– Может, совсем не надо?
– Приказ Верховного главнокомандующего! Будешь служить, иди-иди, позовём.
Когда я пришёл обратно в отдел кадров родного Агрегатного завода, там все вытаращили на меня свои очкастые глаза.
– Ты чего явился?
– Вот, – говорю, – отсрочку дали, – и протягиваю им какую-то шняжную бумаженцию с печатью.
– Что, обратно в цех? Мастером?
– Ну уж нет!!! Мне временно, куда-нибудь. В отдел.
– Ладно. Завтра приходи.
На следующий день мне сказали:
– Ты же экономист по образованию? Пойдёшь в Финансовый отдел. Старшим экономистом, там вакансия есть. (Потом меня друзья по КВН дразнили: «Ты, Мишка, старше Маркса. Маркс-то был просто экономист, а ты – старший!») Иди в заводоуправление. Заместителя начальника зовут Николай Фёдорович.
Я послушно потопал в двухэтажное здание напротив проходной.
Когда я открыл дверь с бодрящей надписью «Финансовый отдел», то медленно выдохнул. На меня посмотрели сразу шесть человек. Судя по столу, стоящему на оси, разделяющей кабинет пополам, за ним спиной к стене и сидел тот самый Николай Фёдорович. Внешне он был похож на артиста, который играл Бубликова в «Служебном романе», да и вся обстановка сильно напоминала антураж для съёмок, созданный в павильоне «Мосфильма». Николай Фёдорович внимательно смотрел на меня поверх очков, лысина была аккуратно прикрыта совсем редкими волосами.
– Что хотели? – голос был скрипучий, и каждое слово он выговаривал очень тщательно. Из него как будто не буквы выходили, а цифры. И сразу в квартальный отчёт.
– Саталкин моя фамилия, – говорю. – К вам работать пришёл.
– А-а… – проскрипел он. – Вон твой стол, у окна, там раньше твой предшественник сидел, – и уткнулся в бумажки.
Я сел. Кроме меня и Николая Фёдоровича в отделе были ещё пять женщин. Описать каждую по отдельности я не могу. Они были все одинаковые. Маленькие. Толстые. Очень сосредоточенные. Они считали на счётах, на калькуляторах, на каких-то адских машинах с залипающими кнопками, всё было завалено бумагами и заставлено папками. Для меня это был ад. Я на экономику-то случайно попал, а тут – в самое жерло…
– Садись, – выпала из моего шефа цифра шесть. – Твоё задание для начала будет следующее. 32846573957, – выкатилось из него, причём всё через паузу. – Берёшь банковскую выписку, коробку с платёжками и крыжишь.
– Чего я делаю?
Он посмотрел на меня – конечно, не как майор Смирнов в будущем, но тоже несколько удивлённо.
– Берёшь платёжку, находишь в банковской выписке совпадающий номер и сумму, ставишь галочку.
Он встал, обошёл стол и вытянул несколько метров бумаги, сплошь усыпанной цифрами. Надо сказать, что мужик он был кряжистый, ступал точно и отчётливо, как говорил. Несколько метров выписки смотрелись в его руках как мишура на ёлке. Белая лента легла на мой стол. Я сразу вспомнил скульптуру «Лаокоон и его сыновья». И был-таки прав. В ближайшие три дня я перепутал всё, что только можно было. Авизовки, платёжки, платежи и оплаты валились на меня снежной лавиной. Я ничего не успевал, а главное, что для меня это реально была каторга. Женщины на меня не обращали особого внимания, говорить мне с ними было не о чем, начальник, видимо, присматривался.
Главными событиями были обед и конец рабочего дня. Тут всё преображалось. В обед раскочегаривалась строго запрещённая плитка, на ней варились пельмени, грелись принесённые из дома борщи, жарилась картошка. Я, радостно пользуясь случаем, валил в заводскую столовую, а Николай Фёдорович вытаскивал «тормозок» и ел – обстоятельно, отдельно от всех. Видимо, его темп пережевывания никто не мог держать.
Кстати, о столовой. Через много лет, когда я открыл собственное производство в Москве, на заводе ВИЛС, и пришёл в столовую, то чуть не зарыдал. Запах был тот же самый. По точно такому же конвейеру ехали грязные подносы, на входе висел сваренный из проволоки силуэт лица девушки, у которой с кончиков волос почему-то свисали капли. У меня самого чуть из носа не брызнуло! Это была полная копия нашей столовой! Я понял, что достиг потолка своей карьеры, всё-таки стал начальником цеха… Потом уже я узнал, что ВИЛС был того же министерства, что и Агрегатный. Проектировали его в одном и том же институте.
За всё время работы в отделе случилось всего одно событие, оставшееся в моей памяти навсегда. Николай Фёдорович поручил мне какие-то бумаги подготовить и ему отдать. Ну, я там чего-то написал, сложил их вместе и скрепку на них надеваю. Тут в меня прилетел целый логарифм, как минимум.
– Не так скрепку надеваешь!
Эту интонацию – точь-в-точь! – я услышал, когда Борис Ельцин сказал из телевизора: «Не так сели!!! Степашин – первый зам!» Один в один!
Я, конечно, был в недоумении… Как ещё её, эту скрепку, можно надеть?!
– Дай сюда… – Николай Фёдорович нетерпеливо, что было ему не свойственно, взял в руки бумаги и скрепку и сказал: – Вот смотри, ты вот так надеваешь… Видишь, скрепочка подразогнулась и листочки ненадёжно скрепились. А надо вот как! Длинной стороной листочки подпираешь, а короткую туда, через неё просовываешь и подпружиниваешь! Хоп! Видишь, как держит? Вот так.
С тех пор каждый раз, когда я беру в руки скрепку, я вспоминаю Николая Фёдоровича, – мужика настоящего, крепкого, ответственного и доброго. Ещё я помню, что ножки его стула находились в небольших углублениях в полу. О чём он с гордостью говорил, что двадцать лет сидит на этом месте и уже пол проточил.
Когда все поняли, что бумажный зверь меня скоро удушит и у меня никаких сыновей не будет, добрые женщины сократили обед и в течение получаса разобрали все бумаги, а меня доблестно изгнали на территорию проверять сверхнормативные остатки, где среди куч никому не нужных проводов, кабелей, оплёток, ржавых станков и непонятных агрегатов я и дождался повторной повестки в армию.
Глава 3
В военкомате всё произошло быстро. Мне выдали предписание, проездные, ещё какую-то муру. Я пришёл домой, говорю:
– Мама, я уезжаю в армию.
К тому моменту мой студенческий брак, с таким усердием выхоженный, высиженный моей сокурсницей Таней у нас дома в моё отсутствие в ожидании меня и отполированный ложной беременностью, совершенно разладился. Моя тогдашняя жена крутила романы в своём проектном институте, я был в очередной раз безоговорочно влюблён в роскошную, продвинутую и начитанную сотрудницу Дома печати Лену. К моменту призыва у нас с Таней уже была дочь, умер папа… Вот я сейчас пишу – и понимаю, что даже одного из этих событий хватило бы для стресса на полжизни. Бедная моя мама, мы жили у неё… Никогда не забуду, как она собрала мне вещи и спросила:
– У тебя деньги есть?
– Пятьдесят рублей, – скромно ответил я.
Мама молча пошла в свою спальню, вышла и протянула мне коричневую купюру. Сто рублей. Мне стало ужасно стыдно. До сих пор помню то чувство: так стянуло душу, когда я увидел её абсолютную беззащитность. Похоронила мужа, за которым всегда жила, как «за МУЖЕМ». Их удивительная любовь стоит особняком в моей памяти. Очень редко я видел такое. Наверное, больше никогда. Сын уезжает неизвестно куда. Она остаётся с его женой, маленькой девочкой и приёмной дочерью шестнадцати лет. Мои родители забрали мою двоюродную сестру, когда ей было четырнадцать лет, из Костромы после трагедии с её родителями. И вот всё это на маме. Я, наверное, прямо сейчас бы заплакал, если бы мог… Тогда я поборол в себе жалость, будучи уверенным, что всё смогу в этой жизни, не потеряюсь. Стыдно…
Служить меня отправили недалече. В Приволжский ордена чего-то там военный округ. В город Куйбышев. Город оказался пыльным, замусоренным и совершенно без «Жигулёвского» пива. Настроение было не очень. Переться куда-то… В общем, не считая стройотряда, я надолго из дома ещё и не уезжал.
Штабом округа оказался комплекс зданий, посередине которых был… плац. Ну, как без него. Я не понимаю, кстати, на кой ляд до сих пор в армии есть строевая подготовка. Коробочкой на пушки ходить вроде бы не надо. Думаю, всё к одному сводится – шоб не пищали! Вот и дрючат молодых солдат и курсантов по принципу «нас дрючили – получай и ты».
Направили меня в отдел кадров. Там сидел абсолютно худой человек. Вернее, не худой. А плоский в узь. Мне захотелось заглянуть ему за спину: может, он в другой проекции шире. Начерталку-то я сдал!
– Ну, слушаю тебя.
– Вот, – я протянул ему предписание и военный билет.
– И куда я тебя должен девать? У меня вся штатка закрыта.
Были же времена!
– Домой, – говорю, – отпустите.
Он даже не ответил. Никак не среагировал.
– Садись, посиди.
Он взял в руки военный билет и внимательно начал его читать.
– Экономист – это что значит?
– Бухгалтер, – говорю я.
