banner banner banner
Девятая печать
Девятая печать
Оценить:
 Рейтинг: 0

Девятая печать


– Ах ты ж, дрянь, любимый фужер магиссы Афины чуть не разбила!

– Нэйта!

– Нэйта!

– Нэйта…

И так уже который день. У господ гостили несколько магов. Знамо зачем явились, искали себе учеников из непроявленных. Кто только не пытался своего дитятю в те ученики протолкнуть. Пусть и нелёгкая доля у ученика мага, но ведь зато потом ученик сам магом становился. Магом и господином. И надо-то было всего только выучиться. Да судомойке-то что до тех поисков, её родители самые обычные: отец садовником всю жизнь прослужил, а мама при прачечных. Нэйта, конечно, интересовалась ещё в детстве, не было ли в её предках изменённых*, как без этого, но мама тогда резко оборвала её, даже отругала, и сказала, что магов в их роду отродясь не было. Самые обычные люди, предкам которых в своё время повезло не заболеть. Но это ж как посмотреть, тогда повезло: не заболели и выжили, а сейчас чтО те простые люди? Да почти ничто и есть, мало господа маги с ними считаются, за второй сорт держат, ещё и благодарить нужно, что не за скот.

– – –

– Изменённые* – люди, заразившиеся во время Последней Эпидемии и получившие при заражении явные или латентные способности к магии.

– – –

Вот же наваждение, гостей всего несколько, а все службы загоняли так, как будто в поместье приехал весь магораторский* двор разом. И кухонным работникам доставалось едва ли не больше всех. Этот предпочитает только грудки перепёлок, эта – вообще ничего животного происхождения, даже мёд, в рот не берёт. А тому с раннего утра тёплое козье молоко подайте, и непременно от белой козы-первородки. Пойди пойми этих магов, говорят, это не они так чудят, а того их магия требует. А кухонные что, кухонные вертятся сутки напролёт, никому неохота под гнев господ-магов попасть. А ну как в ту самую белую козу и превратят? Первородку.

– – –

– Магоратор* – верховный владыка Единого Магора. Занимает должность по праву сильнейшего среди магов.

– – –

И всё же судомойкой быть куда лучше, чем горничной при господских комнатах или же подавальщицей, пусть тех и одевают богаче, и платят им много больше. И пример тому – Жизелька – справная грудастая деваха, тоже служившая при кухне. Не то, чтобы близкая подруга Нэйты, но жили-то они в одной комнате, а значит, и секретами своими маленьким делились, как без этого. Только секретов-то тех у кухонных работниц. С конюхом целовалась? Ото ж секрет так секрет. Правда, у Нэйты и такого не было.

Приспособили хозяева Жизельку на время приёма гостей подносить им всякие разности-вкусности, чего тем в неурочное время понадобится с кухни, а девка и рада. Как же, платье новое выдали, волосы велели красиво уложить, даже перчатки сказано было носить, это чтоб её сбитые руки с вечными порезами да ломаными ногтями, значит, видно не было. И что? В первый же вечер, вернее, уже ночь вернулась та Жизелька в комнату ещё позже Нэйты, еле добрела до кровати, упала на неё и проплакала всю ночь. Утром, дура, в окно сигануть хотела. Дура, как есть, этаж-то всего второй, убиться бы не убилась, только бы покалечилась, а кому она, увечная, нужна бы была? То-то и оно.

– Нэйта, миленькая, пойди сегодня ты к этому любителю козлиного молока, а? – жалобно всхлипывала Жизелька, стоя в мойке рядом с подругой, яростно скребущей огромную чугунную сковороду.

– Скажешь тоже, Жиз. Кто ж меня в хозяйские покои пустит? И в чём? Мне ж утягивай-не утягивай твоё платье, а всё одно, в грудях свободно будет. И подложить ничего не получится, вон оно какое открытое, – Нэйта осторожно махнула щёткой в сторону богатого декольте собеседницы, отделанного легкомысленным кружевом.

– Это да, – Жизель гордо провела пальчиком в белоснежной перчатке по своему выпирающему богатству, – красотой меня боги щедро одарили.

Щедро-то оно, конечно, щедро. Но нужна ли была бы Нэйте та красота, если бы её в первый же вечер какой-то… нет, плохими словами магов даже мысленно нельзя называть, говорят, некоторые из них и мысли читать умеют. Хотя, как лакеи болтали, этот, который по козлиному молоку, из последователей Основателя Риуза-артефактора. Но кто его знает, лучше уж о посуде думать, ещё только утро, а той посуды вон уже сколько.

– Жизелька! Что б тебя, оглашенную, – раздался громогласный крик шеф-повара. – Где тебя, шалаву, носит?! Неси магиссе Лизавете её салат-манже!

– Началось, – Жизель притворно вздохнула и подняла глаза к потолку. – Ладно, побежала я, а то когда шеф гневается, он же страшнее любого мага будет. Маг что, превратит в козу, да и бегай себе по лужайке, ничего не делай, а этот же и к сковородкам, – она небрежно кивнула на посудину, которую ожесточённо тёрла Нэйта, – вернуть может.

Ну да, что уж может быть хуже, чем отмывать сковородки? Пастись рядом с козлами? Это кому как.

Ночью соседка по комнате не явилась вовсе. Жива ли она? Или всё же, превратили в козу? В голову лезли совсем уж глупые мысли. А будет ли у козы молоко, если она ещё совсем недавно была девушкой? Нет, наверное, ведь не рожала же. Значит, нет смысла превращать её в козу, молока-то она не даст. Да к тому же, Жизелька – тёмная шатенка. Белой козы из неё никак не получится. С этой успокаивающей мыслью Нэйта и уснула.

Утром от вчерашней трагедии Жизельки не осталось и следа. Она порхала по кухне, весело щебетала о том, что господа маги очень хорошо платят женщинам, если те родят им одарённого ребёнка, и постоянно поправляла аметистовый кулон, загадочно мерцающий меж её шикарных грудей. Правду говорила старая баба Нюра: счастлив не тот, у кого всё есть, а тот, кто довольствуется тем, что у него есть. Это конечно, родить одарённого ребёнка счастье для любой матери. И сам ребёнок в люди бы вышел, и матери, опять же, доход, а то и забрал бы её к себе, когда вырос да обучился бы, и такое бывало. Но могла бы так Нэйта? Чтобы от совсем уж незнакомого? Бр-рр, о чём только думает! Ей и со знакомцами-то такая непотребщина совсем не надобна. Скорее бы уж уехали эти маги. И работы бы кухонным меньше стало, и вообще. Да кто ж судомойку спрашивать будет, стой себе молчком над ванной, да натирай свои бачки да сковородки.

Заканчивался ещё один заполошный день. Смолкло шкворчание и бульканье на кухне, поутихла ругань шефа, домывалась последняя посуда. Совсем скоро можно будет разогнуть уставшую спину, выпить свой стакан молока – самого обычного, коровьего, и отправляться спать. Сбегать бы ещё к родителям, жившим в избушке в дальнем уголке господского сада, папа всегда припасал для дочери что-нибудь вкусненькое – ягоды или яблоко какое, но Нэйта так устала, буквально, ни ног, ни рук не чует.

– Нэйта, ты уже закончила? – что-то голос у шефа излишне ласковый, а это, как всем кухонным хорошо известно, не к добру.

– Нет, мосье де Труа, – шеф-повар – узкоглазый кучерявый блондин – уверял, что его предки были из древних французов, и требовал, чтобы к нему обращались только так, – ещё ваш любимый сотейник остался.

– А, ну если мой любимый, то я сам помою, а ты отнеси в лиловые покои вон тот поднос, – небрежно сообщил де Труа.

– Я? – Нэйта для верности ткнула в свою грудь посудной щёткой, словно невзначай плеснув под клеёнчатый фартук ошмётками мыльной пены. Самой неприятно, но не отправят же такую замарашку к господам-магам.

Шеф поморщился.

– Ох, Нэйта, опять прикидываешься дурнее, чем ты есть. Ты, конечно. Видишь же, других никого нет. Что тут такого. Да и господин лорд-маг из лиловой гостиной, как говорят, рук почём зря не распускает. Отнесёшь ему перекусить, да и пойдёшь к себе. Или ты, как Жизелька, шанса ждёшь? – мосье де Труа нахмурился.

Ну да, рук не распускает. А ещё про лорда из лиловых покоев говорят, что он самый настоящий некромант, и ему убить человека ничего не стоит. Убить и пустить на опыты. Читала Нэйта как-то одну книжонку, которая так и называлась «Некромант и его девственницы». Ох, и страсти ж там творились, в той книжке. Но нужно отвечать, а то мосье де Труа уже хмурится.

– Нет-нет, куда уж мне, – Нэйта сжалась и шмыгнула носом, понадеявшись, что так она выглядит младше и неказистее. – А может, я быстро сбегаю к нам в комнату и скажу Жиз, что требуются её услуги? Я даже не знаю, где те покои находятся.

– Сама-то веришь, что Жизелька в своей комнате? Нет уж, давай, быстро надевай чистое, да беги, пока господин лорд-маг не осерчал, а я так уж и быть, провожу тебя, чтобы не заблудилась, – к концу речи добродушные нотки совсем исчезли из голоса мосье, с таким уже не поспоришь, мог и мешалкой пониже спины приложить, а мог так завалить работой, что свет белый не мил станет.

Пришлось менять свои белые рабочие брюки и рубашку с коротким рукавом на почти такую же блузку и юбку. Легкомысленный фартук и небольшой кружевной чепчик-наколку мосье де Труа водрузил на неё сам, пригладив непослушные пряди и проворчав, что некогда менять причёску. Нэйте очень хотелось надеть и красивые белоснежные перчатки, которыми так гордилась подруга, но подумав, решила, что лучше уж без них, пусть господин лорд-маг сразу увидит, что к нему пришла совсем непривлекательная служанка из самых низших, и она совсем не заслуживает его высочайшего некромантского внимания.

Шеф лично дотащил поднос до коридора, ведущего в гостевые комнаты и, вручив ношу Нэйте, для острастки погрозил ей пальцем, мотнув чисто выбритым подбородком в сторону лиловых покоев.

– Бегом! Я тебя здесь подожду, – успокоил он.

Надо же, какой заботливый, только что от той заботы толку, к господину некроманту-то ей одной заходить. Да и даже если накинется на неё страшный лорд-маг, не бросится же мосье де Труа её спасать. Своя шкура, она много дороже чужой, тут и спорить никто не будет.

В коридоре была тишина. Оно и понятно, кому же здесь шуметь в столь поздний час, хотя, тут и днём нет того шума-гама, что стоит на кухне. Страшно-то как. А ну как господин маг-некромант как раз сейчас свои ритуалы проводит? Нэйта поставила поднос на столик, стоящий специально для таких целей, и осторожно постучала в дверь лиловых покоев. Тишина. Хорошо-то как, можно сказать, что лорда-мага нет, или он уже лёг спать. К сожалению, мосье де Труа и это предусмотрел, он зашипел что-то злобное со своего конца коридора и замаячил рукой, мол, открывай и заходи. Ладно, может, и хорошо, что не отвечает. Нэйта быстро занесёт поднос, поставит его в гостиной и так же быстро удалится.

В комнате было тихо. Это хорошо. Но вот то, что здесь было к тому же темно, это плохо. Ничего же страшного не случится, если Нэйта зажжёт один из светильников? Привычно щёлкнули пальцы. Яркий свет озарил гостиную. Рассматривать убранство некогда. Нужно быстро поставить поднос на стол и уходить.

И ведь почти всё получилось, она уже коснулась дверной ручки и размышляла, прилично ли будет простой судомойке бегать по господским коридорам, как услышала за спиной холодный приказ:

– Стой!

– Я? – пожалуй, самое время включить самую дурную дурочку из всех.

– Ты видишь здесь кого-то ещё? – раздался всё тот же жуткий голос.

Честно признаться, Нэйта и хозяина этого голоса не видела, но, пожалуй, сейчас не время и не место для остроумия, потому она лишь быстро-быстро замотала головой, так и не поворачиваясь лицом к внушающему ужас собеседнику.

– Кто это сделал? – меж тем спросили за спиной.

– Яства для господ лордов-магов готовит лично мосье де Труа, – пискнула Нэйта, всё ещё отчаянно цепляясь за ручку входной двери.

– Я спрашиваю не про еду. Кто зажёг свет в гостиной? Повернись.

Придётся поворачиваться к магу лицом. Как жаль, что у неё нет насморка, как у вечно швыркающего носом сына чистильщицы овощей Прасковьи. Так бы пустила пузыри для наглядности, господин маг её тут же и выгнал бы, как делают повара, отгоняя шустрого сопливого мальчишку от котлов и сковородок. Разве что рот немного скривить, пусть господин лорд-маг думает, что она слегка того. А ещё руки обязательно показать, в кои-то веки можно порадоваться, что они такие неказистые: набрякшие от постоянного пребывания в горячей мыльной воде и с короткими ногтями.

Ни руки, ни кривой рот впечатления на господина мага не произвели. Кажется, он их вообще не заметил. А вот сам девушку впечатлил, ещё как. Ведь одет он был только в одно полотенце. По светлой коже ещё сбегали капельки воды. Похоже, выскочил прямо из душа. Мог бы и домыться. Нечего было ради неё такое важное дело прерывать.

– Кто зажёг свет? – переспросил он, требовательно глядя в глаза служанки, ничуть не стесняясь своего вида.