Ещё не вечер, господа!

Глава седьмая

Пока Очкасов ездил в столицу, Мануйлов собрал сведения по месту жительства Аганиной-Гизингер. Зинаида закончила фельдшерскую школу при Мариинской больнице. Работала недолго, вышла за муж и уехала в Псков. Пыталась устроиться на работу, но вскоре ее мужа убили.

– Жалко женщину, – заметил Неустроев.

– Сказывают, любили они друг друга, – молвил Андрей Каримович.

– Посмотрим, что привезет Очкасов, думается мне, что убийцу столичные сыщики, как подобает не искали. Отделались тем, что лежало рядом.

– Соседи говорят, что ее даже на допрос не вызывали. Выдали тело в морге, как жене убитого, и прощай.

– Как же она тело везла до Пскова? – озадачился Неустроев.

– Не ведаю. Факт, что довезла. Отпели Гизингера в кладбищенской церкви и там же на территории упокоили.

– Ладно, Андрей Каримович, пошли по домам. Все одно до возвращения поручика ничего не высидим.

Очкасов успел заехать домой, помыться с дороги и надеть свой любимый кафтан приказчика и конечно картуз.

Неустроев с вниманием выслушал Сергея и согласился с его выводами о подтасовке фактов столичными сыщиками и причастности к убийству Моравецкого.

– Тебе не кажется, что пришла пора задать несколько вопросов вдове Гизингера? – спросил Неустроев.

– Что же ее в Департамент полиции вызывать?

– Разделяю твое замешательство, – Неустроев вышел из-за стола и подошел к окну:

– Как смотришь на то, чтобы навестить Аганину по месту жительства?

– Не знаю, считаю неудобным.

– Ты же к ней идешь не как молодой человек, а как поручик Департамента полиции. И поверь мне, повод более, чем понятный. Волей случая ты ознакомился с делом по факту убийства ее мужа и обнаружил допущенные столичными сыщиками неточности.

– Уверен, она примет меня за выскочку. Получается, что я, без году неделя в полиции, хочу оказаться умнее опытных столичных сыщиков.

– Именно так она и подумает. Надеюсь, далее ты сможешь убедить ее в обратном. Как только прозвучит фамилия Моравецкого, вдова должна оживиться.

– Чего его упоминать, ежели он проживает в Европе?

– Европа не луна. Именно принадлежность Моравецкого к революционерам тот самый мостик к нашей главной теме, к месту нахождения Парвуса?

– Больно мудрено, – засомневался Очкасов.

– Чего тут мудреного, когда одно за другое цепляется так, что не разорвать.

– Ладно, попробую, может и получится.

– Получится, ежели сменишь ипостась приказчика на начинающего чиновника. И еще во время беседы не хорохорься!

– Как это?

– Не вздумай отпускать комплименты и что-нибудь еще, называемое знаками внимания. Коли скатишься в пустое, то толку не станется.

– Может тогда вместе пойдем, вон как с огуречником хорошо получилось.

– Ты парень сообразительный, звание получил сверхурочно. Чем дольше буду тебя водить за руку, тем хуже станется для тебя самого.

После обеда Неустроев послал Очкасова в Департамент полиции, там ему приготовили материалы о социал-революционерах.

– С социал-демократами ты с грехом пополам разобрался. Теперь иди читай про социал-революционеров, или как они себя называют «эсеры». Особое внимание обрати на их «Боевую организацию», много там захватывающих моментов. Иди читай!

– Прямо сейчас?

– Без знания среды, с позволения сказать буревестников, делать в разведочном отделении нечего. Всех их объединяет одна общая страсть: – попасть в поле зрения полиции и уехать за границу. Кто-то отметился в ссылке, кто-то в тюрьме, а кто-то оказался на нелегальном положении. В Европе все они и каждый из них находятся под негласным наблюдением полиции. Вальтеру Николаи не надо организовывать сложных комбинаций, вербуй кого угодно. Думаю, сие понятно без лишних комментариев.

Доходный дом в Златоустовском переулку Очкасов нашел сразу. Поздоровался с дворником и под его пытливым взглядом проследовал в парадную. На втором этаже покрутил ручку звонка на двери с номером 51. Ожидал недолго, дверь открылась ровно настолько, насколько хозяин мог созерцать посетителя, мешала внутренняя цепочка.

– Меня зовут Сергей Иннокентьевич Очкасов, Департамент полиции, – поручик протянул к щели руку и показал жетон.

Дверь снова закрылась и тут же распахнулась, чтобы пропустить посетителя.

– Верно вы знаете, как меня зовут? Потому будем знакомы и проходите в переднюю залу.

Очкасов повиновался и присел на указанный хозяйкой стул.

– Много времени у вас не займу. Прошу меня выслушать до конца. Находясь по делам службы в столице, я случайно набрел на мастерскую с названием «Самокат». Сам уже давно мечтаю стать владельцем мотоцикла. Познакомился с хозяином и от него узнал про прежнего владельца мастерской Гизингера Адольфа Дмитриевича. Иван Иванович, так зовут нового владельца, поведал трагедию, произошедшую с Гизингером. Он же заметил, что сыщики особо не утруждались, подвернулся случай и они туда присовокупили убитого вашего мужа.

– Мне в петербургской полиции сказали, что убийца найден и понес заслуженное наказание.

– Может оно и так, но я не поленился и ознакомился с архивным делом по факту убийства господина Гизингера. Прочитал и согласился с Иваном Ивановичем. Понимаю, что приношу вам страдания, заставляя еще раз пережить трагедию. Но я не был бы так настойчив, коли не уверовал в причастность к убийству господина Моравецкого.

– А разве убийца не Моравецкий? – удивилась женщина и слезы выступили у нее на глазах, – подождите минуту, я принесу письма Моравецкого к моему мужу, они как два компаньона вели переписку.

Женщина отлучилась, и Очкасов наконец мог оценить внешние данные Аганиной. Высокая стройная брюнетка, платье длинное, целиком закрывает ноги, приталенное и стянутое в поясе мягким кожаным ремешком. Горловина платья обтягивает шею, рукава свободные, дутые, но на запястьях схвачены манжетами. Волосы собраны на голове, заплетенная коса обвивает затылок, лоб открыт, нос прямой, брови тонкие, четкие, в разлет, глаза зеленые и такие лучезарные, будто за ними включены маленькие лампочки. Губы полные и при разговоре нижняя губа выпирает немного вперед.

– За такой не грех и приударить, – пронеслось в голове, но тут же вспомнились слова Неустроева.

– Вот, почитайте! Боже мой, почему я не предъявила письма следствию? Хотя они со мной только один раз беседовали и то, когда я забирала тело из морга. Просто сообщили, что убийца установлен и наказан.

Очкасов посмотрел несколько писем и понял, что Моравецкий все время нуждался в деньгах. Других тем в своих письмах он не обозначал. Формы выпрашивания денег были разные. От вежливых, с упором на жалость, до угроз физической расправы.

– Значит, Иван Иванович был прав, а вам, Зинаида, морочили голову мои столичные коллеги.

– Они не сказали, что Моравецкий не убийца, они сказали, что убийца задержан и понес наказание. Я, наверное, сама так решила.

– Вы решили правильно, – молвил Очкасов и задержал свой взгляд на женщине.

– Если вы вздумали за мной ухаживать…

– Я вас перебью. Ухаживать не могу по двум обстоятельствам: помолвлен с девушкой, которую люблю с детства. И второе – мое жизненное кредо – восстанавливать справедливость. У вас есть жизненное кредо? Осмелюсь спросить.

– Я тоже мечтала помогать людям. Закончила фельдшерскую школу, но потом замужество, переезд и трагедия. Никак не соберусь с силами попроситься на службу в городскую больницу.

– Хотите я вам помогу?

– Нет, я все должна делать сама, так меня воспитали.

– Вернемся к нашей теме, – предложил Очкасов, – вы разрешите письма Моравецкого взять с собой. Обязуюсь вернуть через три дня.

– Не возражаю.

– Тогда буду вас ждать во вторник на Сенной площади в то время, которое назовете вы.

– Мне удобно в полдень. И, вообще, вам ко мне домой лучше не приходить. Вы понимаете?

Справка о беседе с Аганиной майору понравилась. Похвалил Неустроев за полученные письма Моравецкого, в которых четко просматривался мотив убийства.

За два месяца Очкасовым было проведено пять встреч с Аганиной. Настал момент, когда уровень обоюдного доверия позволил перейти к личности Парвуса. До этого Аганина уже дважды упоминала Громан в своих разговорах. Облюбовали столик в кофейне купца Амбарцумова в Константиновской слободе. Место не проходное, посетителей мало.

– Скажите, ваша подруга Громан, о которой вы несколько раз упоминали, не та несчастная женщина, связавшая свою судьбу с беглым социалистом Парвусом?

– Верно! Катенька без ума влюбилась в этого ловеласа и непорядочного человека.

– Ее надобно предостеречь. Любовные отношения с этим человеком могут испортить ей всю жизнь. Вы не представляете, как он опасен.

– Поздно, Сергей, поздно. Она уехала к нему в Константинополь.

– Куда-куда? – чуть не вскочил с места Очкасов, – в Турции нынче события, речь идет о государственном перевороте.

– Там речь идет о переходе от Османской империи к республиканскому правлению. К власти стремятся прогрессивные силы, именующие себя младотурками.

– Какой у вас богатый кругозор. Вы не дипломированный фельдшер, а атташе России в какой-нибудь стране.

– За три дня Катерина меня так просветила, что могу лекции читать о событиях в Османской империи.

– Каким образом Парвус, этот слон, поместился в наполненном событиями Стамбуле?

– Очень просто. Он официальный представитель ряда немецких фирм, торгующих с младотурками. Особенно тесно Парвус связан с концерном Круппа. Оружие и продовольствие сегодня приносят хорошую прибыль. Наконец этот человек получил то, к чему стремился всю жизнь. Он стал баснословно богат.

– Может теперь успокоится и забудет про Россию. Опасен был здесь и не менее опасен там, в Европе.

– Жальче всего мне свою подругу. Попользует ее, втянет в какую-нибудь историю и отречется. Я бы послала ей письмо, но уверена бесполезно.

– У вас имеется ее адрес? – удивился Сергей, – хотелось бы знать, где обосновался наш бывший враг.

– Адрес я вам принесу в следующий раз.

– Может увидимся послезавтра? – предложил Очкасов.

– Меня вполне устраивает. Тем более, что завтра у меня дежурство в больнице.

– Забываю поинтересоваться делами на вашей новой работе.

– Какое же оно новое? Все знакомо, все привычно. Впервые после долгого перерыва почувствовала себя нужной.

На следующую встречу Зинаида пришла в крайне возбужденном состоянии. Встреча проходила на конспиративной квартире, оборудованной под мастерскую художника.

– Вы говорили будто Моравецкий уехал за границу? Ничего подобного! Он работает в нашей больнице санитаром.

– Такого быть не может. Моравецкий Мирослав Карлович в Россию не возвращался.

– Значит, он въехал по другим документам. У революционеров такое решается просто.

– Когда и при каких обстоятельствах вы его видели?

– На территории больницы расположена прачечная. Туда один раз в день отвозят грязное белье, халаты и прочее. Сделан вместительный короб на колесах, типа тележки. Вчера я по срочному делу спешила из одного корпуса в другой. Вижу, санитар везет кучу грязного белья. Глянула мимоходом и обомлела.

– Вы с ним встретились взглядами?

– Я так испугалась, что загородилась нашим доктором и начала засыпать его вопросами. Тележка проехала, и я побежала дальше, оставив доктора в полном недоумении. Думаю, Моравецкий объявился по мою душу.

– Мы негласно за вами понаблюдаем, уверяю, что ситуация разрешится быстро.

Вопросы с Парвусом отошли на второй план, хотя его адрес Зинаида передала.

– Сейчас я пойду за вами, – заявил Сергей, – не оглядывайтесь. Посмотрю, нет ли слежки. Доведу до самого дома и, если все будет нормально, то запритесь и никому не открывайте. К вечеру и на всю ночь выставим скрытое дежурство возле вашей квартиры.

– Не представляете, как я вам благодарна.

Очкасов доложил о происшествии и попросил выделить на всю ночь смену для охраны Аганиной.

– Не торопись, – отреагировал Неустроев, – какая необходимость могла сподвигнуть Моравецкого маскироваться под санитара? Убить Аганину он мог без лишних хлопот и рисков, да еще несколько раз к ряду. Думаю, тут дело в другом. Позови ко мне Ломакина.

Вахмистр по приказу Неустроева сходил в дежурную часть департамента полиции и выяснил, что в горбольнице прошедшей ночью произошло убийство неустановленного лица, поступившего накануне днем с двумя огнестрельными ранениями. Убийство совершено ударом ножа в грудную клетку в область сердца.

В Департаменте Псковской полиции ходили легенды о ротмистре Караулове Михаиле Евгеньевиче. Сказывали, что он проворачивал такие комбинации, каким мог бы позавидовать самый талантливый писака-выдумщик. Неустроев и Караулов общались редко и только по делу. Каждый из них знал, что, ежели назрела встреча, то разговор состоится по-крупному. На мелочи никто из двоих никогда не разменивался.

Неустроев из переговорного кабинета набрал телефонный номер Караулова. Они обмолвились двумя фразами и условились встретиться в сквере на берегу Великой. Неустроев помнил правила игры и, как инициатор встречи, начал с имеющейся у него информации.

– Значит санитар? – отреагировал Караулов.

– Только похоже я припоздал, уверен, что Моравецкий уже залег на дно.

– Не поверишь, Кронид Нифонтович, он убил моего лучшего агента. Удачно прошло его внедрение к боевикам и, я надеялся наконец выйти на Савинкова. Как ты знаешь – создателя боевой организации эсэров.

– Думаешь у тебя произошла утечка?

– Не мог мой человек проколоться, лично его готовил, да и он не новичок.

– Значит опять Клеточников?

– Значит опять, – подтвердил Караулов.

– Давай договоримся так. Я беру на себя розыск Моравецкого, имею на сей счет соображения, а ты не проводи никаких комбинаций, займись мелочевкой.

– Через неделю на этом же месте, если срочность не возникнет.

Караулов кивнул, решили и разошлись по своим конторам. Неустроев о гибели человека Департамента полиции сообщил Очкасову. Тот еще раз поставил вопрос об охране Аганиной.

– Может все-таки прошерстим больницу? Глядишь, отыщется Моравецкий, – никак не мог успокоиться Очкасов.

– Занятие для бездельников. Можно, конечно, перелопатить весь персонал, потом отчитаться о проделанной работе и тяжело вздохнуть от непосильного бремени. Но мы с тобой сделаем по-другому.

– Нам бы фотографию Моравецкого.

– Молодец, одинаково думаем. Тащись на квартиру к Аганиной и вези на служебную квартиру. Я туда прибуду вместе с нашим художником, будем писать портрет Моравецкого.

– Коли получится, мы его за пару дней сыщем. А что случилось у Михаила Евгеньевича?

– Худо, похоже завелся новый Клеточников.

– Не понял!

– На заре сплочения желающих развернуть нашу жизнь в другую сторону появилась организация «Земля и Воля». В 1878 году к ним примкнул некто Клеточников Николай, недоучившийся студент Пензенского университета. Волей случая или намерено, он попал на службу в Третье охранное отделение Канцелярии его Императорского Величества. К сердцу сыска Клеточникова не допустили по причине незначительного срока службы. Но кое-что доверили, а парень был не дурак и еще обладал феноменальной памятью. Добывал для революционеров сведения о намечаемых обысках, арестах, облавах. Главное, он выявил и передал своим единомышленникам всех сотрудников Третьего отделения, в общей сложности человек четыреста.

– Его все-таки разоблачили?

– Совершенно случайно. Суд приговорил Клеточникова к смертной казни, потом заменили на пожизненное. Но просидел он недолго, помер в возрасте тридцати шести лет.

– Да, дела! Точно Караулову надо помочь найти предателя.

– С подачи этого негодяя, в агента стреляли, но он чудом остался жив и попал в больницу. Моравецкий под личиной санитара сумел проникнуть в больницу и добить парня.

Дворник возле дома Аганиной глядел на Очкасова взглядом тюремного надзирателя.

– Может служил по тюремному ведомству? – подумал Сергей и взял на заметку выяснить биографию служителя чистоты и общественного порядка.

Зинаида скорее всего провела бессонную ночь и выглядела неотдохнувшей. Пришлось принести извинения за несогласованный визит и поведать ей про убийство.

– Думаю появление поляка под личиной санитара никак не связано с вами.

– Может оно и так, но Альфред незадолго до роковой поездки в Санкт-Петербург купил амбар на выезде из города на Московском тракте. Перед поездкой документы он оставил дома, а ключи от амбара всегда носил с собой. По крайней мере в доме я их не нашла.

– Все мы догадливы задним умом. Мне бы поглядеть в деле по убийству вашего мужа протокол осмотра тела. Там был перечень изъятых у него вещей.

– Все вещи мне отдали, когда я забирала тело. Ключей от амбара там точно не было. Я хорошо помню, что один ключ старинный увесистый, такие часто в музеях показывают. А два ключа обычных и все на одной связке, блестящем кольце из толстой проволоки.

– С вами не заскучаешь. Прошу вас поехать со мной на встречу с художником, помогите нарисовать портрет Моравецкого.

– Для чего?

– Хотим перефотографировать, размножить, раздать городовым и другим нашим людям. Думаю, за пару дней сыщем злодея.

– Может вместо портрета подойдет фотография? У меня имеется групповой снимок, где Моравецкий, мой муж и еще два человека сфотографированы.

– Можно посмотреть? – спросил Очкасов, и Аганина пошла за альбомом.

Фотография представляла собой изображение всех четырех лиц, сделанная на профессиональном уровне. Формат карточки большой и лица получились выразительными.

– Тогда так, вы остаетесь дома, закрываетесь на все замки и сидите тихо ни на что не реагируете. Не открывайте даже дворнику.

– Почему дворнику нельзя? Он заходит иногда за какой-нибудь мелочью.

– Я вам потом объясню. Не прощаюсь, вернусь через пару часов. Фото беру с собой, естественно, с возвратом.

Дворник по-прежнему находился у ворот и при появлении Очкасова продолжил сверлить его взглядом бесцветных глаз.

Неустроев обрадовался неожиданной находке и послал художника переснимать лик Моравецкого. После его ухода Очкасов поведал про амбар, выкупленный еще живым Гизингером.

– Значит документы о покупке у Зинаиды, а ключи скорее всего у Моравецкого.

– Еще не все. Кронид Нифонтович.

– От твоих новостей я уже лишился сна. Ты не только способный, ты еще и везучий. Сказывай свою новость.

– Не новость у меня, сущая догадка. Даже не догадка, а обычное подозрение.

– Говори быстрее, не тяни кота…

– Дворник в доме Аганиной смотрит на меня так, будто хочет раздеть до гола. Может он тюремщик бывший?

– Спросим у Мануйлова, он и его люди почитай всех дворников в городе знают.

Андрей Каримович хотел позвать двух своих сотрудников, ответственных за жилой сектор, где расположен дом Аганиной, но в досягаемости оказался лишь один филер. Второй был занят и находился на выезде.

– Верно, Андрей Каримович, этот дворник мужик странный. Завсегда нам рад и зовет к себе в коморку. Чаем поит и рюмку готов налить. Но толку от него никогда не было. Все у него хорошо, да ладно. Говорит много, а в отчете писать нечего.

– Чем могу, – извиняющимся тоном заключил Мануйлов.

– Попрошу тебя, Андрей Каримович, изыщи возможность, поставь скрытый пост у дома Аганиной.

– Что-нибудь придумаю, может напротив какое окно сыщется.

– А как сумеете уйти от недремлющего ока дворника? – спросил Очкасов.

– Очень просто. Один к нему в гости пойдет, а двое найдут место для наблюдения.

– Предупреди своих, что к вечеру к ней заглянет Очкасов.

От Мануйлова заехали в фотолабораторию, забрали карточку для Аганиной и разъехались. Тираж копий еще не успели изготовить.

Глава восьмая

После дневного напряга у Неустроева еще хватило сил ехать вечерним поездом в столицу.

– Главное, – он напутствовал Очкасова, – не принимай поспешных решений. Исходи из того, что время терпит. Завтра день проведу в нашей головной конторе. Депешу с приглашением получил на прошлой неделе с нарочным. Видимо подошли новости из других краев по нашим заботам.

– Езжайте спокойно, обещаю дождаться без лишних вмешательств со своей стороны. Только пусть Мануйлов фотки в лаборатории заберет.

Как бывает в подобных случаях, в отсутствие Неустроева прямо с утра посыпались новости. Скрытый пост по адресу Аганиной зафиксировал несколько попыток дворника достучаться до Зинаиды. Но та следовала рекомендациям Очкасова и дворнику не отворила. Сразу после полуночи двое неизвестных втащили в каморку дворника тяжелый мешок, тяжелый настолько, что несли его в четыре руки, сгибаясь под тяжестью. Осведомитель службы Мануйлова по кличке «Титов» по месту своего проживания: Петровский посад, дом 19; видел, как человек с фотографии входил вместе с неизвестной женщиной в дом номер 17.

Первая реакция Очкасова сводилась к немедленному обыску в каморке дворника и к проведению облавы в Петровском посаде, доме номер 17. Но ума хватило прежде посоветоваться с Ломакиным.

– Ты, Сергей, видимо забыл простую истину. Любая информация, добытая скрытым путем, должна прежде осмыслиться.

– Значит сидеть и ничего не делать? – взвился Очкасов.

– Как не делать? Ждать!

Очкасов весь день и ночь провел в конторе. Предупредил Мануйлова, мало ли чего.

Неустроев вернулся в Псков утренним поездом и сразу помчался в контору. Выслушал доклад Очкасова и остался невозмутимым.

– Сергей, бери свою тетрадь и делай в ней пометки. В нашей головной конторе меня озаботили новыми веяниями в противостоянии с немцами, а может и с британцами тоже.

Неустроев открыл свои записи, долго вчитывался в них, потом поглядел на Очкасова и начал говорить:

– Наше руководство считает, что Департамент полиции принятыми мерами сумел добиться разложения «Боевой организации социал-революционеров». Вместе с тем считается, что за десять лет, начиная с 1901 года, деятельность боевой организации (БО) сильно осложняла внутреннюю обстановку в Российской империи. На счету БО 263 террористических акта, из них 33 покушения на жизни генерал-губернаторов и их заместителей, покушения на 16 градоначальников, 7 адмиралов и генералов. Ими уничтожено 26 агентов Департамента полиции. Возвращаясь к событиям 1905 года, наше руководство напоминает о попытках боевиков предпринять усилия по вооружению той части народа, которая недовольна существующих государственным устройством. По чистой случайности не дошел до конечного пункта пароход «Джон Графтон», доверху забитый оружием, купленным на деньги американцев. Вмешался случай построить воздухоплавательное средство для бомбометания. Напоминают, что изобретения Сергея Ивановича Бухало все-таки нашло применение у немцев. Противник не намерен отказываться, от практики политических убийств. Готовы по образцу и подобию создавать аналогичные структуры на нелегальной основе. Противник уверен, что вооружение народа произойдет за счет военной мобилизации широких слоев.

– Не понял! Какая мобилизация? Это же война. У нас со многими мирные договоры! – взбудоражился Очкасов.

– Не нашего ума дело, так считают немцы. Пометки сделал? Учитывай в дальнейшей работе, – заключил Неустроев и послал Очкасова за чаем.

– В каморке дворника нужно делать обыск, а в доме 17 в Петровской слободе – проводить облаву, – никак не мог успокоиться Очкасов.