Петр I. Том 1

В этих условиях Карл XII придавал огромное значение обозу и 16-тысячному корпусу генерала Левенгаупта, двигавшемуся из Риги к его главной армии. В случае прибытия корпуса король рассчитывал получить продовольствие, фураж и снаряжение, а также пополнить поредевшую армию личным составом. Все эти надежды не сбылись, их развеял Петр.

Под его командованием 10-тысячный отряд совершил дерзкий налет на превосходивший численностью корпус Левенгаупта и в сражении у деревни Лесная наголову разгромил его. Вместо полноценного подкрепления шведский король получил восемь тысяч деморализованных солдат, ни фунта продовольствия и боеприпасов и ни одного мундира – все это досталось победителям.

ПОРТРЕТ И. МАЗЕПЫ,

который считается наиболее достоверным изображением гетмана, хранился в Галиции в с. Подгорцы в замке князей Сангушко

Поражение Левенгаупта у Лесной заставило Карла XII поспешить на юг, в богатую провиантом Украину, где его ждал изменник Мазепа. Но и здесь удача сопутствовала Петру: украинский народ не пошел за Мазепой, шведы продовольствия не получили, план «томления» неприятеля продолжал успешно осуществляться и в конечном счете привел к его гибели у стен Полтавы.

«Полтавская виктория» – итог не только повысившейся боеспособности русской армии, но и выгод, извлеченных Петром из жолквиевской стратегии. Сражение проходило в невыгодных для шведов условиях: армия Карла XII, безуспешно осаждавшая Полтаву, сама оказалась в стратегическом окружении и, находясь вдали от Швеции, не могла рассчитывать на пополнение живой силой, артиллерией, порохом, снарядами.

СРАЖЕНИЕ ПРИ ЛЕСНОЙ.

Жан-Марк Натье, 1717 г.

ПОЛТАВСКОЕ СРАЖЕНИЕ. НАЧАЛО БОЯ.

Пьер-Дени Мартен (младший). 1717–1727 гг.

Авантюристическая затея Карла XII лишить Россию статуса суверенного государства закончилась крахом у стен Полтавы. Свой бесславный конец остатки шведской армии обрели у Переволочны. В следующем, 1710, году Россия утвердилась на Балтике, изгнав шведов из Эстляндии и Лифляндии. Царь приступил к энергичному осуществлению ошеломившего современников плана превращения Петербурга в столицу государства.

Казалось бы, настало время подводить итоги десяти годам войны. Швеция лишилась сухопутной армии, сам король вынужден был просить приюта у османского султана, продолжение сопротивления для Швеции люди с холодным рассудком считали бесперспективным. Она могла рассчитывать только на неуязвимость своей коренной территории, поскольку Россия не обладала сильным военно-морским флотом, а также на помощь извне, в частности из Франции.

Ход мыслей сторонников продолжения войны не был для Петра неожиданным. Сразу же после Полтавы он предпринимает энергичнейшие меры для усиления балтийского флота, не останавливаясь перед затратами на приобретение линейных кораблей за рубежом. С полной нагрузкой работала Адмиралтейская верфь в Петербурге.

Результаты сказались довольно быстро: уже в 1714 году балтийский флот под командованием Петра одерживает убедительную морскую победу над шведами у мыса Гангут, а спустя пять лет – у Гренгама. Теперь уже уязвимой стала прибрежная территория Швеции, и в 1719–1720 годах там безнаказанно хозяйничали десанты русских войск. Это остудило самые горячие головы реваншистов в Швеции.

ГАНГУТСКОЕ СРАЖЕНИЕ.

Гравюра. Маврикий Бакуа, 1724–1727 гг.

Россия, как известно, давно была готова заключить мир, но шведы отклоняли все ее мирные предложения. Сесть за стол переговоров Швецию вынудила возросшая морская мощь России.

По Ништадтскому мирному договору 1721 года Россия утвердилась на берегах Балтики и стала морской державой. Главный итог продолжительной войны состоял в том, что Россия превратилась в великую державу. Надо ли доказывать, что достаточно лишь одного этого результата деятельности Петра, чтобы обессмертить его имя. Напомним, что величие содеянного царем современники оценили вполне – титул императора и Великого Сенат преподнес Петру именно в связи с заключением Ништадтского договора.

К концу своего царствования Петр все больше внимания уделял вопросам внутренней политики и прежде всего совершенствованию государственного механизма.

Какие же цели преследовал Петр, устраивая и перестраивая центральный и местный аппарат власти, составляя для этого аппарата уставы, регламенты и наставления разного рода?

Цель звучит торжественно и высокопарно – все это делалось во имя достижения общего блага. Словосочетание «общее благо», впервые употребленное Петром в 1702 году в манифесте о привлечении иностранцев на русскую службу, затем не сходило со страниц указов на протяжении всего XVIII столетия: его взяли на вооружение все преемники царя, и в особенности Екатерина II.

Под общим благом подразумевалось отнюдь не благоденствие всех и каждого, а нечто иное, не укладывающееся в современные наши представления. С наибольшей полнотой понятие «общего блага» раскрывает Генеральный регламент, перечисливший элементы этого понятия в такой последовательности: «поправление полезной юстиции и полиции», то есть соблюдение правосудия и сохранение общественного порядка, «охранение своих верных подданных и содержание своих морских и сухопутных войск в добром состоянии», развитие торговли, «художеств и мануфактур».

Все перечисленные элементы общего блага обеспечиваются государством. Но в достижении общего блага предусматривается и участие всех подданных, причем роль и место каждого из них определялись его сословной принадлежностью. Эту сторону общего блага можно сформулировать как обязанность каждого сословия вносить свою лепту в благополучие государства. Оно будет могучим и неуязвимым, если крестьяне будут беспрекословно нести государственные повинности и выполнять свои обязанности в пользу барина, если дворяне честно и добросовестно будут выполнять свой долг в казармах и канцеляриях, если горожане цветущей торговлей и промышленностью во всевозрастающих размерах станут увеличивать доходную часть бюджета государства. Свои обязанности были и у духовенства – ему надлежало замаливать грехи мирян.

ИМПЕРАТОР ПЁТР I ЗА РАБОТОЙ.

Василий Худояров, 1860-е гг.

ФУЗЕЛЕР ПЕХОТНОГО АРМЕЙСКОГО ПОЛКА.

с 1720 по 1732 г.

Понятие «общее благо» является изобретением петровского времени. Новым было также представление о заботе государства о благе подданных. Что касается сословных обязанностей, то они были определены до Петра, еще в XVII веке, но идеологи тех времен не употребляли формулы «общее благо».

Нет нужды доказывать, что подобная трактовка общего блага одних обрекала на прозябание, другим сулила сытую и беспечную жизнь. Иными словами, общее благо в представлении как Петра, так и его идеологов узаконивало социальное неравенство, превращало его в незыблемую основу общественного бытия и в конечном счете являлось не чем иным, как фикцией.

У Петра были четкие представления о способах достижения общего блага. Для этого требуются три условия: наличие разумных узаконений, регламентирующих жизнь подданных; наличие учреждений, контролирующих выполнение указов и осуществляющих предусмотренные ими меры наказания к ослушникам указов, наконец, третье условие имело в виду готовность подданных беспрекословно выполнять нормы, предусмотренные законами.

Сколь значительными были в глазах царя указы и регламенты, свидетельствует тот факт, что он принимал самое активное участие в их составлении. Морской устав Петр составил сам от начала до конца. Генеральный регламент, определявший порядок прохождения дел в учреждениях и обязанности чиновников, Петр редактировал двенадцать раз, а инструкцию генерал-прокурору – шесть раз.

Многие указы даже распорядительного характера царь составлял лично. Едва ли не самым верным признаком причастности Петра к составлению указа является наличие в его мотивировочной части таких слов, как «понеже» (так как), или «дабы», или, наконец, «для того, чтоб». Законописатель пытался убедить подданных в целесообразности той или иной нормы, вводимой соответствующим указом. Почему губернаторов надлежало заранее известить о привозе товаров для продажи иноземным купцам не в Архангельск, а в Петербург? «Для того, – разъясняет законодатель, – чтоб торговые иноземцы писали за море к своим корреспондентам, чтоб корабли для нагрузки таких товаров к Петербургу присылали, а не к Городу (Архангельску. – Н. П.), дабы из того напрасного себе убытку не имели».

Указ 28 января 1713 года обязывал фельдмаршалов извещать Военную канцелярию об изменении дислокации подчиненных им полков. Тут же пояснение целесообразности данной меры: «Понеже от неизвестия места, где будут полки обретаться, во отправлении вещей и прочих потреб может произойтить какое помешательство и продолжение». Указ о единонаследии тоже мотивирует целесообразность нового порядка наследования недвижимого имущества только одним из сыновей: «Понеже разделением имений после отцов детям недвижимых, великой есть вред в государстве нашем как интересам государственным, так и подданным и самим фамилиям падение».

Указы определяли, что хлеб надлежало убирать не серпами, а косами, чтобы юфть для обуви обрабатывали не дегтем, а ворванным салом, чтобы избы в деревнях ставили одну от другой на указанном расстоянии, чтобы ткали не узкое, а широкое полотно и т. д. и т. п.

Регламентный характер указов распространялся не только на хозяйственную, но и на духовную жизнь подданных. Им предписывались нормы поведения в церкви, а также регулярность ее посещения, регламентировалась экипировка и внешний вид подданных, их семейная жизнь. Указ не оставлял без попечения и мертвого подданного, определяя, в каком гробу и на каком кладбище его хоронить.

Участие Петра в законотворчестве исходило из его веры во всемогущую роль «добрых порядков», под которыми подразумевались глубоко продуманные законы и надлежащим образом устроенные учреждения. «Глава же всему, – наставлял царь, – дабы должность свою и наши указы в памяти имели и до завтра не откладывали, ибо как может государство управлено быть, егда указы действительны не будут, понеже презрение указов ничем рознится с изменою»[1]. В другом указе на этот счет сказано еще более выразительно: «Ничто так ко управлению государства нужно есть, как крепкое хранение прав гражданских, понеже всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть как в карты, прибирая масть к масти». Указы объявлялись «фортецией правды», а их нарушители уподоблялись людям, которые под нее «тщатся всякие мины чинить».

Итак, общее благо обеспечивают указы, регламентирующие жизнь всех слоев населения. Но меру регламентации, надобность в тех или иных указах, меру наказания за их невыполнение определяют правительственные учреждения. Их организации Петр уделял не меньше внимания, чем законотворчеству.

Сопоставляя сеть правительственных учреждений XVII века со структурой государственного аппарата, возникшего в процессе административных реформ Петра, можно обнаружить несколько существенных отличий. Одно из них состояло в более четком разграничении функциональных обязанностей: в приказной системе существовало несколько критериев для создания приказов (территориальный, общенациональный, отраслевой), а при организации коллегий был положен единый принцип, а именно отраслевой. Это позволило сократить количество центральных учреждений – вместо 44 приказов, существовавших в конце XVII века, было создано 12 коллегий. Но главное отличие приказной системы от нового правительственного аппарата состояло в том, что последний снизу доверху был пронизан бюрократическим началом. Формирование абсолютной монархии шло бок о бок с формированием российской бюрократии. Одной из черт бюрократии была ее полная зависимость от монарха. В XVII веке бояр, например, поставляли несколько аристократических фамилий страны, и, хотя боярский чин юридически не был наследственным, фактически сыновьям боярина в перспективе обеспечено было место в Боярской думе. Сенатор петровского времени отличался от боярина прежде всего тем, что не порода, знатность происхождения являлись критерием, обеспечивающим ему место в Сенате, а его личные способности, мера подготовленности к занятию этой должности. Таким образом, путь в Сенат был иным, чем в Боярскую думу. Но иной была и судьба сенатора. Боярин – это чин, в то время как сенатор – должность. Сенатор пользовался преимуществами этой должности до тех пор, пока он заседал в Сенате. Боярина, попавшего в опалу, царь лишь в редких случаях лишал боярского чина. Обычно опальный боярин получал назначение воеводой в глухой уезд, но от этого он не утрачивал боярского чина.

ЗАСЕДАНИЕ СЕНАТА ПРИ ПЕТРЕ I.

Дмитрий Кардовский, 1908 г.

Вся чиновничья рать, от мелкого канцеляриста до тайного советника, находилась в большой зависимости от государя еще и потому, что ее служба вознаграждалась не землей и крестьянами, а денежным жалованьем, выплата которого прекращалась с освобождением чиновника от должности.

Наконец, последний по счету, но не по важности атрибут бюрократии – всесилие бумаги. На ней были изложены право и обязанности всех должностных лиц в правительственном механизме – от сторожа и истопника до президента коллегии. Не дело само по себе интересовало чиновника, не его решения, а оставленный им след на бумаге, резолюция, помета, являющиеся свидетельством его причастности к обсуждению или решению вопроса.

В XVII веке основанием для решений того или иного дела был прецедент. Значение его в первой четверти XVIII века сильно снизилось: все чиновники были вооружены уставами и наставлениями, определявшими способы решения данного вопроса от его возникновения до завершения. Бумаготворчество возросло в несколько раз, в потоке бумаг иногда терялось дело, и порою недоставало жизни одного поколения, чтобы его решить.

Петру были видны недостатки созданного им правительственного аппарата. Как преодолеть косность и рутину бюрократии, заставить колесики механизма вращаться с большей скоростью, как организовать контроль за деятельностью чиновников и стимулировать их усердие?

Одним из средств такого стимулирования являлась угроза наказания. Кары устанавливались за опоздание или неявку на службу и за волокиту, за решение дел «не против регламентов» и за вымогательство взяток. Этого оказалось недостаточно, и царь усилил воздействие штрафной дубинки созданием двух институтов, которые, по замыслу, должны были контролировать деятельность чиновников и разоблачать тех из них, которые не отличались бескорыстием, относилось ли оно к частным лицам или казенному сундуку. Негласный надзор возлагался на фискалов, а открытый контроль – на институт прокуратуры.

Петровское законодательство пронизывает мысль о пассивной роли подданных в жизни страны. Подданные – не субъект, а объект истории, они обязаны беспрекословно выполнять предначертания государственной власти. В этой связи обращает на себя внимание такой парадокс: рационалист Петр не верил, что разума у его подданных достаточно, чтобы усвоить целесообразность правительственных мер. Недостаток разума должен был компенсироваться страхом. «Сами знаете, – писал царь, обращаясь к президенту Камер-коллегии Дмитрию Михайловичу Голицыну, – хотя что добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения не сделают». Это не случайно оброненная мысль, она повторена и в другом указе: «Наш народ, яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают».

Царь проявил неистощимую изобретательность в определении мер наказания за нарушение указов. Тяжесть наказания определялась сословной принадлежностью провинившегося. Для «начальных людей», то есть офицеров, устав воинский предусматривал наказания, наносившие ущерб «чести», такие, как лишение чина и жалованья, шельмование (когда обвиняемый «из числа добрых людей и верных извергнут»), в то время как для остальных предназначались «обыкновенные телесные наказания» и «жестокие телесные наказания», то есть битье батогами и шпицрутенами, держание в железах, нанесение телесных повреждений, клеймение, ссылка на каторгу и т. д. Несть числа видам кар за нарушение указов гражданскими лицами: здесь и денежные штрафы, и истязания на теле, и ссылка на каторгу в Сибирь или на галеры, конфискация всего или части имущества, лишение жизни и т. д. Общую характеристику содержания петровских преобразований дал В. И. Ленин, писавший, что «Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства»[2].

Во что обошлись преобразования народу, каких жертв они от него потребовали? Отвечая на этот вопрос, заметим, что в процессе преобразований Петр определил не только сферы охвата ими различных сторон жизни страны, но и источники, а также ресурсы для осуществления этих преобразований.

В годы правления Петра были введены повинности, ранее неведомые трудовому населению. Среди них рекрутская повинность – мобилизация самой трудоспособной части крестьян и горожан для пожизненной службы в армии и на флоте. В непосредственной связи с преобразованиями находилась трудовая повинность – обязанность селян и горожан участвовать в строительстве городов и крепостей, нередко находившихся за многие сотни верст от места их проживания. Обременительными считались постойная и подводная повинности – обязанность в любое время года, в том числе и в страдную пору, выделять подводы для доставки продовольствия, снаряжения и рекрутов к месту военных действий, а также предоставлять жилье для находившихся на марше воинских команд. Во много крат увеличилось число прямых налогов, продажа продукта первой необходимости – соли – была объявлена государственной монополией.

Цепь мер по финансовому обеспечению преобразований венчает податная реформа, сопровождавшаяся заменой подворного обложения подушным. С этой целью в 1718–1722 годах была проведена перепись налогоплательщиков – крестьян и горожан. Ее итоги разочаровали правительство: вместо увеличения численности податного населения было обнаружено его уменьшение. Душевладельцы достигли выгодного для себя результата несложным обманом: в подаваемые ими списки они включали далеко не всех принадлежащих им крестьян. Заподозрив значительную утайку душ, правительство объявило проверку, или ревизию, поданных душевладельцами «сказок». С этой целью были созданы канцелярии свидетельства душ, состоявшие из военных чинов.

ПРОРЫТИЕ ЛАДОЖСКОГО КАНАЛА.

Александр Моравов, 1910 г.

Ревизия обнаружила 1,3 миллиона утаенных душ. Этим, однако, не исчерпывается ее значение: будучи поначалу чисто финансовым мероприятием, она в процессе проведения приобрела более существенный аспект – социальный. Первая ревизия стала важнейшей после Уложения 1649 года вехой в развитии крепостного права в России. Если Уложение оформило крепостное право для основной массы сельского населения, то первая ревизия распространила крепостную зависимость на те социальные группы, которые либо были свободными, либо имели возможность обрести свободу. К первой категории относились гулящие люди, а ко второй – холопы. И те, и другие навечно становились крепостными.

В процессе проведения ревизии был сформирован новый разряд крестьян, получивший наименование государственных. В этот разряд вошли черносошные крестьяне Севера, однодворцы южных уездов, пашенные люди Сибири и ясашные люди Среднего Поволжья общей численностью в один миллион душ мужского пола. Государственных крестьян правительство обязало платить в казну сверх 70-копеечной подушной подати 40-копеечный оброк, то есть сумму, которую, как считали экономисты тех времен, вносила мужская душа, принадлежавшая помещику, монастырю либо дворцовому ведомству. Это означало включение государственных крестьян в сферу феодальной эксплуатации. Первая ревизия, таким образом, «пристроила» к государственному тяглу (его не несли холопы) все трудовое население страны, не оставив среди сельских жителей людей, свободных от крепостной зависимости.

Третий аспект ревизии – полицейский – ввел в стране паспортную систему. Каждый крестьянин, уходивший на заработки дальше 30 верст от постоянного места жительства, должен был иметь паспорт с указанием срока, на который он отпущен. Паспортная система затрудняла перемещение крестьянского населения и на долгие годы тормозила формирование рынка рабочей силы. В то же время эта система ужесточала борьбу с бегством, в чем и состояло ее главное назначение: всякий, кто не имел паспорта, подлежал выяснению личности в воеводской канцелярии. Борьбу с бегством преследовал и изданный во время ревизии указ, устанавливающий по сравнению с Уложением 1649 года десятикратное увеличение суммы штрафа за держание беглого – теперь помещик, приютивший беглеца, должен был платить «пожилого» 100 рублей в год вместо десяти по Уложению.

Итак, податная реформа дает приблизительные представления о цене, которую заплатил народ за преобразования: за успехи в развитии промышленности и распространении просвещения, за успехи на военном поприще, сопровождавшиеся созданием регулярной армии и флота, за превращение страны в великую державу. Приблизительными эти представления являются потому, что ученые до сих пор не выяснили, на сколько или во сколько раз подушная подать была обременительнее подворной. Но нет сомнений в том, что страна в результате преобразований развивалась по крепостническому пути, что Петр, вводя новшества, воспользовался ресурсами, которыми располагал: трудом миллионов крепостных крестьян. Их же трудом создавалось благополучие светских и духовных феодалов, а также расплодившегося чиновничества.

Заметим, что и до проведения податной реформы селянам и горожанам жилось нелегко, о чем напоминают нам два выступления народных масс: астраханское восстание 1705–1706 годов и восстание на Дону под предводительством Кондратия Булавина в 1707–1708 годах.

Путь, проделанный Россией при Петре, органически вытекал из ее предшествующего развития. История страны в пореформенное время свидетельствует о том, что новшества прочно вошли в ее жизнь и не относились к числу волюнтаристских упражнений деспотичного царя. Эту устойчивость преобразования подметил еще историк первой четверти XIX века Н. М. Карамзин, когда писал, что все содеянное при Петре – и плохое и хорошее – осталось на многие десятилетия. Так оценивал итоги преобразований человек, весьма критически относившийся и к реформам, и к реформатору.

ПОРТРЕТ ПЕТРА I.

Неизвестный художник (копия Луи Каравака), XVIII в.

В центре социальной, военной, дипломатической и политической жизни страны в первой четверти XVIII века стоял человек необыкновенный – Петр Великий. Какими чертами характера обладал царь, какое влияние эти черты оказали на ход исторических событий?

Великие дела в представлении потомков ассоциируются с человеком богатырского телосложения и могучего здоровья. Эту версию в памяти народной поддерживает фильм «Петр Первый». Упоминание на этот счет имеется и в романе, где А. Н. Толстой писал о больших и сильных руках царя.

Подобного рода представления опираются на свидетельства царского токаря Андрея Константиновича Нартова: «Известно, что Петр Великий и Август, король польский, имели силу телесную необычайную и превосходящую силу человеческую». Далее следует рассказ о том, как Август взмахом сабли отсек голову буйволу, а Петр ударом кортика разрубил подброшенный вверх сверток сукна.

Молва о физической силе Августа, видимо, соответствует действительности, недаром он имел прозвище Сильный. Что касается Петра, то свидетельства Нартова опровергаются выставленной в Эрмитаже «восковой персоной» царя, изготовленной вскоре после его смерти, в которой все размеры тела соответствуют подлинным, а также комплектами царской одежды. И «восковая персона», и носимая царем верхняя одежда не оставляют сомнений, что Петр был высокого роста, но узкоплечий, с отнюдь не богатырскими руками и непропорционально росту маленькими ногами.

Многочисленные письменные источники повествуют о частых болезнях Петра, иногда угрожавших его жизни. «Объявляю, что я зело был болен скорбью такою, какой болезни от роду мне не бывало, – извещал царь Меншикова 9 апреля 1711 года, – … весьма жить отчаялся… учусь ходить». Двумя годами раньше, в мае 1709 года, Петр «как ребенок без силы остался», правда, на этот раз не от болезни, а от сильных лекарств.