Обреченный защищать

Глава 1

Среди адвокатов в ходу известная поговорка: «нет хуже клиента, чем невиновный клиент». Чистая правда, скажу я вам. Однако встретить такого клиента – задача непростая. Пропитые дебоширы, неудачливые грабители и наркодилеры со стажем, превосходящим мой опыт работы в адвокатуре, с честными лицами твердили, что не совершали ничего противозаконного. Правда, их понимание «противозаконного» имело мало общего с Уголовным кодексом.

Вся прелесть таких клиентов в том, что ты не боишься облажаться. Позвольте объяснить вам пару простых вещей. По какой-то причине люди полагают, что хороший адвокат может вытащить их из любой передряги. Рецидивист, которого задержали во время вооруженного разбоя, искренне спрашивал меня, насколько хороши его шансы остаться на свободе? Наркодилер, продавший пару грамм «химии» подростку, от которой тот навсегда остался инвалидом, был уверен, что судья сжалится над ним после проникновенной речи на последнем слове. В конце концов, эти люди заслуженно отправляются в колонию, где пребывают в уверенности, что получили пять или десять лет лишения свободы из-за плохого адвоката. Они не видят всей картины. Они не видят своей вины.

Они не берут в расчет обжалованные экспертизы, исключенные из дела доказательства и блестяще проведенные перекрестные допросы, благодаря которым осужденные получили справедливое наказание, а не жестокую кару. Даже для безнадежных клиентов адвокат проделывает прорву работы, которая порой остается невидимой.

Все потому, что у преступников такие же права, как и у нас с вами. Равенство закона во всей красе. Своего рода гарантия того, что мы не вернемся к временам, когда люди вершили самосуд на каждом шагу. Никто не говорит о том, что нужно оправдывать наркодилеров и насильников, но под одну гребенку всех стричь не стоит. Между хулиганом, пырнувшим прохожего из-за скуки, и тем, кто, обороняясь, пробил череп неудачливому воришке, лежит огромная пропасть, но оба остаются убийцами. Мое предназначение – добиться справедливости для каждого.

К большому сожалению, случается так, что иной раз судья уделяет моим доводам и жалобам не больше внимания, чем пылинке на мантии. И тогда клиент получает по верхней планке. Пройдены все инстанции, представлены все доводы и жалобы, но срок остается неизменным.

Когда я утверждал, что облажаться не страшно, то имел ввиду именно такие случаи. Адвокат может ошибиться: пропустить ошибку в доказательстве, задать неудачный вопрос или еще хуже – позволить своему клиенту высказать на судебном процессе все, что лежит у него на душе. Но так ли ужасно то, что мошенник, лишивший квартир двух старушек, получит десять лет лишения свободы вместо восьми? Не говоря уже о серийных убийцах и насильниках. Словом, совесть чиста, приговор вынесен, а я спешу на очередное судебное заседание.

Не нужно думать, что мне приходилось иметь дело только с отъявленными мерзавцами. Их немного. Чаще всего я сталкивался с теми, кто оступился впервые. Со временем начинаешь понимать, почему тот или иной человек совершил преступление. Потеря работы, жестокие родители или наркотики могут толкнуть и не на такое.

Многим я сочувствовал со всей искренностью. До сих пор хорошо помню один случай. Семилетний мальчик согласился посмотреть игрушки в квартире незнакомого дяди. Дядя оказался педофилом, освободившимся из колонии три недели назад. Педофилом, который снова вышел на охоту.

Каким-то чудом мальчику удалось выбежать из квартиры и позвать на помощь. Мой клиент – здоровый тридцатилетний мужчина, больше напоминающий прямоходящего медведя, мог пройти мимо, но не сделал этого. Он спас мальчика.

Для педофила эта история закончилась не так радужно. Его лицо превратилось в кашу из мяса и костей, руки и ноги были сломаны в нескольких местах, а легкие – проткнуты собственными ребрами.

Во время судебного разбирательства прокурор несколько раз подчеркнул, что мой подзащитный наносил удары не меньше пятидесяти минут подряд. Большую часть этого времени педофил оставался жив.

Мой подзащитный получил три года лишения свободы. Вместо пятнадцати. Во время оглашения приговора его лицо было невозмутимым. Когда судья закончил читать, зал взорвался аплодисментами. Они предназначались не мне – моему клиенту, которого уже выводили из зала суда. Стальные браслеты обхватывали запястья, конвоиры торопили к выходу, а он тихо повторял для всех окружающих: «Я не жалею, что сделал это».

После заседания журналисты окружили меня живым кольцом, выбраться из которого можно было, только ответив на все вопросы. Они негодовали по поводу приговора, они восхищались храбростью моего подзащитного и требовали его оправдания.

Я понимал их. Как человек, но не как юрист. Убийство остается убийством, даже если одним конченным извращенцем стало меньше. И приговор оказался справедливым, как бы рьяно это не отрицали журналисты и блогеры.

К чему я клоню? И рецидивистов, и «первоходов» объединяет то, что они действительно совершили преступление. С невиновными все иначе. Они бывают не самыми милыми людьми на свете, но это не должно иметь никакого значения для адвоката. Если человек не совершал преступления, то он и дня не должен провести в колонии. Судья и прокурор найдут кучу оправданий, если будет вынесен ошибочный приговор, но только не адвокат. Нет, если невиновный будет гнить в камере, то адвокат будет гнить внутри себя. Уверен, что подобное ощущает врач, из-за которого погиб пациент, или пилот самолета, допустивший катастрофу.

И все же ошибки совершают все. Ошибаются врачи, ошибаются пилоты и ошибаются адвокаты. Только у адвокатов ошибка двойная: настоящий преступник остается на свободе.

За пятнадцать лет адвокатской практики невиновные клиенты встречались мне редко, а тех, кого ошибочно обвиняли в убийстве, и вовсе можно пересчитать по пальцам одной руки. В конце концов, вовсе не случайность, что в России меньше одного процента оправдательных приговоров. Если человек действительно не совершал преступления, то уголовное дело, как правило, разваливается еще до суда. Однако, я уверен, вы слышали истории тех несчастных, приговор которым пересматривали через пять или даже десять лет, проведенных за решеткой.

Мысль о том, что один из моих подзащитных мог пополнить их число, не раз приходила мне в голову. Я думал о том, как после освобождения из колонии, он вернется другим человеком в место, которое прежде называл своим домом, и к людям, которых называл своей семьей или друзьями. К жизни, которой уже нет. Я думал и о том, как сложно будет объяснить собственную ошибку, а на профессии адвоката придется поставить крест.

Но все эти мысли были одним большим заблуждением.

Как вы уже догадались, однажды это произошло. Мой клиент был ошибочно осужден за убийство. С тех пор я испытал множество эмоций по отношению к нему, но сожаление было самым мимолетным из всех.

Две тысячи девятнадцатый год. Двенадцатое сентября. День, когда я узнал о том, что совершил самую страшную ошибку в своей жизни.

Глава 2

Днем ранее я был пьян, разведен и полон тоски. Что греха таить, в таком состоянии я пребывал последние пять месяцев, если не больше. Иногда счет прошедших дней становится довольно затруднительным занятием.

Я всегда был не против пропустить пару-другую рюмок в заслуженный выходной, но с тех пор, как Кристина ушла от меня, внутренние тормоза отказали. Пиво сменялось коньяком, а пьяный вечер – похмельным утром. Я летел к краю алкогольной зависимости с глупой ухмылкой на лице, не собираясь останавливаться ни на мгновение. Можно было бы сказать, что виной всему моя бывшая жена, но, по правде говоря, когда я напивался, то переставал чувствовать себя старым, никому не нужным крючкотвором.

Одиночество подкрадывается незаметно, поверьте моему горькому опыту. В какой-то момент умирают родители. Стоя на похоронах, думаешь, что ты не один, что у тебя еще остались жена и дочь, что все не так ужасно, как кажется. Затем брак лопается как мыльный пузырь. Жена требует развода, взрослая дочь переезжает в другой город на учебу, а у друзей и знакомых полно своих проблем. Привет, одиночество.

И да, вы можете возразить, что в сорок четыре года жизнь только начинается, но вряд ли это утверждение справедливо для страны, в которой половина мужчин не доживает до пенсии.

В тот вечер я забрел в первый попавшийся на пути бар. Заведение оказалось не из дешевых и выдавало себя за традиционный британский паб, но меня волновало лишь то, что внутри разливают благословенный напиток. Состаренная мебель, дубовые бочки, камин как в фильмах про Шерлока Холмса – с определенного момента картинка вокруг расплывается и перестает иметь значение.

Улыбчивая девушка-бармен в белой блузке и оранжевом фартуке с пятнами от пролитого пива, наполняла мою кружку, стоило донышку показаться хоть на мгновение. По телевизору, висевшему на стене, вместо традиционных футбольных матчей показывали разоблачение очередного взяточника. Заместитель министра юстиции с возмущением доказывал, что деньги ему подкинули.

Слабоватый аргумент, с таким у него ничего не выгорит. Но кому какое дело? Если раньше я бы задумался над тем, как лучше разработать позицию его защиты, то сейчас пытался сообразить, почему моя жизнь все больше напоминает дешевую драму.

По столу разнеслась легкая вибрация. Я с трудом сфокусировал взгляд на ожившем смартфоне. Звонила Алиса. Поразмышляв немного, я все же ткнул в кнопку отмены. Ни к чему разговаривать с дочерью, когда твой язык едва ворочается во рту. По крайней мере, я все еще был способен чувствовать стыд за свое состояние.

– Знаете, ваше лицо кажется мне знакомым, – звонкий женский голос вырвал меня из пучины тягостных мыслей.

Я поднял голову. Голос принадлежал девушке-бармену. Она смотрела на меня так пристально, что прикосновение ее взгляда ощущалось физически. Глаза горели живым интересом, выбившийся из прически завиток прилип к щеке. Губы застыли в смущенной улыбке.

Несмотря на миловидную внешность, я с легкостью мог представить, как эта девушка вышвыривает разбуянившегося посетителя вон из бара, не прибегая к помощи охранника. Была в ней какая-то невидимая сила, отблески которой отражались в умудренных жизненным опытом глазах и уверенности движений.

– В самом деле? – поинтересовался я.

– Вы ведь адвокат, верно? Марк Островский?

– Пару минут назад меня звали именно так. Похоже, когда-то я представлял ваши интересы? Или вы были моей подзащитной, хотя мне верится в это с большим трудом.

– О, нет, – улыбнулась девушка. – Я видела вас в одном ролике в сети. Фрагмент передачи про то, как вам удалось добиться оправдательного приговора. Ну, для того мужчины, который защищал своих дочерей от грабителей.

Я вспомнил бы это дело среди тысячи других, даже если бы каждое из них закончилось оправдательным приговором. Двое отмороженных рецидивистов забрались в дом к предпринимателю. Они связали его, избили и угрожали изнасиловать дочерей, если он не отдаст деньги. Предприниматель оказался не робкого десятка. Когда бандиты отвлеклись, ему удалось развязать себя и пробраться на кухню, к ножам. Первый рецидивист получил удар в шею, от которого скончался спустя пару минут. Второй успел сделать несколько выстрелов, но пули прошли мимо цели. Предприниматель зарезал и его.

Чистая оборона? Только не с юридической стороны. Проблема была в том, что в ходе борьбы рецидивист развернулся, и удары ножом пришлись ему в заднюю часть шеи. Прокурор утверждал, что преступник собирался сбежать, а значит необходимой обороны уже не было. Моя скромная роль заключалась в том, чтобы убедить судью и присяжных в обратном.

У меня получилось. В течение следующей недели телефон разрывался от звонков журналистов, жаждущих взять интервью. Я согласился, вот и попал в какой-то выпуск передачи о правосудии. Если вы его не видели, то ничего такого важного не упустили.

– Интересуетесь убийствами? – удивился я. – По вам и не скажешь.

– А вы, значит, занимаетесь лукизмом?

– Чем?

– Лукизмом. Судите людей по внешнему виду, – она поправила выбившуюся прядь. – Вообще-то, я учусь на юридическом. А тот ролик с вашим участием показывали на занятии. Как пример идеальной защиты, между прочим.

– Как же вас потянуло на юриспруденцию?

– О, это долгая история. Но не слишком интересная.

Я сказал что-то остроумное, а она расхохоталась. Слово за слово, и вот, девушка, которая была немногим старше моей дочери, намекнула (как ей казалось) на продолжение вечера. На мой взгляд, это было не намеком, а взлетной полосой, усеянной ослепляющими огнями. Не знаю, что в итоге сыграло решающую роль: то, что я был пьян или то, что я не был с женщиной больше шести месяцев (включая последний месяц в браке), но я согласился. Сквозь алкогольный туман мы промчались по ночному городу, оказались у дверей моей съёмной квартиры, а все, что происходило дальше, было беспощадно удалено из моей памяти как проект неудачно сформулированной жалобы.

Зато утро следующего дня мне не забыть никогда. Сквозь сон гудели колокола. Монотонно и непрерывно. Я открыл глаза. Убедился, что никаких колоколов в квартире не было, но гул все равно продолжал давить на уши.

Щелочка дневного света, пробивавшаяся сквозь шторы, нещадно резала по глазам. Разразившейся в горле засухе могли бы позавидовать все пустыни мира. Спина ныла так, будто всю ночь меня избивали палками.

Смартфон показывал восемь часов утра и десять пропущенных звонков от Алисы. Я так и не перезвонил ей вчера и вряд буду способен сделать это в ближайшее время. Похмелье – неприятная штука, про которую смело можно сказать: чем дальше в лес, тем хуже последствия. Правда, когда ты окончательно заблудился, последствия уже не пугают.

Я отправил Алисе сообщение с обещанием перезвонить после обеда. «ОЧЕНЬ НА ЭТО НАДЕЮСЬ!» – крупными буквами ответила она. Ни одного смайлика. Плохой знак.

Гром колоколов поутих, но в остальном легче мне не стало. Похоже, один яд придется лечить другим.

Я с трудом поднялся с кровати. Направился к холодильнику, ощущая себя восьмидесятилетним стариком. Наверняка и выглядел так же.

На кухне было чище, чем обычно. С тех пор как я стал жить один, уборка отошла на второй план, мягко говоря. Но теперь кухня перестала напоминать кабак после дня воздушно-десантных войск: тарелки помыты, мусор сложен в пакет, а стол избавился от пятен. В воздухе царил аромат свежеприготовленного кофе. По чашкам его разливала девушка из бара.

– С добрым утром! – бодро сказала она.

– Надеюсь, что таким оно и окажется.

Я совсем забыл, что бар мы покинули вместе. И вместе остались до утра. В довесок к головной боли добавилось чувство стыда от того, что я не мог вспомнить хотя бы одной буквы из имени девушки. А спрашивать ее лично было уже поздновато. В моем слабо соображающем мозгу ей, по-видимому, так и придется остаться «Девушкой-из-Бара».

В холодильнике одиноко стояла последняя бутылка пива. Она была наполовину пустой, и я прикончил ее за пару мощных глотков. Напиток приятно холодил горло, возвращая меня к жизни.

– Не рановато для алкоголя? – приподняла брови Девушка-из-Бара. – В такое время все питейные заведения еще закрыты.

– У меня свой бар. И даже бармен на месте.

Она улыбнулась, а вот мне было не до веселья. Я не был известным Казановой, и такие ситуации были для меня скорее исключением, чем правилом. А теперь это исключение прибирается в квартире, готовит кофе и учит меня жизни.

А еще я понятия не имел, что делать дальше. Вместе выпить кофе? Невозмутимо вести разговоры ни о чем? Или затронуть то, что произошло между нами прошлой ночью? Последний вариант казался худшим из всех.

С коротким щелчком в смартфоне всплыла спасительная иконка напоминалки. Сегодня были запланированы две встречи с клиентами перед обеденным перерывом, поэтому стоило явиться в кабинет хотя бы около десяти часов. Я пообещал себе больше не напиваться в середине рабочей недели. В который раз.

– Чуть было не проспал работу, – сказал я, глядя на экран смартфона. – Теперь придется собираться как можно быстрее.

– Это мягкий намек, что мне пора исчезнуть? – спросила Девушка-из-Бара.

– Все приятное в этой жизни когда-нибудь проходит.

– И неприятное, кстати, тоже, – заметила она. – Ладно, если ты настаиваешь, чтобы я покинула твой дом, не приняв душ, да еще и без завтрака, то не стану возражать.

После ее слов я ощутил еще один укол совести.

Девушка-из-Бара встала из-за стола и невозмутимо прошла в спальную. Только сейчас я обратил внимание, что брюк на ней не было. Даже в похмельном состоянии мне было трудно отвести взгляд от трусиков, изящно подчеркивающих стройные бедра.

Выпроваживать девушку из квартиры таким образом было невежливо. Она этого не заслужила, но что оставалось делать? Будь у меня хоть немного больше времени (или тактичности), наша встреча могла бы закончиться более деликатно.

Когда я допил крепкий кофе, Девушка-из-Бара вошла на кухню в черных кожаных куртке и брюках. Она выглядела как заправский байкер и я, хотя видел ее в таком образе вчера, все равно удивился преображению.

– А мотоцикл у тебя есть? – вырвалось у меня.

– Старенькая «Ямаха». Но свое дело знает, гоняет исправно. Мы, кстати, вчера на ней добрались до дома. Ты визжал как девчонка.

Я проводил Девушку-из-Бара к выходу, но возле дверей она вдруг остановилась. Уставилась на меня карими, бесконечно глубокими глазами. Я ожидал слов прощаний или что-нибудь о вчерашнем вечере, или о том, насколько неправильно я себя повел, но Девушка-из-Бара в очередной раз меня удивила.

– Ты бы проверился у врача. Моя подруга говорила, что у нее все начиналось точно так же. А потом обнаружили рак и… дальше лучше не рассказывать.

Я сначала подумал, что она неудачно пошутила, но ее лицо было предельно серьезным.

– Не совсем понимаю, о чем ты говоришь?

– Да об этом! – ее острый ноготок ткнулся мне в грудь.

Я опустил взгляд и посмотрел в то место, где все еще чувствовалось тепло от прикосновения. На левой грудной мышце, чуть повыше соска, мне удалось заметить нечто, похожее на небольшую родинку. Сложно сказать, была ли она там раньше, но родинок иссиня-черного цвета на своем теле я еще не видел. Словно кто-то ткнул меня в грудь маркером, оставив круглую метку.

– Рак, говоришь? – озадаченно произнес я. – Этим точно стоит заняться

– Не тяни, – кивнула она. – Ладно, мне и самой уже пора уходить.

– До встречи, Кристина.

Вот очевидный совет: если хочется назвать человека именем бывшей жены – не делайте этого. Я сообразил слишком поздно, чтобы успеть вовремя остановиться. На лице девушки вспыхнуло негодование.

– Вообще-то, меня зовут Лиза! Но какая к черту разница, да?

Мои извинения услышала только дверь, которая захлопнулась с оглушительным грохотом. День только начался, а я уже успел опозориться. Впрочем, сейчас меня волновало другое.

Я подошел к зеркалу как к змее, готовой укусить в любую секунду, и уставился на свое отражение. Черная точка никуда не делась. Маленькое пятнышко на коже, которого (теперь я был в этом уверен) не было до сегодняшнего дня. Я дотронулся до него и немного потер, но не ощутил чего-либо необычного. Пятнышко не болело, не ныло, не чесалось.

Если бы Кристина увидела его, то мигом записала бы меня к врачу, даже несмотря на то, что мы были разведены уже несколько месяцев. Бывали дни, когда я порывался выйти на работу с небольшой температурой, но она всегда говорила: «Островский, ты остаешься дома и ждешь врача, иначе я привяжу тебя к кровати и выпорю по заднице». С такими вещами Кристина не шутила, поэтому я оставался дома и ждал врача.

Я вновь коснулся черной точки, которая по-прежнему отказывалась исчезать. Не могло быть и речи о том, чтобы не ходить на работу. Что я должен был сказать клиентам, с которыми назначены встречи? «Извините, я не могу вас принять потому, что у меня появилась новая родинка?»

Боюсь, они больше поверят в то, что я не вышел из запоя. Пока ничего не болит, врач может и подождать. В каком-то журнале я однажды вычитал, что такое поведение типично для мужчины средних лет. Что ж, стереотипы меня волновали мало, а мнение авторов журнала – еще меньше.

Я собрал портфель, надел костюм, который давно следовало почистить, и направился к выходу. На тумбе возле двери стоял ящичек для ключей. Обычно, когда я возвращался домой, то бросал туда бумажник и разную мелочь, не слишком с этим заморачиваясь. Со времени в ящике появились обручальное кольцо, монеты и все то, что я отправил туда за время, пока жил в этой квартире.

Сейчас бумажника в ящике не было. Я похлопал по карманам, огляделся по сторонам, но довольно быстро сообразил, что Лиза (или Девушка-из-Бара, как я предпочитал ее называть), оказалась совсем не так проста. По крайней мере, теперь был понятен ее неожиданный интерес ко мне в баре и скорое исчезновение из квартиры.

Я не собирался сообщать в полицию о краже, посчитав ее достаточной платой за свое поведение и полученный урок о ценности хороших манер. В бумажнике было меньше двух тысяч наличных, а карту легко заблокировать. К тому же я и так опаздывал на работу. Как оказалось позднее, настоящие неприятности ждали впереди.

Глава 3

Если вы думали, что все адвокаты купаются в роскоши, а по выходным размышляют над приобретением очередного раритетного автомобиля для коллекции, то вынужден вас расстроить: в Екатеринбурге таких не больше двух-трех, они широко известны и не нуждаются в лишнем упоминании.

Некоторые адвокаты и в самом деле зарабатывают приличные деньги, другие едва сводят концы с концами, а я, как большинство, болтался где-то посередине и не жаловался, хотя мое имущество после развода уменьшилось вдвое. Мы с Кристиной договорились, что в ее собственности останутся квартира в центре города и загородный дом. Она уступала мне «Форд» и кабинет, помещение для которого я смог выкупить после двенадцати лет адвокатской практики. Полноценный ремонт в нем сделать все никак не доходили руки, но обшитые деревянными панелями стены и старая мебель еще не утратили своей винтажной привлекательности.

В кабинете проходила большая часть моей деятельности: консультирование, составление жалоб, запросов и ходатайств, усложняющих работу стороны обвинения. В фильмах и книгах адвокаты блещут красноречием в изоляторах и на судебных заседаниях, но мало кто понимает, что этому красноречию предшествует длительная, кропотливая бумажная работа.

Когда я перешагнул порог кабинета, то обнаружил, что свет был включен, а металлический шкаф с документами раскачивался с легким звоном: моя помощница пыталась отыскать какую-то папку, забравшись внутрь почти целиком. Собственно, я видел лишь ноги, торчащие из шкафа. Изнутри доносились шелест бумаг и приглушенные ругательства.

– Доброе утро, Дина. Что потеряла? – нарочито громко спросил я, усаживаясь за стол. Старое кресло протестующе скрипнуло.

От неожиданности Динара дернулась, из шкафа раздался глухой звук удара. Не без усилий она выбралась наружу, сжимая в руках картонную папку. Черные блузка и брюки были усыпаны бумажной крошкой.

– Ты специально меня напугал, да? – она укоризненно посмотрела на меня.

– Извини, так получилось, – я примирительно улыбнулся.

– Между прочим, я нашла дело, о котором ты спрашивал. По нашему клиенту… – Динара бросила взгляд на папку, – Кропоткину? Знакомая фамилия. Кажется, мы делили его имущество при разводе? По-моему, я тогда только устроилась к тебе на работу помощницей.

– Точно, это он. У тебя хорошая память.

– Забудешь его, как же! – Динара фыркнула. – Устроили тут с женой шоу «Пусть говорят»! Делили даже ложки с вилками. И того медведя!

Я хохотнул. Из-за потрепанного чучела медведя спор был такой, что чуть не дошло до драки. Кропоткин не желал отдавать чучело, так как оно, якобы, придавало ему «мужских сил». Его жена парировала тем, что все «мужские силы» у него закончились еще пять лет назад, а медведь должен достаться ей, так как она чувствовала с ним тесную тотемную связь. В итоге бывшие супруги отдали чучело в музей, так и не договорившись о разделе.

– И что с этим Кропоткиным приключилось на этот раз? – поинтересовалась Дина.

– Ты не поверишь, но снова развод.

– Ха! Кто же счастливица?

– Его бывшая жена, которая теперь уже не бывшая. Год назад они случайно столкнулись в зоопарке. Завязался диалог, который привел к отношениям и регистрации брака. Но не сложилось. Теперь хотят развестись, поэтому нужно освежить в памяти условия прошлого соглашения.

Папка с делом оказалась у меня на столе. Когда я потянулся к ней, то заметил, что Динара продолжала стоять на том же самом месте, словно не решалась мне что-то сказать. Высокая и худая, она нависла надо мной как фонарный столб. Я вопросительно взглянул на нее. Пауза затягивалась.