Девушка улеглась на мостовую и, соблазнительно выпятив бёдра, начала перебирать пальцами лазурную россыпь незабудок. Она не обращала внимания на происходящее вокруг. Даже когда на стенах, словно по команде, задребезжали луки и отовсюду раздался нарастающий свист, Хризальтера спокойно ласкала цветки.
В женское тело, едва схваченное кожаными ремешками, вошло тринадцать стрел – незабудки окропила алая роса.
* * *
К окровавленной девушке, похожей на подушечку для иголок, приблизился воин в серебристых доспехах, сплошь разрисованных странными символами. Положив клеймор на плечо, он осторожно обошёл убитую по кругу.
– Мертва? – крикнул кто-то со стены.
– Ты ещё сомневаешься? – громко отозвался Вильям. – Симпатичная, кстати! – он смотрел в неподвижное лицо, чудом не задетое стрелами. – Жаль, шибанутая на всю голову…
– Эх, надо было воспользоваться предложением! – донеслось сверху, и по крепости прокатилось дружное ржание.
– А россказней-то было, помните? Не щадить, не подходить… – напустил на себя притворную серьёзность рыжебородый лучник, после чего с улыбкой махнул рукой. – Хотя за короб золота не жалко и броню размалевать, и той дряни глотнуть. Она правда была козлоногой и с крыльями летучей мыши или старый нас чем-то опоил?
– Шут его знает… Ральт вчера рогатую лошадь видел, если не брешет. Да и слухи о чудищах ползут с каждой дыры. Но мне всё равно кого убивать. Королевского легионера, сельского босяка иль тварь неведомую. Главное, чтоб платили хорошо. Тогда я и вопросов лишних не задаю, – Вильям перевернул девушку на спину и, поставив ноги по обеим сторонам талии, вознёс клеймор к небу. – Нужна старику разрубленная башка, значит будет.
– Весьма аморально, – вдруг сказала Хризальтера, и воин оцепенел от ужаса. – Вероятно, поэтому на вас решили проверить защитные руны. Только они не работают… – на её губах проступила коварная ухмылка.
Вмиг обернувшись копытом, ступня девушки врезалась в бронированный пах – отлетев на несколько метров, Вильям грохнулся на мостовую с раздробленным тазом и кровавыми ошмётками вместо мужского достоинства.
– Успехом у женщин ты больше пользоваться не будешь. Впрочем, даже облегчиться станет проблемой… – демонесса поднялась и окинула взглядом перепуганный сброд. – А для вас у меня особый сюрприз…
Через мгновение крепость заполонили душераздирающие вопли: наёмники стали лопаться, будто фурункулы, только вместо гноя сквозь распёртые рёбрами доспехи выплёскивались внутренности. С бульканьем пузырились лёгкие, со шлепками падали сердца, красными змеями по стене и ступеням сползали кишки. Затем тела и вовсе взорвались – по руинам зазвенели кольчужные кольца с осколками нагрудников. Едва они умолкли, вокруг наступила кладбищенская тишина.
– Тьма – лишь средоточие теней. Она таится в каждом с самого рождения. Ждёт своего часа, как плотный бутон. Но стоит начать расплетать её на составляющие, отогнуть сумрачные лепестки, и вот уже плоть трещит по швам, – демонесса с томным вздохом облизнула губы. – Сладкие возгласы боли и отчаяния… Готова слушать вас веками.
На мостовую упал пучок выдернутых стрел – о ранениях на стройном теле теперь напоминали только местами подранные ремни.
Хризальтера посмотрела на Вильяма: тот, перебирая дрожащими пальцами брусчатку, полз в сторону арки, оставляя за собой смазанный багровый след.
– Хочешь бросить девушку в одиночестве?
Нарастающее хлопанье крыльев – на поясницу воина приземлились копыта, и он истошно заорал.
– Я могу прекратить твои страдания, – усаживаясь ему на ягодицы, вкрадчиво заговорила демонесса. – Но сперва поведай мне: кто послал вас на откровенное заклание? Иначе… – она нарочно поёрзала, наслаждаясь надрывными криками.
– Старик!!! Это был старик!!! – загорлопанил Вильям.
– М-м-м, хочу знать больше… – Хризальтера вновь заёрзала. – Чувствуешь, как осколки костей впиваются в мясо?
– Бородатый старик в мантии!!! Он вчера прислал к нам почтового голубя! Мы все собрались и… и… – уронив голову на мостовую, воин раздул дыханием пыль.
– И-и-и? – очередное ёрзанье отозвалось тишиной. – Ну вот. Разжёг в девушке интерес и испустил дух. Безобразное поведение. По-видимому, придётся выяснять всё самой.
Плавное движение когтистой руки – душа погибшего перекочевала в демоническое нутро.
Хризальтера встала и проследовала к замурованному входу в донжон:
– Ах, как же мне быть дальше? – наигранно застенала она, а потом лиловые глаза сковал лукавый прищур. – Это так просто, что даже смешно…
Вынырнувшие из тёмных уголков крепости теневые щупальца принялись разбирать неприступную кладку: легко и непринуждённо, как если бы сильные пальцы ломали гнилую древесину. Кирпичи, а иногда и целые фрагменты стены с грохотом разлетались по сторонам, всё больше обнажая чугунные ворота. Однако, когда на металле уже была наполовину видна крупная выгравированная гексаграмма, позади вдруг раздался хриплый голос:
– Тебе не открыть их…
– Похоже на вызов… – Хризальтера развернулась, и магические щупальца вновь расползлись по мрачным углам, куда не дотягивался свет дня. – Никак, меня удостоил чести сам хозяин… – она глядела на старца в пепельной мантии, что без опасений стоял неподалёку, спрятав сложенные на животе руки в широких рукавах. – Благодарю за гостеприимство. Горячий приём мне по нраву.
– Что бы ты ни желала найти за воротами, в обитель не войти без ключа. Печать Незыблемости не сломить даже тебе.
– Я предпочту убедиться… – демонесса взмахнула крыльями, и теневая волна разметала остатки стены, только на тёмном металле не осталось ни царапины. – Что ж… Допустим… – она вернула взор к строгому, изборождённому морщинами лицу. – И, ведая о бесполезности своих защитных чар, ты пришёл сообщить мне об этом лично? Я не люблю скверные новости, но ты не похож на самоубийцу… – Хризальтера приблизилась к магу и хитро улыбнулась. – По-видимому, назревает любопытная сделка… Чего ты желаешь? Власти? Снова обрести молодость? Какова бы ни была цена ключа, мой Владыка щедро вознаградит тебя…
– Я дожил до преклонных лет и вымолил у смерти ещё три века не для того, чтобы якшаться с демоницей… – ответ вышел сухим, как пустынный песок. – И, да будет тебе известно, защитные руны в этом мире выглядят иначе…
Игривый настрой Хризальтеры угас, словно опущенный в воду факел.
– Что ты сделал?.. – насторожилась она.
– Выполнил свой долг.
Пытаясь раскусить подвох, демонесса всматривалась в лицо старца, но там зрело лишь ледяное спокойствие.
– Не играй со мной, смертный… – она забила хвостом на манер недовольной кошки. – Я могу разорвать тебя на тысячу клочков…
Подобно выглянувшему из-за туч солнцу, сквозь невозмутимость собеседника проступила ясная улыбка, подвинувшая щёки дугами морщин:
– Разве?
Хризальтера почувствовала внезапное недомогание: какая-то из поглощённых душ разлагалась гниющим на жаре трупом, отравляя магическим смрадом другие, – неизвестная зараза вполне могла перекинуться и на инфернальную сущность.
– Подлог… – с изумлением прошептала демонесса. – Ты подсунул мне порченую душу! – вонзив в себя когти, она с трудом вытянула из груди сияющий ком и отбросила в сторону, где тот рассыпался множеством солнечных бликов.
Старец резко расцепил руки и воткнул в бока девушки два обсидиановых кола, по всей длине покрытых пылающими символами. Затем он растворился в огне и появился в центре двора.
Не в силах выдернуть колья, что с шипением вросли в тело, Хризальтера упала на колени:
– Ты только что сделал бессмысленной мучительную гибель двадцати трёх существ, двадцать из которых – люди…
– Ошибаешься. Я даровал им свободу. Они больше не будут участвовать в твоих злодеяниях.
– Глупец… – демонесса наблюдала, как маг возводит из воздуха ряд огненных баллист. – Даже сейчас моё присутствие в мире пробуждает в людях странные желания. Когда я обрету силу, бренные умы захлестнут похоть и безумие. Тебе не остановить меня…
– Возможно… Но я, Дельвинус эн`Сандро, торжественно клянусь: пока моё сердце бьётся, тебе не сбежать из этих стен и уж тем более не съохотить новые души, – старец взмахнул рукой, и к Хризальтере устремился десяток пламенных стрел.
* * *
В Грондэнарке воины часто говорят: «продрал глаза – считай, везунчик». Заснуть вечным сном из-за мороза или размозжённой молотом головы может каждый. Только бывалый варвар всегда помнит: пробуждение не гарантирует долгой жизни…
Сознание Эрминии прояснилось, выплыло судёнышком над волной тупой боли. Северянка приоткрыла глаза. Правое веко, видимо, залипшее от крови, поднялось с опозданием. Однако взор по-прежнему пленяла чернота. Судя по сырой духоте, на голову был накинут мешок. Осторожная попытка пошевелиться – на руках и ногах сразу же обозначились тугие верёвки, а меж лопатками – тонкий столб: скорее всего, ножка стола. Кто бы ни пробрался в запертый дом, устраивать расправу не спешил. Крайне плохой знак для Грондэнарка, где пытать могли и ради забавы…
Эрминия поводила взором по темноте – справа, звездой на ночном небе, светлела крохотная дырочка. Подтянув грубую ткань губами, северянка смогла увидеть закованного в колодки Джона и связанную Лайлу. Головы обоих покрывало какое-то тряпьё.
Слева заскрипела лестница, и в тусклом свете факелов проплыл незнакомый силуэт.
– Твоя очередь, здоровяк… – обжёг слух колючий грондэнаркский язык.
Женская фигура в меховой броне приблизилась к следопыту.
– Он тебя не поймёт… – ответила Эрминия на языке ледяного королевства.
Незнакомка задумчиво хмыкнула и направилась прямиком к ней.
– Ты, стало быть, поймёшь? – сорвала она мешок с пленницы.
Жадно глотнув свежего воздуха, Эрминия подняла взгляд на темноволосую воительницу с двумя бордовыми ссадинами на лбу, припухшими губами и синяком на щеке.
– Вы, жалкая кучка пришлых, живы лишь потому, что у меня есть вопросы, – холодно сказала та. – Но начнёшь болтать не по делу – сразу прирежу. Ясно?
– Ага…
– Тогда для начала ответь: откуда такая, как ты, – пренебрежительный кивок на золотую косу, – знает язык севера?
– Я родилась здесь и провела в этих краях большую часть жизни.
– Вот как?.. – недоверчивость воительницы стала осязаемой, словно дым погребального костра. – И кто же я, по-твоему? – она вынула из-за пояса знакомый тесак. – Ошибка будет стоить тебе жизни…
– Женщины-воины – большая редкость… Как и собранные в хвост волосы с тремя косичками вдоль левого виска… Ты из клана «Сов».
– Хм… Ладно… Тогда держи второй вопрос. Я видела, что творится в поселении. Кто перебил это стадо двуногих кабанов?
– Они были мертвы до нас. Мы убили только одного. Он гниёт на втором этаже.
– Я надеялась сама выпотрошить эту вонючую падаль… Кто именно его убил?
– Я, – Эрминия не сводила глаз с воительницы. – И ты последуешь за ним, если я узнаю, что кто-нибудь из моих спутников мёртв.
– Убьёшь меня, будучи привязанной к столу? – впервые на губах той появилось что-то похожее на ухмылку.
– Нет. Я, Эрминия Белая Тигрица, вызываю тебя на поединок, где по праву пленницы у меня будут развязаны ноги и одна рука. «Совы» же ещё чтят традиции? Или тоже оскотинились?
Темноволосая сначала опешила, а потом насупилась, и впрямь став похожей на хмурую сову, пережидавшую метель на ветке сосны:
– Твой вызов услышан. И я, Кайлор Несразимая, с охотой принимаю его, – убрав тесак, она присела сбоку и принялась мучить пальцами путы на запястьях пленницы.
Неожиданно помещение погрузилось во тьму, будто все факелы накрыло бураном, но вокруг не было намёка даже на сквозняк.
– Что ещё за?.. – судя по шороху, «сова» встала.
– Не встревай, – по-эльтаронски произнесла Эрминия. Она поняла, что вампирша пережгла верёвки, освободилась и теперь намеревалась обезвредить вражину на своих условиях. – Верни как было и сама вернись. Тут дело чести.
– С кем ты разговариваешь? – с раздражением бросила Кайлор. – Ответила. Быстро!
– Я вообще-то молчала… – как ни в чём не бывало сказала Эрминия.
На факелах снова заплясал огонь, и темноволосая сразу же пробежала взглядом по остальным пленникам: все на своих местах – ничего подозрительного.
– Какого ляда это было?.. – мазанув взором факелы, она коснулась ссадин на лбу.
– Тебе башку отшибли, что ль? Развязывать меня собираешься или двинутой решила прикинуться?
– В трусости обвиняешь, Тигрица? – Кайлор опустилась на колено и, выхватив тесак, ловко перерезала все путы. – Да дерись хоть обеими руками. Один пёс, будешь подыхать немой… с дерзким языком во вспоротом брюхе.
* * *
Лайла вздрогнула от звона металла, а Джон зашевелил головой. Они не могли видеть боя – лишь слышать, как свистят острые лезвия, как с пугающим лязгом сходится сталь и как стремительный шелест разрывает тесные объятия скрещённого оружия.
– Неплохо… – поигрывая топором, Кайлор смотрела на соперницу: та, убрав левую руку за спину, стояла с мечом в правой. – Принципиальная и умеешь драться. Только худая ширина твоего клинка говорит о том, что он родом из чужеземья…
– Трепаться будешь или атаковать? – холодно спросила Эрминия.
Гневно зарычав, та приняла ещё одну попытку пленить вражеское оружие топором, дабы располовинить его одним сильным рывком, а потом, точным взмахом, – и подбородок златовласой. Но меч снова не дал себя сломать: выскользнул из захвата и едва не ужалил бок. Увернувшись от колющего выпада, Кайлор ответила рубящей атакой – соперница отпрыгнула на метр назад.
– Я с тобой возиться до утра не собираюсь… – в свободной руке «совы» блеснул тесак.
Эрминия же молча проследовала к столу и, поддев лежащие на нём ножны остриём, облачила в них клинок. Затем она повернулась, выставив перед собой оружие, ныне совсем неопасное.
– И что это? – с недоумением усмехнулась Кайлор. – Думаешь, так он не треснет? Треснет, ещё как, разлетится, как моча на ветру. Дохлые мужланы снаружи не дадут соврать. Не веришь? Скоро спросишь у них лично! – крепко сжимая топор c тесаком, она рванула к сопернице.
Эрминия невозмутимо наблюдала за приближением сияющих лезвий, что были рады утолить жажду чужой кровью, измазаться в ней по самые рукояти. Однако, за секунду до гибели она вдруг крутанулась, уподобилась детской игрушке, – волчку, за одним лишь исключением: каждый оборот нёс разрушения.
С первым – слетевшие ножны устремились Кайлор в лицо, со вторым – сверкнувший меч перерубил топорище, а с третьим – высоко взмывший сапог настиг темноволосую голову.
«Сова» рухнула так же глухо, как упавший на пол обрубок топора. Зато звонко брякнул отпнутый к стене тесак. Искры в глазах и шум в ушах не давали Кайлор осознать случившееся – она стоически сжимала древко, ещё недавно бывшее верным оружием. Правда, холодное остриё под горлом отрезвило поверженную лучше ведра ледяной воды.
– Кто… Кто ты такая? – Кайлор пыталась сосредоточить взгляд на размытом силуэте победительницы.
– За «золотую масть» меня с рождения причисляли к выродкам, – сухо ответила Эрминия. – Но я всегда была из тех, кто мог дать сдачи, не жалея ни себя, ни врага. На севере меня прозвали Тигрицей в честь свирепого зверя, которого представляли только по зарисовкам чужаков и полосатым шкурам. А вот «белой»… «белой» нарекли позже. И не из-за долгой жизни в снегах – за сходство с белым, смертоносным солнцем пустыни… Потому спрошу лишь раз: сколько у меня поводов продырявить тебе глотку?
– На втором этаже три трупа. Ну, давай… прикончи меня! – рявкнула Кайлор.
– Лайла, освободи Джона, – спокойно сказала Эрминия, удерживая клинок под злобным лицом с новым красневшим на щеке пятном. – А мы прошвырнёмся наверх.
– Надеюсь, оно того стоило… – скинув с головы тряпьё, насупленная вампирша поспешила к колодкам. – Джон, как ты?
– Да вот… слушаю, что происходит, только разобрать ничего не могу… – отозвался следопыт.
– Подожди, сейчас я тебя вызволю.
– Так она всё это время… – пробормотала темноволосая и замолчала, не в силах понять, как пленница выпуталась из хитроумных узлов.
Подняв Кайлор за шиворот и приставив ей к горлу меч, Эрминия направилась к ступеням.
– Можешь не тратить ноги, – неохотно процедила та. – Живы твои спутники… А теперь убей меня. Я не вернусь в колодки.
– Солгала… Ожидаемо. Но зачем? И впрямь рассчитывала на быструю смерть? – голос Эрминии стал низким, будто гудевший за окном ветер: – Если бы ты знала, на что я способна в гневе, у тебя бы язык не повернулся ляпнуть подобное…
Кайлор ощутила удар в подбородок, и лестница перед её глазами померкла.
* * *
Пасмурные, словно осенняя погода, странники собрались за одним столом. Прямо по центру, где сражались длинными тенями два последних факела, лежало увесистое полено со следами крови.
– Как мы её не заметили?.. Надо ж было так налажать… – глядя на него, проворчал Рэксволд. – Башка трещит, будто неделю из таверны не вылезал… – он покосился на колодки, в которых теперь томилась темноволосая бестия.
– Не у тебя одного… – Джон прикладывал ком снега к шишке на затылке. – А я ещё выспаться надеялся…
– Не належался, что ль? – ассасин пронзил того пристальным взором. – Это мы с Эрми без передыха по лесам шарились, пока ты в могиле валялся. С тех пор всё как-то не до сна.
– Предлагаю не раздувать конфликт, – сдержанно промолвила Лайла. – Спите. Набирайтесь сил, – она посмотрела на темнокожего, сидевшего в углу и снова стеснённого путами. – Я прослежу за пленниками.
– Пленниками… – задумчиво повторил Рэксволд. – То есть их уже много? Хотя… чего бы нам не собирать весь разномастный сброд? Отличная идея. Только давайте сразу определимся, а? Мы коллекционеры или рабовладельцы?
– Рэкси…
– Нет, Эрми, этой гадине нужно было не ранение прижигать, а второе на горло добавить. Мало того, что всем головы поленом подрихтовала, так ещё додумалась примотать меня к белобрысому утырку. Я за такое готов её прям тут кончить, – выпалил ассасин и со злостью вонзил кинжал в стол.
– Утром бросим их здесь, – наконец смогла вставить фразу Эрминия. – Обоих. И двинемся дальше.
– Ну хоть у кого-то мозг присутствует… – взгляд Рэксволда заметался между Лайлой и Джоном. – А вы что скажете? Дерзайте, не стесняйтесь… – пропитанные едким сарказмом слова могли дать фору любой известной кислоте.
– Сказал бы я, что утро вечера мудренее, но это ничего не изменит: обуза переросла в угрозу, – следопыт отнял от головы подтаявший ком, увенчанный узором из алых пятнышек. – Возражать не стану.
– К сожалению, вынуждена согласиться, – лаконично ответила вампирша.
– Вот так сразу? – ассасин поочерёдно смотрел на спутников. – Ни упереться рогом, ни засыпать упрёками? Да вас, погляжу, вообще бить по котелку полезно: соображалку подстёгивает, – он изобразил слабое подобие улыбки. – На том и порешим. Я спать.
– Справишься одна? – серо-голубой взор застыл на Лайле.
– Не сомневайся, – без раздумий ответила та.
– Я это… – Джон вытер сырую руку о штаны. – Могу посидеть с тобой часок-другой, покуда глаза не слипнутся.
– Исключено, – замотала головой вампирша. – Не оглядывайтесь на моё мимолётное недомогание: я уже в полном порядке. Увидимся утром, – она строго посмотрела на пленников. – Ваш сон под надёжной защитой…
* * *
Вскоре, когда уставшие светить факелы обратились в обугленные палки, единственным источником света, тусклого, как надежда умирающего, была лишь печь. Она красила спящих возле неё странников в оранжевые тона и изредка напоминала о себе потрескиванием осыпавшихся дров.
Лайла же расположилась за дальним столом: одинокая, облачённая в темноту и тяжкие думы. Мясное пиво помогло забыться, но теперь они вернулись, – вампирша размышляла, насколько непредсказуема судьба. Впереди, на островке света, сопели те, за кого она готова сложить голову. И в то же время те, кого полтора месяца назад она даже не знала. Что за этим стояло? Любовь? Дружба? Страх остаться одной в чужом мире? А может, безумие? Каждый ответ казался правдивым…
Вновь обозначив взглядом серые контуры пленников, Лайла отвела погасшие глаза к очагу. Мысли обгоняли друг друга, словно стрекозы над искрящейся рекой, только на душе они ощущались неподъёмными валунами.
В сознании всплыл лик русого юнца… Интересно, удалось ли Алану открыть свою мастерскую? А если и удалось, не пал ли он уже жертвой какой-нибудь твари, возродившейся прямо посреди города?
– Твари… – облечённое в шёпот слово, неосторожное, проскочившее на эмоциях, загорчило на языке ветвью полыни. – А кто тогда я?..
Идеалы, возведённые под роскошными сводами много веков назад, осыпались, подобно руинам некогда родового имения. Над ними же, бросая тень на глыбы морали, развевалось бессмертное знамя эгоизма.
И Лайла ещё смела упрекать отца в жёсткости и фанатичном стремлении уберечь дочь от козней врагов, коих у первого правителя Эльтарона было немало, когда сама с лёгкостью бросавшего кости игрока швырнула человечество на плаху. Чудовищный, циничный поступок. Когда-нибудь за него придёт расплата. Даже сегодня она могла лишиться того, чью жизнь поставила выше тысяч других. И тогда сделанный выбор станет бессмысленным, как и жалкое существование под испепеляющими взглядами презрения, что будут окружать израненную душу подобно своре гончих, – сожаление вытекло из груди тихим вздохом.
* * *
Так уж завелось, что издавна ледяное королевство делили между собой одиннадцать воинственных кланов. Часть из них носила имена своих лидеров – «Гальдгорен», «Валос», «Йоргерберд». Другим приходилось по нраву воспевать оружие – «Смеющийся топор», «Молот Войны», «Плеть». Некоторые же вдохновлялись животными – «Стая», «Совы», «Хранители берлоги». А такие, как «Стальной хребет» и «Неприкасаемые», находили смысл в вызывающем символизме. Но сколько бы ни разнилась идеология кланов, всех их объединяло стойкое желание истреблять врагов и неустанно мстить за потери в своих рядах, обращая белоснежные равнины в багровые поля, а чужие поселения – в чёрные пепелища.
Разгромленный караван не остался незамеченным. Прямо сейчас, взяв курс на Ух-Нод, по ночному лесу неслись боевые упряжки…
Глава 5
– Прошу, не надо… – взмолилась рухнувшая навзничь Хризальтера. – Я слишком молода, чтобы умирать. Мне всего девятнадцать тысяч лет. И я так много ещё не успела…
– …
– Молчишь? О, как же ты суров … – теряя взгляд в закатном багрянце облаков, демонесса протянула к небу когтистые руки. – Там, наверху… настоящий пожар. В месте, откуда я родом, нет ни солнца, ни луны… Лишь сияние душ… Но я видела миры, у которых было сразу по три светила. Хочешь, я покажу их тебе? Вернее, то, что от них осталось… – лилово-сиреневые глаза, похожие на два аметиста, стиснул насмешливый прищур. – Я бываю такой неосторожной…
– …
– Всё то же зловещее молчание… Мне становится не по себе. Скажи уже хоть что-нибудь, – отвернув лицо от небес, Хризальтера посмотрела на лежавшую в луже крови седую голову с торчавшими из глазниц обсидиановыми кольями. – Ах, как я могла забыть: ты не можешь. Жаль. Впрочем, не особо. Ты был плохим собеседником, скучным, как душа праведника. Хотя разжечь во мне интерес тебе всё же удалось… – оттолкнувшись крыльями от мостовой, демонесса вновь оказалась на ногах. – Владыка считает, что сокрытое за этими воротами вернёт мне первозданную мощь. Я заинтригована…
Внезапно Хризальтера закружилась в грациозном танце на одном копыте, одновременно напевая нечто похожее на детскую считалочку:
«Стены в рунах – тень не пустят,
На вратах висит печать,
Но всяк замок имеет устье,
Секрет незримый – для ключа.
Его найти не сложно будет,
Ведь люди Древним не чета.
С меня терпенья не убудет,
На ключ охота начата!»
Демонесса залилась звонким смехом, а затем, раскинув руки, упала на мостовую, провалившись в собственную тень, словно в бездонную пропасть, – радостное эхо облетело залитую кровью крепость и затихло где-то у потресканной арки, на которой болталось подвешенное за ногу обезглавленное тело…
* * *
Над заснеженным лесом алой полосой забрезжил рассвет, скатился по холмам и ударил в запертые ставни бревенчатых домов. Джон проснулся от тонкого, как игла, розового луча, что, продравшись сквозь щель и толстенное стекло, впился в правое веко. Однако такое пробуждение было на порядок приятнее, чем неожиданное знакомство с поленом. О нём следопыт вспомнил сразу, как повернул голову: даже на ком тряпья, мягкий, будто свежевыпеченный хлеб, шишка отозвалась тягучей болью.
Джон лениво перевернулся на бок, разлепил глаза и едва не вздрогнул, столкнувшись нос к носу с Лайлой. Лёжа напротив с подложенной под голову рукой, она молча смотрела на следопыта.
– Ты чего? – ляпнул он первое, что пришло в потревоженный разум, стремительно перебиравший ватные мысли.