В любовное/противопростудное зелье входили: вербена; жженый можжевельник; мед.
Все это она принесла из своего сада или из улья, вместе с тайной составляющей, «эликсиром», как сказала Джейни, который пах очень похоже на камфару. На вкус зелье было горькосладким и оставляло на задней стенке глотки древесный, сосновый привкус.
К вечеру, когда должен был начаться прием, я не сомневалась, что оно сработало и Фрэнклин найдет меня совершенно неотразимой. Из носа у меня больше не текло, мне казалось, что я сияю здоровьем.
Людям, выросшим в других условиях, может показаться странным, что я цеплялась за эти верования и суеверия, несмотря на то что мне открывался современный мир. Но здесь, в деревнях вроде моей, на забытом участке побережья, вдали от отдыхающих, от городской жизни и так называемого движения прогресса, время идет иначе. Здесь еще есть люди, которые следуют обычаям, отличающимся от тех, что несут с собой коммерция и время, созданное человеком. Есть то, что старше машин, электричества и телефонов, то, что сохраняется, как черный слой ила на болотах, скрытое под верхним слоем рациональности. Я не говорю, что эти обычаи лучше, но они есть, нравятся они вам или нет.
Место почти кончилось, и к тому же я пишу уже два дня в перерыве между работами в саду, и я устала. «Что вы пишете, мисс?» – спрашивают меня. Но я им не скажу. Завтра возьму следующую книжку. Мне еще многое нужно написать.
12
Церковь
23 ДЕКАБРЯ
Порыв ветра ударил в окно, заставив его застучать, и что-то светлое с тихим стуком упало на пол. Голова Мэлори рывком поднялась от книжки. Ничто в полутемной комнате не шевелилось. Она медленно осознала, что ночь возвратилась в жутковатую тишину, словно все шумы заглушил какой-то туман. В полусне Мэлори посмотрела на лежавшие на прикроватном столике часы; их циферблат освещала лампа. Самое начало первого.
Сидя в темной спальне, Мэлори потерла глаза. Сквозь занавески сочилось серебристое сияние. Наверное, луна. Надо было попытаться закрыть окно, и она выскользнула из постели, задохнувшись от холода. Пошевелившись, ощутила в глубине головы какое-то легкое дребезжание вроде начинающейся мигрени или похмелья. На полу у окна лежала ракушка, перламутрово-розовая изнутри, должно быть, она упала с подоконника. Мэлори подержала ее на ладони и попыталась понять, почему она кажется знакомой. Снаружи тихо падал снег, и все укутывало тонкое покрывало серебристой белизны.
Мэлори вцепилась в край подоконника и нечленораздельно вскрикнула. Что-то – кто-то? – двигалось в снегу. Тень. Рука Мэлори поднялась, словно хотела до нее дотянуться. Смутная, бледная тень, легкое затемнение в бесконечно белом, словно фигура, одетая в снег. И – ничего. Мэлори чувствовала себя глупо – в деревне ей было так непривычно, все эти звуки и крадущиеся ночные тени, так далеко от знакомой безопасности уличных фонарей, магазинов и баров. Снаружи был только снег, он мягко падал огромными хлопьями, белые пушинки в темноте. Завороженно стоя у окна, Мэлори ущипнула себя за голую руку, ощутила боль. В постель. Она не в себе. Надо вернуться в постель. Спотыкаясь, она добрела до кровати, рухнула туда и укуталась в одеяла. Боль в затылке отпустила, но мозг полностью занимала эта девушка – девушка с фотографии в газете, девушка в записной книжке, которая, казалось, говорила с ней напрямую. Книжка так внезапно оборвалась. Страницы еще оставались, но пустые, словно писавший чего-то недоговаривал. Это не могло быть концом истории. И не было, Мэлори это уже знала. Снимок девушки на газетной вырезке – дерзкий взгляд прямо в камеру.
Несколько часов спустя, всплыв из неспокойного сна, Мэлори открыла глаза и увидела комнату, залитую холодным светом. Не было слышно ни звука. Ни птиц, ни ветра, ни даже моря. Ничего, только легкое поскрипывание изогнутых стен дома. Мэлори хотелось пить, но ее стакан был пуст. Тишина казалась плотной, как вата. Еще не раздвинув занавески, Мэлори поняла почему. Все лежавшее перед ней было укутано глухой белизной.
Отвернувшись от окна, Мэлори увидела на полу у кровати тонкий прямоугольный пакет, перевязанный красной лентой для волос. Наверное, он выпал из записной книжки. Она подняла его и неловкими пальцами развязала ленту.
Внутри лежали две фотографии. Ее это неожиданно удивило, словно она читала вымышленную историю, а не рассказ о чьей-то жизни. На одной был юноша – привлекательный белокурый молодой человек в светлом костюме, небрежно прислонившийся к стене старого здания. Мэлори ощутила укол узнавания. Он напомнил ей Тони, каким тот был, когда они только познакомились, – такие всегда получают, что хотят. Но этот юноша был пожестче, чем Тони: прищуренные веселые глаза смотрят надменно, губы слегка искривлены, на лице высокомерное выражение. У Тони никогда не было намерения вести себя жестоко. Не то что у этого. Кто он, было очевидно. На обороте кто-то – Розмари, Мэлори узнала ее почерк, – написал: «Фрэнклин, август 1931 г.».
Из-за этого Фрэнклина по коже Мэлори побежали мурашки – странная смесь притяжения и отвращения. На ум ей пришел Тони, как он соскальзывает на вечеринке с дивана и берет ее ладонью за грудь. Он даже имени ее не знал. Она его оттолкнула, но его это, казалось, не обеспокоило. И вот теперь она мерзнет в бугристой постели в уединенном доме на краю Норфолка, а что делает Тони? Ей было невыносимо об этом думать. Несомненно, на какой-то очередной вечеринке, в каком-нибудь крутом месте в Сохо. В этом весь Тони. Он всегда к этому возвращался. К пустоте темных подвальных баров и виски. И к лебезящей перед ним женщине, которая подавала напитки. Как она ошибалась, думая, что он вообще захочет жить с ней и Фрэнни. Здесь ему все было бы противно – в этом холодном, темном доме у моря.
На другой фотографии была молодая женщина. Сначала Мэлори подумала, что это сама Розмари. Но фотография была более старая, из другой эпохи. Женщина в длинном светлом платье с высоким кружевным воротником сидела на ротанговом стуле, вокруг стояли пальмы. Возможно, снимали это в студии. Маленькая бледная женщина с темными волосами, тонущая в жестком объемном платье, совсем еще ребенок. Неприятно вздрогнув, Мэлори поняла, кто она. Отсутствующая мать, потерянная мать Розмари, Луиза. И точно, на обороте другой рукой было написано: «Мисс Луиза, февраль 1912 г., Дели».
Мэлори сунула фотографии обратно в записную книжку и запихнула обе книжки под подушку, прежде чем накинуть кардиган поверх ночной рубашки и выйти на площадку. Из комнаты Фрэнни не было слышно ни звука. Внизу Мэлори умудрилась добиться того, что огонь, плюясь, ожил, и уселась перед ним, дожидаясь, когда тепло разольется по коже. Жар покалывал ей пальцы, но она не убирала руки. Спина, обращенная к комнате, оледенела, от шеи вниз сбежала дрожь, будто кто-то провел пальцем по позвоночнику. Кто-то прошел по моей могиле. Мэлори резко обернулась. Ничего – только диван и дурно написанный морской пейзаж со штормом. Промелькнуло воспоминание – ктото, что-то – о белизне в саду. Среди ночи. Наверное, ей снилась девушка из записной книжки. Розмари, сказала она себе. Читать ее слова – все равно что заглядывать кому-то в мозг. Зря она стала читать. «Личные и тайные» – так там было написано. Она подсматривает, она – Любопытный Том. Но зачем писать, если не думаешь, что люди станут читать? А Розмари на самом деле хотела, чтобы кто-то это прочел, – даже написала что-то такое. Вместе с этим Мэлори думала, когда сможет улизнуть и начать читать вторую книжку. Она хотела знать, что случилось с девушкой. Чувствовала за нее какую-то ответственность, словно прочитать ее слова было долгом перед нею. И возможно, да, возможно, что в этих словах найдется какой-то ключ к тому, почему отец хранил фотографию этого дома. Мэлори вдруг поняла, что, пока читала, совершенно забыла об изначальных причинах, побудивших ее взяться за записные книжки. Но там ничего не было, ни слова о Гарри Скиннере или ком-то, кто мог им быть. Но, возможно, будет.
«Мне еще многое нужно написать». Мэлори услышала шаги и застыла. Оборачиваясь к двери, она мысленно увидела девушку в белом платье, входящую в комнату. Встревоженно вскрикнула. Это оказалась всего лишь Фрэнни, державшая на руках засыпанного снегом Ларри.
Мэлори выдохнула, у нее тряслись руки и ноги.
– Что случилось?
– Она засмеялась безумным фыркающим смехом, заставившим Фрэнни посмотреть на нее с подозрением. Ничего, милая. Ничего. Просто ужасно спала ночью. Ты выходила? Где была?
Фрэнни надела какой-то грязный желтый халат, цвета старого банана, поверх ночной рубашки, и большие толстые носки. Бледное лицо раскраснелось от холода.
– Ларри нужно было выгулять, мам. Весь сад засыпало снегом. Я замерзла.
Она подошла и села рядом с Мэлори, положив пса, который вытянулся у огня.
– Смотри, что я нашла.
Она протянула находку Мэлори – кусок песчаника, напоминавший сердечко. Но стоило Мэлори покрутить его в руке, он перестал походить на сердце. Просто камешек.
– Нужно повесить игрушки, пока папа не приехал.
Мэлори поморщилась. Ей не хватало духу – или смелости – сказать дочери.
Все утро Фрэнни развешивала игрушки, которые они нашли на чердаке, пристраивала древние выцветшие бумажные гирлянды и старые расписные фонарики на все карнизы, крючки и дверные ручки, потом выдвинулась наружу в пальто и резиновых сапогах лепить снеговика и срезать остролист и омелу, а за ней, почти скрытый снегом, помчался, лая на изгородь, Ларри. Мэлори поначалу не выходила из дома. Снова попыталась настроить транзистор, но не смогла найти среди помех станцию и выключила приемник. Бродя по комнатам – кормя Ларри, помогая Фрэнни развешивать игрушки, прибираясь, – она все возвращалась к девушке в записной книжке. Ее поражало, что эта деревня была домом Розмари, и в ней тоже должны были сохраниться следы ее жизни. И возможно – ну возможно же, – жизни самой Мэлори.
– Фрэнни, – позвала она, стоя у задней двери, – я собираюсь в деревню, хочешь со мной?
Она никогда не понимала, каким тоном разговаривать с дочерью. Вот этот веселый тон, которым она сейчас говорила, звучал фальшиво. И Фрэнни ощутила ее неловкость, как собака чует слабость. А вот Тони, чертов никчемный Тони, как-то понимал, как с ней надо, как ее рассмешить. Он поднимал дочку и кружил ее как нечего делать. «Я – не настоящая мать, – подумала Мэлори. – Просто играю роль».
На другом конце сада, в тени заснеженных деревьев, она различала коричневую шерстяную шапку Фрэнни, ее темно-синее пальто и желтые резиновые сапоги.
– Не хочу.
– Ну пожалуйста, – сказала Мэлори.
Господи, этот упрямый ребенок никогда не делал того, чего она от него хотела. У нее не было над ним власти. Фрэнни неподвижно стояла в снегу. Ее волосы выбились из-под шапки, которую связала мать Мэлори, прежде чем начала угасать. Их покрывали кристаллы снега.
– Ладно, – крикнула Мэлори. – Я ненадолго.
Она отыскала шубу и сапожки на меху, которые купил ей осенью Тони. На этот раз она пошла другой дорогой. Подумала, что, если дойти до конца проулка, можно увидеть море. Но, когда она туда добралась, болото тянулось до горизонта, застывшее, унылое, испещренное дырами, где поджидало бог-знает-что. Мэлори сокрушенно осмотрелась по сторонам, не понимая, куда идти. Над ней по гребню шла череда голых деревьев, хватавших воздух сучковатыми пальцами. По спине Мэлори пробежала дрожь, и она почувствовала, что нужно идти вдоль деревьев. Так сделала бы Розмари. По пути ее ничто не тревожило. Побыть одной после фиаско, которое она потерпела с Фрэнни, было утешением. Нетронутый чистый снег поскрипывал у нее под ногами. Ни людей, ни животных. Морозный тихий пейзаж выглядел апокалиптическим, или средневековым, или доисторическим. Не из этого времени. Она вырвала пучок перистой от снега травы, подумав, что это, наверное, и есть болотная трава, по которой бегала Розмари. Трава была грубой и колола кожу. Вскоре Мэлори вышла на тропинку, которая, как она решила, вела в деревню. Тропинка была древняя, без каких-либо признаков современной жизни. Вглядываясь в ее темный желоб, Мэлори думала, что могла бы так идти в любой момент за несколько последних столетий. 1960-е сюда не добрались. Узкая тропинка шла под уклон, насколько тут вообще мог быть уклон, и, хрустя девственным снегом, Мэлори чувствовала, как высокие изломанные деревья по обе стороны замыкают пространство, словно там таится чтото, что может на нее броситься. Она пошла быстрее, глядя только прямо перед собой.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
