Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности
Повзрослев, дети Гуччио приобщились к семейному делу – за исключением Уго, который не проявлял к нему интереса. Альдо проявил выдающееся торговое чутье, а Васко, которого прозвали Succube, то есть Подчиненный, взял на себя производство, хотя сам он по большей части предпочитал охотиться на просторах Тосканы. Гримальда, по прозвищу Pettegola – Сплетница, – стояла за прилавком в магазине вместе с молодой ассистенткой, которую нанял Гуччио. Родольфо был слишком юн для работы: став постарше, он счел себя выше этого и последовал за своей мечтой – кинематографом.
Гуччио растил детей в строгости: они обращались к нему на «вы», а не на «ты». За столом он требовал хороших манер и салфеткой, как кнутом, погонял тех, кто отступал от правил этикета. Когда семейство выезжало на выходные в загородный дом возле Сан-Кашано, по воскресеньям Гуччио запрягал деревянную двухколесную повозку, погружал в нее Аиду и детей и выдвигался вместе с ними через поля на утреннее богослужение.
– Это была сильная личность, требующая к себе уважения и сдержанности, – говорил один из его внуков, Роберто Гуччи.
Гуччио был запаслив: прошутто для него всегда нарезали самыми тонкими ломтиками, чтобы надолго хватило. Свои ценности он передал и детям: по семейной легенде, Альдо доливал в бутылки с минеральной водой воды из-под крана. Но и у Гуччио были свои удовольствия: одним из них была сытная тосканская кухня, которую Аида подавала для всей семьи на большой стол. Может быть, дело в бедной юности, но в зрелом возрасте Гуччио позволял себе полакомиться, так что и он, и Аида со временем располнели на ее аппетитной домашней еде.
– Я навсегда запомнил его с гаванской сигарой и бесконечной золотой цепочкой от часов вокруг пояса, – рассказывал Роберто.
Гуччио старался одинаково обращаться с Уго и своими родными детьми, но мальчик явно не хотел походить на отца, сестру и братьев. За крупное телосложение и грубые манеры братья прозвали его Prepotente – Задира. Когда Уго дал понять, что ему неинтересно помогать семье с магазином, Гуччио нашел ему должность у одного богатого клиента, успешного землевладельца барона Леви. Леви нанял Уго помощником управляющего на одну из своих ферм на окраине Флоренции. Для крепкого молодого человека этот путь казался идеальным. Вскоре Уго, уже женатый, начал хвастаться своим достатком. Гуччи, который все еще стремился рассчитаться по давним долгам, попросил у сына взаймы. Уго, который сам был не в лучшем положении, – он много тратил на свою расточительную подружку, за которой тайком ухаживал, – постыдился признаться отцу, что денег у него нет, и все равно пообещал дать ему в долг. Гуччио тем временем уже договорился с банком, которому был должен. Расплатившись по счетам, он пообещал, что вернет Уго деньги с процентами. Не знал он о том, что Уго, который не решился сказать отцу, что преувеличил свой достаток, украл 70 тысяч лир (значительная сумма по тем временам) из кассового ящика барона Леви. Он отдал отцу 30 тысяч лир, как тот и просил, а с остальным сбежал на три недели вместе с подружкой-танцовщицей, служившей на подтанцовке в местном театрике.
Барон Леви сообщил Гуччио, что всерьез подозревает Уго в краже, чем убил всю радость от выплаты старого долга. Гуччио поверить не мог, что его сын опустился до воровства, но факты не оставляли никаких сомнений. Он согласился возмещать барону ущерб по 10 тысяч лир в месяц.
Это был не единственный раз, когда Уго создавал родителям проблемы. В 1919 году молодой Бенито Муссолини основал «Итальянский союз борьбы», предшественник его партии; к 1922 году, когда Муссолини уже избрали в парламент, Национальная фашистская партия привлекла уже 320 тысяч последователей по всей Италии, в том числе чиновников, промышленников и журналистов. В нее вступил и Уго – может быть, бунтуя против отца – и стал ее местным представителем. Он злоупотреблял властью, чтобы давить на барона и других жителей местности, где когда-то работал, в любой момент вваливаясь с компанией пьяных товарищей, требуя еды и выпивки.
Гуччио тем временем едва сводил концы с концами. В 1924 году, на третий год работы магазина, часть поставщиков, которые поначалу поставляли товар в кредит, начали требовать оплаты. При этом не все клиенты Гуччио выплачивали долги, поэтому молодой торговец не мог позволить себе даже оплатить счета. Однажды вечером, собравшись с семьей и доверенными сотрудниками за закрытыми дверьми, Гуччио со слезами сообщил своему небольшому собранию, что вынужден будет закрыть магазин.
– Если не произойдет чуда, – сказал он, – мы не протянем и дня.
Всегда сильный и уверенный, Гуччио выглядел как «приговоренный к смертной казни», вспоминает жених Гримальды Джованни Витали. Он был местным земельным инспектором и хорошо знал семью: они с Уго вместе учились в школе, а с Альдо – в Римском католическом училище Кастелетти.
Витали работал на строительный бизнес своего отца и имел небольшие накопления на совместное будущее с Гримальдой. Он предложил выручить Гуччио. Тот скромно принял деньги в долг, от души поблагодарив будущего зятя за спасение их маленького предприятия. В течение нескольких месяцев он полностью вернул Джованни всю сумму долга. Когда дело пошло в гору, Гуччио расширил мастерскую и предложил своим работникам производить собственный товар на продажу. Он нашел умелых мастеров и собрал превосходную команду кожевенников – больше художников, чем ремесленников. Эти работники делали первоклассные сумки из тонкой лайки и настоящей замши, чехлы для телескопов со вставками для прочности по бокам, а также чемоданы, вдохновленные сумками «Глэдстоун», которые Гуччио запомнил на работе в Савое. В числе других товаров были кожаные ремешки для переноски пледов, коробки для обуви и ящики для белья: в те времена богатые туристы путешествовали со своим постельным бельем.
Дела шли так хорошо, что в 1923 году Гуччио открыл еще один магазин на Виа дель Парионе, а еще за несколько лет увеличил помещение на Виа делла Винья Нуова. За историю компании эта точка продаж переезжала несколько раз, под конец побывав в домах 47–49, где сейчас находятся бутики «Валентино» и «Армани».
Альдо вступил в семейное дело в 1925 году, в двадцать лет: он на тележке развозил товар покупателям в местные гостиницы, а также занимался несложными задачами в магазине – например, наводил порядок, иногда помогал с продажами и раскладывал товар на витринах.
С самого начала было ясно: Альдо любит совмещать приятное с полезным. Он не только научился быть хорошим продавцом, но и умело флиртовал с молодыми покупательницами. Стройный и симпатичный молодой человек с голубыми глазами, точеными чертами лица и широкой дружелюбной улыбкой мгновенно привлекал барышень, ступавших на порог магазина. Гуччио нравилось, как очарование Альдо влияет на бизнес, и он закрывал глаза на любовные похождения сына. Но затем одна из самых уважаемых клиенток, принцесса в изгнании Ирина Греческая и Датская, явилась в магазин и вызвала владельца на личный разговор. Гуччио тут же пригласил ее в свой кабинет.
– Ваш сын завел роман с моей служанкой! – упрекнула принцесса. – Этому нужно положить конец, или мне придется отправить ее домой: я за нее в ответе.
Гуччио не нравилась идея указывать Альдо, с какими девушками общаться, но обижать такую важную клиентку он не захотел, поэтому позвал сына в кабинет и потребовал объясниться.
Альдо впервые встретил Олвен Прайс, англичанку из провинции с рыжими волосами и ясными глазами, на приеме в британском посольстве во Флоренции. К тому же Олвен не раз бывала в магазине по поручениям хозяйки. Она родилась в семье плотника и училась на портниху и на возможность отправиться в другую страну работать служанкой с радостью согласилась. Альдо очаровали ее скромность и стеснительность, простота и мелодичный английский акцент. Он убедил девушку встретиться с ним наедине и скоро выяснил, что за тихим обликом скрывался смелый нрав. Молодые люди вскоре сошлись, проводя время за городом в любовных развлечениях. Альдо быстро понял, что отношения с Олвен – не мимолетный флирт, а нечто большее. Когда Гуччио и принцесса вызвали его на разговор, он поразил их обоих, объявив, что они с Олвен решили пожениться.
– Отныне Олвен не будет вашей заботой, – вежливо сообщил он принцессе. – Она моя, и заботиться о ней предстоит мне.
О том, что девушка была уже беременна, он умолчал.
Альдо привел Олвен в дом, поручив заботам своей старшей сестры Гримальды, и продолжил встречаться с ней лишь на тайных свиданиях за городом. Затем он отправился с невестой в Англию, знакомиться с семьей. Они обвенчались 22 августа 1927 года в маленькой церквушке в английской деревне Озуэстри, что недалеко от Уэст-Фелтона при Шрусбери, родного городка Олвен. Альдо было двадцать два, Олвен – девятнадцать. Их старший сын Джорджо, которого Альдо всегда звал il figlio del amore, плодом любви, родился в 1928 году. Затем были еще два мальчика: Паоло в 1931 году и Роберто в 1932-м. Однако браку не суждено было сложиться счастливо. И Альдо, и Олвен развлекались любовными похождениями, однако семейная жизнь во Флоренции все изменила. Во-первых, им пришлось жить с Гуччио и Аидой, а это значило, что Олвен пришлось уживаться с итальянским семейным укладом и подчиняться строгому авторитету свекра. Все они жили в доме старшего Гуччи на Пьяцца Верцайя, рядом с каменными воротами Сан-Фредиано, которые когда-то служили входом в окруженный стеной город. Затем пара переехала в собственный дом на Виа Джованни Прати, на окраине Флоренции, и на время напряженность пропала из отношений. Олвен полностью посвятила себя троим сыновьям, Альдо же все больше и больше увлекался семейным делом. Олвен так и не освоила итальянский как следует, а еще была болезненно застенчива, и ей было тяжело заводить друзей. Когда муж стал расширять горизонты в деловых контактах, в ней начала копиться жгучая обида и ревность.
– Альдо любил жизнь, а жена отбивала у него интерес ко всему, чем он хотел заниматься, – вспоминала Гримальда, старшая сестра Альдо. – Она никуда не хотела с ним ходить, вечно отговариваясь тем, что нужно было сидеть с детьми. Он вовсе не этого ожидал от брака.
Родольфо, младший сын Гуччио и Аиды, не проявлял интереса к семейному бизнесу, даже когда его братья и сестры уже помогали с работой в магазине на Виа делла Винья Нуова. Родольфо мечтал о другом. Его манила карьера киноактера.
– Я не создан стоять за прилавком, – возражал Родольфо, которого в семье называли Фоффо, своему отцу. Тот только качал головой. – Я хочу сниматься в кино.
Гуччио понятия не имел, откуда у его младшего сына такие мысли, и пытался разубедить его. В 1929 году, когда Родольфо было семнадцать, отец отправил его в Рим с посылкой для важного клиента. Итальянский режиссер Марио Камерини заметил красивого юношу в вестибюле римского «Отеля Плаза» и пригласил на прослушивание. Вскоре в дом Гуччи во Флоренции прислали телеграмму: Родольфо приглашали в студию. Гуччио эта телеграмма привела в ярость.
– Ты с ума сошел! – обрушился он на сына. – Мир кино – это сборище ненормальных! Может быть, тебе и повезет и у тебя будет минута славы – но что потом, когда тебя вдруг забудут и ты навсегда лишишься работы?
Но Гуччио понял, что его сын настроен решительно, и позволил ему отправиться в Рим на кинопробы. Пробы оказались успешными. Родольфо тогда носил короткие штаны, как было принято у мальчиков в те годы, поэтому для такого случая одолжил длинные брюки у своего брата Альдо. Съемочной группе Родольфо приглянулся, и ему дали роль в фильме «Рельсы»[7] – одном из шедевров раннего итальянского кино. Это трагическая история о молодых влюбленных, которые решают покончить с собой в дешевой гостинице возле железнодорожных путей. Чувствительное и выразительное лицо Родольфо идеально подходило для стилизованного кино той эпохи. После «Рельсов» молодой человек прославился комическими ролями: его уморительные гримасы и ужимки напоминали зрителю Чарли Чаплина. Снимался он под именем Маурицио Д’Анкора. Ни один из последующих фильмов Родольфо не имел такого успеха, как «Рельсы», хотя он и снялся в фильме «Наконец одни»[8] вместе с молодой итальянской актрисой Анной Маньяни, с которой, по слухам, у него был роман.
На съемках одного из своих ранних фильмов Родольфо встретил энергичную блондинку, которая играла эпизодическую роль. Она была полна жизни и необыкновенно свободна духом по тем временам; это была Алессандра Винклхауссен, снимавшаяся под именем Сандра Равель. Отец Алессандры был немцем и работал на химическом заводе; мать происходила из семьи Ратти из Лугано, что на северном берегу озера Лугано в италоязычной части Швейцарии. Вскоре после того, как Родольфо заметил Алессандру, они оказались вместе в кадре: это был фильм «Вместе в темноте»[9], ранний звуковой фильм о неугомонной молодой актрисе, которая по ошибке попадает не в тот номер в отеле и ложится в одну постель с Родольфо – который в жизни уже был влюблен в нее без памяти. Эта встреча в постели на экране закончилась романом в реальной жизни. Алессандра и Родольфо сыграли красивую свадьбу в Венеции в 1944 году. Всю церемонию снимали на пленку, в том числе моменты, когда молодожены пересекают лагуну на гондоле и когда радостно поднимают бокалы на званом ужине. Когда 26 сентября 1948-го у них родился сын, его назвали Маурицио – в честь псевдонима Родольфо.
В 1935 году, когда Родольфо еще занимался актерской карьерой и даже не думал обратиться к семейному бизнесу, Муссолини напал на Эфиопию. Это событие, хоть и произошло вдали от берегов Италии, всерьез сказалось на делах Гуччи. Лига Наций наложила эмбарго на международную торговлю с Италией, и пятьдесят две страны отказались поставлять итальянцам свои товары. Это лишило Гуччио качественной кожи и других материалов, нужных для производства эксклюзивных сумок и чемоданов. В ужасе, что его небольшое предприятие погибнет, как рухнула много лет назад шляпная мастерская отца, Гуччио, по некоторым свидетельствам, переоборудовал фабрику под производство сапог для итальянской армии, лишь бы не останавливать работу.
Кроме того, Гуччи начал изобретать альтернативы – так же поступили и другие итальянские предприниматели, например, его сосед Сальваторе Феррагамо, который выпустил самые примечательные модели обуви в самые тяжелые годы эмбарго. Феррагамо хватался за любой вариант, находчиво применяя пробковое дерево, рафию и даже целлофан от конфетных оберток для производства обуви. Гуччи нашли всех возможных поставщиков кожи в стране и начали использовать cuoio grasso, кожу жирового дубления, c местного кожевенного завода в Санта-Кроче. Молочных телят, специально выращенных в цветущей долине Валь-ди-Кьяна, откармливали в стойлах, чтобы не повредить шкуру. Затем эти шкуры дубили с внешней стороны и обрабатывали смазочными составами на основе рыбной муки. Так кожи становились мягкими, гладкими и гибкими, любые царапины чудесным образом исчезали с них, стоило только пальцем провести. Со временем Гуччи сделали cuoio grasso[10] своей визитной карточкой. Кроме того, Гуччио начал использовать в производстве другие материалы: рафию, плетеные каркасы и дерево – чтобы свести к минимуму расход кожи. Он делал сумки из ткани c кожаной окантовкой; заказывал специально сплетенную canapa, или пеньку, из Неаполя. Из такой ткани Гуччи создали линейку прочных, легких и узнаваемых саквояжей, которые сразу оказались в числе самых продаваемых товаров компании. Гуччио разработал первый фирменный принт компании, ставший прототипом для знаменитой эмблемы с двойной «G»: мелкие соединенные ромбы, которые печатали темно-коричневым на естественном темном фоне. Такой принт выглядел одинаково с любой стороны ткани. Помимо сумок и саквояжей, на которых основывался бизнес, Гуччио начал производить и другие товары. Он выяснил, что небольшие кожаные аксессуары, такие как ремни и кошельки, приносили неплохой доход, привлекая к магазину внимание тех, кому не нужны были крупные вещи.
В это время Альдо путешествовал по Италии и отчасти по Европе, чтобы изучить возможный интерес к делу семьи. Он заметил положительный отклик в Риме, затем во Франции, Швейцарии и Англии, что убедило его: оставаться только во Флоренции значит ограничивать возможности бизнеса. Если так много людей едут за Гуччи – пускай Гуччи приедет к ним! Он постарался убедить отца открыть магазины в других городах.
Гуччио был категорически против.
– А как же риски? Подумай, какие суммы придется вложить. Где нам взять на это деньги? Сходи в банк и узнай, дадут ли тебе такую сумму!
В ходе семейных споров Гуччио протестовал против всех идей Альдо, но сам за его спиной обращался к банкирам и говорил, что поддерживает план сына.
Наконец Альдо добился своего. 1 сентября 1938 года – всего за год до начала Второй мировой войны – магазин Гуччи открыл двери в Риме, на фешенебельной Виа Кондотти, 21, в историческом здании под названием Палаццо Негри. На тот момент из известных имен на Виа Кондотти были эксклюзивный ювелир Булгари и изготовитель дорогих рубашек Энрико Куччи, чьими услугами пользовались Уинстон Черчилль, Шарль де Голль и правящая семья – Савойский дом[11].
Задолго до своей dolce vita Альдо заметил, что столица Италии – излюбленное место отдыха мировой элиты. Пока отец вздыхал над счетами, Альдо настаивал: нельзя жалеть денег, если есть шанс сделать магазин Гуччи магнитом для богатых и утонченных туристов. Магазин занял два этажа; на входе установили стеклянные двойные двери с ручками из слоновой кости в форме башенки из оливок.
– Эти ручки, – вспоминал третий сын Альдо, Роберто, – были скопированы с дверей магазина на Виа делла Винья Нуова и стали одним из первых символов «Гуччи».
В больших застекленных витринах из красного дерева выставлялись товары «Гуччи»: дамские сумочки и аксессуары на первом этаже, подарки и саквояжи на втором. Пол первого этажа был покрыт роскошным винного цвета линолеумом; ковровая дорожка того же цвета устилала лестницу и коридор, ведущий в торговый зал второго этажа. Альдо переехал в Рим с Олвен и детьми, снял квартиру на третьем и четвертом этажах здания прямо над магазином. Сначала Олвен забрала детей домой в Англию, но решила вернуться в Италию с началом войны. Союзные державы считали Рим открытым городом[12] и поначалу не бомбили его. Пока Альдо держал магазин на плаву и добивался прибыли, его сыновья ходили в школу, где работали ирландские монашки, а Олвен вместе с группой ирландских священников спасала из плена солдат Союзной армии. Однако в последние недели войны Союзные силы начали бомбить железнодорожные станции на окраинах города. Альдо выслал жену и детей за город, но сам был вынужден вернуться в Рим: городское управление распорядилось, чтобы владельцы магазинов не прекращали работу.
Война разбросала семейство Гуччи. Уго, участник фашистского похода на Рим в 1922 году, стал представителем партии в Тоскане. Родольфо вступил в бригаду артистов и переезжал вместе с войсками, играя комические роли в ранних немых и звуковых фильмах. Васко же после недолгой военной службы разрешили вернуться на фабрику во Флоренцию, где он руководил производством обуви для военных нужд.
Когда война окончилась, Олвен была отмечена за особые заслуги. Она осталась верна своей итальянской семье, и, когда выяснилось, что Уго взят в плен британской армией и находится в Терни, она с помощью всех своих связей добилась для него сначала улучшения условий, а затем и освобождения. Кроме того, она ездила в Венецию вместе с Альдо спасать Родольфо, который после капитуляции Италии оказался там вместе с войсками.
Стране пришлось долго восстанавливаться. Фабрика на Лунгарно Гуиччардини оказалась отрезана от города, так как немцы при отступлении взорвали мосты во Флоренции, в том числе мост Санта-Тринита. Семье пришлось искать новое место, чтобы возобновить производство товаров из кожи. В это время Гуччио, потрясенный связью Уго с Фашистской партией, обратился к новому демократическому правительству Италии с просьбой наложить арест на долю Уго в компании за его деятельность во время войны. Наконец он вызвал пасынка на разговор, чтобы предложить ему участок земли и внушительную сумму денег в обмен на акции. Уго согласился, и их с отцом пути разошлись: он основал кожевенную мастерскую в Болонье, где занимался производством качественных сумок и аксессуаров из кожи, поставляя их как женщинам города, так и семейному бизнесу.
Актерская карьера Родольфо оказалась успешной, однако война резко изменила киноиндустрию. Ранние звуковые фильмы одержали победу над немым кино, и новые итальянские режиссеры-реалисты – Росселлини, Висконти и Феллини – не нуждались в особом стиле, которого требовали от актеров их предшественники. Вскоре оказалось, что молодому Гуччи не достается ни больших ролей, ни хороших сценариев. Ради жены и маленького сына Родольфо – по настоянию Алессандры – попросил у отца места в семейном бизнесе. Альдо, который всегда настаивал на том, чтобы дело оставалось семейным, уговорил отца принять Родольфо. Бизнес рос, Альдо и Гуччио нужна была подмога. Поначалу Гуччио устроил Родольфо на работу в магазин на Виа дел Парионе. Сын тут же возымел успех у дам, сраженных новым красивым и элегантным продавцом в магазине «Гуччи».
– Вы, случайно, не Маурицио Д’Анкора? Вы так на него похожи! – интересовались особенно смелые покупательницы.
– Нет, мадам, меня зовут Родольфо Гуччи, – отвечал тот, галантно кланяясь, и глаза у него польщенно блестели.
Гуччио в течение года понаблюдал за сыном и остался доволен его работой. Родольфо оказался целеустремленным, верным и внимательным к проблемам бизнеса, чем доказал свою надежность. В 1951 году Гуччио пригласил сына и его жену переехать в Милан, чтобы поручить им заниматься новым магазином «Гуччи» на Виа Монте Наполеоне. Расположенная в центре Милана, между Виа Алессандро Манцони и Корсо Маттеотти, Виа Монте Наполеоне служила главной торговой улицей Милана: здесь располагались элитные ювелиры, портные и кожевенники, а также другие предприятия, что ставило улицу на один уровень с Виа Торнабуони во Флоренции и Виа Кондотти в Риме. Новый магазин также был рассчитан на миланских деятелей литературы и искусства, которые собирались прямо за углом, в «Тратториа Багутта», которая часто служила местом встреч.
В это время затея Альдо с открытием магазина в Риме приносила плоды. Американские и английские солдаты, оставшиеся после войны, скупали кожаные сумки, ремни и кошельки от Гуччи ручной работы – именно такие сувениры им были нужны. Особенным успехом пользовались чемоданы из фирменной canapa с вешалками внутри: британские и американские военные перевозили в них форменную одежду. Дела во Флоренции поначалу шли хуже, чем в Риме, но вскоре счет сравнялся, когда американские туристы хлынули в Италию, чтобы посетить ее исторические и культурные достопримечательности, а заодно потратить свои многочисленные доллары в фешенебельных магазинах. Скоро главной проблемой Гуччи стал темп производства, чтобы успеть удовлетворить спрос. В 1953 году Гуччио открыл еще одну мастерскую, в районе Ольтрарно, на другом берегу реки. Эта мастерская в историческом здании на Виа делле Кальдайе играла важную роль в производстве Гуччи еще в 1970-х годах.
Виа делле Кальдайе – «котельная» – названа так из-за больших котлов, в которых здесь красили шерсть в XIII–XIV веках. Расположена эта улица к югу от площади Санто-Спирито. В палаццо, которое приобрел Гуччио, изначально был магазин, который торговал фетром и шерстью, а затем купеческая семья Бьюцци в конце 1500-х годов построила здесь просторный дворец Каса Гранде. В 1642 году здание перешло к кардиналу, а затем архиепископу Флоренции Франческо Нерли, которого Данте упоминает в «Божественной комедии». Еще два столетия дворец фигурирует в различных дипломатических отчетах. С начала XIX века палаццо принадлежало поочередно нескольким знатным флорентийским семьям, пока не перешло к Гуччио в 1953 году. Во многих комнатах стены были украшены старинными фресками; самая искусная из них покрывала стены и потолок больших комнат на втором этаже, где мастера Гуччи кроили гладкую cuoio grasso и шили изящные сумки. Этажом ниже, под сводами залов первого этажа, другие мастера занимались саквояжами.
Спрос повышался, Гуччи нанимал больше молодых мастеров и приставлял их подмастерьями к уже опытным кожевенникам. За всем этим присматривал capo operaio, или главный мастеровой. Каждая команда, состоявшая из подмастерья и проверенного кожевенника, была приписана к своему banco, или верстаку, и каждому мастеру выдавался значок с печатью Гуччи и личным номером – тем же, что на рабочем листке, в котором отмечалось рабочее время утром и вечером. К моменту, когда в 1971 году Гуччи открыл современную фабрику на окраине Флоренции, число его работников выросло больше чем вдвое и дошло до 130.
Тосканские кожевенники считали Гуччи самым надежным работодателем, который гарантировал пожизненную безопасность вне зависимости от взлетов и падений рынка.