И жизнь продолжалась

– Вон, за стойкой есть места, – говорит Майки и начинает проталкиваться через плотно заставленный столиками зал. Чарли постоянно задевает чужие спины, за что скорее спешит извиниться. Наконец, они добираются до барной стойки и садятся на высокие стулья с сидушкой из зелёного меха. К ним тут же подходит молодой бармен с выкрашенной в розовый с фиолетовыми и голубыми прядями чёлкой.

– Приветствую. Чего хотите?

– Мне как обычно, – с вызовом откинувшись к спинке стула,

говорит Майки.

– Понял. А для подружки и её ворона?

– А что посоветуете необычного? – спрашивает Чарли.

– Пробовали крепкий кактусовый сок?

– Нет.

– Тогда его, – кивает Майки бармену.

– Ууу! – Чарли хлопает в ладоши, – А Цок-Цоку воды с сахаром.

– Кар? – ворон вопросительно глядит на неё, спрыгивая на стойку.

– Сегодня можно!

Бармен кивает и начинает готовить напитки. Чарли с интересом разглядывает бар. Особенно её привлекают рисунки мелками: в основном надписи на разных языках, среди которых кто-то нарисовал кусочки повседневности, вроде автомата мгновенной отправки сообщений и обелиска знаний.

– Просто петроглифы современности, – хихикает она. – Рассказывают историю своего времени. Ой, там даже складная обсерватория есть!

– Ваши напитки, – бармен выставляет перед ними красивые резные стаканы.

– Спасибо, – Майки пристально смотрит ему в глаза.

      Чарли подносит стакан к носу и хорошенько принюхивается. – У него такой пихтово-мятный аромат, – она делает глоток. – Вкусно и… Ой! Действительно крепко.

– Кир своё дело знает, – улыбается Майки. – Он для каждого гостя умеет подобрать идеальный напиток.

– Я так и подумала, – загадочно улыбается Чарли. – Сразу уточняю: про это место тоже писать нельзя?

– Ой, да что я вам всё запрещать буду. Если захотите, всё равно напишете.

– Угадал, – говорит Чарли и делает большой глоток кактусового сока. Всё её тело тут же накрывает тёплой волной. Она замечает, как губы её сами по себе растягиваются в улыбке. Вдруг Чарли понимает, что она вообще-то очень счастливый человек. Оказавшись внутри этого огромного калейдоскопа, в приятной компании, ей начинает казаться, что каждая деталь жизни свелась к единому знаменателю. Она совершенно точно должна была оказаться сегодня здесь, по другому просто быть не могло.

На сцену выходит музыкант с банджо. Без лишних прелюдий он начинает наигрывать весёлую мелодию. Чарли пританцовывает, сидя на стуле, и радость переполняет её так сильно, что расплёскивается наружу. Она подносит ладони к лицу и одобрительно кричит:

– Ву-ху!

Майки, пусть немного сдержаннее, но всё же подхватывает волну веселья и постукивает ладошкой по барной стойке, а ногой по соседнему стулу. Гости Lloron’ы сливаются в едином танце, всячески поддерживая музыканта. А он, как благодарный артист, выкладывается ещё сильнее. Его рука танцует на грифе, выполняя пальцами невероятные па и собирая самые сложные аккорды. Кажется, что струны вот-вот задымятся, и банджо заискрится, как бегнальский огонёк. Музыкант настолько забывается, что даже превышает отведённый лимит, заканчивая выступление на минуту и четыре секунды позже.

– Ух! – восторженно говорит Чарли! – Какое отличное место ты мне показал! Спасибо!

– Да что уж там, – пожимает плечами Майки. – Ещё по одной?

– Ой, этот сок, конечно… – Чарли не уверена, что стоит пить ещё такого крепкого напитка. С другой стороны, у неё ведь сегодня выходной и вечер только начинается, а завтра суббота, и можно позволить себе даже лёгкую головную боль с утра. – Ну, ладно, давай!

– Кир, – небрежно бросает Майки и кивает бармену на пустые стаканы.

– А это что? – Чарли подмечает крупную полупрозрачную чашу рядом с стопкой салфеток.

– Это «кости» – местная игра.

– Обожаю игры! – она тянется к чаше и заглядывает внутрь. Там лежит что-то, похожее на настоящие части скелета.

Чарли вздрагивает и отодвигается как можно дальше.

– Ну-ну, не пугайтесь, – смеётся Кир, – у их появления весьма прозаичная история. Майки, расскажи ей.

– В общем, – Майки нехотя начинает рассказ, который он рассказывал уже не меньше тридцати раз, – владелец бара раньше работал в Музее Естествознания. Его оттуда уволили, и он стащил сломанный скелет Большого Красного Тигра. Пока поднимал его по лестнице в квартиру – уронил бедолагу, и тот разлетелся по парадной. Кости он все равно собрал и сохранил – не пропадать же краденому. А потом придумал с ними игру.

– А я-то думала, когда ты сказал «кости», что речь идет о кубиках…

– Да наши «кости» куда интереснее. – Майки достаёт из чаши фалангу и крутит её в руках. – Смесь маджонга и домино.

– Хочу сыграть! – хлопая в ладоши в предвкушении, говорит Чарли. Она обожает узнавать новые игры.

– Ну, хорошо, – снисходительно отвечает Майки. – Есть шесть видов костей: от самых сильных до самых слабых. Кости, участвующие в битве, сбрасываются, а запускать руку в чашу можно только три раза. Побеждает тот, кто за оговоренное коли- чество раундов набрал больше всего очков. Понятно?

– Пока не очень. Давай тестовый раунд.

– Ну, хорошо. Зачерпывайте кости.

      Чарли запускает руку в чашу. Кости на ощупь шероховатые и прохладные. Она водит по ним пальцами, гладя сточенные уголки. Наконец её ладонь сжимается и выуживает целую горсть разных косточек. Майки оценивает набор, который достался Чарли.

– Вот, у вас три очень сильные кости, а остальные совсем мелкие.

– А как определить их силу? – Чарли разглядывает косточки, Цок-Цок внимательно изучает их вместе с ней.

– По типу – трубчатые, губчатые… – Майки осекается, заме- чая, как его новая знакомая на глазах теряет уверенность. – Хотя проще, конечно, различать по цветным меткам. Красные побьют любую кость, а иногда и несколько, а вот голубые поодиночке совсем бесполезны. Я пойду первым. Три зелёные. У вас побьют две жёлтые или одна красная.

– Красная! – Чарли выдвигает кость и делает глоток кактусового сока.

– Хорошо. Теперь ваш ход.

– А можно ещё взять костей?

– Можно, но в начале игры я бы не стал.

– А мне так чувствуется!

– Ну, если чувствуется, тогда надо брать, – понимающе кивает Майки.

Чарли аккуратно погружает руку в чашу. На этот раз, она вдумчиво ощупывает косточки, пытаясь угадать, какие из них принесут ей победу.

– Ага! Четыре красных!

– Главное, не тратьте их слишком быстро.

– Ладно-ладно. Тогда вот. – Чарли выкладывает жёлтую и голубую.

– Неплохо. Отбиваюсь четырьмя голубыми. А теперь вы защищайтесь от жёлтой и зелёной.

– Двумя жёлтыми можно?

– Вполне. Я ещё возьму.

      Рука Майки исчезает в чаше, а взгляд становится отстранённым, как в переходе. Чарли аккуратно раскладывает косточки перед собой.

– Вроде у меня неплохо получается, а, Цок-Цок?

– Кар!

– Скажешь тоже, «элементарно»! Тут вообще-то думать надо. – Я бы сказал, что эта игра скорее на удачу, чем на стратегию, – пожимает плечами Майки.

– Ну, тогда я точно проиграю, – перебирая кости, говорит Чарли.

– Почему это?

– Когда я рассчитываю только на удачу, ничего не получается. А вот там, где всё от меня зависит, шансы на успех возрастают.

– Ну, если не везёт в картах, то в любви повезёт обязательно. Так ведь говорят?

– Вроде! – Чарли кивает, пока Майки выуживает новую горсть костей.

– И что, верно? – Майки делает глоток бурбона.

– Скорее да. Не могу пожаловаться на своих любовников, – хихикает Чарли.

В этот момент тянущийся за бутылкой с песочным джином Кир, слышит её слова, и спрашивает:

– А ну, признавайся, в чём секрет?

– Выбора любовников?

– Ага. Ты что, список составила и по нему их проверяешь? – поровнявшись с ней, Кир протирает бутылку полотенцем.

– Нет, списка точно не было, – отвечает Чарли. – Может, у меня просто хороший вкус?

– Отставить! – шутливо-рассерженно кричит Кир и хлопает полотенцем по барной стойке. – Нужна точная информация!

– Ладно-ладно, – защищаясь руками, смеётся Чарли. – Наверное, всё дело в том, что я влюбляюсь в отчаянных романтиков и бесконечных дураков.

– И не жалеешь?

– А что жалеть? Пусть в конце всё и летит в тартарары, но зато в начале и середине не соскучишься. А ещё, – она закрывает Цок-Цоку уши, – эти романтики и дураки обычно хороши сами понимаете в чём.

– Вопрос снят, – Кир улыбается.

– Вот это разговорчики пошли. Пойду-ка покурю, – Майки поднимается и тянется в карман за сигаретой.

– А я в уборную. Где искать, кстати?

– Внизу, в подвале, – отвечает Кир. – Возьми фонарь.

      Он протягивает ей бронзовый фонарик с вырезанными звёздочками. За то время, что они провели за стойкой, народу в зале стало гораздо больше. Чарли встаёт и начинает продираться между спин и локтей к сцене, точнее, тёмному уголку возле неё, где находится спуск в подвал. Она вытягивает руку с фонарём вперёд и, придерживаясь за стену, спускается вниз.

Тени принимают причудливый облик и начинают танцевать на всех поверхностях. В зале вновь звучит музыка, на этот раз – маримба. Этот инструмент всегда можно услышать на радио Далёких Стран в качестве перебивки между программами. Чарли качает плечами в такт музыке и продолжает спускаться вниз. Её воображение напиталось соком кактуса, и теперь она ярко представляет, что спускается в пещеру горного тролля. Там ей предстоит сразиться за ледяной трон. Ведь именно ей суждено стать новой ледяной принцессой.

Тише!

Кто-то идёт! Нужно прятаться.

Они не могут обнаружить её первой!

Чу! Что за звуки?

Что это, тролли пляшут ритуальный танец?

Они всё-таки узнали, что она придёт!

      Взгляд Чарли скользит по чёрной поверхности. Она обнаруживает, что на стене висит зеркало в виде капли. В нём ей улыбается зазеркальная Чарли. Она очень даже хорошенькая. Аккуратный нос, большие глаза и круглый широкий подбородок с ямочкой. Ой, а это что? Зеркальная Чарли зачем-то заправила волосы за уши. «Не нужно, ты ведь немного лопоухая! Нет, лучше вернуть как было». Зеркальная Чарли обижается. «Ну-ну, не надо. Я же говорю правду. Что есть, то есть. Но я тебя и такой люблю, вот что главное. Ну ладно, пойду я к мальчикам. Они забавные».

Чарли моет руки и направляется обратно в зал в тот момент, когда маримба заканчивает своё соло. Зал громко хлопает и умолкает. Майки уже вернулся и, сидя за баром, показывает Цок-Цоку кости. Подойдя ближе, Чарли слышит:

– А твой скелет похож на те, что были у динозавров. Птицы – их прямые потомки.

– Кар? – ворон вопросительно смотрит на Чарли.

– Что он говорит? – Майки вопросительно смотрит на Чарли. – Что он тебя не понимает, – отвечает она, разводя руками.

– Ну вот, а я думал, у меня хорошо получается.

– Не расстраивайся. Вороний считается одним из самых сложных птичьих языков. В нём много интонационных ударений и микродвижений головы, которые могут полностью изменить суть фразы.

– Например?

– Вот пример: «кар-кар», – закинув голову, говорит Чарли. – Это «хороший день».

Она повторяет движение, но в этот раз её голова ровно на градус ниже:

– А вот так «кар-кар» – уже «ужасный день».

– Кар-кар! – Цок-Цок хлопает крыльями.

– Вот, даже я ошиблась, – смеётся Чарли – Я сказала «просто день»

      Майки застывает с ошеломлённым выражением лица, и она спешит ему объяснить:

– Это был факультативный предмет на журфаке. Важно знать разные языки, если хочешь брать много интервью. Я выбрала вороний, эсперанто, первый марсианский и африканский суахили.

– Довольно случайный набор, – нахмурившись, замечает Майки.

– На самом деле нет. Я могу объяснить, почему выбрала именно эти языки. Но это очень долгие истории. – она делает взмах рукой, – Давай лучше дальше играть!

– Можно, – зевнув отвечает Майки. – Ещё разочек, а потом я, наверное, пойду. Устал. С утра ещё и пары были.

– На кого ты учишься? – усаживаясь обратно за стойку, спрашивает Чарли.

– Я вольнослушатель на факультете мёртвых языков и литературы, – непринуждённо бросает Майки.

– Ух ты! Звучит увлекательно, – Чарли с горящими глазами подсаживается к нему поближе.

– Да, правда читать задают немерено. И это мне хотя бы не нужно каждую неделю сдавать эссе.

– Какой язык вы сейчас изучаете? – шурша косточками в чаше, спрашивает Чарли.

– Племени восточного ветра. Это единственные кочевники, оставившие после себя так много литературных памятников.

– А можешь что-нибудь сказать на нём?

      Майки хмурится, пытаясь вспомнить пройденный материал. – Мы не так давно начали проходить его. «Кузар» значит «здравствуй», а «ихс ити ану нит» значит «лунный холодный свет». – Красиво…

– Майки! Я не знал, что ты ходишь вольным слушателем в университет! Большой языковой? – возвращаясь от мойки, говорит Кир.

– Ну, я рассказываю, когда меня спрашивают, – Майки дарит ему многозначительный взгляд.

– Знаешь, я вот что подумала, – Чарли роется в сумке, достаёт потрёпанный блокнот и почти полностью сточенный карандаш. – Если у тебя будут интересные истории, которыми ты захочешь поделиться, можешь мне написать вот сюда.

На блокнотном листе заплясали неровные цифры. Бумага издаёт характерный хруст, и Чарли протягивает её Майки. Он смотрит на номер, улыбается и аккуратно сворачивает листок.

– Обязательно.

Убрав его в левый карман куртки и похлопав по карману рукой, Майки говорит:

– Ну что, последнюю партию в «кости»? – Давай. Теперь я первая хожу!

– Пожалуйста.

      Чарли ёрзает на стуле от нетерпения.

– А сколько косточек я могу сложить?

– Не больше четырёх.

– Ну хорошо, тогда вот так. – Чарли выкладывает на стойку три голубые и одну жёлтую косточку.

– Сильная комбинация, но у меня много жёлтых.

– Сейчас мы это исправим! – кости рассыпаются, стуча по бетонной стойке. Кир и Цок-Цок, синхронно склонив головы, наблюдают за игрой. Бармен незаметно протягивает ворону кусочек шоколадки. Цок-Цок быстро прячет сладость в клюв и закрывает глаза от удовольствия. Майки собирает сокрушительную комбинацию, на защиту от которой Чарли приходится отдать свои лучшие кости.

– Эх, – она хлопает ладонью по стойке, – в другой раз.

– Стопочку утешительного кактусового сока? – спрашивает Кир.

– Нет-нет. Лучше вызовите мне такси, пожалуйста.

– Ну-у ла-адно, – нарочито обиженно протягивает Кир. Майки поднимается со стула и хлопает себя по карманам в поисках пачки сигарет. Чарли встаёт вслед за ним, берёт сумку и поправляет разлившиеся волнами складки на платье.

– Спасибо. И приятно познакомиться. – Она протягивает ладонь Киру. Тот крепко её пожимает и улыбается в ответ.

– И мне, дорогуша. Приходи ещё! И ворона приводи.

– Кар! – отвечает на его помигивание Цок-Цок.

– До свидания, Майки.

– Кир, – он кротко кивает и направляется к выходу. Чарли едва заметно улыбается и идёт следом. На сцену выходит музыкант с гитароном в руках. Откашлявшись, он заводит романтичную и грустную мелодию. Чарли останавливается у двери и оборачивается, чтобы посмотреть выступление. Майки, не дожидаясь её, выходит на улицу и закуривает. Взгляд у него немного растерянный, точно внутренний взор ищет в памяти картинки из далёкого прошлого и никак не может найти. Чуть погодя Чарли выходит, но придерживает дверь.

– Я должна сюда вернуться, – говорит она.

– Конечно, возвращайтесь. Место отличное.

      Они замолкают, и всё вокруг заполняют звуки мира: гитаррон, голоса, клаксоны автомобилей – известный каждому городскому жителю многогранный шум. В нём смешаны разные тона: от стука колёс вагонов метро до криков любви из случайных открытых окон. Так город гордо заявляет, что он живой. Поёт, кричит, свистит, хрипит, скребётся, откашливается – и готов продолжать ещё тысячу лет, насколько хватит фундамента.

Трудно поверить, что для кого-то эти звуки ничего не значат. Просто фон или неприятная помеха. Но для Чарли и других, похожих на неё, это – настоящая музыка, симфония с огромным оркестром. Торжественная и одновременно печальная, то затихающая, то звучащая оглушительно громко. Милая сердцу мелодия, отголоски которой они вспоминают, оказавшись за тысячи миль.

К бару подлетает жёлтая «чайка» такси.

– Тебя подвезти? – спрашивает Чарли.

– Нет, спасибо. Хочу пройтись. – отвечает Майки и бросает в урну окурок.

– Хорошо. Тогда, доброй ночи! – она подаётся вперёд и легонько приобнимает Майки. В ответ он хлопает её по спине. – И вам.

– Кар!

      Чарли садится в машину.

– Здравствуйте. Правды, четырнадцать.

– Мчимся! – улыбается водитель, мужчина в чёрном кашемировом бадлоне и с элегантной щёткой усов.

      Чарли улыбается ему в ответ и надевает наушники. Щёлкнув кнопкой плеера, она возвращается к своему миксу, который остановила на песне Maybe в исполнении The Ink Spots. «Чайка» голосит мотором, трогается с места и быстро набирает скорость. Улицы одна за одной предстают перед Чарли, как страницы книги-панорамы. На разворотах появляются то скромные домики с аккуратными фасадами, то большие сияющие дворцы. И те, и другие подсвечены апельсиново-оранжевыми огнями фонарей, отчего выглядят игрушечными, точно были вылеплены из воска или пластилина. Чарли высовывает руку из окна, протягивая в сторону сотканных из ткани снов зданий. Тёплый воздух окутывает ладонь, надевая на неё невидимую кружевную перчатку.

Такси сворачивает в квартал Садов, и Чарли чувствует густой аромат черёмухи. Он заполняет нос, вытесняя аромат кожаного салона и резкого одеколона водителя. Чарли пьянеет от сладкого запаха, как если бы выпила ещё один бокал кактусового сока. Она глубже проваливается в сиденье, будто в горячий песок на пляже. Чарли кладёт ладонь на сердце и чувствует, как сквозь кожу, мышцы и кости пробивается его стук.

«Вселенная, или кто там есть наверху, – думает Чарли, – Спасибо. За всё. Может, так со стороны и не скажешь, но вообще-то у меня очень счастливая жизнь».

Она поворачивается к Цок-Цоку. Он спокойно сидит на сиденье и выглядит так, точно размышляет о вечном. Чарли аккуратно гладит его по голове. «И у меня есть всё, о чём можно только мечтать».

От этой мысли она почти что достигает прихожей Нирваны, с тапочками и зонтиками, и улыбается во все зубы. Водитель замечает её эйфорию в зеркале заднего вида и одобрительно кивает своим мыслям. Эта немного чудная девушка напоминает ему первую любовь. Её звали Нина и она любила танцевать чечётку, звонко выплёвывать вишнёвые косточки и долго играть на аккордеоне, собирая вокруг себя весь двор. В голове у него начинает звучать мелодия, которую она часто играла на радость всем, кто хотел послушать. Водитель переводит взгляд на зеркало и вдруг замечает, что его отражение помолодело лет на сорок. Седые волосы вновь стали чёрными, а в уставших глазах заплясали огоньки. Он убирает руку с руля и прикасается пальцами к щеке – она на ощупь мягкая, как кожица персика.

Машина сворачивает на набережную, и запах водорослей вытесняет со сцены черёмуху. В наушниках у Чарли Элвис Пресли берёт первые аккорды Lonsome Town. Над крышами домов вспыхивают разноцветные фейерверки, разлетаясь по небу, как порванные бусы. Чарли жмурит один глаз и представляет, что у неё в руках плёночная видеокамера. Ей хочется, чтобы какой-нибудь оператор снимал её, пока она снимает небо. Потом, на монтаже, можно было сделать двойной экран: показать и героиню, и то, что она видит.

Такси сворачивает на улицу Правды. Из всех районов, в которых жила Чарли, этот ей нравится больше всего. И дело не только в конфетной фабрике, что наполняет весь квартал запахом шоколада, ванили и солёной карамели по утрам. Здесь же рядом находится мастерская «Гайка», в которой работают самые красивые мальчишки; и маленькая лавка пирожных и газет, продавец которых берёт у Чарли автограф на каждом выпуске «Ежелунника», с тех самых пор, как она проговорилась, что написала статью «Учимся красиво ждать на примере Ильсины Цокайто». Через два дома от лавки – кедровые бани, в которых по воскресеньям женщины поют хором; а на первом этаже бани – маленькое ателье, где ей пришивали ленты к платьям. В доме напротив – старинная прачечная, известная своим единственным стиральным порошком, который пахнет розовой жвачкой. Всё это за два года стало для неё таким родным, точно проросло корнями в сердце. Теперь Чарли не может представить себя в другом районе, а местные не мог представить этот район без Чарли.

Таксист внимательно вглядывается в окно.

– Где вам остановить?

– А вот, у арки.

– Двадцать восемь, пожалуйста.

– Возьмите, без сдачи, – Чарли вылезает из машины, Цок- Цок вылетает следом.

Они бредут к парадной. Ноги Чарли немного заплетаются от усталости и крепкого сока. Она смеётся от своей неуклюжести. В ожидании лифта сложно удержаться от того, чтобы не внести в блокнот пару строчек будущей статьи.

«В Северном городе есть удивительное место, где вам при-годится знание того факта, что трубчатые кости сильнее губчатых. Это бар Llorona – оазис отборных напитков и музыкальных инструментов Северной Америки…»

– Я голодная! – вдруг понимает Чарли – А ты, Цок-Цок? – Кар!

– Решено. Давай пожарим сыр на ужин.

      Они поднимаются на свой этаж. Лязгнув ключом, открывают квартиру и направляются сразу на кухню. Чарли в предвкушении достаёт большой круг сыра и нетерпеливо плюхает его на разделочную доску. Взяв свой любимый нож, рукоятка которого украшена шнурками и бусинами, она нарезает сыр толстыми ломтиками. Не успев толком побыть самостоятельными единицами, кусочки сыра растекаются от жара сковородки и превращаются в расплывшийся блин. К нему присоединяются ловко порубленные кубики томатов. Чуть-чуть пошкварчав на сковородке, гастрономическое произведение переезжает в зелёную тарелку со сколом.

Они спешат в спальню. Устроившись на подоконнике, Чарли накручивает сыр на вилку, как спагетти, и тут же отправляет в рот. Сливочно-ореховый, мягкий и маслянистый, он скользит по языку. И в эту секунду становится ясно, что оно того стоило – не держать этот дорогой сыр до особого случая, а съесть прямо сейчас, перед сном.

– Кар-кар, – с наслаждением доедая сыр, говорит Цок-Цок, выпрашивая добавки.

– Ха-ха, скажешь тоже, – Чарли с нежностью смотрит на ворона. – Цок-Цок!

– Кар?

– Я тебя люблю!

– Ка-а-ар!

      Чарли легонько щёлкает ворона по клюву, и он хватает её за палец.

– Ну, ладно, давай спать. Что-то я ужасно устала.

      Отставив тарелку, она снимает платье и бросает его на стул. Переодевается в чёрную атласную ночнушку и идёт чистить зубы. Цок-Цок летит следом. Набрав полный рот пасты, Чарли говорит:

– Быху купоший день!

– Кар?

– Тьфу! Говорю, это был прекрасный день.

      Цок-Цок кивает и подсовывает голову под кран.

      Закончив вечерний ритуал, они возвращаются в спальню. Цок-Цок устраивается в своём гнезде из камыша и сладко зевает. Упав на кровать, Чарли пару минут смотрит на огни фар, скачущих по потолку. Улыбнувшись чему-то своему, она желает Цок-Цоку доброй ночи и закрывает глаза.

II

Учёба

Лекция 1

Введение в гонзо-журналистику.

Гонзо-журналистика (от английского gonzo – «рехнувшийся», «чокнутый», «поехавший») – это направление в журналистике, для которого характерен глубоко субъективный стиль повествования.

Репортёр – непосредственный участник, а не беспристрастный наблюдатель. Он:

Использует личный опыт.

Открыто выражает эмоции.

Тем самым подчёркивает основной смысл эмоций.

Для гонзо-журналистики также характерно использование цитат, сарказма, юмора, преувеличений, ненормативной лексики. Свобода выражения и личный взгляд.

Сразу после учёбы Чарли поспешила на вокзал, чтобы успеть на электричку в девятнадцать часов три минуты. Город промелькнул перед ней, как фильм в ускоренной съёмке, и вот она уже стояла перед белым мраморным окошком в кассовом зале.