Сон в красном тереме. Том 1

Тогда поспешила вмешаться жена Цзя Жуна, госпожа Цинь. Улыбнувшись, она сказала матушке Цзя:

– Для второго дяди Бао-юя у нас приготовлена комната. Не беспокойтесь и предоставьте это дело нам!

И затем обратилась к мамкам и служанкам Бао-юя со словами:

– Проводите второго дядю Бао-юя за мной!

Матушка Цзя считала госпожу Цинь во всех отношениях достойной и совершенной женщиной – прелестная и хрупкая с виду, она всегда была ласковой и нежной и нравилась матушке Цзя больше других жен ее внуков и правнуков; и когда она отправилась устраивать Бао-юя, матушка Цзя, разумеется, сразу успокоилась.

Следом за госпожой Цинь служанки с Бао-юем направились во внутренние покои. Бао-юй переступил порог; подняв голову, он увидел перед собой искусно нарисованную картину «Лю Сян пишет при горящем посохе» и ощутил смутное неудовольствие. Рядом висели парные надписи – дуйлянь, гласившие:

Чтобы постигнуть все в мире дела,    должно усердно учиться;Чтобы воспитывать чувства людей,    нужно изящное слово.

Прочитав эти фразы, Бао-юй даже не стал смотреть на прекрасное помещение и роскошную постель и заявил, что не останется здесь.

– Идемте скорее отсюда! Скорее! – твердил он.

– Если вам не нравится здесь, куда же идти? – улыбнувшись, спросила госпожа Цинь. – Может быть, в мою комнату?

Бао-юй кивнул головой и засмеялся.

– Где это видано, чтобы дядя спал в комнате жены своего племянника? – запротестовала одна из мамок.

– А что тут страшного? – возразила госпожа Цинь. – Ведь дядя еще совсем мальчик – какие для него могут существовать запреты? Помнишь, в прошлом месяце приезжал мой младший брат? Правда, он одних лет с Бао-юем, но ростом, кажется, немного выше…

– Почему же я его не видел? – перебил ее удивленный Бао-юй. – Приведите его ко мне!

Все рассмеялись.

– Как же его привести, если он находится за двадцать – тридцать ли отсюда? – сказала госпожа Цинь. – Когда он снова приедет – непременно познакомлю вас.

Разговаривая между собой, они отправились в спальню госпожи Цинь.

Когда они вошли, какой-то неведомый тонкий аромат защекотал в носу Бао-юя, и он почувствовал, что глаза его слипаются, а по всему телу разливается сладостная истома.

– Какой приятный аромат! – воскликнул он.

Бао-юй огляделся. Прямо перед ним на стене висела картина Тан Бо-ху «Весенний сон райской яблоньки», а по обе стороны от нее свешивались парные надписи, принадлежавшие кисти Цинь Тай-сюя. Надписи гласили:

Легкий морозец, скрепляющий сон, —    значит, весна холодна;Запах приятный, влекущий людей, —    это вина аромат.

На небольшом столике стояло драгоценное зеркало, некогда украшавшее зеркальные покои У Цзэ-тянь, а рядом с ним – золотое блюдо с фигуркой Чжао Фэй-янь. На блюде лежала айва, такая же крупная, как та, которой когда-то Ань Лу-шань бросал в Тай-чжэнь и ранил ее в грудь. На возвышении стояла роскошная кровать, на которой в давние времена во дворце Ханьчжан спала Шоучанская принцесса, и над кроватью возвышался жемчужный полог, вышитый принцессой Тун-чан.

– Вот здесь хорошо! – сдерживая улыбку, произнес Бао-юй.

– В моей комнате, наверное, не отказались бы жить даже бессмертные духи! – засмеялась в ответ госпожа Цинь.

Она откинула чистое, вымытое когда-то самой Си Ши, легкое шелковое одеяло и поправила мягкую подушку, какую прижимала когда-то к своей груди Хун-нян.

Уложив Бао-юя, мамки и няньки разошлись, и при нем остались только Си-жэнь, Цин-вэнь и Цю-вэнь. Госпожа Цинь послала девочек-служанок присматривать, чтобы под навес крыши не забрались кошки и не наделали шума.

Едва Бао-юй сомкнул глаза, как погрузился в глубокий сон; далеко впереди ему почудились очертания фигуры госпожи Цинь, он последовал за нею и попал в какое-то незнакомое место. Видит – перед ним красная ограда и яшмовые ступени, деревья и прозрачный ручеек, но всюду пусто и безмолвно, ни малейшего признака присутствия человека.

«Как прелестно! – сквозь сон подумал Бао-юй. – Остаться бы тут навсегда! Это куда интереснее, чем все время находиться под присмотром родителей и учителей!»

Пока он предавался несбыточным мечтам, откуда-то из-за горки донеслось пение:

Весенние грезы    рассеются, как облака.Цветы опадают,    их быстро уносит река.Скажите построже    девицам и юношам всем:Пусть вас не пленяет    гнетущая сердце тоска!

Бао-юй прислушался – это был девичий голос. И как только смолкла песня, из-за склона появилась грациозная, стройная красавица, совершенно непохожая на обычных людей.

В доказательство этому есть ода:

Она показалась из ивовой рощи,Явилась она из узорных покоев.Где легкой ступила ногою,Испуганно птицы взлетали над нею.И вот уже близко она,Прошла ее тень круговой галереей.Ее рукава словно ветер кружатся,Духов орхидеи струя аромат;Качается платье, как лотос тихонько,Подвески из яшмы на платье звенят.Лицо улыбнется – как персик весенний,Прическа, как туча, – а в ней изумруд;Слегка приоткроются вишенки-губы —Как зерна в гранате в них зубы блеснут.Так плавно колеблется стан ее гибкий,Как вьются снежинки от ветра зимой;Украшена жемчугом и изумрудом,Как зеленью утка, как гусь желтизной.То выглянет вдруг, то закрыта цветами,И в меру смеется, и в меру грустит;Проходит неслышно над озером тихим,То словно поплыла, то словно летит.Почти что срастаются бабочки-брови,Промолвили что-то, сказали без слов;Чуть видно идут ее лотосы-ноги,То словно бы стали, то двинулись вновь.К досаде красавиц сравним ее телоС отборною яшмой, с прозрачнейшим льдом;На зависть красавицам платье с цветами,Огнями сверкают узоры на нем.Редка меж красавиц подобная внешность, —Как холм благовоний, как гладкий нефрит;Затмила красавиц изящной осанкой, —Так мчится дракон или феникс парит.Что может сравниться с ее белизною? —Под снегом цветущая слива весной.Что может сравниться с ее чистотою? —Под инеем лотос осенней порой.Что может сравниться с ее простотою? —Сосна молодая в ущелье пустом.Что может сравниться с ее красотою? —Угасший закат над прозрачным прудом.Что с грацией может сравниться такою? —Дракона извивы над тихой водой.Что можно сравнить с ее чистой душою? —Студеную речку под ясной луной.Си Ши среди древних она посрамила,Ван Цян[33] из недавних пред нею бледна.В каком же краю родилась эта дева?Откуда на землю спустилась она?Когда не пришла она с пира бессмертных,Подобной не видывал Яшмовый пруд!Заставьте ее поиграть на свирели —В пурпурных чертогах такой не найдут!

Увидев, что это бессмертная фея, Бао-юй бросился ей навстречу, низко поклонился и с улыбкой спросил:

– Божественная дева, откуда вы пришли и куда направляетесь? Я не знаю, куда я попал, умоляю вас – возьмите меня с собой!

– Я живу в небесной сфере, где не существует ненависти, среди моря Орошающего печаль, – отвечала дева. – Я – бессмертная фея Цзин-хуань с горы Ниспосылающей весну, из чертогов Струящихся благоуханий, которые находятся в «Области Небесных грез». Я определяю возмездие за разврат и прелюбодеяния, в моей власти – заставлять женщин в мире смертных роптать на свою судьбу, а мужчин – предаваться глупым и безумным страстям. Недавно здесь собрались грешники, и я пришла, чтобы посеять среди них семена взаимного влечения. Наша встреча с тобой тоже не случайна. Ты находишься неподалеку от границы моих владений. У меня здесь нет ничего, кроме чашки чая бессмертия, нескольких кувшинов приготовленного мною прекрасного вина да нескольких девушек, обученных исполнению волшебных песен и танцев. Они недавно сложили двенадцать новых песен – «Сон в красном тереме». Пойдешь со мной?

Как только Бао-юй услышал слова феи, по его телу пробежала дрожь радости и нетерпения, он мгновенно позабыл о госпоже Цинь и покорно последовал за Цзин-хуань.

Неожиданно перед ним появилась широкая каменная арка с крупными иероглифами: «Область Небесных грез», а по обе стороны от нее – парная надпись, гласившая:

Когда за правду ложь сочтут,    тогда и правда – ложь;Там, где ничто есть бытие,    и бытие – ничто.

Они миновали арку и очутились у дворцовых ворот, над которыми было начертано четыре иероглифа, означавших: «Небо страстей – море грехов», и на столбах по обе стороны – парная вертикальная надпись:

Тучная почва, высокое небоВздох затаили, что древних и новых    чувств не смогли исчерпать;Юноша страстный, печальная деваБудут жалеть, что у ветра с луною    взятое трудно отдать.

«Так и есть, – подумал про себя Бао-юй, прочитав надпись. – Только не совсем понятно, что такое «древних и новых чувств»? И что значит «у ветра с луною взятое»? Надо будет подумать и постараться понять смысл.

Занятый своими размышлениями, Бао-юй и не предполагал, что в его душу вливается какая-то чудодейственная сила.

Вошли в двухъярусные ворота, и взору Бао-юя предстали высившиеся справа и слева двумя рядами залы, на каждом из которых были прибиты доски с горизонтальными и вертикальными надписями… С первого взгляда невозможно было прочесть, что на них написано, но на некоторых он разобрал: «Приказ безрассудных влечений», «Приказ затаенных обид», «Приказ утренних стонов», «Приказ вечерних рыданий», «Приказ весенних волнений», «Приказ осенней скорби».

– Осмелюсь вас побеспокоить, божественная дева, – сказал Бао-юй, обращаясь к фее. – Нельзя ли погулять с вами по этим приказам?

– В этих приказах хранятся книги судеб всех девушек Поднебесной, – отвечала Цзин-хуань, – и тебе, обладающему простыми человеческими глазами и бренным телом, не должно обо всем этом знать заранее.

Однако Бао-юй не уступал и настойчиво упрашивал фею.

– Пусть будет так! – произнесла наконец Цзин-хуань. – Пройдемся по этому приказу.

Не скрывая своей радости, Бао-юй поднял голову и прочел над входом три слова: «Приказ несчастных судеб» и парную вертикальную надпись по сторонам:

Весенняя грусть, осенняя скорбь —    откуда берутся они?Цветов обаянье, прелесть луны —    кто мог бы их победить?

Бао-юй печально вздохнул. Он вошел в помещение и увидел около десятка огромных опечатанных шкафов, на каждом из которых висел ярлык с названием провинции. Им сразу овладело желание найти ярлык с названием его родных мест, и он тут же на одном из шкафов заметил надпись: «Главная книга судеб двенадцати головных шпилек из Цзиньлина».

– Что это значит: «Главная книга судеб двенадцати головных шпилек из Цзиньлина»? – спросил Бао-юй.

– Это значит, что здесь записаны судьбы двенадцати самых благородных девушек твоей провинции, – ответила Цзин-хуань. – Поэтому и сказано «Главная книга».

– Я слышал, что Цзиньлин очень большой город, – заметил Бао-юй, – почему же здесь говорится только о двенадцати девушках? Даже в одной нашей семье вместе со служанками наберется несколько сот девушек.

– Конечно, во всей провинции девушек много, – улыбнулась Цзин-хуань, – но здесь записаны только самые замечательные из них; в двух шкафах, что стоят рядом, – второстепенные, а для всех остальных ничем не примечательных вовсе нет книг.

Бао-юй оглянулся на первый шкаф – на нем действительно было написано: «Дополнительная книга к судьбам двенадцати головных шпилек из Цзиньлина», а на другом шкафу значилось: «Вторая дополнительная книга к судьбам двенадцати головных шпилек из Цзиньлина». Бао-юй протянул руку, открыл дверцу шкафа со вторыми дополнительными книгами судеб, взял с полки первую попавшуюся тетрадь и раскрыл ее. На первой странице был изображен не то человек, не то пейзаж – разобрать было невозможно, ибо тушь от воды расплылась, и вся бумага, казалось, была покрыта черными тучами и мутной мглой. Внизу сохранилось стихотворение из нескольких строк:

Трудно увидеть луну после ливня,Тучка узорная вмиг разлетелась.Будто бы небо, душа высока,Вниз ее тянет ничтожное тело.Бойкий характер, пленительный облик    вызвали злость без предела.Старый и малый поэтому много    зло на тебя клеветали.Юноши знатного сердце одно    тщетно об этом жалело.

Бао-юй ничего не понял и стал смотреть дальше. Там были нарисованы букет свежих цветов и разорванная циновка, потом следовало стихотворение:

Были напрасны    ласки, уступки, согласье и нежность.Нужны ль сравненья    прежде с корицей, потом с орхидеей.Невыносимо,    если актеру достанется счастье.Если обижен    юноша знатный судьбою своею.

Это было еще более непонятно для Бао-юя, и он положил на прежнее место эту тетрадь, открыл первый шкаф с дополнительными книгами судеб и взял другую. Здесь на первой странице была изображена цветущая веточка корицы, а под нею – небольшой пересохший пруд, покрытый увядшими лотосами, и далее следовала надпись в стихах:

Цветущие лотосы корни сплетают    и запахи вместе струят.Всю жизнь она только преграды встречала,    душевные раны тая.Но вот две земли появляются вместе,    и дерево рядом – одно.И скоро придется душе ароматной    умчаться в родные края.

Бао-юй прочел, но опять ничего не понял. Затем он взял главную книгу судеб и на первой странице увидел два золотых дерева; на одном из них висел яшмовый пояс, а под деревьями в снежном сугробе лежала золотая шпилька для волос. Ниже было помещено стихотворение:

О той я вздыхаю,    чей нрав – добродетель сама;И ту я жалею,    что тополя пух воспевала.Нефритовый пояс    в лесу на деревьях повис,Из золота шпилька    под снежным сугробом пропала.

Бао-юй никак не мог разгадать смысл, скрывавшийся за этими словами, и хотел спросить у Цзин-хуань, но тут же понял, что это бесполезно, ибо бессмертная фея не захочет выдавать небесные тайны, и отказался от своего намерения. Затем он хотел положить тетрадь на место, но опять-таки не сделал этого и стал смотреть дальше. На второй странице был изображен лук, висевший на ветке душистого цитруса, и ниже следовала песенка:

О том, кто прав, кто виноват,    судили двадцать лет.Гранат раскрыл свои цветы,    в покоях их отсвет.С Весною Первою не в силах    сравниться Три Весны,Но тигра заяц повстречал —    сна-жизни больше нет.

Дальше были нарисованы два человека, запускающие бумажного змея, огромное море, корабль, на корабле – девушка, она закрыла лицо руками и плачет. Под картинкой опять стихотворение:

Светла, талантлива, чиста    и высока душою.Рожденный в трудные года    всегда гоним судьбою.В слезах на празднике Цин-мин    глядит туда, где Цзян,Где как во сне за сотни ли,    восточный ветер воет.

Потом следовала картинка, изображающая цепочку плывущих в небе облаков и излучину реки, уходящей вдаль. Стихотворение внизу гласило:

Богатство, знатность —    много ль проку в них?Ведь ты в пеленках потеряла    родителей своих.Очей веселых    близится закат.Сянцзяна воды вдаль уходят,    и тучи в Чу летят.

Затем был нарисован кусок драгоценной яшмы, упавшей в грязь, и следовали стихи:

Ты хочешь быть чистой,    но как чистоту сохранить?Напрасным слывущее    может напрасным не быть.Какая досада,    что золоту или нефритуВнезапно приходится    в липкую грязь угодить!

На следующей странице Бао-юй вдруг увидел лютого волка, который преследовал красавицу девушку, намереваясь сожрать ее. Стихи под этой картинкой гласили:

Душою схож    с Чжуншаньским волком он,Свирепым, злобным    сердцем наделен.В покоях женских    процветал разврат,И за год жизнь    прошла, как «с просом сон»[34].

Стихи под изображением древнего храма, внутри которого сидела в одиночестве девушка и читала священную книгу, гласили:

Узнает она: трех Весен других    недолог будет расцвет.Однажды заменит черным нарядом    убор своих прежних лет.Какая жалость, что знатного рода,    богатого дома дочьОдна возле древнего Будды лежит,    где тусклой лампады свет.

Дальше была нарисована ледяная гора, на ней – самка феникса, а ниже шли строки:

«Обычная птица»[35] – но в мире явилась    в тяжелые годы она.Все любят ее такой нежной любовью,    прелестной она рождена.Во-первых, послушна, властна – во-вторых,    и «кто-то у дерева»[36] – в-третьих, —И вот возвращается с плачем в Цзиньлин,    и повесть об этом грустна…

Затем – какой-то заброшенный трактир в захолустной деревне, и в нем красавица за прялкой. В пояснении к картинке сказано:

Надломлены силы,    замолкли о знатности речи.Семья погибает,    не вспомнят родные о ней.Но как-то за помощью    бабка пришла из деревни,И вот удается    найти сердобольных людей.

После стихов следовало изображение вазы с цветущими орхидеями, а возле нее стояла красавица, роскошно одетая, в богатом головном уборе. Картина сопровождалась подписью:

Завязь на сливе и персике будет,    коль ветер весенний повеет.В мире нет краше кувшина того,В котором цветет орхидея.Тщетно согласие льда и воды    она охраняла ревниво, —Все же не стоит, как люди другие,    судачить, смеяться над нею.

Потом Бао-юй увидел высокие двухэтажные палаты, а в них повесившуюся красавицу, и ниже стихи:

«Чувство как небо и чувство как море,    чувство – мечты глубина.Если ж нашли эти чувства друг друга,    похоть осталась одна», —В доме Жунго без конца повторяли    эти пустые слова,Все же на деле раздоров причина    в доме Нинго рождена.

Бао-юй собрался читать дальше, но Цзин-хуань, зная его ум и способности, побоялась разгласить небесную тайну, поэтому она проворно захлопнула тетрадь и с улыбкой сказала Бао-юю:

– Зачем рыться в непонятных для тебя записях? Лучше прогуляемся, посмотрим чудесные пейзажи!

Не сознавая того, что он делает, Бао-юй выпустил из рук тетрадь и покорно последовал за Цзин-хуань. Взору его представились расписные балки и резные карнизы, жемчужные занавесы и расшитые пологи, благоухающие цветы бессмертия и необыкновенные травы – поистине, это были великолепнейшие места! О них можно было бы сказать:

На красных дверях колеблется свет,    как золотом устлан пол;На алом окне сверкающий снег,    из яшмы сделан дворец.

И снова ласковый голос Цзин-хуань коснулся слуха Бао-юя:

– Выходите скорее и встречайте дорогого гостя!

Не успела она произнести эти слова, как появились бессмертные девы. Кружились в воздухе лилейные рукава их одежд, трепетали на ветру крылатые платья; своей красотой девы были подобны весенним цветам, а чистотой и свежестью напоминали осеннюю луну.

Увидев Бао-юя, девы обратились к Цзин-хуань и недовольным тоном сказали:

– Мы не знали, о каком госте идет речь, сестра, и поэтому вышли его встречать. Ведь вы говорили, что сюда сегодня должна явиться душа нашей младшей сестры – Пурпурной жемчужины. Мы давно ее ждем. Зачем вы привели это грязное создание, которое оскверняет ваши владения?

Смущенный Бао-юй, услышав эти речи, хотел удалиться, но не мог. Он действительно чувствовал, что грязен. Цзин-хуань взяла его за руку и, обращаясь к толпе бессмертных дев, молвила:

– Вы не знаете, зачем я его привела. Я направлялась во дворец Жунго, чтобы встретить Пурпурную жемчужину, но, когда проходила через дворец Нинго, навстречу мне попались души Жунго-гуна и Нинго-гуна, которые сказали мне: «С тех пор как утвердилась ныне правящая династия, наши семьи славой и заслугами своими выделяются в мире, из поколения в поколение наследуют богатство и титулы. Прошло уже сто лет, счастье нашего рода исчерпано, и его не вернуть! У нас, правда, много сыновей и внуков, но никто из них не может быть достойным наследником. Лишь один внук, Бао-юй, подает надежды. Он обладает крайне странным необузданным характером, но умен и талантлив. Однако счастье нашего рода кончается, и мы боимся, что никто не сумеет направить Бао-юя на истинный путь. Как хорошо, что вы повстречались нам! Мы уповаем на то, что вы покажете ему всю пагубность мирских соблазнов и тем самым поможете вырваться из ловушки и вступить на праведный путь. Если вы это сделаете, мы будем бесконечно счастливы!» Они так настойчиво упрашивали меня, что я из жалости к ним привела сюда Бао-юя. Сначала я в шутку разрешила ему познакомиться с судьбами девушек его семьи, но он ничего не понял, – так пусть же здесь у нас испытает могущество страстей. Может быть, тогда он прозреет.

С этими словами она, держа Бао-юя за руку, вошла в покои. Бао-юй сразу почувствовал какой-то неведомый запах и не удержался от того, чтобы спросить:

– Что это такое?

– В грязном мире, где ты обитаешь, такого благоухания быть не может! – холодно усмехнулась Цзин-хуань. – Это – экстракт удивительных трав, растущих в чудесных горах, настоенный на душистом масле жемчужных деревьев. Называется он «квинтэссенцией всех благовоний».

Бао-юю оставалось лишь удивляться и восхищаться.

Потом они сели. Служанка подала чай, необыкновенно прозрачный и ароматичный, и Бао-юй спросил, как этот чай называется.

– Этот чай растет в пещере Ароматов на горе Весны, – пояснила Цзин-хуань, – а заварен он на росе, собранной с листьев цветов бессмертия, и называется «благоуханием тысячи роз из одного чертога».

Бао-юй кивнул головой в знак одобрения. Затем он окинул взглядом помещение, в котором находился: здесь было все – и яшмовый цинь[37], и драгоценные треножники, и старинные картины, и полотнища со стихами. На окнах висели шелковые занавеси, а по обеим сторонам от них – парные надписи, одна из которых особенно радовала душу:

Темная, скрытная,    полная тайны земля;Непостижимое    и недоступное небо.

Прочитав эту надпись, Бао-юй обратился к Цзин-хуань и спросил у нее имена бессмертных дев. Оказалось, что одну из них зовут фея Безумных грез, другую – Излиятельница чувств, третью – Вызывающая печаль золотая дева, четвертую – Мудрость, измеряющая гнев и ненависть.

Вскоре служанки внесли стулья и столик, расставили на нем вино и угощения. Вот уж поистине:

До самого края рубиновым соком    хрустальные чаши полны;Налиты густою нефритовой влагой,    янтарные кубки стоят.

Запах вина показался Бао-юю необычным, и он не удержался от того, чтобы спросить, что за аромат заключен в нем.

– Это вино – смесь нектара со ста цветов и десяти тысяч деревьев, – отвечала Цзин-хуань. – Оно сброжено на костях цилиня и молоке феникса и поэтому называется: «Десять тысяч прелестей в одном кубке».

Восторг Бао-юя не имел границ.

Как раз в тот момент, когда они пили вино, вошли двенадцать девушек-танцовщиц и спросили у бессмертной феи, какую песню им исполнить.

– Спойте двенадцать песен «Сон в красном тереме», которые недавно сложены, – приказала им Цзин-хуань.

Танцовщицы кивнули ей, ударили в таньбань[38], заиграли на серебряной цитре. Услышав, что они поют «В начале всего, в первозданные годы…», Цзин-хуань быстро прервала их:

– Эти песни непохожи на арии из классических драм, сочиненные в бренном мире. Земные арии неизменно подразделяются в соответствии с ролями положительных или отрицательных, главных или второстепенных героев, и написаны они на мотивы девяти северных и южных мелодий. А в наших песнях содержатся либо вздохи о чьей-нибудь судьбе либо отображаются чувства, вызванные каким-нибудь событием. Песни, сочиненные нами, тут же исполняются на музыкальных инструментах. Тому, кто не проник в смысл, заключенный в нашей песне, не понять ее прелести. Мне кажется, что и ему не слишком знакомы наши мотивы. Если он не прочтет сначала текст песен, он, пожалуй, не найдет в них ничего интересного.

С этими словами она повернула голову и приказала подать Бао-юю бумагу, на которой были написаны песни «Сон в красном тереме».

Бао-юй взял их, развернул бумагу и стал следить, как девушки пели песни:

ВСТУПЛЕНИЕ КО «СНУ В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ»В начале всего, в первозданные годы,Кто чувства любовного вырастил всходы?При чувстве глубоком,    при нежных свиданьях на лоне природы,Когда одолеют сомнения,В те дни, когда в сердце страдания,Во время тоски и молчанияВы глупые чувства развеять хотите.По этой причинеПокажем мы «Красного терема сон»,    о золоте грустном, о скорбном нефрите.ВСЯ ЖИЗНЬ – ОШИБКАВсе говорят:    связаны золото с яшмой судьбою;Я ж вспоминаю:    камень и дерево клятву давали.Тщетно противиться    блеску снегов, где мудрец обитал под горою;Все же забудешь ты    в тихом лесу неземную богиню едва ли.Сетуешь ты на людей:Что и в прекрасном изъяны бывают,    понято нынче тобой.Правда, всегда    будешь бокал поднимать до бровей.Но никогда    ты не смиришься с судьбой.НАПРАСНО ПРИСТАЛЬНО ГЛЯДИШЬПодобна одна    цветам, расцветающим в парке небесном.Подобен другой —    без трещин и примесей яшме чудесной.Ты, может быть, скажешь,    что их не связала судьба, —Тогда почему же сегодня смогли    в их жизни скреститься пути?Ты, может быть, скажешь:    их вместе связала судьба, —Тогда почему же лишь к праздным словам    сердца их сумели прийти?Зачем одного    вздыхать заставляет тоска?Зачем от другой    спокойная жизнь далека?Исчезнет один,    как лунные блики в воде,Исчезнет другая,    как в зеркале образ цветка.Как много слезинок вместится в глазах?Скажи мне, ты думал об этом?Откуда же слезы    бегут, пока осень не сменит зима,И льются весною до самого лета?

Слушая эту песню, Бао-юй оставался рассеянным, ибо не видел в ней ничего, и только звуки мелодии вселяли в него тоску и опьяняли душу. Поэтому он не стал допытываться ни об источнике происхождения песни, ни об истории ее возникновения и, чтобы развеять тоску, принялся читать дальше.