След на кабаньей тропе
– Вот только ни пустых, ни битых бутылок я не вижу, получается, что пил он из фляжки и расплескал…
– Времени прошло много, алкоголь бы за это время испарился, – возразил Мокришин.
Бармалей снова чихнул и громко фыркнул.
– Тогда чего же ваша собачка чихает? Если убийца собрал окурки, то сигаретный дым тем более бы испарился, – продолжал Ломтев.
– А ну, пустите-ка. – Мокришин подошел к месту лежки, положил на землю свой чемоданчик, где хранил оборудование, достал из него лупу и сел на корточки.
Он долго ползал по земле, потом вдруг замер, вытащил из чемоданчика небольшой металлический шпатель, что-то собрал им с земли и поднес к носу. Вдохнув собранную им пыль, тоже чихнул и подытожил:
– Табак.
– На рассыпанную махорку не похоже, – усомнился Ломтев.
– Это нюхательный табак, – авторитетно заявил Мокришин и поднялся.
– А это уже кое-что, – оживился Зверев. – Наш стрелок терпеливый и осторожный малый. Он нюхает табак и умеет найти хорошее место для засады.
– Убийца стрелял дважды и оба раза попал, значит, он еще и хороший стрелок, – заявил Ломтев. – Может быть, снайпер?
– Из хорошего карабина или винтовки попасть с такого расстояния может и обычный стрелок, – возразил Зверев.
– Так-то оно так, – тут же оживился Мокришин. – Только вот, судя по всему, стрелял он не из карабина и не из винтовки.
Зверев нахмурил брови.
– Поясни!
– Ты так спешил притащить меня сюда, что я даже не успел тебе ничего сказать.
– Ну уж извини, – фыркнул Зверев.
Мокришин продолжал:
– Судя по входным отверстиям, оставленным на теле Войнова пулями, в него стреляли не из винтовки. Более точные данные мы получим после вскрытия и извлечения пуль, но я уже сейчас почти уверен, что мы имеем дело с двенадцатым калибром.
– Ах вон оно что. – Зверев тут же вспомнил слова соседки Войнова Фаины Истоминой. – «Бах! Бах!» Сдвоенный выстрел!
Зверев беззвучно рассмеялся.
– Судя по всему, убийца стрелял из ружья, а если говорить точнее, из двустволки. Бьюсь об заклад, что наш убийца – охотник.
Все с интересом посмотрели на Зверева, но тут Бармалей вдруг зарычал и сделал стойку.
– Есть! – облегченно выдохнул Логвин. – Похоже, наш Бармалеша все-таки взял след!
У пристани, где они очутились спустя десять минут, Бармалей остановился и дважды негромко тявкнул. Зверев, выйдя из кустов к реке, увидел у берега двух мужчин, которые стояли у мостков и о чем-то ожесточенно спорили.
Когда раньше Зверев осматривал местность через окуляры бинокля Вени, здесь никого не было. Павел Васильевич остановил жестом Логвина, Бармалея и остальных и приблизился к спорщикам. До поры до времени те его даже не замечали.
Зверев с интересом осмотрел новых участников событий.
Первый, высокий здоровяк лет шестидесяти пяти, был в сером непромокаемом плаще, кирзовых сапогах и черном суконном картузе. В правой руке он держал самодельный жестяной черпак, сделанный из обыкновенного ведра, на правом плече у мужика висел плотно набитый холщовой мешок. Брови мужчины были сдвинуты, глаза его блестели.
Второй мужчина был сдержан, но не менее суров. Среднего роста шатен, вьющиеся волосы, тонкие аккуратные усики, чистые голубые глаза и широкий нос. Он то и дело щурил глаза, покусывал губы и время от времени кивал. На нем был вязаный свитер, армейские шаровары и совсем еще новые яловые сапоги. Подойдя ближе, Зверев увидел, что поверх свитера был надет синий милицейский китель без погон. Подойдя совсем близко, Зверев покашлял. Мужчины тут же прекратили спор, но в этот момент в беседу вмешался Ломтев:
– Товарищ капитан, вы здесь, а мы вас обыскались!
– Кто это «мы»? – сухо уточнил усатый и строго посмотрел на Зверева.
– К нам из Пскова опергруппа приехала, – продолжал Ломтев. – Это майор Зверев, он у них старший. Я к вам Егорку послал, а вы тут! Случилось чего?
Мужчина в синем кителе встретился глазами со Зверевым и протянул руку.
– Капитан Пчелкин! Местный участковый, мы вас ждали, но тут у нас еще одно недоразумение случилось, поэтому я здесь…
– Какое же это недоразумение? – заорал здоровяк с черпаком. – Не недоразумение это, а самое что ни на есть преступление!
Зверев поморщился и сухо спросил:
– Что у вас случилось?
– У меня лодку украли! Вот посмотрите. – Здоровяк указал на место у мостков, где на берегу осталась вмятина от недавно стоявшей лодки, рядом с которой в землю был вбит металлический костыль. – Посмотрите, товарищ милиционер, вот тут была моя лодка, а теперь ее нет! Украли! Я тут, понимаете, на рыбалку собрался, прихожу к реке, а лодки нет! Тю-тю! Я вот к Владимиру Палычу, а он говорит, чтобы я не шумел раньше времени! Говорит, что мою лодку мог Сенька забрать, а Сенька не мог ее забрать! Украли лодку!
– Кто такой Сенька? – уточнил Зверев.
– Племяш мой! Он и в самом деле иногда мою лодку берет, но на этот раз не он взял – украли!
– А почему вы так в этом уверены?
– Потому что Сенька уже три дня не просыхает. У него недавно сын родился. У Сеньки три девки было, а тут, значицца, Галина – женка его – взяла и пацана ро́дила. Так что Сеньке теперь не до рыбалки.
– Так, может, он не на рыбалку поехал, – довольно резко перебил здоровяка Пчелкин.
– А куда же?
– Ну мало ли? Накупил бражки и на озеро с дружками праздновать!
– Ага! С дружками. А это тогда что? – Здоровяк указал на вбитый в землю костыль. – Ты глянь сюда.
– И что тут такого?
– Тут на костыле кольцо было, а теперь его нет. Судя по следам, это кольцо молотком кто-то или кувалдой сбил. Ну, чтобы лодку украсть…
– Так, может, Сенька и сбил…
– У Сеньки ключ есть! Не стал бы он по кольцу кувалдой бить!
– Так, может, он ключ потерял, потому и сбил кувалдой. Сам же говоришь, что Сенька в загуле. Напился, потерял ключ, вот и шарахнул молотком по твоему костылю да уплыл на острова дальше пьянствовать.
Здоровяк на мгновение задумался, пригнулся к вбитому в землю костылю и еще раз внимательно на него посмотрел.
– Да нет, не Сенька тут орудовал!
– Это почему же ты так решил? – не без ехидства уточнил Пчелкин.
– А сам глянь!
Зверев и Пчелкин подошли ближе, Ломтев, стоявший за спиной Зверева, тоже вытянул шею.
– Ты же, Палыч, Сеньку моего знаешь. Мужик он от природы здоровый, не хилее меня будет. Руки у племяша моего как клещи, он ими подковы гнет, – жалобно верещал хозяин пропавшей лодки.
– И что? – Пчелкин был неумолим.
– А то, что если бы Сенька это кольцо молотком сбивал, он бы его одним ударом снес, а то и костыль бы из земли с корнем вырвал, вот так. – Здоровяк бросил ковш и мешок, вцепился в вогнанный в землю витой костыль, и пусть и не без труда, но вскоре вырвал его с корнем и протянул костыль Пчелкину. – Ты глянь… глянь! Говорю же, Владимир Палыч, тут кто-то другой поработал. Видишь вмятины на костыле?
– Ну?
– Тот, кто лодку украл, раз двадцать по костылю бил, чтобы кольцо сорвать. Вон сколько вмятин оставил, а значит, не особо наш воришка силен.
– Так потому что пьяный был. Вот руки и тряслись, потому по кольцу и не попадал.
– Да что ты будешь делать? – казалось, что здоровяк вот-вот заплачет.
Видя, что Зверев внимательно смотрит на него, Пчелкин вдруг смилостивился.
– Ладно, Демьян Егорыч, приходи завтра утром ко мне в участок, будем заявление о пропаже лодки писать, а пока, уж извини, у меня тут дела посерьезнее будут. Сам же слышал, что убийство у нас, да еще какое!
Здоровяк, которого Пчелкин назвал Демьяном Егоровичем, отмахнулся и, бросив свой самодельный ковш в кусты и подхватив с земли мешок, зашагал вдоль реки в сторону Славковичей.
Пчелкин же гораздо более мягким тоном сказал:
– Ну что ж, товарищ майор, с этим делом вроде разобрались пока. Давайте теперь займемся нашим убиенным Мишаней.
Глава третья
г. Псков, управление милиции…
Когда оперативная группа вернулась из Славковичей в город, Кравцов тут же позвонил из ближайшего телефона-автомата Корневу домой. Время было позднее, тем не менее начальник псковской милиции не спал. Услышав в трубке голос Кравцова, Корнев скривился и тут же поинтересовался:
– А где Зверев?
– Остался.
– Где?!
– В Славковичах. Они вдвоем остались – он и Евсеев, остальные вернулись со мной на дежурке.
Корнев, нарочито сделав паузу, спросил:
– Почему со мной не согласовали?
– Что, простите? – вроде бы удивился Кравцов.
– То, что Зверев остается в Славковичах… да еще с Евсеевым? Зачем?
– Простите, товарищ полковник, но этот вопрос не ко мне. Вы же сами ему дело Войнова отдали, и раз Павел Васильевич решил остаться, значит, посчитал, что так нужно…
– Кому нужно?!! Он должен был…
– Доложить вам лично?
– Да! Черт побери!
Кравцов скрипуче хохотнул:
– Видимо, Павел Васильевич не посчитал, что это необходимо. Вы же его знаете. Он ведь у нас такой…
– Все. Я все понял! – процедил сквозь зубы Корнев. – Что-нибудь накопали?
– Протокол осмотра места происшествия будет завтра, завтра же, думаю, будут и результаты экспертизы. Я с утра займусь бумагами, оформлю все как полагается, если остальные, конечно, поторопятся…
– Да погоди ты со своими бумагами! Ты мне по сути скажи! Что там случилось, есть ли подозреваемый, мотивы и все такое.
– Войнов убит двумя выстрелами с дальнего расстояния и на глазах у соседки. Убийцу никто не видел, про мотивы мне ничего не известно. Зверев кого-то там допрашивал, что-то, как всегда, изучал, а потом куда-то ушел с помощником участкового. Позже, ничего не пояснив, оставил с собой Евсеева, а нас отправил в город. Вот и все.
Корнев снова ругнулся.
– Все ясно! Завтра всех, кто был в Славковичах, ко мне в кабинет! Тебя это тоже касается. Хочу услышать доклад, а бумаги подождут!
– Хорошо, бумаги подождут, а на совещание, как обычно, к восьми тридцати? – елейным голосом уточнил Кравцов.
– К восьми! – рявкнул полковник и бросил трубку.
После беседы со следователем Степан Ефимович долго ходил по комнате, не находя себе места. Он думал об убийстве, наделавшем столько шума, и нервно гадал, чем все это закончится. Убитый одно из первых лиц города, московское начальство требует немедленных результатов, а Зверев на доклад не явился.
Прекрасно зная привычки своего подчиненного Пашки Зверева, Корнев не сомневался, что полностью своими соображениями по делу тот наверняка не поделится ни с кем, даже со своим любимчиком Костиным. Поэтому Кравцов по-своему был прав, что-то спрашивать у Зверева сегодня не имело смысла. Именно поэтому все расспросы Корнев оставил на следующий день.
Ночью Степан Ефимович долго не мог уснуть. От нервных потрясений, случившихся накануне, его язва снова разыгралась. Чтобы заглушить боль, Корнев несколько раз за ночь ходил на кухню, сидел за столом, ел мед и пил спиртовой раствор, настоянный на прополисе. Боль наконец-то утихла, но настроение от этого не улучшилось.
Утром, когда служебная машина доставила Корнева в управление, в кабинете его уже поджидали Кравцов и два оперативника Зверева – Костин и Горохов. Корнев молча вошел в кабинет, уселся за стол и, глядя в сторону, холодно спросил:
– Мокришина тоже не будет?
– Он сейчас в морге, ждет заключения патологоанатома. Тело Войнова привезли ночью, как только извлекут пулю, Мокришин обещал тут же явиться, – пояснил Веня Костин, который тут же понял, что вопрос был задан именно ему. Догадка Вени тут же подтвердилась.
– Ясно! Ну что ж, старлей, давай уже докладывай, что вы там накопали со своим начальником, раз уж наш Павел Васильевич решил устроить себе несколько внеплановых выходных. Попить молочка да покуражиться с деревенскими девками…
– Зря вы так, товарищ полковник! Зверев наверняка сейчас со свидетелями работает, – попытался вступиться за Зверева Веня и тут же пожалел об этом.
– Ничего не зря! Он должен был прибыть на место, провести необходимую работу и вернуться для доклада! Если уж действительно была необходимость оставаться там, то Зверев должен был согласовать этот вопрос со мной. Я для чего его старшим назначил? Чтобы он мне все докладывал лично, а не через подчиненных.
– Так Виктор Константинович может все доложить… – залепетал было Веня, но тут уже вмешался Кравцов:
– Прошу прощения, товарищ полковник, но ни от Зверева, ни от его подчиненных мне до сих пор сообщений не поступило. Мокришин тоже, как вы уже поняли, еще не представил никаких заключений, так что, кроме того, что я вам уже сказал, мне докладывать больше нечего.
Корнев сжал кулаки и выругался.
– Виктор Константинович, ты же выезжал с группой, отчего же ничего доложить не можешь?
Кравцов развел руками, снял очки и стал протирать линзы носовым платком:
– Да, я был на месте убийства, видел, как наши приступили к работе, но никаких отчетов и бумаг я не получил. Вы же Зверева назначили старшим, а он, как известно, не считает нужным в таких случаях мне докладывать. Так что я думаю, Костин обо всем доложит!
Корнев стукнул кулаком по столу:
– А ну хватит! Как же мне надоели эти ваши дрязги! Почему вы не можете нормально работать, а не собачиться друг с другом? Мне в Главк нужно что-то срочно докладывать! Время идет, а вы тут друг у друга одеяло перетягиваете! Черт с тобой, Виктор Константинович, пусть Костин говорит.
Корнев вдруг скривился и схватился за живот.
– Опять ваша язва, Степан Ефимович? – тут же поинтересовался Кравцов. – Может, сходить в санчасть за таблетками?
– Сходи, раз уж от тебя все равно никакого проку! – зло сказал Корнев.
Лицо Кравцова вытянулось.
– Мне? Идти мне?!
– Ты же сам предложил!
– Так я думал, что вы своего секретаря отправите.
– Вы сегодня видели моего секретаря? – кривясь от боли, продолжил Корнев.
Кравцов выдавил глуповатую улыбку.
– В приемной ее нет!
– Правильно, она со вчерашнего дня в командировке! Вы же сами приказ о ее командировке визировали! Забыли?
Кравцов еще больше скуксился.
– Простите, я действительно это забыл. За последнее время столько событий… Тогда, может, Шура в санчасть сходит? – Кравцов посмотрел на Горохова, тот тут же встал, но Корнев остановил оперативника жестом.
– Не нужно никуда ходить! Есть у меня таблетки! – Полковник достал из ящика стола коробочку с лекарствами, выпил две пилюли, запив водой из графина. – Черт знает что! Доведете вы меня, ей-богу… Веня! Давай уже, рассказывай по нашему делу.
Костин поднялся, собираясь рассказать про колокольню, украденную лодку и передать показания Файки Истоминой, но тут в дверь постучали, и в кабинет вошел Леня Мокришин с чемоданчиком в руке.
– Разрешите, товарищ полковник! Прошу прощения, что опоздал, занимался покойником.
– И что нового можешь сказать?
– Да особо ничего нового! Два пулевых ранения, стреляли из охотничьего ружья, примерно метров со ста. Предположительно, с заброшенной колокольни, а из нового вот! – Эксперт подошел к столу, поставил на него свой чемоданчик.
Достав из чемодана салфетку, Мокришин расстелил ее на столе перед Корневым. После этого эксперт достал из чемодана коробочку и выложил из нее пинцетом два свинцовых шарика размером с вишню. Все подались вперед.
– Я так понимаю, это пули? – уточнил Корнев.
– Совершенно верно. Две самодельные цельнометаллические свинцовые шаровидные пули…
– Самоделки?
– Разумеется, – продолжил Леня. – Для тех, кто не в курсе, поясню: у большинства охотников всегда были особенно популярны многоразовые патроны, изготовляемые кустарным способом. Эти патроны дешевы и просты в изготовлении. В донышко металлической, как правило латунной гильзы, запрессовывается капсюль с инициирующим веществом; пороховой заряд, на который сверху накладывается пыж, затем дробь, картечь или пуля – в зависимости от того, для чего, или, точнее, для охоты на кого, этот патрон предназначен. На пулю кладут еще один пыж, войлочный или бумажный, который заливают воском. В данном случае мы имеем круглую пулю, она проста в изготовлении и имеет неплохое останавливающее действие. Однако чувствительна и часто рикошетит, поэтому ее нельзя использовать для коллективной охоты. Всю эту информацию я получил в справочниках, кроме того, у меня тесть охотник, я от него столько этого всякого наслушался. Он, как соберемся, так сразу…
– Подожди! – остановил Мокришина Корнев. – То есть ты считаешь, что наш убийца охотник?
– Зверев об этом еще вчера сказал, а теперь его догадки подтвердились!
– Ты про это знал? – спросил Костина Корнев.
– Знал, – отчеканил опер.
– Тогда давай рассказывай, что еще знаешь, – проворчал Корнев.
– Павел Васильевич еще вчера сказал, что наш убийца охотник… – начал было Веня, но Мокришин его перебил:
– Я бы еще добавил, что он не просто охотник-любитель, каких немало. Наш стрелок настоящий мастер своего дела, способный пойти в одиночку на медведя или кабана. То, что убийца стрелял круглой пулей, косвенно это подтверждает.
– Каким образом? – уточнил Корнев.
– Круглая пуля дает сильный рикошет, поэтому ее почти не используют охотничьи артели, так как это небезопасно. Еще наш убийца отличный стрелок, круглая пуля дает большой разброс, и попасть ею со ста метров не из винтовки или карабина, а из двустволки, не так уж и просто. Тем не менее убийца всадил в свою жертву оба этих вот самых шарика, причем оба попадания, судя по всему, были смертельны.
– Хорошо. Убийца охотник-профессионал, – подытожил Корнев. – Что мы еще о нем знаем?
– Он нюхает табак! – наконец-то внес свою лепту в разговор Веня.
– Так, а это из чего следует?
– Мы нашли нюхательный табак на месте, где убийца ждал свою жертву, – снова пояснил Мокришин.
– Наш стрелок все продумал заранее, – продолжил Веня. – Он выбрал место на старой разрушенной колокольне, устроил себе ложе из еловых веток и дождался момента, когда Войнов выйдет на крыльцо. Мы нашли еловый ствол, с которого убийца обрубил ветки топором. Застрелив Войнова, убийца спустился с колокольни и пошел к реке. Там все тем же топором он сбил кольцо с заранее присмотренной им лодки и уплыл вниз по реке.
– Лодку нашли?
– Ищут. И Зверев считает, что не найдут. Убийца, скорее всего, проплыл не меньше десяти верст до близлежащего озера, прорубил все тем же топором днище лодки и пустил ее плыть к центру озера. Когда лодка ушла на глубину, она затонула, а убийца отправился в лесной массив, и найти его следы теперь просто невозможно.
– Так значит, убийца ушел через лес? – уточнил Корнев.
– Да. Так считает Зверев…
– Ишь ты… считает он, – хмыкнул Корнев, а Костин продолжал:
– Места там глухие, и это еще раз подтверждает версию, что наш злодей – охотник-одиночка, неплохо ориентирующийся в лесу.
– Ну что ж, теперь мне хоть что-то ясно и будет что доложить наверх. – Корнев усмехнулся, выпил еще воды и облегченно вздохнул, после чего указал всем на дверь. – Работайте!
Глава четвертая
с. Славковичи, накануне вечером…
Они обошли все село, но ничего нового так и не узнали. Ни на колокольне, ни в самих Славковичах, ни на реке никто никого подозрительного не видел. На все вопросы Зверева, кто мог желать зла убитому, жители Славковичей отвечали односложно. В основном о Войнове говорили положительное, но Зверева такие ответы не особо радовали. Все утверждали, что Войнов их гордость, нахваливали, но при этом то и дело отводили глаза. На вопрос, были ли у него враги, все местные отвечали, либо не было, либо не знаю. То, что славковичевские жители врут, догадаться было несложно. Зверев слушал, кивал, его правая щека при каждом услышанном слове дергалась все сильнее. То, что местные не решаются хулить второго секретаря горкома – потому что просто-напросто боятся его, пусть даже уже мертвого, было понятно. Непонятно было другое, почему никто не сказал о врагах убитого. Получалось, что жители побаивались еще кого-то, но вот кого?
Изрядно находившись и умаявшись, Зверев и Коля Ломтев пришли в его дом, где и собирались заночевать.
Дом, доставшийся помощнику славковичевского участкового младшему сержанту Ломтеву от умершей тетки, представлял собой старую деревенскую избенку, состоящую из передней и задней избы и тесных сеней, где на широкой лавке стояли два ведра с питьевой водой, на стене висели два небольших деревянных ковша и связанные в косы плетенки молодого чеснока и лука. Все внутренние двери были обиты войлоком, в передней стояла подернутая сажей и местами потрескавшаяся русская печь, дубовая горка, устланный цветастой клеенкой стол и несколько грубо сколоченных табуретов.
Во второй комнате, отделенной перегородкой, стояла массивная деревянная кровать, шифоньер и несколько витых деревянных стульев. На стене комнаты помимо зеркала и радиоприемника висели портреты бывшей хозяйки и ее мужа, погибшего еще в Гражданскую, – худощавого красноармейца в буденновке и армейской суконной шинели. Полы в комнате были застелены полосатыми домоткаными половиками, под потолком на крученом проводе одиноко висела лампочка в карболитовом патроне и без абажура. Войдя в переднюю, Зверев не сразу увидел висевшую в дальнем углу у окна уже изрядно потускневшую икону Божьей Матери.
– Ты что ж у нас, сержант, верующий? – усмехнулся майор.
– От тетки осталась. Она веровала, а когда померла, я убирать не стал, – сообщил Ломтев и повесил на гвоздь фуражку. – Вы присаживайтесь, товарищ майор, сейчас на стол что-нибудь соберу.
Зверев повесил на стену плащ и сел на один из табуретов, тот тут же подозрительно скрипнул.
– А ты, я вижу, не шибко-то тут шикарно устроился, – глядя на растапливающего печь хозяина, усмехнулся Зверев.
Парень подкинул в топку пару поленьев, достал из шкафчика краюху домашнего хлеба, после чего спустился в погреб и притащил котелок с сырой картошкой и каталку кровяной колбасы.
Пока хозяин чистил картошку, Зверев порезал колбасу и хлеб, соорудил себе бутерброд и принялся жевать.
– Хлеб сам, что ли, печешь?
– Какое там, это соседка у нас, тетя Шура, мастерица. Она и колбасу у нас делает, и сало коптит. Если задержитесь у нас, я вам у нее еще грибочков моченых возьму. Одним словом, голодать не придется, – усмехнулся Ломтев.
Когда картошка сварилась и Николай поставил ее на стол, за окном послышались шаги и в хату вошел Евсеев. Он повесил на гвоздь куртку и изрядно увлажнившуюся от пота кепку и без приглашения сел за стол.
– Как ты и предполагал, Павел Василич, напрасно смотались. Ни черта не нашли, хоть чуть ли не все озеро это, будь оно неладно, по кругу объехали. Нет нигде ни лодки, ни следов нашего стрелка.
Накануне после знакомства с Пчелкиным Зверев велел Димке Евсееву попробовать поискать пропавшую лодку. Псковский опер тут же разыскал дом обокраденного накануне Демьяна Полубудкина, и тот, хоть и не без возмущения, все же согласился поучаствовать в поисках украденного у него плавсредства. Демьян сходил к своему соседу Тольке Мельнику и одолжил у того другую лодку.
Несколько часов они плыли по реке до озера, обогнули его и спустя восемь часов вернулись несолоно хлебавши – усталые и злые.
– Напарник-то твой где?
– Демьян Егорыч? Так он домой пошел. Сказал, что завтра придет в участок и заявление о пропаже лодки все же подаст. Матерился всю дорогу.
Когда Зверев взялся за второй бутерброд и еще горячую картошку, со двора послышался звук мотора. Павел Васильевич выглянул в окно и увидел подъехавшего на мотоцикле Пчелкина, который все это время тоже не сидел без дела, а сопровождал катафалк с телом убитого Войнова аж до самого Пскова. Когда Пчелкин вошел в дом, он, не разуваясь, прошел к столу и поставил на стол армейский вещмешок.
– Все, товарищ майор! Определил я Михал Андреича куда следует! Передал по инстанции, все как положено, а теперь можно и немного расслабиться. Чего это вы тут на сухую сидите? Колька, – обратился к Ломтеву участковый, – ты чего же нас позоришь? Кто же так дорогих гостей встречает?
Ломтев посмотрел на Зверева.
– Так я вроде…
– Что вроде? Неужели не догадался под картошку чего-нибудь посущественнее сообразить?
– Так я ж могу к тетке Шуре сгонять! – засуетился Николай, дернулся было к выходу, но Пчелкин остановил его жестом.
– Не надо к тетке Шуре! – Пчелкин развязал принесенный вещмешок и вынул из него три бутылки «Столичной» и большой пакет с пирожками. – Водку в городе купил, а то у нас тут только самогон да дрянной портвейн в местном сельпо.
– А пироги тоже из города привез? – усмехнулся Зверев.
– Нет! Пироги – это моя Тонька напекла. Я к ней еще перед поездкой заскочил, велел приготовить.
– Так мне Коля сказал, что она у тебя приболела?
– Как приболела, так и выздоровела! Пробуйте, товарищ Зверев, тут разные: есть с капустой, есть с курятиной, а эти с грибами.