Моя любовь

Олег делает вид, что не расстроился (хотя явно расстроен, видя, как сотни людей ломятся пожать руки этой четверке). Показалось, всё – сейчас те возглавят шествие, и цепная реакция зарождающегося бунта будет погашена сто раз пересказанными речами. Но вдруг неведомая сила сталкивает толпу с места. Сотни тысяч человек без какой-либо команды идут вперед. Кличко растерянно крутит головой. («Эй, куда? А мы?»)

Оппозиционная четверка явно готовилась быть вознесенной на ступени памятника Шевченко. И были заготовлены речи, и надеты теплые носки для долгого и гордого топтания на месте. (Наверняка в складках пальто Кличко спряталась певица Руслана, чтоб в нужный момент выскочить и сплясать что-нибудь дикое и гордое.) Но толпа, двинувшись с места, уже перестала интересоваться даже двухметровым супертяжем. Кто столкнул с места эту лавину? Новый мессия? Почему же не слышен его голос, почему среди частокола людских голов не разглядеть его апостолов? (Ответ можно получить лишь впереди колонны.)

Любопытство оказывается сильнее профессионального долга. Мы с Андрюхой, оставив Олега на попечение охраны, ускоренным шагом уходим в отрыв. Любопытство дополняется и совершенно практичными смыслами. У Прозапаса есть камера. Нужно зафиксировать Андрюху с его побитой физией в первых рядах (и, глядишь, Его Величество Ютюб, плюс нужные комменты превратят Лозового в топ-персонажа украинского сопротивления). А это может дать дополнительный шанс на выборах (до которых уже меньше двух недель). Приходится с шага перейти на бег.

В сорок шесть трусца – не в радость. Одышка. Но даже хрипы в легких и недостаток кислорода не принудят старого журналюгу перестать вертеть головой. Зачем здесь эти люди? Ну, со студентами понятно. Им нужно куда-то ходить, чтоб не застояться. Сивоусые дядьки да неопрятные тетки с иконками – ну, куда ж без вас? Однако сегодня эти полукарнавальные персонажи – лишь небольшие островки в бескрайнем человекоселевом потоке.

Основные здесь те, кто ходят на работу, сидят в кафе и в Интернете, ездят в Турцию и на Мальдивы, играют в боулинг и преферанс, разрываются между женами и любовницами. Все те, кого вытащить в холодный день на улицу еще вчера казалось немыслимым.

Что ж вам нужно, мои состоявшиеся в жизни сограждане? Вам нужна Европа? Да знаю я вас. Вы сами мне говорили, что не нужны мы чертовой Европе, что поматросит она нас и бросит. Не за Старый Свет вы идете навстречу пугающей неизвестности. Вы, недобросовестные налогоплательщики, добросовестные плательщики кредитов и ипотеки, просто не желаете считать себя холопами, которых можно сегодня одарить пряником, а завтра высечь на конюшне.

Где-то совсем рядом, сверкая рыжей копной волос, идет та, которую я еще не встретил. С кем она сейчас? Возможно, увидала бывшего любовника или даже бывших. Говорит, что вот уже год, как замужем, полюбила варить и шкварить, что какая-то подружка проглотила майского жука, что… А может, обо всем этом она молчит. И еще молчит о том, что очень боится ближайшего заседания суда, приговора и препровождения в унылые места. Или ей просто весело, ведь будет о чем рассказать вечером тому, кто ждет в запущенной квартирке с видом на большую библиотеку имени великого ученого. (Она не знает, что совсем рядом, не выпуская сигареты из зубов промчал седовласый стройный атлет, которому в недалеком будущем прийдет ее смс-ка о бабочках в животе.)

А седовласый атлет тем временем с бега переходит на шаг, и дело не в приступе кашля, а в дивном зрелище. Среди неупорядоченного «движа» гражданских четким прямоугольником, почти строевым шагом следует странное воинство. Пусть доспехи деревянные (лист фанеры спереди, лист сзади) и на голове не шлем, а строительная каска, а из оружия фанерный щит и дубинка. Но эта сотня с лишним бойцов отнюдь не напоминает бутафорную рать, а нечто вроде эльфийского войска из «Властелина колец». Немного нереально, но впечатляет. (Первая армия параллельного государства.)

– Это кто?

– «Тризуб», – отвечает Линукс. – Львовские хлопцы.

– Тягнибоковские?

– Да нет, сами по себе…

Ловлю себя на энтузиазме. Какого черта я, отхаркивая рвущиеся из легких никотиновые смолы, несусь в голову колонны? Потому что боюсь опоздать. Неужели в нашей стране есть куда опоздать? Раньше здесь не опаздывали даже на голодовки. (А чего переменится в голодовке? Кто-то умрет? Да никто ж и не умирал.) А как можно было припоздниться на «Оранжевую революцию»? Никак. А сегодня по улице прут сотни тысяч, чтоб клещами и «болгарками» раскурочить эту древнюю, насквозь провонявшуюся (и столь уютную лично для меня) силосную яму Системы.

Мы достигаем головы колонны, рассчитывая увидеть нечто более впечатляющее, чем воинство «Тризуба». Но впереди – точно такие же обычные люди. У них нет плана. Они просто идут, при этом чувствуя себя довольно неловко. По логике журналиста, как и любого трезвомыслящего человека, – кто впереди, тот и главный. И к тем, кто впереди, спешат фотографы, телеоператоры, журналисты с микрофонами.

– Куда вы идете? Чего хотите?

Они не знают… Лозовой не знает… И я не знаю… Какого хрена ты тут? И на кой хрен тебе это нужно?

Нет, не добавляет седина ума. Нередко под морщинами на лбу скрывается безбашенный мальчишка, и через минуту, две, три пленка здравого смысла вымыта из черепной коробки выплесками адреналина. Ты уже не обращаешь внимания на «тихушников», что под жовто-блакитными флагами прячут диктофоны и камеры. Ты не думаешь о том, что на соседних тихих улицах стоят десятки автобусов, набитых людьми в форме и в штатском. Марк Гресь перестал быть журналистом, художником, киносценаристом… даже политтехнологом. Я, как и сотни тысяч людей, сползающих с Крещатика к Майдану, широким бодрым шагом топаю прямиком в историю.

– Коллективное бессознательное?

– Да.

– Стадное чувство?

– Да!!!

В принципе, мне удавалось большую часть жизни дистанцировать себя от толпы. (Не нравится слово «толпа»? – назовем ее «добровольным собранием граждан».) Так вот, в моей биографии, как и у всех советских людей, случились пионерия и комсомолия. Только чувства стадности эти организации в 70-х и 80-х не воспитывали (что бы сегодня не фантазировали. Может, кто-то и желал воспитать, но хорошие «пастухи» повывелись.)

Мы мечтали о джинсах, потихоньку прифарцовывали, втихую курили и побухивали. В 1982-м комсомольцу Гресю даже довелось постоять в почетном карауле у портрета безвременно почившего Брежнева. Только мысли во время этого почетного стояния крутились не об утрате вождя мирового коммунистического движения, а об отмененной дискотеке в Доме пионеров.

В 1986-м, как все, Марк Викторович был призван в армию. 1986 год – это еще СССР в чистом виде: с двумя каналами телевидения, с «Пионерской зорькой» по радио, с сочными поцелуями партийных вождей на передовицах «Правды». Возращаться пришлось совсем в другую страну: «Ласковый май» из динамиков. Качки в «спортивках» на рынках. Пустые водочные прилавки. Ошалевшие люди. Мятущийся Горбачев. На улицах – митинги.

Самое время проверить на себе «забористость» стадного чувства. Однако демобилизованный оболтус не спешил вливаться в колонны манифестантов. Что мне до свободы общества в целом? Нужно же, по-человечески, отпраздновать обретение личной свободы. (А водки – нет. Приходилось часами выстаивать в очередях за азербайджанским шмурдяком.)

А потом все друзья вернулись, похвастались дембельскими альбомами, наврали с три короба об личных подвигах, выпили, проспались – так оглянись же по сторонам! Жизнь кипит!!! Определись – с кем ты??? Но в канун самоопределения обнаружилось, что рядовой запаса Гресь притащил из армии туберкулез. По этой причине пришлось еще больше года провести в закрытом тубдиспансере, в полной изоляции от общественной жизни.

Впервые на «всамделишном» митинге мне довелось побывать только в ноябре 1991-го. Полуостров Крым. Неподалеку от туберкулезного санатория «имени 20 партсъезда», у автовокзала поселка Симеиз, агитировал «Рух» – за референдум о независимости. То ли руховские ораторы оказались хуже некуда, то ли дала всходы «великодержавная косточка» – ничего похожего на стадное чувство не проявилось. Послушал, плюнул и проголосовал за нерушимость Советского Союза. Последующие годы я не менял своего мнения.

Какой же черт 1 декабря 2013 года погнал Марка Греся во главу колонны, стремительно приближающейся к милицейскому кордону? Не знаю!!!

Многие из клявшихся, что видели затерянный город – на самом деле лежали в малярийном бреду в хижине местного знахаря. Так что тем, кто уходит на поиск затерянных городов, рекомендую прихватить хинный порошок и настой гвоздики от комаров.

Впереди, метрах в двухстах, высится остов недостроенной главной елки страны. Территория Майдана робко очерчена низенькими оградками, за которыми, как воробышки, жмутся друг к другу насмерть перепуганные милиционеры. Сейчас они – не товарищи сержанты, лейтенанты и майоры, они – пацанята, ждущие команд от взрослых. А взрослые бросили их на произвол судьбы. Самые смелые через рупоры мегафонов еще пытаются призвать кого-то к порядку, но разве можно остановить цунами? Милиция дематериализуется. Рубикон из убогих оградок – всего в паре метров, и он должен быть перейден.

Один, два шага – и мы с Андрюхой и Линуксом отшвыриваем первое заграждение. (Всего через полчаса этот снимок появится в «Украинской Правде».)

Но какая несправедливость! Профессиональный революционер Линукс, вся жизнь которого – лишь подготовка к таким дням, – в кадр попал только ухом. Андрюхе пиар нужен, как воздух, но на снимке оказался лишь его капюшон. Зато Марк Гресь, которому это не нужно абсолютно, предстал в фотохронике во всей красе с перекошенным от праведного гнева лицом…

Причина гнева на моем обличье – отнюдь не преодоление каких-либо подлостей «злочинної влади». На защиту новогодней елки встали совершенно неожиданные персонажи: пожилые тетки и дядьки с жовто-блакитными и евросоюзовскими ленточками и неразборчивыми бейджами. Они с завидной ловкостью бухаются на коленки и воздевают руки к небу с криком: «Не треба провокацій, синки, бо буде кров… Не треба крові!!!» Срываясь с коленок, они виснут на руках и плечах прорывающихся на Майдан бойцов.

Но через несколько секунд летучий отряд подложных пенсионеров как по команде растворяется в воздухе, чтобы время от времени появляться в самых неожиданных местах (о которых будет сказано позже).

А пока – тысячи демонстрантов, упиваясь первой победой, спешат зафиксировать себя на фото. Главной съемочной площадкой становятся ступени к стелле Независимости и большой трактор. Этой машине предстоит через несколько часов стать топ-персонажем новостей постсоветского пространства и угодить в общемировые сводки.

Андрюха взобрался на крышу стальной махины. Два нажатия на кнопку телефонной фотокамеры, и юный революционер с подряпанной мордой и обожженными руками зафиксирован на общем и крупном планах. (Через Фейсбук фотки ушли в Интернет и в типографию для печати новой листовки.)

Через три минуты у трактора появляется Олег. Его съемками занимается Осман. Османыч, конечно, профи, но сам персонаж – профи в квадрате. (Я ненавижу себя на фото. Скверный аппарат вечно выдернет тот момент, когда Марк Викторович глупо разинет рот, закатит глаза, вывалит живот.) А Олега Валерьевича любит вся фото- и видеотехника. Что ни кадр – хоть в рамку вставляй.

Но не в красоте дело. Его мимика удивительно четко передает чувственную наполненность исторического момента. Первый же снимок со взглядом Олега Ляшко, что ушел с Майдана во Всемирную паутину, будто твердил миру: «Вы все накануне потрясений, и хрен спрячетесь».

То, что сейчас рождается в сердце Киева, не закончится вязким миром. Будет смена вех или избиение младенцев, низвержение основ или кровавый триумф черного императора – что угодно, только не скользкий договорняк.

Людской поток уже запрудил пространство Майдана. Что дальше? Самые горячие головы собираются идти на Администрацию Президента. Логика есть. Стоит костяку из трехсот-четырехсот безбашенных головорезов двинуться в сторону Банковой – остальные пойдут за ними. Против сотен тысяч идущих не устоит никакой беркутовский заслон.! (И это говорю я??? Это говорит человек, много лет получавший здесь гонорары?)

Да, это говорил я, добавляя, что вслед за Банковой нужно штурмовать МВД, Минобороны, СБУ, Кабмин, Верховную Раду! А дальше – как карта ляжет… (Стыдно признаться, но в старом дураке проснулись Ганнибал, Суворов, Цезарь, герцог Нассауский и Сципион Африканский.) В буйной фантазии вырисовываются красные и синие стрелки ударов, контрударов, клещей, котлов, двойных охватов и прочей символики (закрепившейся в памяти, благодаря замечательной детской книжке «Книга будущих командиров»).

В течение десяти-пятнадцати минут нам с Андрюхой удается в телефонном режиме собрать несколько групп буйных из недобитых властью «Братства» Корчинского, «Патриота Украины», «Черного Комитета». Всего около полусотни. Маловато… Нужно искать людей.

Около Дома профсоюзов четким прямоугольником выстроились эльфы из «Тризуба». Они маршируют на месте, синхронно лупят палицами по щитам и скандируют: «На Кабмин!!!» Подбегаю к Главному. (Много после я пытался идентифицировать того худенького человека в очках, но ничего не получилось.) Главный отвечает: «Нас ще мало!!!» Я продолжаю нудеть: «Вас – две сотни, нас – полсотни, этого хватит, чтоб сдвинуть толпу с Майдана». Но эльфы продолжают свой марш на месте. Ни на какой Кабмин они не двинулись. (Это мое первое разочарование в костюмированных и брендированных воителях. И не последнее. Далеко не последнее.)

Тем временем сквозь толпу на Майдан пробивается грузовичок. Какие-то люди быстренько разворачивают на кузове колонки. И вскоре над затихшим людским морем зазвучал незнакомый голос с галицким акцентом. Невидимый оратор забубнил о святости Майдана, о начале работы какого-то всенародного вече (какое на хрен вече???) и о том, что некие паршивцы-провокаторы желают это самое вече сорвать. Мол, никуда не идите, стойте на Майдане, пойте гимн, кричите: «Ганьба!!!» и «Слава Украине!!!» Тиран Янукович убоится этого крика и обязательно убежит, а пока, дорогие соотечественники, послушайте слово пастыря Любомира Гузара.

Сотни тысяч рвавшихся в бой киевлян вынуждены почти полчаса слушать нуднейшую проповедь. А ведь эти минуты могут решить судьбу страны.

Наши буйные собратья потихоньку рассасываются. Связаться с ними нет никакой возможности. Мобильный сигнал явно глушится. Мы с Андрюхой тоже выбрались из заскучавшей толпы и отправились в «Кофе-хаус» хлебнуть коньяка. Двести граммов «Мартеля» согревают тело и охлаждают разум. Я проклинаю всех и вся. (Гресь Марк Викторович уже засветился в буйнодействии, что может здорово повлиять на заработки, а взамен получено всего двадцать минут адреналиновой эйфории. Явно неравноценный обмен.) Бедному Лозовому приходится слушать мое нытье по поводу неспособности украинцев к истинному бунту. Через минуту этот вывод начинает подтверждать своей кислой речью взобравшийся на кузов Арсений Петрович.

Майдан – ловушка. Главная площадь страны – как хищное растение «росянка». Она манит порхающих мотыльков яркой, переливающейся капелькой соблазнительного сока. Только капля тягуча. Она не отпустит увязшего. Створки захлопнутся, и начинается процесс пищеварения.

Мы не захватывали Майдан, нас туда заманили, чтобы вытянуть из нервов революционную энергию и спустить в канаву местечкового сходняка. Грузовичок кряхтит под тяжестью «вгодованого» Тягнибока, здоровенного Кличко, а в очередь вскарабкаться на надгробье революции выстроились круглопузые Порошенко, Бенюк, Бондаренко. (Валить отсюда к чертовой матери…) Но внезапно зависший над центром города электронный колпак дал трещину. Телефонный звонок. Звонит Линукс.

– Быстрее на Банковую, а то все про…те!!!

Если в твоем пруду завелся крокодил – продай пруд или купи меч.

Улица Банковая. Администрация Президента. Первый заслон. За забором из металлических щитов редут милиционеров где-то в три ряда. Говорят, «Беркут». Но «Беркута» в первых рядах нет. Это ВВшники, девятнадцатилетние пацаны. Им страшно. Они еще не бывали в подобных переделках. (Да вся страна в таких переделках не бывала.)

Бунтовщиков немного, тысячи две, но ребята серьезные. Они шли к шансу попробовать себя в деле через фанатские разборки, через схватки с милицией, через свои «качалки» и школы рукопашного боя. Лица большинства закрыты, и в этом нет дани моде. Незваные визитеры прекрасно знают, что каждый квадратный метр Банковой прощупывается видеокамерами с нескольких ракурсов. (Это школы и больницы у нас не компьютеризированы, и внешняя разведка наблюдает за врагом с дерева в бинокль, а у тайной полиции с техобеспечением – порядок. Каждый снимок тут же уходит на идентификацию, за полчаса личность устанавливается.)

Кто-то хлопает по плечу. Оборачиваюсь и шарахаюсь. На меня смотрит ухмыляющийся человеческий череп. Он пропечатан на балаклаве. В прорезях поблескивают черные глаза Линухи. Становится спокойнее. Не то чтобы мы с Андрюхой напуганы. Просто и он, и я впервые в подобных переделках и не знаем, как действовать.

Линуха прошел, как говорится, «и Крым и Рым». Он знает, что делать и как не попасться. (Совсем недавно, в мае 2013-го, после одной переделки ему пришлось прятаться за границей. Заграницей стала Турция, не какой-нибудь там Кемер или Мармарис, а Стамбул накануне событий на площади Таксим. Зверь бежит прямо на ловца. Линуха отличился и там, да так отличился, что угодил в международный розыск.)

Раздается рев мотора. Это тот самый трактор, что еще пару часов назад был брошен на произвол судьбы дезертиром-трактористом. Физически ощущается дрожь тех, кто по другую сторону. Пыхтящий мотором грейдер – это не старухи на рынке (а именно со старухами ранее и приходилось иметь дело пацанятам в погонах). Вдобавок на крышу кабины взбираются увешанные цепями хлопцы. Они устраивают шоу, обращаясь со своим грозным оружием не хуже Джеки Чана. (Наверное, так вели себя викинги-берсерки при решающем штурме крепостных стен.)

С нами Осман. Он отпросился у Олега, чтоб, как и в старые времена, попробовать себя в репортерском деле. Фотограф взбирается на узенький подоконник. (Может, у него на спине липучки. Черт знает, каким макаром он умудряется удерживаться на десятке квадратных сантиметров и при этом еще менять объективы.)

Из трубы грейдера рвется черный дым. Почему никакого движения? Пробиваюсь через толпу поближе. Надо же, да тут старые знакомые! Спецотряд боевых кликуш, что пытался остановить нас на подходе к Майдану, теперь здесь.

Их тактика неимоверно эффективна. Дядьки и особенно тетки с обезьяньей прытью ныряют под колеса трактора с истошным воем: «Не треба крові!!! Це провокація!!! Проллється кров!!!» Их пытаются выковырять из-под днища, но это труднее, чем вытянуть из захламленного закутка испуганную кошку. Они мертвой хваткой цепляются за каждую выступающую деталь, брыкаются, лягаются, проявляя безмерную отвагу и верткость. Как только одного смельчака удается извлечь, в высвободившееся пространство тут же щучкой ныряет другой (или другая).

Следом в дело вступает бригада подвывал. Подвывалы тычут в закрытые лица повстанцев иконками, призывают к общему покаянию, бухаются на коленки и целуют ноги бойцов: «Нас бийте, синки, тільки б не кров!!!» Но разве дашь пенделя прокопченой воском и ладаном старухе? (Не удивлюсь, если выяснится, что под личиной некоторых богомолиц скрываются матерые атлеты со званием не ниже капитана.)

Ассиметричный удар власти оказался куда эффективнее тройных кордонов. Передышка, подаренная летучим отрядом подложных пенсионеров, дала возможность ментам перегруппировать силы. Из-за линии оцепления в толпу летят газовые гранаты. Страна впервые в своей 23-летней истории в таком количестве глотает слезоточивый газ.

Мои личные взаимоотношения с этим инструментом общественного замирения сложились еще в начале лихих 90-х.

Неизвестный джентльмен в тривиальной пьяной драке выпустил в мое обличье целый баллон диковинной на то время «Черемухи». То ли алкогольные пары тому причиной, то ли особое строение слизистой оболочки, только я без единой слезинки отмутузил того мужика и отобрал пустой баллон как непреложное свидетельство собственной доблести. (Расплатилась же за сей подвиг бедная мама. Застирывая мой плащ от подозрительного пятна, она выскочила из ванной, залитая слезами.)

На Банковой «Черемуха» на меня не действует, более забористая «Сирень» вызывает только легкое першение в горле. Светошумовые гранаты испугали лишь первым разрывом, но после службы в Советской армии возвращается привычка к громким звукам. Так что среди поднявшейся паники я выгляжу совершенно спокойным и очень себе нравлюсь, когда гордо, не пригибая головы, выхаживаю на вмиг опустевшем простреливаемом пятачке. Прямо-таки Багратион на Бородинском поле. (Различие одно: светлейшему князю осколком гранаты раздробило бедро, а мне осколок гранаты изорвал штанину и слегка оцарапал голень. Петр Иваныч Багратион посмертно снискал великую славу, а я навсегда утратил очень хорошие джинсы.)

Но вскоре ребята в балаклавах оправляются от первого шока. В милицию летят камни. Сначала робенько – швыряться особо нечем. А потом пролетарское подсознание напомнило об опыте парижских коммунаров. Кто-то первый умудрился ломиком сковырнуть брусчатку. Камень о камень, и из одного кирпича выходит по четыре отличных метательных снаряда.

«Тоже мне новость…» – скажет диванный всезнайка. Но до 1 декабря никто этого не делал. Целый век Украина не практиковала дробления мостовых на отдельно взятые булыжники. Кто-то научил…

Как верный апологет теорий заговора, шарю взглядом по толпе, отыскиваю «тайных учителей» – тех, кто проходил тренинги в сверхсекретных центрах подготовки цветных революций. Пытаюсь выделить мини-группки, что действуют более слаженно и умело… но не нахожу. Движение – именно броуновское, без намека на закономерность. Стихия взяла на себя роль «великого архитектора».

В тот день я не швырял каменьев. Сорок шесть – не двадцать. Черепаха из дюралюминиевых щитов для меня – не просто стена. Я физически ощущаю за панцирем людей. Им по девятнадцать-двадцать, как моему племяннику. Худосочные, только оторванные от дома и «Макдоналдса» – и сразу в ад. Трехсотграммовый булыжник с острыми краями – это шлем вдребезги, раздробленное плечо или спина. Я слышу их колотящиеся сердца и дробь стучащих от страха зубов. (Совсем скоро, через два месяца, я перестану видеть в них людей, но не сейчас.)

И вдруг какофония стихает. Кто выключил звук? По толпе проносится: «Порошенко…» Взобравшись на парапетик к Осману, вижу, что море человеческих голов раздвигается, освобождая путь грузному, но явно энергичному человеку (точь-в-точь бычок из мультфильма «Буренка из Масленкина»). Вслед за ним семенит похожая на «кота в сапогах» Кужель.

Телохранители помогают им взобраться на ковш грейдера, только для самих секьюрити места на произвольной трибуне не нашлось. Они остаются внизу и совершенно не знают, как себя вести среди безбашенных грязных, как черти, оборванцев. Каменномордые верзилы вмиг позабыли о своих шефах и пугливо, словно институтки на ярмарочной площади, вертят головами и прижимают поближе к телу свои драгоценные пистолеты и рации.

В руках оратора появляется мегафон. Четыре-пять нарочитых покашливаний заставляют толпу окончательно притихнуть. Почему хулиганы и провокаторы замолкли?

Петр Алексеевич не может похвастаться политической известностью, однако накануне принадлежащий ему 5 канал, в отличие от других каналов, назвал разгон студентов преступлением. Это заслуживало уважения, как и то, что Порошенко – единственный из политиков первого эшелона, не побоялся явиться среди буйствующей толпы. (Быть может, этот смельчак и есть новый Моисей, что возьмет да и ударит посохом в землю? И разверзнутся милицейские заслоны, как воды Красного моря пред иудеями…)

Даже самые авторитетные вожаки молодежного бунта застывают, вытянув головы, лишь тихонько пошикивая на своих беспокойных соратников… Однако уже после первых фраз из тысяч легких вырывается вздох разочарования. Моисей оказался не мессией, а самым обычным бытовым Мойшей, типа: «И вы правы, и мы правы, и все правы».

По инерции минуту-другую его слушали, но вот мегафонный глас заглушает возмущенный рев. А следом случается то, что будущий президент запомнит на всю жизнь… После фразы о провокациях и провокаторах ему, хозяину огромной шоколадной империи, орденоносцу, министру, советнику трех президентов, загадочный «некто» дает циничного пинка под зад. Будущий президент валится на руки растерянных телохранителей, как куль соломы. А на его спину, вереща и кудахча, спархивает Кужель.