Блейз (сборник)

Раскрывая все карты

Это сундучный роман. Понимаете? Я хочу, чтобы вы знали об этом, пока чек еще при вас и вы не капнули на книгу соусом или мороженым, после чего вернуть ее в магазин будет очень сложно, а то и вовсе не получится[1]. Это исправленное и дополненное издание, но что с того? Автором указан Бахман, потому что «Блейз» – последний из романов 1966–1973 годов, периода наивысшей продуктивности сего господина.

В эти годы я как бы раздваивался. С одной стороны, был Стивеном Кингом, который писал (и продавал) рассказы-ужастики для таких малотиражных мужских журналов, как «Кавальер» и «Адам»[2], а с другой – Ричардом Бахманом, писавшим романы, которые никто не хотел покупать. «Ярость»[3], «Долгая Прогулка», «Дорожные работы» и «Бегущий человек»[4]. В результате все четыре были сразу опубликованы в дешевом карманном формате.

«Блейз» – последний из ранних романов… пятая четверть, если хотите. Или, если настаиваете, еще один из сундучных романов известного писателя. Время написания – конец 1972 и начало 1973 года.

Я думал, что роман отличный, когда работал над ним, и решил, что полный отстой, когда прочитал от начала и до конца. Насколько помню, не показывал его ни одному издателю, даже не посылал в «Даблдей», где у меня к тому времени появился друг, Уильям Дж. Томпсон. Именно Билл позднее открыл Джона Гришэма, именно Билл подписал со мной договор на следующую после «Блейза» книгу, запутанную, но занимательную историю о выпускном вечере в центральной части штата Мэн[5].

На несколько лет я забыл о «Блейзе». Потом, когда остальные ранние бахмановские романы появились на прилавках, достал его из дальнего ящика, чтобы просмотреть на предмет публикации. Прочитав первые двадцать страниц, решил, что мое первоначальное мнение правильное, и вернул рукопись туда, откуда взял. Я подумал, что роман написан вполне пристойно, но сюжет вызывает в памяти слова, однажды произнесенные Оскаром Уайльдом. А сказал он, что нельзя читать «Лавку древностей», не проливая от смеха потоки слез[6]. Так что «Блейз» был благополучно забыт, но не утерян. Его всего лишь засунули в какой-то угол библиотеки Фоглера в Университете Мэна с остальными бумагами и рукописями Стивена Кинга/Ричарда Бахмана.

Вот так «Блейз» пролежал в темноте тридцать лет[7]. А потом я опубликовал тоненькую книжку в мягкой обложке «Парень из Колорадо» в серии «Крутой детектив». Серию эту придумал очень умный и очень расчетливый парень, Чарльз Ардай. Ему страшно хотелось переиздать старый «нуар» и детективные романы, которые ранее печатались только в карманном формате, и добавить к ним новые. «Парню из Колорадо» крутизны определенно не хватало, но Чарльз все равно решил его опубликовать под одной из знаменитых обложек серии[8]. Проект оказался успешным… если не считать задержек с выплатой гонорара[9].

Годом позже я подумал: может, стоит вновь двинуться по пути крутого детектива, только с более «крутым» произведением. Мои мысли впервые за много лет вернулись к «Блейзу», но следом тащилась чертова цитата Оскара Уайльда насчет «Лавки древностей». «Блейз», насколько я помнил, был не крутым «нуаром», а плаксой в три ручья. Однако я решил, что неплохо бы на него взглянуть. При условии, что роман удастся отыскать. Я помнил картонную коробку. Я помнил шрифт старой портативной пишущей машинки (неубиваемой «Оливетти») моей жены Табиты, но понятия не имел, что произошло с рукописью, которая лежала в этой картонной коробке. Насколько я знал, она могла даже исчезнуть. Да, детка, исчезнуть[10].

Не исчезла. Марша, одна из двух моих бесценных помощниц, нашла ее в библиотеке Фоглера. Не доверила мне оригинал (я… э… теряю вещи), но сделала ксерокопию. Я, должно быть, использовал совершенно выбитую ленту, когда печатал «Блейза», потому что текст был едва виден, а пометки на полях практически выцвели. Однако я сел с рукописью и начал читать, готовый испытать разочарование, какое может вызвать только произведение, написанное тобой же, когда ты был куда моложе и самоувереннее.

Но я подумал, что «Блейз» очень даже хорош, определенно лучше «Дорожных работ», романа, сюжет которого, как я в то время полагал, лежал в основном русле американской беллетристики. Разумеется, «нуаром» здесь и не пахло. Скорее речь шла о натурализме с преступлением, стиле, который в 1930-х годах практиковали Джеймс М. Кейн и Хорас Маккой[11]. Я думал, что обращения к прошлому лучше прямого изложения событий. Мне они напоминали трилогию «Молодой Лонигэн» Джеймса Т. Фаррелла и забытый (но отменный) роман «Гэс-Хауз Макджинти». Конечно, местами роман был ВНД[12], но не следовало забывать, что писал его молодой человек (мне тогда было двадцать пять), убежденный, что создает очередную НЕТЛЕНКУ.

Я подумал, что «Блейза» можно переписать и опубликовать, не испытывая особого стыда, но он, пожалуй, не укладывался в рамки «крутого» детектива. И вообще в каком-то смысле не был детективным романом. Скорее трагедией человека, лишенного многого из того, что дано другим людям (если при переработке романа уйти от жалости). Вот я и обратился к бесстрастным, сухим интонациям, свойственным лучшим произведениям «нуара», даже использовал шрифт, называемый «American Typewriter», напоминающий о том, что я делаю. Работал быстро, не оглядываясь назад, не заглядывая вперед, пытаясь также придать роману свойственный тем книгам драйв (я больше ориентировался на Джима Томпсона и Ричарда Старка, чем на Кейна, Маккоя или Фаррелла). Думал, что правку буду вносить в самом конце, карандашом, а не редактировать роман на компьютере, как нынче модно. Если уж книга должна стать неким возвращением в прошлое, мне хотелось это как-то обыграть, а не игнорировать. Я также намеревался вычистить из романа всю сентиментальность, хотел, чтобы законченная книга была полностью лишена ее, напоминая пустой дом без единого ковра на полу. Как сказала бы моя мать: «Я бы хотела, чтобы проступило ее чистое лицо». Только читатель сможет вынести вердикт, удалось мне это или нет.

Если вас это волнует (вообще-то не должно: полагаю, вы пришли сюда за хорошей историей, и, надеюсь, вы ее получите), все гонорары и дополнительные доходы, полученные от «Блейза», пойдут в «Хейвен фаундейшн», основанный с тем, чтобы помогать творческим людям, попавшим из-за травмы или болезни в затруднительную ситуацию[13].

С другой стороны, раз уж я все равно держу вас за лацкан, скажу, что старался, насколько возможно, избежать в «Блейзе» временной привязки, чтобы не ограничивать действие романа какими-то вехами[14]. Полностью исключить датировку, конечно же, невозможно, некоторые временные ориентиры важны для сюжета[15]. Если у вас сложится впечатление, что все происходит «в Америке, не так уж и давно», думаю, это оптимальный вариант.

Могу я закончить, вернувшись к тому, с чего начал? Это старый роман, но я уверен, что ошибся в первоначальной оценке, посчитав его плохим романом. Вы можете не согласиться… но это не «Девочка со спичками». Как всегда, постоянный читатель, я желаю вам всего наилучшего, благодарю за то, что читаете эту историю, и надеюсь, что она вам понравится. Не стану говорить, мол, надеюсь, что вы всплакнете, но…

Нет. Все-таки скажу. Если ваши глаза и затуманятся, пусть это будут не слезы от смеха[16].

Глава 1

Джордж находился где-то в темноте. Блейз не мог его разглядеть, но голос доносился громко и четко, грубый, чуть хрипловатый. По голосу всегда казалось, что Джордж слегка простужен. Что-то с ним произошло, когда он был ребенком. Джордж никогда не говорил, что именно, но адамово яблоко пересекала полоска шрама.

– Не этот, тупица, у него весь бампер в наклейках. Возьми «шеви» или «форд». Темно-синий или темно-зеленый. Двухлетний. Ни больше ни меньше. Никто их не запоминает. И никаких наклеек.

Блейз миновал маленький автомобильчик с наклейками на бампере, продолжил путь. Даже здесь, в дальнем конце автостоянки у пивной, он слышал музыку. Дело происходило в субботу вечером, так что пивная была забита под завязку. Холодный воздух больно кусался. В город Блейза подвезли, но он провел под открытым небом сорок минут, и уши у него онемели. Шапку он взять забыл. Всегда что-нибудь забывал. Уже начал доставать руки из карманов куртки, чтобы прикрыть уши, но Джордж помешал. Сказал, что уши могут замерзнуть, а вот руки – нет. Уши не требовались для того, чтобы завести двигатель без ключа зажигания. Температура воздуха была лишь на три градуса выше ноля[17].

– Вот он, – сказал Джордж. – Справа от тебя.

Блейз посмотрел и увидел «сааб». С наклейкой на бампере. Вроде бы совсем не тот автомобиль, который следовало угонять.

– Этот слева, – фыркнул Джордж. – А надо справа, тупица. По ту руку, которой ты ковыряешь в носу.

– Извини, Джордж.

Да, он опять ступил. В носу мог ковырять обеими руками, но знал, какая рука правая: та, которой писал. Подумал об этой руке и посмотрел в нужную сторону. Увидел темно-зеленый «форд».

Блейз направился к «форду», не подавая виду, что интересуется этим автомобилем. Обернулся. Пивная называлась «Мешок», и собирался там народ из местного колледжа. Название пивной дали глупое, мешком называли то самое, где находятся твои яйца. В пивной (по существу – обычной забегаловке) по пятничным и субботним вечерам играла рок-группа. В зале наверняка было шумно и тепло, множество молоденьких девушек в коротких юбках танцевали, как очумелые. Хорошо бы зайти, оглядеться…

– И чего ты сюда пришел? – спросил Джордж. – Прогуляться, как по Коммонуэлс-авеню[18]? Ты не сможешь обмануть и мою слепую бабулю. Займись делом, а?

– Хорошо, я просто…

– Да, я знаю, что ты просто. Не отвлекайся.

– Хорошо.

– Кто ты, Блейз?

Он опустил голову, втянул сопли.

– Я – тупица.

Джордж всегда говорил, что в этом нет ничего постыдного, но это факт, и его нужно признавать. Как бы ты ни старался, за умного тебя никто и никогда не принял бы. Они смотрели на тебя и сразу видели: свет горит, но дома никого. Если ты – тупица, то должен быстренько закончить все дела и тут же смотаться. А уж если тебя поймали, выкладывай все, что знаешь, только не называй парней, которые были с тобой. Потому что в конце концов копы вытащат из тебя все остальное. Джордж говорил, что хуже тупиц никто врать не умеет.

Блейз вытащил руки из карманов, дважды согнул и разогнул пальцы. Костяшки заныли от холодного воздуха.

– Готов, здоровяк? – спросил Джордж.

– Да.

– Тогда я пойду пропущу пивка. А ты займись тачкой.

Блейз почувствовал поднимающуюся панику. Она быстро добралась до горла.

– Эй, нет, я никогда такого не делал. Только наблюдал за тобой.

– Теперь тебе придется пошевеливаться, не только наблюдать.

– Но…

Он замолчал. Продолжать не имело смысла, если только он не собирался кричать. Слышал, как поскрипывает утрамбованный снег под ботинками идущего к пивной Джорджа. Но скоро шаги растворились в басовых ритмах.

– Господи, – выдохнул Блейз. – Господи Иисусе.

Пальцы уже начали замерзать. При такой температуре они на что-то годились минут пять. Может, и меньше. Он подошел к водительской дверце в надежде, что она заперта. Будь дверца заперта, на автомобиль пришлось бы махнуть рукой, потому что «ловкого Джима» у него не было. «Ловкий Джим» остался у Джорджа. Да только водитель «форда» дверцу не запер. Блейз распахнул ее, наклонился, потянул на себя рычаг открывания капота. Потом обошел автомобиль спереди, нащупал защелку, нажал, поднял капот.

В кармане лежал маленький фонарик. Блейз достал его, включил, направил луч на двигатель.

Найди провод зажигания.

Но сколько же тут всего. Кабели, идущие к аккумулятору, шланги, провода к свечам, бензопровод…

Он стоял, а капельки пота катились и замерзали на щеках. Толку от этого быть не могло. Никакого толку. И тут его осенило. Идея, возможно, пришла в голову не самая лучшая, но и такое случалось нечасто, а если уж она возникала, не оставалось ничего другого, кроме как ее реализовывать. Он вернулся к водительской дверце, вновь открыл. В салоне зажегся свет, но с этим он ничего не мог поделать. Впрочем, если бы кто увидел его, то подумал бы, что у него проблемы с двигателем. Конечно, при такой температуре никто не стал бы этому удивляться, верно? Даже Джордж не отругал бы его за зажегшуюся лампочку. Сильно бы, во всяком случае, не отругал.

Он опустил солнцезащитный козырек над рулевым колесом, надеясь, хотя и не веря, что оттуда выпадет запасной ключ. Иногда люди держат его там – но обнаружился только старый скребок. Упал на пол. Блейз открыл бардачок. Набит бумагами. Он начал вытаскивать их, переправляя на пол. Для этого ему пришлось встать коленями на водительское сиденье. Изо рта валили клубы пара. Только бумаги и коробочка мятных пастилок, никаких ключей.

Ну что, тупица ты чертов, услышал он голос Джорджа, теперь доволен? Теперь готов завести двигатель без ключа зажигания?

Блейз полагал, что да. Полагал, что готов по крайней мере вырвать несколько проводов, соединить их, как соединял Джордж, и посмотреть, что из этого выйдет. Он захлопнул дверцу и, опустив голову, уже двинулся к поднятому капоту «форда». Остановился, потому что в голове сверкнула новая идея. Вернулся, открыл дверцу, наклонился, поднял коврик – и там он лежал. На ключе Блейз не увидел слова «ФОРД», на нем не было вообще никаких слов – дубликат, что с него взять, – но квадратная головка и конфигурация бородки говорили о том, что именно этот ключ ему и нужен.

Блейз поднял его. Поцеловал холодный металл.

«Незапертая дверца, – подумал он. Потом: – Незапертая дверца и запасной ключ зажигания под ковриком. – И наконец: – Похоже, сегодня я не самый тупой, Джордж. Есть и потупее».

Он сел за руль, захлопнул дверцу, вставил ключ в замок зажигания (вошел как по маслу), потом понял, что не видит автостоянку из-за поднятого капота. Огляделся, посмотрел сначала направо, потом – налево, чтобы убедиться, что Джордж решил не выходить из пивной и помогать ему. Джордж задал бы ему перца, если б увидел, что он сидит за рулем, а капот по-прежнему открыт. Но Джорджа поблизости не было. Никого не было. Автостоянка напоминала тундру, уставленную машинами.

Блейз вылез из кабины, закрыл капот. Снова сел за руль, протянул руку, чтобы захлопнуть дверцу, замер, не дотянувшись до ручки. А как же Джордж? Пойти в пивную и позвать его? Блейз сидел, нахмурившись, с опущенной головой. Лампочка под крышей заливала желтым светом его большие руки.

«Знаете что? – подумал Блейз, поднимая голову. – Да пошел он».

– Пошел ты на хрен, Джордж, – озвучил он свою мысль. Джордж заставил его добираться сюда на попутке, встретил только здесь, потом ушел. Ушел, и ему пришлось самому делать всю грязную работу. Да, Блейз нашел ключ, но лишь благодаря слепой удаче, которая иногда улыбается даже самым тупым. Так что пошел ты, Джордж. Испытай на себе, каково это – ловить попутку, когда на улице такой собачий холод.

Блейз захлопнул дверцу, завел двигатель, перевел ручку переключения автоматической коробки передач в положение «Drive», выехал со стоянки. Уже на шоссе резко надавил на педаль газа, «форд» рванулся вперед, задние колеса занесло на утрамбованном снегу. Блейз тут же нажал на педаль тормоза, паника парализовала его. О чем он думал? Уехать без Джорджа? Да его остановят, прежде чем он проедет пять миль. Возможно, остановят на первом же светофоре. Он не мог уехать без Джорджа.

«Но Джордж мертв».

Чушь собачья. Джордж только что был здесь. Пошел выпить пива.

«Он мертв».

– Ох, Джордж, – простонал Блейз. Склонился над рулем. – Ох, Джордж, не будь мертвым.

Посидел какое-то время. Двигатель «форда» работал отлично. В нем ничего не постукивало, не гремело, несмотря на холод. Датчик топлива показывал, что бак заполнен на три четверти. В зеркале заднего обзора виднелся поднимающийся белый дымок выхлопа.

Джордж не вышел из пивной. Не мог выйти, потому что не входил. Джордж мертв. Уже три месяца, как мертв. Блейза начало трясти.

Через какое-то время он взял себя в руки. Поехал дальше. Никто не остановил его ни на первом светофоре, ни на втором. Никто не остановил его, когда он выезжал из города. Административную границу Апекса он пересек на скорости пятьдесят миль в час. Иногда автомобиль скользил на корочках льда, но Блейза это не тревожило. Еще подростком он гонял по обледенелому асфальту.

За городом он разогнался до шестидесяти миль. Лучи фар ощупывали дорогу яркими пальцами и отражались от сугробов с обеих сторон шоссе. Да, у одного студента наверняка отвиснет челюсть, когда он подведет студентку к тому месту на автостоянке, где оставил свой «форд». А она посмотрит на него и скажет: «Ты – тупица. Никогда больше не буду тусоваться с тобой, ни здесь, ни где-то еще».

– Не тусоваться, – поправил себя Блейз. – Если она из колледжа, то скажет «встречаться».

Блейз улыбнулся. Улыбка преобразила его лицо. Он включил приемник. Зазвучал рок. Блейз крутил ручку настройки, пока не нашел кантри. Когда подъезжал к своей лачуге, пел во весь голос вместе с радио и начисто забыл о Джордже.

Глава 2

Но вспомнил на следующее утро.

Это проклятие – быть тупицей. Горе всегда изумляет тебя, потому что ты вечно забываешь о важном. В памяти остается только что-то глупое. Вроде стихотворения, которое миссис Зелиг заставила их выучить в пятом классе: «Под раскидистым каштаном кузня сельская стоит»[19]. Какой от этого толк? Какой от этого толк, когда ты ловишь себя на том, что чистишь картошку на двоих, и вдруг до тебя доходит: не нужно чистить картошку на двоих, потому что другой парень больше никогда есть не будет?

Что ж, может, это не горе. Может, горе – совсем и неправильное слово. Неправильное, если горевать – плакать и биться головой о стену. Ты этого не делаешь, когда уходят такие, как Джордж. Но с его уходом появляется одиночество. И появляется страх.

Джордж сказал бы: «Господи, ты когда-нибудь сменишь свои гребаные трусы? Эти уже стоят сами по себе. Они отвратительные».

Джордж сказал бы: «Ты завязал только один шнурок, дубина стоеросовая».

Джордж сказал бы: «Ох, твою мать, повернись, я заправлю тебе рубашку. Вожусь с тобой, как с ребенком».

Когда он проснулся утром, после кражи «форда», Джордж сидел в соседней комнате. Блейз не видел его, но знал, что тот сидит в сломанном мягком кресле, как обычно, опустив голову так, что подбородок чуть ли не упирается в грудь.

– Ты опять напортачил, Конг, – услышал он, едва открыл глаза. – Поздрав-твою-мать-ляю.

Блейз аж зашипел, когда ноги коснулись холодного пола. Потом надел ботинки. Голый, если не считать обуви, подскочил к окну. Автомобиля нет. Он облегченно выдохнул. У рта образовалось облачко пара.

– Нет, не напортачил. Поставил его в сарай, как ты мне и говорил.

– Ты не замел гребаные следы, понимаешь? Почему ты не поставил рядом щит-указатель, Блейз? «ЗДЕСЬ СТОИТ УГНАННЫЙ АВТОМОБИЛЬ». Можешь даже брать плату за вход. Почему бы тебе этого не сделать?

– Ох, Джордж…

– «Ох, Джордж, ох, Джордж!» Пойди и замети их.

– Хорошо. – Он направился к двери.

– Блейз?

– Что?

– Надень сперва портки, вот что.

Блейз почувствовал, как краснеет.

– Как ребенок. – В голосе Джорджа слышалось смирение. – Который бреется.

Джордж знал, как поддеть побольнее, это точно. Только в результате он поддел не того парня, и слишком больно. Такое зачастую приводит к смерти, а потом уже не скажешь ничего умного. И теперь Джордж мертв, а Блейз заставляет его говорить у себя в голове, да еще отдает ему лучшие фразы. Джордж мертв с той самой игры в крэпс[20] на складе.

«Я просто чокнутый, раз уж пытаюсь провернуть все сам, – подумал Блейз. – Такая дубина, как я».

Но он надел трусы (сначала тщательно осмотрел их на предмет пятен), потом теплое белье, фланелевую рубашку и брюки из вельвета. Рабочие ботинки из «Сирса» стояли под кроватью. Армейская куртка с капюшоном висела на ручке двери. Он поискал рукавицы и нашел их на полке над древней дровяной плитой, которая стояла в комнате, служившей и кухней, и гостиной. Взял клетчатую кепку с наушниками, надел на голову, чуть сдвинув козырек влево – на удачу. Потом вышел из дома, подхватив щетку, приставленную к двери.

Утро выдалось ясное и холодное. Влага под носом мгновенно затрещала, превратившись в лед. Порыв ветра тут же бросил ему в лицо снежную пыль, заставив поморщиться. Джорджу просто отдавать приказы. Джордж сидит в доме у плиты, пьет кофе. Как в прошлую ночь, когда ушел выпить пива, оставив Блейза разбираться с автомобилем. И он бы до сих пор разбирался, если бы слепая удача не повернулась к нему лицом и он не нашел бы запасной ключ то ли под ковриком на полу, то ли в бардачке, Блейз уже забыл где. Иногда он сильно сомневался в том, что Джордж – очень хороший друг.

Он замел следы щеткой, но поначалу постоял несколько минут, любуясь ими – столбиками снега, который вминался во впадины протектора, тенями, которые отбрасывали эти столбики. Такие маленькие, такие совершенные, и никто никогда не обращал на них внимания. Он разглядывал их, пока не надоело смотреть (Джорджа-то, который предложил бы ему поторопиться, нет). А потом прошелся по всей короткой подъездной дорожке до самого шоссе, сметая следы, оставленные колесами «форда». Ночью по шоссе проехал снегоочиститель, выталкивая на обочины снежные дюны, которые ветер наметал на этих дорогах, проложенных среди открытых полей, что по одну, что по другую сторону, так что других следов не осталось.

Блейз вернулся к лачуге. Вошел. Теперь внутри было значительно теплее. Когда он вылезал из кровати, ему показалось, что в доме собачий холод, а теперь вдруг стало тепло. Занятно, правда, как могли меняться ощущения человека в одних и тех же условиях. Он снял армейскую куртку, башмаки, фланелевую рубашку, сел за стол в нижней рубашке и вельветовых брюках. Включил радио и удивился: настроено не на рок, который всегда слушал Джордж, а на милое сердцу кантри. Лоретта Линн[21] пела, что твоя хорошая девушка может стать очень даже плохой. Джордж рассмеялся бы и сказал что-то вроде: «Это точно, милашка, можешь стать плохой и сесть мне на лицо». И Блейз рассмеялся бы вместе с ним, но, если по-честному, песня эта всегда навевала на него грусть.

Когда кофе сварился, он вскочил и налил две чашки. В одну добавил сливок и завопил:

– Джордж? Вот твой кофе, дружище! Не дай ему остыть!

Нет ответа.

Он посмотрел на кофе со сливками. Сам он не пил кофе с чем бы то ни было, и что с ним теперь делать? Что с ним теперь делать? Что-то поднялось к горлу, и он чуть не швырнул гребаный кофе со сливками через комнату, но сдержался. Вместо этого отнес к раковине и вылил. Это называлось держать себя в руках. Когда ты здоровяк, нужно уметь держать себя в руках, а не то нарвешься на неприятности.

Блейз оставался в лачуге, пока не прошло время ленча. Потом выкатил украденный автомобиль из сарая, остановил у кухонных ступенек для того, чтобы забросать снежками номерные знаки. Умно! Теперь снег не позволял их разглядеть.

– И что, скажи на милость, ты делаешь? – спросил Джордж из сарая.

– Не важно, – ответил Блейз, – все равно ты только у меня в голове, – сел в «форд» и выехал на шоссе.

– Не очень-то здравое решение. – Джордж уже расположился на заднем сиденье. – Разъезжать по городу в украденном автомобиле. Не перекрасив его, не поменяв номерные знаки. И куда ты направляешься?

Блейз не ответил.

– Ты же не едешь в Окома-Хайтс, а?

Блейз не ответил.

– Ох, твою мать, похоже, едешь. Будь я проклят! Так уж тебе обязательно довести до конца это дельце?

Блейз не ответил. Словно в рот воды набрал.

– Послушай меня, Блейз. Поверни назад. Тебя арестуют, это же ясно. Ничего у тебя не получится. Будь уверен.

Блейз знал, что Джордж прав, но поворачивать не стал. Почему Джордж всегда командует им? Даже мертвый не может перестать отдавать приказы. Конечно, план придумал Джордж, план этого большого дела, провернуть которое мечтает каждый мелкий жулик. «Только у нас действительно все получится», – говорил он, но обычно в сильном подпитии, и по голосу не чувствовалось, что он в это верил.