Девушка и Большой Красный Дракон
Мобильный? – Дракон велел не пользоваться им, чтобы нас не выследили.
Монстр напротив меня исповедуется в полной ностальгической тишины квартире.
– Ты словно снимаешь с человека всю социальную оболочку, как кожуру от банана. И показываешь ему, кто он на самом деле.
Он сопит. Я слышу, как наливается воздухом его грудная клетка.
Как заполняются альвеолы.
– Кто-то ломается, но большинство становится чем-то большим, чем они были. Им открывается их собственная сила.
Он говорит ужасные вещи.
Он опускает глаза.
Это чистой воды экстремизм.
Это мизантропия чистой воды.
– И ты столько раз становился зверем?
– В первый раз – да. Я был просто животным. Но потом… Я просто понял, что это единственная возможность выйти на тебя.
События создают нас.
От окна почти нет света. В это время года. В этом городе. Почти нет рассвета. И тонкие лучи пробиваются между пластами утренних туч.
Голова тяжёлая и я молчу, пытаясь распрямить ссутуленные плечи. Сглатываю накопившуюся в брикетах слюну с привкусом завтрака.
Я слушаю комнату. Потрескивание за стеной. Пространство между незаправленной нами кроватью и стеллажами с фоторамками, символами китайских новых годов, монетами. Книги и желтеющие коробки из-под электронной техники.
Совершенство. Музей-квартира современного человека. Обои встык.
Всё, что я уяснила, работая в органах: никто не считает себя виновным.
Я продолжаю докапываться, а он продолжает вещать:
– Самое страшное для них… Они видят, что в моих глазах нет страха. Даже самые сильные из них никогда не сталкивались с соперниками, у которых нет сомнений в своем превосходстве.
Это не имеет никаких оправданий.
Я сохранила это для протокола:
«Люди так прекрасны, когда плачут».
«Так прекрасны, когда снимешь с них кожуру».
«Так прекрасны, когда они вдруг понимают. Что они есть».
Люди не могут осознать, что на Земле есть следующий вид. Вид, для которого мы – подножный корм.
Он сидит на кровати в очередной захламленной чужой квартире, упираясь ладонями в пересушенный временем плед.
Я уже сижу на нём сверху.
Я обвиваю его шею. Я прижимаюсь к нему всем телом.
Я уже давно перестала быть невинной.
Ангажированная судья.
Я целую его в губы.
Запутавшаяся девочка.
Мои веки самовольно смыкаются. Я млею от блаженства.
Опер-Уполномоченный коррумпированный до мозга костей.
По моим лучезапястным суставам бегут мурашки.
Незаметные волосики становятся дыбом.
Прямо сейчас.
Я хочу самоотвод.
Мои челюсти разваливаются, – не в силах больше соединяться.
Я сжимаю ладонями его затылок. Мой язык проникает между его губ.
Плавится мое дыхание.
Оборотень в погонах.
Я сама становлюсь зверем.
Он прошептал мне, глядя прямо в глаза.
– Я люблю тебя.
Никаких сносок, дополнений и звездочек.
– Обещай, что будешь помнить это.
Он смотрит мне в глаза не отрываясь. Кладет ладонь на губы. Аккуратно поддерживая меня, он поднимается и заваливает меня на спину.
Я киваю. Потому что сказать что-либо сквозь его руку я не могу.
Он говорит:
– …Потому что я буду ебать тебя так… словно нет.
И он держал слово.
Анкетирование #4
Ты была первой у того, кто был первым у тебя?
Если бы тебя шантажировали, то чем бы например?
Как ты относишься к своему телу? Что оно значит для тебя?
Маленькие Физиологические Радости
Prodigy – Medusa’a Path
Я все еще перечитываю свой дневник.
В одиночной палате, потеряв его навсегда, страница за страницей я все больше сомневаюсь:
Мой ли это дневник? Моя ли это рука? Мог ли мой разум выдумать настолько правдоподобную галлюцинацию?
Галлюцинацию, которая стала важнее реальности.
Но…
Ты не забыла?
Я хороший следователь.
Я была с ним каждый день. Я брала в рот. Я становилась на четвереньки. Я садилась сверху.
Я собирала информацию.
Иногда слишком много.
Так, что она капала на горячую перевозбуждённую, местами пунцовую грудь. На мои почти всегда твёрдые соски.
Я собирала информацию.
Чаще всего – генетическую.
Из квартиры в квартиру. Изо дня в день. Он давал показания.
Я смотрю на него, сидя на полу. Спиной облокотилась на развороченную нами тахту. Шов оставит на моей спине след. Матрас сползает с неё льняным языком.
Я наклеиваю себе переводилку из жвачки чуть выше коленочки.
Он встает. Он делает пару шагов к холодильнику. Находит в нижнем отделении яблоки. Начавшие подвядать. Залежавшиеся с осени до ноября.
Он ополаскивает их под краном и стряхивает вместо того, чтобы вытереть о полотенце.
Он смачно откусывает яблоко.
Сочная пенка скапливается у него на губах. Он смотрит в окно. Он смотрит в прошлое:
– Ты хочешь знать, как всё это было… Видела эти глаза, которые только что узрели истину? – Это так красиво. Как крик на картине Мунка. Как улыбка на портрете Джоконды. Как икона.
В этом диалоге мне вовсе не обязательно даже угугкать.
– Тебе никогда не казалось странным, что при удивлении все самое главное происходит в мозгу… Это мозг что-то понял, это мозг что-то узрел, а вот расширяются зачем-то зрачки? А вот округляются почему-то глаза…?
Его голос звучит тихо. Почти так же, как шуршание вытяжки системы центрального вентилирования.
– Я делал все это… Я просто хотел узнать, что вы чувствуете, как вы чувствуете.
Я просто хотел найти хоть кого-то, кто чувствует так же, как я.
Найти точки соприкосновения.
Исходный код.
Добраться до которого можно, только содрав всю паутину социальных сетей.
Лишить человека любых возможностей защититься. И вот тогда они начинают бежать. Бежать со всех ног.
Бежать так далеко, как никогда и не думали, что могут.
Эйнштейн, Фредди Меркьюри, Жанна Дарк, Галилей, Колумб…
Одно прикосновение – и ты словно вдохнул в них божественную искру.
Словно перезапускаешь программу для более чистой работы.
– Ты встречался с Эйнштейном и Колумбом?
– Я фактически создал их. Вдохнул в них веру. Вырвал из обыденности. Только вот те, кто натравил тебя на мой след назвали бы это убийством. И ты бы искала меня как убийцу. Когда я дарил вашим ученым знания, оставлял под ёлкой подарки, когда помогал олимпийским чемпионам преодолеть пределы человеческих возможностей и оберегал писателей от революций… Когда сберегал исторические святыни в своих архивах от полчищ варваров. Никто не расследовал это. Те, в кого я вдохнул веру в преодоление предела и сами с годами переставали верить в реальность нашей встречи. Придумывали новые объяснения… Стирали меня из памяти. Никто не расследовал мои подвиги. И только обвинения в убийствах привели к нашей с тобой встрече.
– Выходит ты создавал гениев и тем самым влиял на ход истории, а мы ловили тебя за обвинения в наших страхах.
Я молчу. Я пытаюсь понять подсудимого.
Я говорю уже почти дрожащими губами.
Не узнавая собственного голоса:
– Ты бог?
– Вовсе нет. Ты поймёшь позже…
Я дышу еле-еле. Я вслушиваюсь в каждый звук, который он произносит.
– Я лишь хочу, чтобы вы узнали, кто вы на самом деле.
Я пытаюсь остановиться, но продолжаю расследование:
– Так ты убивал их?
– Вспомни, что ты делала с куклами, когда они тебе надоедали?
Я сижу и думаю про себя.
Подруга, ты знаешь правду:
Сжимала куколку в руке и била об пол. Словно пытаясь узнать, из чего она состоит.
Я говорю ему:
– Ничего особенного…
Била и насиловала.
– Вот что: считай это моей этнографической экспедицией. Я набивал чучела и составлял атлас эмоций. Страха, недоверия, надежды. Я изучал лики смерти. Я выращивал людей, как сорта винограда для своего вина. Но вы ругаете меня за то, что я срывал его грозди…
Я думаю про себя. Я не говорю ему, что начинаю его понимать:
– У нас есть всё, чтобы убивать друг друга, у нас есть всё, чтобы любить друг друга, – и самое страшное, что выбор за нами…
Я молчу. Веки дрожат. Я не моргала уже несколько минут подряд.
За стеной соседи обсуждают, кто и почему так сильно не прав в телевизоре.
Мы сидим в тишине и слушаем их возмущение.
Где-то еще… в многоэтажке… что-то тяжелое падает.
Никому в общем-то нет до этого никакого дела.
Стабильность.
В комнате темно и мы все в этих звуках.
Я вижу только блеск его глаз. Он – моих.
Он сверху.
Я на спине.
Я пытаюсь оттолкнуть его ножкой.
Уже просто потому, что понимаю, что больше всего ему нравится, когда я сопротивляюсь. Уже просто потому, что понимаю, что больше всего мне нравится, как он это все преодолевает.
Глаза косятся на его красивый большой член.
С огромными яйцами.
От которых у меня округляются губки.
Бровки домиком.
Глаза к переносице.
И он снова во мне.
Канарейка
Земфира – Девочка, живущая в сети
Мне четыре. Я маленькая. С меня гладки взятки.
Белые гольфики в уличной грязи.
Битые коленки.
Земля под ноготочками.
И носки башмачков один к другому.
Я люблю играть с животными. Жуками и пауками.
Уходить подальше, чтобы нам никто не мешал и тискать их.
Держать их в руках. Я балдею – не буду скрывать.
Вообще не пойму, какой интерес играть с куклами или машинками, которые надо двигать самой? Придумывать, что они сделают дальше?
Я не брезгливая, мне нравится, какие на ощупь и жабья слизь и птичьи перья.
Они прыгают, летают, скрипят и самое интересное – всегда убегают, когда ты хочешь их достать.
Я люблю запускать руку в клетку…. и брать нашу канарейку Юстину в руку.
Чувствовать, как сколопендра бежит по коже.
Наблюдать, как комар ищет местечко получше, чтобы вонзить свой хоботок. Терпеть, пока он напьется, изучая как он наполняется моей кровью.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги