щелбаны с сигаретами сшибаться можно.

– Ага, скажешь тоже. Чемпионаты. Может, еще и городки спортом станут?

– Может быть…

С тех пор Гришку Гнусом больше никто не называл. К нему приклеилось новая погремуха – Чемпик. Уменьшительное от «чемпион». Все-таки чемпион-то был мелкокалиберный.

На одном из утренних построений нам неожиданно объявили, что школу посетит проверяющий из Москвы по методической части. Некий срез будет делать. Уровень преподавания и, соответственно, усвоения материала оценит. По каким именно предметам – никто не знал. Проверяющий – целый генерал-лейтенант. Шишка важная, но своеобразная. На картах топографических был помешан. Фронтовик. В штабе во время войны служил и сам карты эти рисовал в полевых условиях.

Начальник курса почему-то решил, что владение топографией он и будет проверять. И срочно поставил задачу: каждый курсант должен понимать, похлеще любой собаки Павлова, тактические свойства местности и их влияние на выполнение оперативно-служебных задач.

Чтобы не ударить в грязь лицом перед гостем, нам сразу впендюрили в расписание внеочередные ударные дозы занятий по топографии, которые вроде бы должны были начаться только во втором полугодии, и то проходным курсом (пара семинаров и несколько лекций) в рамках тактико-специальной подготовки. Но руководство инициативно решило этот вопрос углубить, расширить и улучшить, не полагаясь на формат стандартной учебной программы. Весь курс почувствовал себя китайскими коммунистами, заповеди которых гласили: «Мы сначала создаем себе трудности, а потом их героически преодолеваем».

В общем, занятия по топографии проводились теперь каждый день в авральном режиме.

– Генерал – просто зверь, – твердил нам препод по тактике. – Так что, товарищи курсанты, старайтесь, иначе можно взыскание схлопотать.

На последнем занятии всем было поручено начертить карту нашей школы. Обозначить склады, узел связи, генераторную, казармы и другие стратегически важные элементы.

Мне, как назло, в этот день достался наряд «по тумбочке». Сутки я оттрубил, а утром благополучно хотел завалиться спать. Но тут вдруг вспомнил о «домашнем задании». Ведь сегодня методист приезжает, а у меня ни одно копытное не валялось. Пикассо из меня тот еще. Максимум, я могу черный квадрат нарисовать, и то не так черно и ровно, как на знаменитой картине.

В общем, пока все рисовали красивые карты в цвете, я, спохватившись в последний момент, достал карандаш и дрожащей рукой, с красными от недосыпа глазами накорябал значки объектов на территории нашей славной школы. План, будто курица левой лапой чертила, но все просто и интуитивно понятно. Вот склад, вот столовка, вот КПП и даже три караульных человечка при нем.

В обед перед приездом проверяющего препод попросил наш курс показать свои художества. За многих курсантов рисовали самородки-художники, кто за пачку сигарет, кто за спасибо, а я как-то даже не удосужился никого попросить помочь. И карта моя выглядела очень грустно.

Зато у других красочные и гладкие отрисованные по трафаретам карты с разноцветными значками радовали глаз препода. Он осмотрел художества, и дошла очередь до меня.

– Это что за графическая эквилибристика, Петров? – препод чуть пуговицу себе на кителе не открутил, так разнервничался.

– Виноват, товарищ капитан, – я готов был провалиться под взглядами хихикающих сокурсников. – В наряде был. Не успел до ума довести.

– Бегом переделывать! Иначе генерал тебя порвет, еще и мне достанется. И начальнику школы и методсовету навешает… – последнее слово он так и не сказал, но все догадались, чего именно. – Тьфу-тьфу!..

– Есть переделать! – пригорюнился я, размышляя, как же мне из Малевича в Репина по-быстренькому вырасти. Буквально за несколько часов.

Но переделать я ничего не успел. На территорию школы въехала черная Волга.

Глава 5

Весь наш курс рассадили в лекционной аудитории. Сказали изображать вид шибко умный и по-философски вдумчивый, как у ежика в тумане, дабы разумением своим впечатлить генерала Прохорова.

И вот дверь распахнулась и в аудиторию не по годам твердым шагом вошел бывалый офицер. Хмурый, как Жуков, только ростом поменьше и морщин с сединой побольше.

Мы приветственно вскочили, генерал снисходительно кивнул, мол, занимайтесь, товарищи, не буду отвлекать, я просто в уголке постою, а сам тут же поинтересовался у преподавателя:

– Что за предмет?

– Топография, – просиял тот, как звездочки на его погонах.

Звание капитана он недавно получил, не потускнели еще звезды и не затерлись об шинель.

– Хм-м, – генерал одобрительно покачал головой и, повернувшись к сопровождаемым (начальнику школы и его заму по методической работе), добавил. – Топографию уважаю. Вы прямо как знали, сюда сразу меня привели.

Начальник школы развел руками – мол, никакого умысла, чистое совпадение.

Проверяющий же подошел ближе:

– А это что у вас?

И, заметив разложенные на партах бумажные «портянки», стал с интересом их разглядывать.

– Карты местности, товарищ генерал, – еще больше засиял капитан и украдкой улыбнулся начальнику школы, мол, усё в порядке, шеф. – На них изображен план учебной территории со всеми постройками.

– Карты? Сами рисуете? – Прохоров приподнял кустистые брови. – Похвально. Каждый сотрудник в полевых условиях должен уметь схему местности составить. А ну-ка посмотрю…

Генерал пошел между рядов. Разглядывал цветные картинки. Чем дальше он проходил, тем сильнее морщины врезались в его лоб, и тем тяжелее становился его взгляд. Фронтовик мрачнел на глазах.

Препод семенил за генералом, ловя каждое его движение. Но проверяющий молчал. В воздухе повисла тишина. Только гулкие шаги генерала эхом отдавались по аудитории.

Топограф наш достал носовой платок и вытер лоб, продолжая недоуменно наблюдать за проверяющим. Наконец, генерал дошел до меня и глянул на измятый лист с кривыми схемками и кособокими значками.

– Встать, рядовой! – скомандовал он мне.

Я поднялся в ожидании взбучки и уже приготовил в оправдание пару фраз про ночной наряд и врожденное отсутствие художественных талантов.

– Покажи свою карту аудитории! – приказал проверяющий.

Я развернул наспех состряпанное художество и продемонстрировал мое достижение всем. Вроде бы начальства я давно не боялся, но все-таки быть почетным идиотом всей группы было неприятно. А вот топограф втянул голову в плечи.

И тут генерал взорвался:

– Что за бабские рисунки?! Устроили тут кружок рисования! Мать вашу! Где вы такие карты видели?! Вы в полях под дождем будете цветными карандашами и по линеечке чертить?! Нет! На хрена все эти украшательства и завитушечки?! Вот один нормальный курсант! – генерал кивнул на меня. – Вот так должна выглядеть настоящая полевая карта! Информативно, понятно и просто! Развели тут артель художников! Потемкины! Переделать все!

– Есть переделать, – промямлил ошарашенный препод.

Прохоров похлопал меня по плечу:

– Как фамилия, курсант?

– Петров, товарищ генерал.

– Молодец, Петров! – он пожал мне руку. – Далеко пойдешь. Так держать.

И ушел. Что-то там дальше, наверное, проверять. А немая сцена длилась еще несколько минут…

Вот уже третий месяц тянулся день сурка. Большого такого и жирного. Подъем в шесть тридцать, построение, учеба, снова построение, опять учеба, стрельбы, занятия по физо, тренировки по самбо, ужин, вечерние песни под гитару (в каждом взводе оказалось минимум по три дворовых гитариста), несколько партеек по-тихому в карты или теперь уже традиционная борьба на руках (новым развлечением прониклись все), а в десять отбой. Утром все заново. Взвод, подъем! И понеслось.

Некоторое разнообразие в строевую жизнь вносили наряды. Их оказалось великое множество. Наряд «хлеборезка», наряд «посудомойка», наряд «овощечистка» (не самый лучший – почистить надо было четыре пятидесятилитровых бака картошки и морковки), наружные наряды в помощь УВД.

Зато в караул нас пока не ставили. Это была прерогатива второго курса. Балбесам-первокурсникам оружие не доверяли. Маленькие еще, можем что-нибудь себе отстрелить или, не дай Бог, оружие потерять.

Был уже прецедент в прошлом году. Тогда первокурсники как раз ходили в караул. Потому что второго курса еще не появилось, это был первый набор в Новоульяновске. И выдавали желторотым в наряд ПМ-ы.

Случилось все как раз после такого дежурства. Один из курсантов сдавал в оружейку пистолет. Разряжая, этот чудик зачем-то щелкнул предохранителем. А дальше рука сама рефлекторно передернула затвор. После он извлек магазин и благополучно выщелкнул патроны в деревянную колодку на хранение. Одного боеприпаса, естественно, не досчитался. Не доперло, что в патронник его загнал. Осмотрел пистолет и увидел, что курок почему-то на боевой взвод поставлен. Непорядок. Сделал контрольный спуск.

Бах! Выстрел прогремел такой, что в маленьком «предбаннике» оружейки оглушил еще двоих курсантов и дежурного. Но не это самое плохое. Известно, что пуля – дура, но эта оказалась самой что ни на есть продвинутой. Нашла слабое место в кирпичной стене, где проходила электроразводка. Горе-строители почему-то умудрились ее впихнуть на уровне пояса. В том месте конструкция стены, получается, была естественно ослаблена.

Пуля пробила стену и, ее оболочка, разлетевшись на осколки, посекла задницу спящего водителя, что в рабочее время зашкерился и прикорнул с утра на диванчике в дежурке. Раны были не сильные, но позорные. Два месяца водила кушал стоя и спал на животе. Еще и взыскание получил, ибо не фиг спать в рабочее время.

А курсанта, за грубое нарушение инструкции и мер безопасности при обращении с огнестрельным оружием, отчислили. Даже поначалу дело хотели завести, но прокурорские репу почесали, подумали и решили все-таки это как несчастный случай представить, а не как покушение на задницу сотрудника через электрическую розетку.

Но случай прогремел на всю область. Втык получили все. И командир взвода, за нерадивого подчиненного, и преподаватель по огневой подготовке, и начальник курса, и даже строители, что заложили невидимую бойницу в таком режимном и важном объекте.

Оружейку срочно переделали, усилив стены, на всякий случай, еще дополнительной кирпичной кладкой, а электроразводку перенесли под потолок, как и положено.

Поэтому сейчас первокурсников к караулам не допускали. Хотя в некоторых школах поступали по-хитрому. В наряд ставили всех, и зеленых и, балбесов. Но выдавали им холостые патроны. Никакой проверяющий не докопается, если бумажки не проверить, где в выдаче числится охолощенный боеприпас. Потому как табельное даже проверяющему нельзя передавать во время несения службы.

Но это оказалась палкой о двух концах. Помню, в девяностых обернулась такая практика трагедией. Лихие времена были, и фаллометрия у бандюгов напрямую зависела от наличия хорошего ствола. Известно, что самый лучший в мире пистолет – это тот, который очередями стреляет и калашом зовется. А где добыть такой? Либо купить, либо отобрать.