Корни гор. Книга 2. Битва чудовищ

Норна слегка взмахнула рукой над рассыпанными рунами, и одна из ясеневых палочек вспыхнула ярким багровым светом. Норна взяла ее и отложила в сторону. Кар зачарованно смотрел, как легко и охотно руны отзываются небрежному движению ее сероватых тонких пальцев, отзываются горячей вспышкой своего истинного цвета. Вторая – фиолетовая, третья – белая, четвертая – красная, пятая – голубая. Норна разложила три первые в ряд слева направо, четвертую поместила сверху над второй, а пятую – снизу тоже под второй.

– Теперь смотри, – сказала норна.

Она слегка коснулась второй руны, лежащей в самой середине расклада – руны настоящего. На ясеневой палочке ярким фиолетовым светом загорелась перевернутая руна «фенад». К норне она была обращена прямо, но Кар увидел перевернутую, и сердце в нем болезненно ёкнуло.

– В твоей душе нет покоя, – произнесла норна, зорко глянув на Кара, точно заглянула ему в душу и удостоверилась в правдивости руны. – Тебя беспокоит потеря. Ты лишился чего-то важного. Может быть, кто-то не верит тебе? А может быть, ты сам себе не веришь? Скорее, так. Поверь сам – и то, во что ты поверишь, станет правдой. Хотя бы для тебя одного, но ведь и это много. И ты создашь свой мир, если в зримом мире нет правды для тебя. Это важно. Важно – не жить во лжи. Запомни это.

Кар молчал. Тонкая рука норны открыла дверь, в которую сам он боялся заглядывать. Все эти годы он хотел быть колдуном. Но верил ли, что может? Убеждал себя, что да, а сам не верил. Лгал. Себе и людям.

Норна двинула пальцами, и на палочке, что была вынута первой, багровым светом загорелась прямая руна «торн». Знак Мйольнира, молнии Тора, грозы великанов, дышал уверенной и горячей мощью; мысль об этой мощи подбадривала и вдохнула было новые силы в душу колдуна, но тут же наполнила страхом: от разящего пламени небес нет спасенья.

– Это – твое прошлое, – сказала норна. – Смотри: это то, что привело тебя ко мне. Твои враги сильнее тебя. Ты слаб, и знаешь об этом.

Да, это так. Его враги всегда были сильнее него и тем заставили его мечтать о силе. В памяти мелькнуло позабытое было лицо Ари Рыжего, и теперь Кар видел его так ясно, будто Ари со своим веснушчатым носом и улыбкой от уха до уха опять был перед ним. Даже рубашка на нем была та самая, серая с синим поясом, как в тот вечер «кукушкиных гуляний» двадцать лет назад, в тот прохладный и обольстительно-душистый весенний день, когда Ингрид (вот как ее звали), ушла плясать с Ари и не вернулась. Никогда. Потом… Рам Резчик, что оскорблял Кара уже тем, что не испытывал сомнений в себе. Даже получив дурное предсказание о судьбе ребенка, он и то не испугался, а поверил, что изменит судьбу… А теперь этот наглый мальчишка, барландец по имени Гельд, уверенный, что болтовней и ухмылками подчинит себе Даллу и оттеснит Кара от ее сына, будущего конунга… Да, ему нужна сила, чтобы одолеть их всех!

– Вот это – поможет тебя. – Под рукой норны четвертая, верхняя палочка загорелась красной руной «тьюр», тоже прямой. – Это сила, которую ты найдешь в себе. Судьба и боги не отказали тебе в ней. Они не отказывают в силе никому. Не одна, так другая дарована каждому. Один легко найдет ее в себе и пустит по верной дороге, а другой проблуждает тридцать лет в потемках и выпустит наружу свою силу, быть может, вместе с кровью. Но стоит ли жалеть крови, если впереди – твоя цель? Это – твоя истинная воля. Открой для нее глаза, и жизнь твоя изменится. А вот это… – Движение ее руки зажгло голубую перевернутую руну «лаг» на пятой, лежащей снизу палочке. – Руна «лаг»! – воскликнула норна, как будто ее это тоже задело. – Да это женщина! И женщина эта недобра. Боюсь, она предаст тебя. И здесь ты ничего уже изменить не можешь. Ты опоздал. Но посмотрим…

С трудом оторвав взгляд от голубой руны «лаг», Кар посмотрел на сероватую руку норны. Далла изменила ему, едва он оставил ее без присмотра. Но он не мог не поехать сюда, на Раудбергу. Пусть она еще хоть трижды предает его – теперь он сможет справиться с ней.

На последней палочке мягко засветились белые линии, причудливо изломанные и образующие острый, многозначительный, коварный знак. Руна «перт», руна тайны, скрытых высших сил, которым надо довериться, потому что понять их – не в нашей власти.

– Вот и окончена твоя судьба, – тихо сказала норна. – Возьми свою силу и доверься той силе, что сильнее тебя. Она поможет. Поможет дорогой ценой, но о дешевом мы речи не ведем. Иди и сделай то, что сможешь. И когда смерть спросит тебя, что ты сделал, ты ответишь: «Я сделал все, что мог», И даже смерть не упрекнет тебя за то, что ты не достиг большего. Если ты не солжешь. Ни людям, ни богам, ни себе.

Норна поднялась и двинулась прочь, не прощаясь. Она уходила к дальнему краю площадки, откуда не было спуска, а только страшный обрывистый склон. Пять рун на платке сначала ярко светились своими живыми огнями, манили взор переливами багрового, красного, белого, голубого, потом стали медленно меркнуть. К тому времени, как фигура норны исчезла между камнями, руны погасли. Кар остался один на огромной пустой площадке в окружении молчащих валунов. Только полная луна смотрела на него с неба. Все было как в начале, и хотелось спросить: а приходила ли она к нему, Дева Судьбы?

Собрав свои руны и нож, колдун ушел из святилища и исчез на темной тропе, ведущей вниз, к усадьбе Кремнистый Склон, к людям.

Квиттинская ведьма по имени Хёрдис еще долго стояла над обрывом горы и смотрела в океан мрака, лежащий под Раудбергой и упирающийся в самый край мира. Она стала так могущественна и мудра, она знает столько всяких истин. Она знает даже то, что неудержимый поток жизни, сплетенный из мириадов самостоятельных ручейков, каждый миг окрашивает одни и те же руны в совсем разные цвета. Она так много знает о других. И только одного она не знает: как ей выбраться из ловушки, тропу в которую проложила она сама, как ей вернуться к себе?

Всю ночь усадьба Нагорье не спала и весь день провела в разговорах об оборотне. Хозяйка сидела на лежанке, отчаянно сжимая в руках свое огниво, и не находила в себе сил даже выйти во двор. Гельду самому пришлось позаботиться о хозяйстве: напомнить служанкам о еде и коровах, послать работников за дровами, а двоих отправить на Горбатую гору к стаду бывшего Ульва. Работники дрожали от страха перед чудовищем – а вдруг оно вернется и перережет всех овец с пастухами заодно? Но Гельда после ночи они стали так уважать, что не смели ослушаться. Он своей рукой начертил на запястье каждого по руне «торн», которая так хорошо послужила ему самому, и работники ушли, отчасти успокоенные. А уж насколько хорошо «торн» послужит им, будет зависеть от них самих.

Двоих погибших сожгли, потому что иначе они, убитые оборотнем, непременно стали бы выходить из могил. Весь пепел очага Гельд сам перебрал, но никакого амулета не нашел – тот сгорел бесследно, и узнать, за что погибли Вадмель и Лодден, оказалось невозможно. Кое-кто из челяди бранил их за глупую жадность, а кто-то провожал с благодарностью: не заставь они оборотня проявить свою сущность, еще неизвестно, что натворил бы ночью он сам. Ведь не зря он напросился ночевать в дом! И подумать жутко!

Занимаясь всем этим, Гельд неотступно думал о своем деле. К «злому железу» подбираются квитты, а теперь еще и Медный Лес показывает зубы. Слишком много грозных противников против одной руны «торн». Пора уносить отсюда ноги. А если удастся, то не только ноги. Вот как раз тот самый случай: надо ковать железо, пока горячо. Пока не вернулся Кар и пока Далла не опомнилась от всех пережитых страхов.

Отправив мужчин по делам и велев женщинам болтать потише, Гельд сел на лежанку рядом с Даллой. Она встретила его бледной, немного вымученной улыбкой. Прошедшая ночь оставила в ней сильное чувство страха, неуверенности, беспомощности и какого-то стыда. Гельд очень вырос в ее глазах, и ей хотелось прочнее заручиться его покровительством. Далла очень редко ощущала, что нуждается в покровительстве, и это стыдливое чувство не задерживалось в ее душе надолго, но сейчас был как раз такой случай.

– Я все время думаю об этом оборотне, – начал Гельд. Собственно, этого можно было и не говорить, потому что весь дом думает об оборотне, но надо же с чего-то начать? – Я уверен, что его послала к тебе ведьма Медного Леса. Ты ведь слышала о ней?

– Да. – Хозяйка кивнула. – Это дочка Фрейвида Огниво… от рабыни. А еще говорят, что ее настоящий отец – тролль.

– Очень может быть. – Гельд тоже кивнул, потому что уже слышал «ругательную песнь о Хёрдис» от Асвальда Сутулого. – Но для нас важно не то, кто был ее отцом, а то, чего она хочет от нас.

– Она хочет чего-то от нас? – По привычке притворяться и скрывать истинно важное Далла изобразила удивление, но потом опомнилась и неохотно призналась: – Наверняка… Ей нужно мое огниво. Это родовой амулет ее отца. – Нехотя Далла разжала ладонь и показала Гельду совершено непримечательное огниво, вроде того что можно увидеть на поясе у любого раба.

– А как оно к тебе попало?

– Оно было у Фрейвида. А когда его… когда он погиб… мой брат Гримкель был при этом, и он его забрал. А потом я забрала, потому что это огниво – для женской ворожбы, мужчине от него никакого толка. А мне же нужно… чем-то защитить себя и ребенка. А ведьма, наверное, хочет опять его заполучить.

«Тогда очень неосторожно держать его у себя!» – хотел сказать Гельд, но вовремя остановился. Он вспомнил, как ночью Далла едва не влезла в зубы к волку, пытаясь спасти это огниво. Она с ним не расстанется ни за что.

– Как видно, ей не нравится, что с его помощью ты выплавляешь «злое железо», – сказал Гельд. Этого он не мог знать точно, но быстро связал в уме пристрастие Даллы к огниву и железу. – Она не хочет, чтобы железом Медного Леса владел кто-то еще. Ты не знаешь, как она расправилась с фьяллями, когда они пытались собирать дань? Я встречал кое-каких фьяллей, кто там был… Хочешь послушать?

Во время всего рассказа о Гутхорме Длинном и рыжих змеях, в которых уползла обратно в землю вся добыча Асвальда, Далла молчала и смотрела на свои руки. Она не хотела показать, как ей страшно. Впервые она задумалась над тем, что у железа усадьбы Нагорье имеется еще один хозяин, и значительно сильнее ее. Себя она ощущала чуть ли не воровкой, но мучил ее не стыд, а лишь страх наказания. При всей самоуверенности Далла не считала себя достойным противником для ведьмы Медного Леса. Тут ведь не знаешь, откуда ждать беды! От всего не убережешься!

– Я боюсь, что сохранить это железо тебе будет труднее, чем добыть его, – добавил Гельд. – Если опять явится Ингвид… Да еще если он сумеет договориться с великаном, то твое железо от тебя уйдет. Его можно спрятать от людей, но нельзя спрятать от ведьмы. Она позовет – и оно откликнется ей таким голосом, что у нас у всех заложит уши.

Далла сжимала в руках огниво и беспокойно оглядывалась, чувствуя, что обложена бедами со всех сторон. С одной стороны к ее сокровищам протягивает руки ведьма Медного Леса, а с другой – мерзавец Ингвид Синеглазый. А она совсем одна, несчастная вдова с маленьким сыном, которому еще десять лет расти…

– Но что же делать? – наконец спросила она и обиженно посмотрела на Гельда. – Я не могу примириться с тем, что меня ограбят всякие ведьмы и прочие. Это мое железо! И огниво тоже мое! Я сама их добыла и никому не отдам!

– Такая твердость духа делает тебе честь! – ответил Гельд, усиленно стараясь изобразить восхищение. Но озабоченность, которая прозвучала в его словах еще яснее, тоже была кстати. – Только я боюсь, что на прежнем месте, в Медном Лесу, сохранить железо будет слишком трудно.

– Но куда же его девать? Не на Острый же мыс, подарить предателю Гримкелю! Да лучше я его в море побросаю!

– Лучше всего было бы, если бы ты согласилась вывезти его отсюда и продать, пока его не вывез кто-то другой… И пока оно не уползло. А если оно уползет уже от того, кто его купит, то это его беда, верно? – Гельд улыбнулся, и Далла неуверенно улыбнулась в ответ. – У тебя останется его стоимость, и ты всегда сумеешь опять обратить ее в оружие. Когда для этого придет время.

Далла задумалась. Как ни была она напугана, ей было нелегко решиться на расставание с железом: она слишком привыкла видеть в нем залог своего могущества. Гельд молчал: если он сам предложит себя в исполнители задуманного дела, Далла усомнится. Пусть она дозреет до этой мысли сама. А Далла колебалась и с неудовольствием поджимала губы. Гельд медленно прохаживался перед лежанкой, Далла беспокойно следила за ним глазами: это движение побуждало ее думать быстрее и слегка тревожило.

– Но как это сделать? – обиженным голосом спросила она наконец. – Как я могу его продать? Куда его везти?

– Я могу одолжить тебе мой корабль, – не сразу ответил Гельд, и на лице его отражались тревожные колебания. – Конечно, он мне очень дорог, но для тебя… Дело того стоит. А продать можно хоть в Эльвенэсе… Нет, показывать сокровища слэттам не следует А вот у граннов или у тиммеров за него дадут хорошую цену.

– Но как… я сама… – Далла растерялась. Мысль о том, чтобы покинуть усадьбу и пуститься в плаванье, казалась ей невероятной. – Нет, мне самой не пристало… И не могу же я послать Кара, этого старого дурака, который даже считать не умеет… О!

Почувствовав ее взгляд, Гельд остановился и повернулся, глядя на Даллу сверху вниз. Когда он стоял, а она сидела, ее бледное личико казалось совсем маленьким и детским. Гельда вдруг поразило противоречие между детским личиком этой женщины и ее великаньим самомнением. Все в ней было – разлад, и потому все ее усилия не могли принести счастья никому, и в первую очередь – ей самой.

– Послушай! – Далла вскочила и обеими руками схватила руку Гельда, даже прижалась к нему боком, как кошка, когда она трется о ногу хозяина, умильно вымаливая плошечку молочка. – А если бы ты сам мог взяться за это дело? – тихим голосом маленькой девочки попросила она, снизу заглядывая в лицо Гельда.

Она так давно никого ни о чем не просила, но ей помнились времена, когда она и правда была маленькой и добиться чего-то от своих суровых родителей могла только так. Мягким послушанием можно было усыпить бдительную строгость матери, и отец, Бергтор Железный Дуб, делался мягче воска от умильного взгляда своей миловидной дочки.

– Я? – Гельд поднял брови, но тут же как бы сообразил и взялся за подбородок. – Конечно, дело это нелегкое…

– Но разве ты с ним не справишься?

Ласковый взгляд выражал убежденность, что он справится с чем угодно. Теперь Гельд понял злополучного Вильмунда конунга: пылкий, но не слишком дальновидный парень с опытом всего лишь восемнадцати лет жизни не мог устоять перед гибкими и льстивыми приемами этой женщины.

– Пожалуй… – сдаваясь, протянул Гельд. – Но я не хотел бы, чтобы из-за моей неудачливости ты понесла какой-то убыток. Если у меня хватит средств, я заплачу тебе за весь товар сейчас. У тебя останется товар, а дальше я уж сам буду торговать, как сумею. И если мой корабль разобьет о камни, это уж будет моя неудача.

Далла радостно улыбнулась. Это даже лучше, если ей не грозит убыток. Ее пальчики скользнули по золотому обручью Гельда и ласково, с намеком его погладили. На бледном лице появился румянец, глаза игриво заблестели. Гельд вздохнул про себя. Да, с обручьем придется прощаться. Сколько же у нее железа? Хватит на весь тот товар, что он привез с собой? Ну если окажется, что он тут месяц ломается ради двух-трех криц…

До самого вечера Гельд, Бьёрн и прочие барландцы занимались пересчетом железа и своих товаров. Две большие клети во дворе были набиты железными крицами до самой крыши, так что Гельд с тревогой думал, как они все это повезут. Первым делом Далла потребовала в уплату золотое обручье и, конечно, получила его. Потом в дело пошел красный шелк с золотистыми цветочками, потом застежки, потом гребень с драконами на спинке, потом медные большие блюда с чеканным узором из диковинных листьев и плодов. Переглядев все сундуки, Далла в итоге получила все и сами сундуки в придачу. Сумеречное будущее богатство мигом превратилось в богатство настоящее, и уже этим вечером хозяйка Нагорья сидела на лежанке, покрытой новым ковром из разноцветных кусочков меха, с золотым обручьем на руке и новыми круглыми застежками на груди.

Лицо ее сияло ярче золота, и сейчас она казалась почти красивой. Она была богата и счастлива. А до тех пор пока Бергвид вырастет и ему понадобится оружие, она раздобудет новое железо. Ведь огниво остается у нее! Так почему же матери будущего конунга не порадовать себя, если время его подвигов еще не пришло? Разве она мало сделала для своего сына?

Гельд предупредил ее, что ему придется уехать прямо завтра, но она была так полна своим счастьем, что вовсе не огорчилась. Гельд вздыхал про себя, сам же над собой смеясь: уж не думал ли он, что эта женщина и вправду его полюбит? Кажется, вполне разобрался, что она умеет любить только себя саму, а всех других – лишь в той мере, в какой они могут быть ей полезны. От Гельда же она теперь получила все, что хотела. Понимая это, он, однако, не мог избавиться от чувства разочарования. Видя чужие недостатки, мы в глубине души все-таки ждем, что для нас будет сделано исключение. Такова уж человеческая природа. Сколько сил он ей отдал – и все зря?

Нет, не все. Завтрашнего дня для Даллы не существовало, но сегодня Гельд был для нее вовсе не лишним.

– Посиди со мной! – звала она Гельда, который даже в темноте все еще бегал по двору, распоряжался, проверял то ноги лошадей, то прочность волокуш, на которые грузили железо. – Ведь только норны знают, когда мы теперь увидимся!

«Скорее всего, никогда!» – мысленно отвечал Гельд и вздыхал при этом совершенно искренне. Он был рад, что завтра наконец вырвется из «страны свартальвов», стремился отсюда всей душой и уже ощущал дуновения свежего морского ветра. Но ему было жаль оставлять Даллу, хотя, конечно, хорошего в ней мало. Он просто привык к ней и ко всем ее недостаткам, как привыкал к любому человеку, с которым проводил сколько-то времени. В этом и была простая тайна тех любви и дружбы, которые он внушал самым разным людям. Он готов был каждого принять в свою душу, умел понять нрав и заботы каждого и сочувствовал им, как своим собственным. Он был искренен в своем дружелюбии, и потому любовь доставалась ему вовсе не задаром. Глядя на довольную Даллу, он жалел ее, потому что она-то оставалась здесь, и это отравляло ему радость от исполненного поручения, от освобождения из этого унылого места, даже от будущей встречи с Эренгердой. Он лучше самой Даллы понимал, каким недолгим будет ее счастье, принесенное золотым обручьем. Разве дракон Фафнир на ложе из чистого золота был счастлив хоть на волосок? Холодно там и жестко, ну его совсем…

– Посиди со мной! – просила Далла, ловя его за руку, и он наконец послушался, сел рядом с ней.

Больше месяца они играли в хитрую и дурацкую игру: он хотел раздобыть железа и делал вид, будто добивается ее любви, чтобы когда-нибудь она сама предложила ему железо. А она хотела его любви, но скрывала это, чтобы он и дальше ее добивался. И раз уж она исполнила его желание, почему же ему не исполнить ее? Иначе будет просто нечестно. А он уже достаточно долго был нечестным!

Рано утром, еще в сумерках, барландцы выехали из ворот усадьбы Нагорье. Каждая из запасных лошадей тащила волокушу, нагруженную железными крицами. Как раз хватит, чтобы корабль не потонул.

Гельд ехал последним и позевывал на ходу, передергивая плечами от утреннего холода. Он не хотел оглядывать на дом, где осталась хозяйка Нагорья. Ему нужно было ехать, и ехать быстрее, чтобы не лишиться добычи, за которую он честно заплатил настоящим золотом, серебром и шелком. Это золото не злое и не доброе, оно просто золото, а принесет ли оно счастье своей новой хозяйке, будет зависеть только от нее.

Уже на перевале он все-таки не выдержал и оглянулся. Четыре дома, составленные углами, темнели на склоне, и даже дым не указывал на то, что это обиталище живых людей. Жаль оставлять ее там одну. Но ничего тут не поделаешь. Эта женщина никогда не найдет себе настоящего защитника. Если бы такой и явился, она не сможет его оценить. А значит, ей придется прожить жизнь с той единственной ценностью, которую она ценить умеет – с самой собой. И в любом месте обитаемого мира она будет одна.

Когда Кар Колдун вернулся в усадьбу Нагорье, ему не пришлось долго раздумывать, какое же женское предательство предсказали ему руны.

– Хозяйка продала все железо! – боязливо шепнул ему старый Строк, принимая коня возле ворот.

– Кому? – изумился Кар. – Разве Ингвид Синеглазый опять был здесь?

– Нет. Она продала барландцу… – Строк оглянулся на двери хозяйского дома. – Гельду. И он сразу уехал.

Кар промолчал, потом двинулся к дому.

– А, вот и ты! – с унылой приветливостью встретила его Далла, сидевшая на лежанке с каким-то долговременным шитьем на коленях.

В последнее время она рукодельничала еще неохотнее обычного. Делая стежок за стежком, она то и дело по привычке бросала взгляд на то место, которое столько дней занимал Гельд, и пустота этого места была для нее как удар, не слишком сильный, но причинявший каждый раз все новое разочарование. Мрачный и ворчливый Кар был плоховатой заменой Гельду, но после десятидневного отсутствия его возвращение внесло хоть какое-то оживление, и Далла не была огорчена.

Не ответив на приветствие, Кар остановился напротив нее и внимательно осмотрел хозяйку вместе с лежанкой. Поняв, что самое главное он знает, она приподняла руку и повертела перед ним золотым обручьем.

– Видел? – горделиво спросила Далла. – Вот что я приобрела, хоть ты и не верил! А ведь ты мог бы и вовсе не застать меня в живых!

– Не знаю, не к лучшему ли это было бы! – сурово ответил Кар.

Далла перестала улыбаться и изумленно раскрыла глаза. Что за наглость?

– Я вижу, ты свихнулся там, на Раудберге! – резко ответила она. – Если тебе не нравится что-то в этом доме, зачем было возвращаться? Оставался бы там, с великанами!

Она и правда кое-что видела. Кар удивительно изменился. Раньше за ним не водилось привычки стоять так самоуверенно и нахально, расставив ноги и упираясь руками в бока. Прежде он смотрел исподлобья, а теперь его взгляд был прям, уверен и даже… пренебрежителен. И так-то он смотрит на нее?! С ума сошел!

– Я вернулся… – Кар был полон решимости отстоять свое место именно в этом доме, и теперь верил, что сумеет. – Я вернулся… потому что кто-то другой тебя покинул, я вижу. Неужели правда то, что я узнал?

– Что? – Далла прямо и отважно встретила его горящий взгляд. И содрогнулась в душе: в глазах колдуна появилась какая-то новая настойчивая сила, которой раньше не было.

– Что ты отдала все железо этому проходимцу! – завопил Кар, больше не в силах сдерживаться. – Что ты позволила одурачить тебя, как глупую овцу! Что он тебя ограбил!

– С чего ты это взял? – возмущенно крикнула Далла. – Придержи язык, старый баран!

У нее мелькнула мысль, что все это колдун разузнал ворожбой на Раудберге, и на душе стало неуютно. Она усомнилась в выгодности своей сделки, но подать вида не хотела.

– А разве это не так?! – ответил колдун, не теряясь перед ней, как терялся, бывало, прежде.

– Не так! – Далла даже хлопнула ладонью по покрывалу лежанки, точно припечатала все возражения. – Я не отдала! Я про-да-ла мое железо! Мое, а не твое, и не знаю, о чем ты беспокоишься! Я получила хорошую цену! Вот это, – она снова ткнула колдуну в глаза своим обручьем, – это еще не все! Это только часть! Я не знаю, где еще взять такую цену! Теперь я могу жить так, как подобает матери конунга! И никто, ни Ингвид, ни ведьма, больше ничего у меня не отнимут!

– Зачем ты не послушалась меня!

– Я тебя послушалась! – Далла вспомнила кое-что и закричала с удвоенной силой. – Я послушалась тебя, когда к нам явился этот проклятый оборотень! Что чуть было не отправил в Хель меня и всех тут!

– Какой оборотень? – Кар слегка опешил, подумав, не Гельда ли она имеет в виду.

– Тот пастух, что назвался Ульвом! Он был оборотнем! Этого ты не знаешь? Этого ты не нагадал на Раудберге! Или нагадал? Или ты нарочно присоветовал мне его нанять, а сам сбежал, чтобы в полнолуние он сожрал весь дом и меня первую! Так! Сознавайся! Ты нарочно все это устроил!

По ошарашенному виду колдуна Далла поняла, что к появлению оборотня он не причастен, но не могла отказать себе в удовольствии обвинить его.

– Этот проклятый оборотень в полнолуние явился сюда в дом, остался ночевать, а в полночь стал волком! Он разорвал Вадмеля и Лоддена! И чудом не разорвал меня! Гельд спас весь дом, пока тебя тут не было! Если бы не он, оборотень погубил бы всех! Я имела причины ему верить! Он доказал мне свою преданность!

– Вот как? – Кар криво усмехнулся. Новость насчет оборотня неприятно поразила его, но главным его врагом был не оборотень, а Гельд. – Хорошо! – Он сбросил с плеч мешок прямо на пол и вытащил из-за пазухи мешочек с рунами. – Сейчас я тебе покажу, как ему надо было доверять.