Ещё не вечер, господа!
– Но я не убивал пристава.
– Паспортная книжка изъята у тебя, приметы и возраст совпадают, посему ты и есть Курлов. Я тебя задерживаю и отправляю в камеру.
– Я не убийца! – взмолился Мякиш.
– Грош цена твоим словам.
Наставник позвал Сергея на обед. Тот наотрез отказался и попросил разрешения остаться в кабинете. Неустроев ушел, Очкасов снова окунулся в дело. Федоров сообщал, что Мякиша поместили в камеру с агентом «Шамилем». Тому за ночь удалось выяснить, что Мякиш сожительствует с белошвейкой Клавкой Сутягиной. Любовь требует много денег, а их в городе много не срубить. Клавдия предложила Мякишу поработать в столице. Тот воспротивился потому, как в Петербурге после событий пятого года документы проверяют на каждом шагу. А на него по всей империи стоит сторожевой лист. Тогда Клавка предложила добыть чистую паспортную книжку, даже с указанием другого города. Мякиш согласился, и Клавка взялась за исполнение. Уже совсем скоро от него потребовалось семьдесят рублей. Мякиш отнес к барыге последнее добро, добытое в чужих домах, и расплатился с Клавкой. В тот день, когда случилась облава, он собирался ночным поездом уехать в столицу. «Шамиль» раззадорил Мякиша подсказкой про его Клавку. Она специально добыла книжку на человека, состоящего в розыске. «Шамиль» высказал предположение, что Клавка служит в полиции. Домушник пытался возражать и в оправдание сообщил, что знает к кому Клавка обращалась. Липу она заказывала Печеному, местному часовщику, Печерникову Станиславу Карловичу. Мякиш пытался доказать, что Печеный никак не может быть связанный с полицией. Тогда «Шамиль» предположил, что Печеный и Клавка состоят в любовных отношениях, а его, дурака, подставили, чтобы избавиться.
Федоров два дня не вызывал Мякиша на допрос и за это время узнал, что Печерников Станислав Карлович носит фамилию жены, а его первородная фамилия Шиманский. Участвовал в беспорядках в Москве в 1905 году. На третий день Мякиш сам запросился на допрос. Чистосердечно во всем признался.
Неустроев деликатно дал понять, что рабочий день окончен и подпоручик может идти домой. Но Очкасов попросил разрешения остаться.
– Тогда так, вот тебе ключ, вот пенал и печатка. Дела сложишь в железный ящик, специально приготовил для тебя. Впредь, что касается службы, храни только в нем. Нынче как закончишь, дела и тетрадь положи в ящик, закрой его на ключ, ключ в пенал, а веревку на крышке залепи мастикой и приложи печатку. Пенал сдай дежурному на выходе. Нынче дежурит вахмистр Иван Степанович, наш старейший работник. На выходе ему представишься, он любит новичков. Начнет советы давать. Слушай и соглашайся, худому не научит.
Очкасов вернулся к своим злодеям и преждевременно полагал, что Печеный и есть тот самый изготовитель фальшивок. Но его ожидало разочарование. Далее вскрылись два полиграфиста из Новгорода, работники полиграфкомбината. Там печатали бланки для паспортных книжек. Учет был строгим, но раз в месяц была выбраковка испорченных бланков. Тем самым существовала возможность хищения. Печати готовил псковский гравер Моисей Габрилович. Бланки заполнял приемный сын Печеного, ученик выпускного класса гимназии. За организацией предприятия стояли революционеры. Они платили немалые деньги за то, что Печеный снабжал беглых ссыльных, а также тех, кого разыскивала полиция паспортными книжками. По ним можно было уезжать за границу.
Очкасов перелистнул последнюю страницу, далее сделал, как велел наставник, и с пеналом в руке двинул на выход. Но Иван Степанович еще целый час учил его уму разуму про сохранение служебной тайны.
На другое утро подпоручик вошел в кабинет, когда Неустроев уже разложил на столе свои бумаги и читал принесенные с собой газеты.
– Через полчаса будь готов задавать вопросы по делу.
Вопросы Очкасова уложились на десяти листах толстой тетради: включали дальнейшую судьбу всех фигурантов, место службы поручика Федорова в настоящее время; касались отношений с департаментом полиции и прочее и прочее; главное место занимали вопросы о тех, кто помогал в разоблачении злоумышленников.
– Привлеченный к сотрудничеству осведомитель, источник, агент – все одно и то же, – начал Неустроев, – называй, как тебе нравится. Главное, чтобы информация от него была своевременной, полной и объективной. Дабы не подвергать расшифровке конкретного человека, его фамилию и имя прикрывают либо одной литерой, либо вымышленной фамилией, либо как-то по-другому. Привлекать человека к сотрудничеству работа кропотливая и не быстрая. Человек должен к тебе привыкнуть, и ты к нему тоже. Он должен понимать, что вы делаете нужное дело. Будешь интересоваться ерундой, собирать сплетни, гоняться за интимными сведениями, твоему человеку это быстро надоест, да и сам измельчаешь. Помнишь, на что «М» обратил внимание? На приметы разыскиваемого преступника. Федоров всегда своих негласных осведомителей просвещал о тех, кто в розыске. Еще «М», поняв с кем довелось познакомиться, проявил инициативу, повел подозреваемого к знакомым. Там и вылезла злосчастная паспортная книжка. Не случись первого сообщения, и неизвестно сколько еще времени Печеный делал бы фальшивки, сколько врагов Отечества сбежало от правосудия.
– Что за личность такая агент «Шамиль»? – спросил Очкасов.
– Называют их по-разному «подсадка, наседка». Мы таких ценных помощников зовем с уважением – «внутрикамерниками». Привлекаем к сотрудничеству тех, кто находится под следствием не по тяжким статьям, либо тех, кто уже получил срок и отбывает в тюрьме наказание. Смотри, как лихо «Шамиль» среагировал на рассказ Мякиша и поиграл на его чувствах.
– И что мне тоже позволено вот так искать агентов?
– Тебе позволено много, но главное не злоупотреби этими возможностями. Для начала попробуй просто найти себе приятеля, способного без мыла в любую щель залезть. Начни знакомство с ним на равных. Сразу представишься, толку не будет. Одно дело необходимость, а другое – свободный поиск. Завтра с утра сходи на городской рынок, понаблюдай за людьми, выбери себе подходящего человека и подружись с ним. Прикинься заезжим приказчиком откуда-то из Новгорода.
В назначенный день Очкасов двинул на городской рынок. Признал правоту Неустроева, ибо образ приказчика был как шапка невидимка. Для продавцов он казался таким же торгашом, и покупатели тоже считали своим. Очкасов походил по рядам, купил семечек и сел на приступок у забора. Взгляд остановился на продавце солеными огурцами. Тот стоял за прилавком с погасшим взором, рядом бочка, а на прилавке пирамида из соленых огурцов. В отличие от других он ничего не выкрикивал, не хватал проходящих за рукава. Ни с того, ни с сего рыночную толчею накрыл зычный голос:
– Только сегодня! Только один день!! Человек-ак-ва-ри-ум!!! На ваших глазах может выпить за один раз три ведра воды! Спешите видеть! – голос повторял одно и то же.
Парень оживился и чуть было не сорвался с места. Сергей подошел к нему и сказал:
– Иди, я покараулю.
– Я мигом, только гляну! – крикнул парень.
– Не боись, я соленых огурцов не ем.
Только парень убежал, стали подходить покупатели интересоваться ценой. Очкасов терпеливо отвечал, что продавец отошел и скоро вернется. Парень прибежал и, запыханный, с грехом пополам выдал благодарственные слова. Познакомились. Продавца звали Евтихий.
– Видать тебе не по нутру торговля? – начал знакомиться Сергей.
– Старший братан подсуропил, сказался больным и торговать не поехал.
– Он главный в семье?
– Да я бы удавился при таком началовании, у нас батюшка командует. Огурцы так, до кучи, из излишков. Торгуем зерном и мукой.
– Ты никого не зазываешь, так ничего не продашь.
– Глотку драть не собираюсь.
– Сколько за огурцы хочешь?
– Бери так! А продавать велено по полкопейки за штуку.
Очкасов взял два огурца и пошел к забегаловке в подвале. Публики оказалось мало. За одним столом двое ели из общего горшка. Другой посетитель, у стойки, таращился на стакан.
– Налей мне рюмку и дай огурчик, – молвил половому Сергей.
Тот исполнил заказ, и Сергей уставился на сморщенный огурец, понюхал его и положил назад в блюдце. Достал огурец от Евтихия и, пока половой отвлекся, вылил рюмку на пол и захрустел огурцом.
– Ты, братец, эту сморщенную гадость выброси. То не огурец, то отрава, – Сергей продолжал хрустеть огурчиком Евтихия.
– Огурцы у нас неважные, – согласился половой.
– На рынке парень скучает с целой бочкой. На попробуй, хрустящие.
Появился хозяин:
– Еще будете заказывать? Тогда проводи Даньку, пусть поглядит, что там за продавец такой и сколько хочешь за свой товар.
Сергей подвел полового к Евтихию. Тот, в свою очередь, попросил несколько штук и ушел к хозяину. Вернулся с двумя ведрами и предложил конкретную цену. Евтихий согласился. Когда ведра наполнили, оказалось, что в бочке осталось полтора ведра.
– Ежели заберешь остатки, – сказал Евтихий, – то за пятнаху уступлю вместе с бочкой.
– Жди, – бросил Данька и исчез.
Вернулись уже втроем, за собой тащили тележку.
Евтихий пожал Сергею руку и произнес:
– Прости, но поделиться с тобой деньгой не могу. Перед батюшкой отчет держать придется. Понимаешь, продал с сильной уступкой.
– И что? Хочешь сказать, что дальше каждый сам по себе?
– Сказал, денег не дам.
– Денег мне твоих не надобно.
– Чем я тебе обязан? Огурцы мои, трактир не твой, пошел ты знаешь куда!
– Я-то пойду, а ты как дальше жить станешь? Тебе добро сделали, ответь тем же.
– Ничего я тебе не должен. Позову брата, он тебе рожу начистит!
– А сам-то чего, вроде не доходяга.
– И сам могу, но брат ловчее.
– Давай так, я руками драться не стану. А ты дерись, как угодно.
– Шутишь! Ладно, ежели побью, даешь слово, что отстанешь?
Отошли к глухой поляне. Сергей спрятал свои руки за спину. Евтихий сразу стал праздновать победу, ехидно улыбнулся и замахнулся кулаком правой руки. Сергей заметил, что одновременно хитрец приготовил свою левую руку. Значится, когда Сергей отклонится от удара правой, слева прилетит кулак другой руки. Сергей не стал отклоняться, он резко и низко присел. Два кулака просвистели поверху. Сергей разогнулся и ногой достал голову Евтихия, тот упал.
– Так не честно, – заорал парень.
– Что, и ногой драться нельзя? Тогда привяжи меня к дереву и налетай. Только будет не поединок. Признаешь поражение или хочешь еще? Не зли меня, ох, не зли!
– Чего хочешь? – сдался Евтихий.
– Помощь твоя нужна в одном очень важном для меня деле. Пойдем, покажу.
Пошли по Торговой улице и Очкасов судорожно думал, чем озадачить своего знакомца. Увидел небольшую, неброскую вывеску «Добровольное общество почитателей мировой литературы стараниями мецената Добродеева».
– Хотел познакомиться с красивой девкой, она нырнула в эту дверь. Я за ней, а меня не пустили. Сказали, что пока закрыто.
– Что за слово такое «литература»?
– Слово новое от латинского «литера», то есть буква. Означает собрание книг.
– Как я узнаю твою девку?
– Волосы, как крыло ворона, черные с отливом. Глаза карие, просто красавица. Ростом чуть пониже меня.
– Что ей сказать?
– Надо узнать ее имя.
– Ладно, жди.
Евтихий исчез за резными дверями. Сергей принялся его ждать. Прошел целый час, уже стало волнительно. Евтихий наконец появился. Ошарашенный, схватил Сергея за рукав и поволок прочь от дома.
– Нет там никакой цыганки, или как ее черноволосой. Там вообще ни одной молодой девки нет. Старуха длинная, сухая и говорит по-нашему плохо. При ней два мужика громилы. Один сидит, а другой встал возле меня и уперся взглядом.
– Ну, нет красавицы и нет! Чего так долго? – Сергей продолжал знакомство.
– Чего, чего? Старуха пристала ко мне, стала спрашивать коих писателей я люблю. Я ответил, что пришел познакомиться с мировой литературой. Она давай сыпать именами нерусскими, я ни одной фамилии не запомнил. Сказала, что я могу взять для прочтения любую книгу, но должен принести в залог другую. Потом усадила меня за стол и потребовала паспортную книжку. Я достал, она поглядела и велела заполнить лист, где напечатаны вопросы про человека.
– Ты его заполнил?
– Куда деваться, заполнил. Все время громила в затылок дышал.
– И что дальше?
– Велела приходить с книгой на обмен. А где я тебе ее возьму?
– Книгу я тебе дам, но идти еще раз придется. Видно, моя красавица где-то в кладовке находилась.
– Ладно, схожу, мне самому интересно. Все лучше, чем на мельнице торчать или по дому слоняться.
– Только брату своему не проболтайся. Вдруг ему тоже захочется познакомиться с моей красоткой.
– Так уж и твоей, может она мне тоже понравится.
– Тебе можно, мы с тобой типа компаньонов, а брат тут лишний.
– Не боись, не проболтаюсь, хотя хочется его позлить.
– Перехочется! Уговор дороже денег!
– Ладно, давай послезавтра приходи к десяти часам к воротам рынка. И книгу приноси.
– Идет! – сказал твердо Сергей.
Он не знал, выполнил поручение наставника или нет, но доложил все как было, ничего не упустил. Даже упомянул про рюмку водки, которую втихую вылил на пол.
– Считать поручение исполненным буду только после того, как все изложишь на бумаге. В архивных делах видел подобные справки? Вот и излагай все, как было.
Писать Очкасов не любил, но дисциплина есть дисциплина. Оказалось, что писать намного труднее, чем повествовывать. Сергей кропал часа два, потом прочитал написанное и ужаснулся. Такое показывать было нельзя. Полез в архивные дела, еще раз почитал всякие справки и начал писать сначала. Прервались на обед, сходили с Неустроевым в ближайшую харчевню. Потом снова сел за писанину. Ближе к вечеру справку доложил.
– Для начала неплохо, – оценил Кронид Нифонтович справку, – теперь беги к Ольгиному мосту, там под вечер собираются чернокнижники. Вот тебе рубль, купи книгу потолще.
– Зачем еще? – удивился Сергей.
– У тебя же завтра встреча с Евтихием, а книга ему нужна для похода в общество.
– А я думал все, схожу завтра, предупрежу его и на том закончим.
– Знакомство надобно продолжать. Может выйдет толк из твоего огуречника?
Глава третья
Неустроев не любил в своих догадках бежать впереди паровоза. Еще в марте военный атташе в Вене, полковник Марченко Митрофан Константинович, предупреждал его о засылке в Псков агента «Берты», подготовленную лично Вальтером Николаи. Особых примет, внешних описаний и даже возраста Марченко не знал. Известно, что агенты Николаи крайне опасны и весьма неординарны в своих проявлениях.
Неустроева порадовали первые шаги новичка, но что-то насторожило майора в названии предприятия. Он пошел к своему знакомому в Земское ведомство, там нашел подтверждение, что «Добровольное общество любителей мировой литературы стараниями мецената Добродеева» зарегистрировано еще в феврале текущего года. Учредителем выступил коллекционер Добродеев Николай Егорович, житель Пскова. На обратном пути Неустроев заглянул в антикварную лавку, к своему знакомому Герману Георгиевичу. Попили чайку, поговорили о том, о сем, и антиквар вспомнил коллекционера:
– А-а, Добродеев Николай Егорович, старый хрыщ, жив ли?
– Ни одного раза о таком не слышал, а тут приспело!
– А ты и не мог слышать, – молвил антиквар, – он жил отчужденно в своем имении. Наличием всяких коллекций не хвалился. Об том знал ограниченный круг лиц.
– Так, ты бывал у него?
– Меня интересовали статуэтки голландских мастеров. Добродеев неоднократно отказывал просителям в покупке. Отказал и мне.
– Где же находится его имение?
– Едешь по дороге до Ширицкого озера, справа на Троицкой горе стоит несколько изб. Едешь дальше и попадаешь аккурат в Добродеево. Если поедешь, то я могу присоединиться.
Договорились о времени поездки.
Очкасов вернулся сильно возбужденным. Кронид Нифонтович налил ему воды, велел сначала успокоиться и потом повествовывать.
– Старуху звать Елизавета Корнеевна. Евтихий получил от меня «Недоросля» Фонвизина и передал книгу старухе. Та полистала ее и заулыбалась.
– Причину не поведала?
– Вопрос задала. Спросила, как можно читать подобную ерунду? Евтихий догадался ей подыграть и заявил, что хорошие книги ему самому нужны.
– Твой парень сообразительный.
– Дальше старуха сказала, что читать Вальтера и Руссо ему еще рано. Предложила Свифта Джонатана «Путешествие Гулливера». Евтихий мне книгу не отдал. Сказал, что сначала сам желает прочитать.
– Свифта Джонатана у нас еще в переводе не издавали, – заметил Неустроев, – что еще удалось установить?
– Евтихий заметил, что у полок стояли посетители. Девица, судя по одежде, из хорошей семьи и офицер в форме.
– Форма какая?
– Евтихий не различает. Еще старуха дала ему неделю на прочтение и велела книгу не задерживать. Может на том закончим? Приступим к настоящему делу?
Неустроев не сдержался и выдал подопечному по первое число. Но мораль закончил хорошими словами:
– Тебе повезло. На первом практическом занятии попал туда, куда требуется. Пока ни о чем не спрашивай, завтра с утра отправляйся на Кахановский бульвар. Найдешь дом номер четыре и понаблюдай. Для начала нет ли вывески похожей, ежели нет, определи назначение дома: жилой или конторский.
– Вы не шутите?
– Даже не думал. По документам там зарегистрировали твое общество. Садись и пиши отчет о встрече с контактом «О».
– Почему «О»? – удивился Очкасов.
– Потому что огуречник.
В доме четыре по Кахановскому бульвару проживали две семьи. Дом одноэтажный, старый, деревянный, два входа с торцовых сторон. Одна многодетная семья рабочего местного завода, другая семья из трех человек: муж с женой и больная мать-старуха. Молодые прислуживали трудниками в Рождественно Богородичном монастыре, что на Снетной горе. Молодняк из семьи рабочего сновал туда-сюда. То в салочки играли, то в прятки, два раза подрались и помирились. У их соседей к окнам никто не подходил, даже занавески не дрогнули. О результатах посещения адреса Очкасов доложил и засел за справку, быстро написал ее. Но к вечеру случилось необычное. Неустроев повел его в конюшню, закрепленную за отделением. Конюху велел заложить к семи утра коляску с верхом в одну лошадь. Представил Сергея, как кучера:
– Куда прикажете подавать экипаж? – с иронией в голосе спросил Очкасов.
– Жду у конторы сразу после семи, – буркнул наставник.
Дорога заняла меньше часа. Очкасов прислушивался к разговорам Неустроева со своим приятелем и к середине пути из обрывков понял, что едут они к Добродееву, к тому, чья фамилия указана на вывеске. Догадка придала сил, значит не просто так, его назначили кучером, значит добытые им сведения чего-то стоят. Подъехали к усадьбе, ворота настежь. Сергей останавливаться не стал и без раздумий поехал по главной дороге. Она привела к особняку, не очень большому, но с крыльцом и кругом для экипажей. Сергей высадил своих пассажиров и отъехал на обозначенную площадку. Только встал, как к нему подошли два рослых мужика без следов праведности во всем виде, и он не ошибся:
– Ей, возок, кого к нам привез? Сказывай, а то харю начистим, – мужик выставил из-под телогрейки голое брюхо.
Очкасов боялся испортить комбинацию своего наставника, решил, что коль скоро никаких инструкций не получил, то правильнее всего сказаться глухонемым. Сергей откинул башлых и начал жестами и мычанием объяснять, что он ничего не слышит и говорить не умеет.
– Похоже он вроде того…, – сказал один другому.
– Может все-таки легавый? – прозвучал ответ.
– Совсем ку-ку? Разве глухонемых в мусарне держат?
– Эй, а закурить у тебя есть? – мужик изображал каждение жестами.
– М-м-м, – замычал Сергей.
– Ладно, пойдем, а то еще припадочным окажется!
В то самое время Неустроев и его приятель беседовали с управляющим.
– Николай Егорович в отъезде, – посетовал гладко выбритый, хорошо одетый мужичок.
Герман Георгиевич видимо хотел не согласиться и сказать, что хозяин уже года три из имения носа не высовывал, но вовремя поперхнулся. Кронид Нифонтович хватился и разговор взял на себя.
– Собственно, любезный, Николай Егорович нам и не нужен. Коллекция у хозяина имеется на продажу – фарфоровые статуэтки. Я бы купил одну-две.
Глаза управляющего забегали, видать денежки сильно любил и приворовывал изрядно.
– Давай, показывай, – без обиняков приказал Неустроев.
Прошли в переднюю залу и глаза Германа Георгиевича почти вывалились из орбит, его поразили голые стены, отсутствие мебели и примитивные светильники. Кронид Нифонтович легко толкнул его в бок и чуть качнул головой.
– Вот, тут статуэточки, в стеклянном шкафчике, – сказал управляющий.
Пять изящных изваяний стояли в шкафу на некотором удалении друг от друга.
– Именно такую я искал, – Неустроев взял в руки сидящую девушку с книгой на коленях и откинутой головой, – известная «читательница», верно?
– Верно-верно, – затараторил управляющий.
На Германа Георгиевича смотреть было больно.
– Какова цена, – не отступал Неустроев.
– Сто рублей, – сказал, как выдохнул управляющий.
– Они идут по пятьдесят, – Неустроев вернул статуэтку на полку.
– Ладно, черт с вами, семьдесят пять.
– Шестьдесят, моя последняя цена.
– Давай, – махнул рукой управляющий и превратился в обычного барыгу.
– Нам пора! По возвращении кланяйся Николаю Егоровичу, – Неустроев направился на выход.
Всю дорогу пассажиры молчали, понятно было только, что предположения Кронида подтвердились.
Сергей мигом сдал на конюшню лошадь, коляску и вотолу, устремился в контору. Кронид Нифонтович что-то чертил на бумаге.
– Слушай меня внимательно, – обратился он к Очкасову, – помнишь, я тебе заявил про везение? Похоже так оно и есть. Мецената Добродеева скорее всего убили, его имение оказалось в руках злоумышленников. Из дюжины статуэток, что значились в коллекции, осталось пять, да и то пятую я выкупил. Но какая связь Добродеева с «Добровольным обществом», я пока не знаю. Это и предстоит нам выяснить.
– Осмелюсь доложить, что, оказавшись возле особняка после вашего ухода, я подвергся допросу со стороны двух личностей бандитской наружности.
– Расскажи подробно, – заинтересовался Неустроев.
– Рассказывать нечего, я претворился убогим, глухонемым. Они думали, что я легавый и таких же легавых привез. Но мое притворство сослужило добрую службу. Они отстали. Почему полицейских зовут легавые?
– В полиции служат сыскари – спецы по розыску преступников. Каждый имеет специальный жетон, который свидетельствует об их принадлежности к полиции. Жетоны прикрепляют с внутренней стороны лацкана пиджака. А чтобы его не потерять, с лицевой стороны вещают значок, как правило охотничий, и два знака между собой скрепляют. Получается, наружу он охотник, а на самом деле полицейский. А охота всегда с легавыми собаками.
– Никогда не слышал.
– Жду от тебя предложений, что будем делать дальше. Как искать связь Добродеева с «Добровольным обществом».
Очкасов предложил организовать наблюдательный пункт в одном из трех домов напротив общества. В течение нескольких дней вести круглосуточное наблюдение. По результатам решить вопрос о дальнейших действиях.
Небольшое рыжее насекомое, именуемое тараканом, пробежало по полу и нырнуло в щель под плинтусом. Сергея осенило.
– Ежели с помощью наблюдения мы выясним, что в обществе отсутствует ночной сторож, то следует найти специалиста по замкам и проникнуть во внутрь заведения.
– Зачем? – заулыбался наставник.
– Просмотреть документы, а главное выявить по анкетам всех членов общества.
– Из тебя станется толк, запомни мои слова.
В вечернее время Сергей пошел на Торговую улицу определить, какой из домов, что стоит супротив «Общества», больше всего подходит под наблюдательный пункт. Он понимал, что напрямки соваться к жильцам не следует. Легенду придумал на ходу, благо, что ипостась приказчика годилась на все случаи жизни.
Женщина возвращалась домой с покупками, несла два узелка. В одном, судя по очертаниям, лежала рыбина. Сергей поздоровался и с ходу поведал, что прибыл из Твери торговать обушкой, но обоз задерживался, стало быть, надобно искать комнату для ночлега на три-четыре дня, а может и на неделю.
– Хороша обушка-то? – спросила женщина.
– Полсапожки жонкины, юфтевые.
– Чай, в Твери бабы босиком ходить стали?
– Заказ был из столицы, – отмахнулся Сергей, – как водится, надобность в последний момент отпала. Они же там, – Сергей указательный палец поднял наверх, – что хотят, то и творят.
– Поди, они предоплату сделали? – удивилась женщина.
– На то и клюнули, но деньги ныне возвращать требуют. Вот и вышла заминка.
– Верно говоришь, что хотят, то и творят! Угла у меня, а уж комнаты тем более нет. Спроси у бабки Евдокии. Она теперь хоромы занимает. Сын с женой от нее ушли, жить невозможно.