К истокам

Захар с облегчением почувствовал, что страх слегка разжал свои цепкие пальцы – и устыдился этого. За стеной раздавались негромкие голоса, старик очень хотел выйти, проводить ребят, но не смог себя пересилить. Хлопнула входная дверь, заурчал двигатель мотоцикла – звук удалялся, пока совсем не стих. И лишь тогда к нему вернулись силы. Он встал, окинул взглядом кухню и только сейчас заметил, что Алек унёс все рисунки с собой, словно не хотел, чтобы они напоминали ему о случившемся. Этот последний жест, проявление искренней заботы, вдруг так тронул старика, что у него на глазах выступили слёзы.

***

Денис недоумевал, почему Алек разбудил его так рано, и ничего не объяснив, не дав попрощаться, увёз обратно в город. Они приехали сюда всего сутки назад, оба были полны надежд, но теперь Алек вновь от чего-то бежал. На обратном пути он не проронил ни слова. Денис хотел расспросить, что случилось между ним и Захаром, но видя ненастное настроение своего спутника, решил отложить это на потом. Алек без слов высадил его рядом с домом и умчался вглубь дворов. Денис не очень удивился, он уже начинал привыкать к манере общения своего нового знакомого.

Спустя час ему позвонил Захар, его голос звучал виновато:

– Как вы добрались? Нормально доехали?

– Да, спасибо, все в порядке, – Денис очень хотел спросить, что произошло ночью, но решил с этим повременить. Ему не хотелось лезть не в своё дело, к тому же, он интуитивно чувствовал, что сейчас не стоит затрагивать эту тему.

– А Алек? Как он? – Захар пытался говорить спокойно, но ему стоило огромного труда задать этот вопрос. Он едва справился с предательской дрожью в голосе, ему оставалось лишь надеяться, что Денис не уловил в его словах страха.

– Не знаю. Он уехал к себе, – Денис помолчал, потом осторожно осведомился, – Почему он так внезапно уехал от вас?

Старик вздохнул:

– Он меня напугал. Я не знаю, что это было. Может, просто показалось, мало ли что бывает ночью. Я плохо сплю, бессонница, причём уже давно, даже переезд за город не помог от неё избавиться. Да и уставать стал быстрее в последнее время, видимо, старость.

– Вы что-то видели? – Денис перебил его.

– Да. Или нет. Не знаю, не уверен. Всё слишком странно, чтобы быть правдой. Знаешь, вот сейчас я готов признать, что это было просто страшным сном.

– Что именно вы видели? – продолжал допытываться Денис. Неужели это то же, с чем столкнулся и я, пронеслось у него в голове. Но ведь это значит, что страшная тень тем весенним утром ему не померещилась!

– Какого-то зверя. Оскал. Ужас. Тьму. Мне трудно об этом говорить, потому что всё было так зыбко, невероятно и пугающе. Я попытался это нарисовать, но не смог, – Захар был в отчаянии, – Он действительно напугал меня так, как ничто и никогда раньше. Когда вы уехали, нет, точнее, когда он уехал, мне стало намного легче. Может, ты объяснишь, что это было?

– Я ведь не рассказал вам, как мы познакомились. Это было ранним утром в парке, я побежал за ним, чтобы узнать больше о татуировке. Он напал на меня, и я тоже почувствовал то, о чём вы говорите. Угрозу, страх, свою беспомощность, – Денис тщательно подбирал слова, но был уверен, что они не выразят и сотой доли того, что он пережил в тот день.

– Это потом прошло? Раз ты теперь с ним общаешься… Он сказал, что этот страх остаётся навсегда. Как клеймо, – голос старика дрогнул.

– Он мне ничего об этом не говорил. Но я его больше не боюсь. Не знаю, почему.

– Он единственный человек за эти годы, который так по-доброму отнёсся ко мне. Я успел к нему привязаться почти как к сыну. Хотел ему помочь, и вот что вышло…

Денис не знал, что на это ответить, но решил подбодрить Захара:

– Ничего, со временем всё наладится. Надо просто подождать. Ведь если даже я преодолел свой страх, то и вам это удастся.

– Будь добр, держи меня в курсе, хорошо? Я за него беспокоюсь.

– Да, постараюсь.

– Если хочешь, можешь приезжать в любое время. Водитель маршрутки знает меня, остановится, где нужно. Позвони – и я встречу тебя на трассе.

– Спасибо! – Денис искренне поблагодарил старика, – Я постараюсь к вам выбраться на следующей неделе.

***

Алек вновь оказался заперт в четырех стенах, он задыхался в этой квартире. Ему хотелось уйти, но было некуда и не к кому. Захлопнув дверь, он уронил рюкзак на пол и бессильно опустился рядом. Долго сидел в полутёмном тесном коридоре, пытаясь унять боль – он потерял ещё одного человека, который мог бы стать ему другом. Или уже стал им. Он медленно вытащил из кармана сложенные листки с рисунками Захара и стал их пересматривать. В полумраке карандашные наброски словно ожили, и Алек внимательно вглядывался в них, пытаясь понять то существо, которое жило в нём. Он никогда не видел Охотника воочию – в детстве пытался поймать его отражение, но безуспешно. Тот искусно избегал случайных взглядов в зеркало и не оставлял никаких следов на фотоплёнке. Алек хотел увидеть себя со стороны, ощутить то же, что и другие, надеясь понять, как это действует, и, может, тогда ему удастся подсказать своим жертвам, как избавиться от метки, которую сам же и нанёс.

Он поднялся, направился в комнату и развесил рисунки на стене над своей кроватью – как память о друге. И как урок себе самому. Да, каждый раз, когда он будет на них смотреть, сердце будет сжиматься от боли, но это будет хорошим наказанием. Алек опустился на пол напротив стены и надолго замер. Ему нужно было пережить еще одну потерю.

***

Спустя две недели позвонил Денис:

– Привет. Захар в больнице, кажется, дело серьёзное. Он просил тебя зайти. Хочет что-то отдать.

– Ты был у него? – голос Алека прозвучал глухо, его сердце сжалось от тревоги.

– Да, навещаю через день. Сказали, у него воспаление легких, но потом начались осложнения.

– Хорошо, я сегодня же схожу к нему, – Алек сразу нажал на отбой, чтобы Денис не услышал его судорожный вдох. Эта ситуация была знакома ему слишком хорошо, и не предвещала ничего хорошего.

Алек не выносил больницы, особенно их запах. Скудно освещённые коридоры вызывали к жизни тяжёлые воспоминания, встречи с которыми он старательно избегал много лет. Любая мелочь могла отбросить его в прошлое – тихий стон, доносящийся из палаты, скрип двери, кушетка, застеленная белой простыней, даже деловитость медсестёр. Но ради Захара он пересилил себя и вновь оказался в этой гнетущей атмосфере. Перед тем, как войти, он невольно задержал дыхание. Потянулся к ручке двери, замер, потом решительно шагнул внутрь. Денис, как и обещал, ждал его у входа в отделение.

– Я пока не заходил к нему, решил, что пойдём вместе, – он уверенно направился к палате, где лежал старик.

Алек едва за ним поспевал – удивительно, но их роли поменялись, теперь он был ведомым, а Денис находился на хорошо знакомой территории.

– Его навещали дети и внуки, Захар познакомил нас, хорошие люди. Все было неплохо, пока не начались осложнения. Он совсем ослабел, попав сюда. Ему очень не хватает леса…

Алек кивнул. Он прекрасно понимал старика.

Денис остановился у двери в конце коридора и, опустив глаза, совсем тихо проговорил:

– Там их трое. Ты, главное, не пугайся, когда его увидишь. Он сильно похудел за это время, почти ничего не ест.

Алек молча вошел за ним. Палата была маленькая, на четыре кровати, одна пустовала. На двух других расположились мужчины – одному под пятьдесят, другой чуть помоложе. Захар лежал у двери, бледный, хрупкий, поседевший; капельница отмеряла жидкость из пакетов, висевших над ним; на тумбочке в беспорядке валялись карандаши и маленький блокнот для набросков. Старик слабо улыбнулся:

– Вот видишь, что с людьми делают больничные условия. Я рад, что ты пришёл.

Алек осторожно присел на пустую кровать. Он не знал, что говорить, все слова, которые приходили на ум, казались неподходящими. Всё же он сумел выдавить из себя приветствие.

– Ребята, не оставите нас одних ненадолго? – когда мужчины и Денис вышли, Захар вновь заговорил, – Я знаю, ты можешь винить себя в том, что произошло, но это не так. Я давно чувствовал, что со мной что-то неладно. Слабость, усталость, головные боли, бессонница, но думал, это просто старость. Меня скоро переведут в другое отделение, и мы не сможем больше видеться. Они лгут, что всё будет хорошо, что лечение поможет, но я уже слишком стар и слаб. Да и пожил достаточно. Дети убеждают бороться до конца, ради них я готов пойти на это, но не вижу смысла. Нет, даже не пытайся возражать – это ведь мой организм, и я прекрасно знаю его возможности и потребности, как-никак, знакомы с ним больше семидесяти лет. А эти молодые врачи… Им не понять. У всякой вещи есть свой срок службы, и у человеческого тела тоже. Но позвал я тебя не за тем, чтобы жаловаться на судьбу, у меня просьба – съезди ко мне домой, привези серую папку, она на этажерке, на средней полке, над книгами, которые ты мне привёз в последний раз, и краски там же. Я хочу кое-что закончить, пока есть время. Ты понял?

Алеку сжало горло, и он смог только кивнуть.

– В нижнем ящике стола под бумагами спрятан блокнот, ты его уже видел. Привези и его. Не переживай так, – старик заметил, как боль исказила лицо Алека, – Я уже ничего не боюсь. И тебя в том числе, – Захар улыбнулся, в его глазах на мгновение зажглись прежние озорные искорки, – Передай своему зверю мои слова. Или он слышит то же, что и ты? Сможешь выполнить мою просьбу в ближайшее время? У меня дней пять, не больше.

– Да, конечно. Поеду сегодня же.

– Хорошо, только не гони. Будь осторожен! Не хватало ещё, чтобы ты из-за меня попал в аварию. А теперь иди, не теряй времени, – Захар махнул в сторону выхода.

Алек встал, осторожно пожал ему руку – кожа на кисти старика была сухая и тонкая, бледная почти до прозрачности, под ней извивались синеватые вены; пальцы казались слишком хрупкими; на мгновение он ощутил сильный жар, исходивший от них.

Денис ждал за дверью:

– Я побуду с ним ещё немного. Он о чём-то просил?

– Да, – Алек прислонился к стене, воспоминания душили его, он снова чувствовал дыхание своих преследователей.

– Ты в порядке? – Денис взглянул на него с беспокойством.

– Просто не люблю больницы, – Алек упрямо мотнул головой, – Ладно, мне пора, завтра приду снова. Ты будешь?

– Да, заскочу после учёбы.

– Хорошо, тогда встретимся.

Алек с облегчением выбрался на улицу. Сел в первый же автобус, который шёл в его сторону, дома быстро собрал рюкзак и сбежал вниз по лестнице, к гаражу. Выкатил мотоцикл, завёл и стремительно унёсся прочь. Сразу выехал на трассу, чтобы избежать пробок, но и тут движение было интенсивным – час пик, все спешили по домам. Алек осознавал, что у него нет повода торопиться, он мог тронуться в путь и позже, и спокойно пересечь город по опустевшим улицам, но не мог сидеть и ждать, пока наступит ночь. И сбросить скорость тоже не мог – слова Захара не шли у него из головы, гнали вперед, подстёгивали, торопили, не давая ему возможности расслабиться.

В каком-то лихорадочном состоянии он добрался до съезда на лесную дорогу – и лишь там немного пришел в себя. Остановился на пару минут, успокоился, унял дрожь в руках, потом осторожно съехал с трассы и направился к озеру. За две недели, что он не был здесь, дорогу изрядно размыло дождями, Алек с трудом удерживал мотоцикл на скользком грунте. От озера он пошёл пешком. Тропинка вилась среди сосен, в верхушках деревьев тревожно гудел ветер, а беспросветное небо вновь обещало пролиться дождём. Домик старика затаился в темноте, осиротевший, пустой, заброшенный. Алек нашарил ключ в тайнике, отпер дверь и вошёл. Включил свет – всё оставалось таким же, как прежде, но без хозяина комнаты казались мёртвыми; крикни – и отзовётся только эхо; вещи хоть и лежали на своих местах, но к ним давно никто не прикасался; старые часы на стене умолкли; не было слышно ни уютного бурчания радио на кухне, ни шелеста книжных страниц, ни треска огня в печи. Алек сбросил рюкзак на пол – он решил здесь переночевать, а в город вернуться рано утром. Прошёл на кухню, растопил печь, приготовил ужин, поел, убрал за собой и лишь после этого приступил к поискам папки и блокнота. Этажерка буквально ломилась от книг, бумаг и памятных мелочей. Алек нашёл нужную папку и, не открывая, сразу положил в рюкзак. Краски и кисти были на этой же полке – на всякий случай он взял все. Потом заглянул в ящик стола – там царил точно такой же хаос, Алек начал было перебирать бумаги и складывать в аккуратную стопку на столе, но понял, что это безнадёжно и просто вывалил всё содержимое на диван. Блокнот нашёлся на самом дне. Он пролистал его – вначале шли изображения незнакомцев, но потом его взгляд неожиданно упёрся в собственное лицо. Алек опустился на пол и долго вглядывался в свой портрет, пытаясь понять, когда он был нарисован. Перелистнул страницу и с не меньшим удивлением обнаружил портрет Дениса. Он бережно положил блокнот в карман рюкзака и долго сидел, всматриваясь в картины, рисунки и фотографии, висевшие на стенах, словно пытаясь запомнить их. Потом встал, подошёл к часам и завёл их; на кухне включил радио; зажёг свет в опочивальне Захара; перемешал угли в печке, чтобы быстрее прогорали; ему хотелось верить, что эти нехитрые уловки создадут хотя бы видимость присутствия старика. Может, там, в больнице, он почувствует, что дом его ждёт; ждут книги, часы, картины и наброски; карандаши и кисти в старой жестяной банке; все те мелочи, которые громоздились на полках, и с которыми наверняка было связано немало воспоминаний; старая посуда за мутным стеклом буфета; строгие лики, взиравшие с чёрно-белых фотографий; уютно урчащий холодильник… Может, их сила перетянет Захара на сторону жизни, придаст ему сил, подарит хотя бы несколько лет. Алек не знал, что ещё предпринять, он всегда остро ощущал своё бессилие в таких ситуациях. Он собрал бумаги и положил обратно в ящик, задвинул его на место. Выключил свет везде, кроме лампы над столом старика, а сам устроился на диване, укрывшись стареньким пледом, от которого приятно пахло сеном. Поворочался какое-то время, пытаясь уснуть, но поняв, что это ему не удастся, встал, подошёл к этажерке и наугад вытащил книгу. Устроился за столом, начал было читать, но не мог сосредоточиться на тексте. Слова разбегались, теряя смысл перед тем, что случилось в этот день. Алек почувствовал, что горло снова судорожно сжимается, а глазам становится горячо; он вспомнил бесконечные недели, проведённые в больнице; тяжёлые, изматывающие, полные ложных надежд и обмана. Сейчас он был готов подарить старику сколько угодно лет своей жизни – если бы такая сделка была возможна, он бы заключил её, не раздумывая. Буквы расплывались, он вытер глаза и, чтобы отвлечься, попытался вновь углубиться в чтение. В доме было тихо, радио умолкло, только часы равнодушно отсчитывали секунды, их равномерное тиканье становилось всё более оглушительным и назойливым – Алек пожалел, что завёл их.