Большая Планета. Плавучие театры
«Почему бы мы не смогли оттуда уехать?»
«Некоторые уезжают, – хитро подмигнув, ответил круглолицый командир, – другие остаются… Из Кирстендейла тросы протянуты на запад до Гросгарта, на юг к торговым факториям Фелиссимы и на восток до Миртопрестола».
«Как далеко от Кирстендейла до Миртопрестола?»
«О… – Морватц неопределенно махнул рукой. – Два, может быть три дня пути в гондоле. Без канатной дороги там не обойдешься – с Эйри спускаются опасные племена».
«А дальше, за Волшебным Родником?»
«Пустыня».
«А за пустыней?»
Морватц пожал плечами: «Спросите оракула. Если вы богаты и можете заплатить полновесным металлом, он ответит на любые вопросы». Командир говорил убежденно, словно это была непререкаемая истина.
Полог листвы над головой прервался, и путники вышли в сияющее солнечное пространство. Впереди все еще спускался склон – бескрайняя, обдуваемая ветрами торфянистая степь, казавшаяся слегка вогнутой в перспективе. Вокруг не было никаких признаков человеческих построек или ориентиров, но где-то далеко на севере поднимался плотный столб дыма – ветер относил его к востоку.
Глистра остановил отряд и построил солдат в карé вокруг вьючных животных – зипанготов, как их называл Морватц. Пару тварей, на которых нагрузили дротики, сторожил Элтон, ехавший на носилках сразу за ними. В руке он держал рогатку с дротиком, а лазерное ружье заткнул за пояс – так, чтобы его нельзя было неожиданно схватить. Аббигенс шел в переднем правом углу каре, Морватц – в заднем левом углу. Пьянца и Фэйн, вооруженные лучеметами, выполняли функцию охранников справа и слева; за солдатами шли Бишоп и Кетч.
За два часа до полудня отряд начал спускаться по росистой степной траве, и мало-помалу верхние просторы гигантского склона потерялись в дымке за спиной, а лес превратился в смутную темноватую полосу. Крутизна склона уменьшалась.
Солдаты стали возбужденно переговариваться. Выпучив глаза, они задерживались, нарушая размеренный ритм шагов.
Проследив направление их взглядов, Глистра заметил на горизонте дюжину высоких горбатых зипанготов, апатично бредущих навстречу.
«Кто это? Цыгане?»
Морватц пригляделся к каравану; на его напряженном лице обозначились глубокие морщины: «Цыгане, но не джигиты. Это бойцы высшей касты – может быть, даже политборы. Только политборы скачут верхом на зипанготах. Мы могли бы отбиться от джигитов: те нападают в полном разброде, у них никогда нет определенного плана – ни дисциплины, ни стратегии. Им достаточно захватить трех-четырех человек, чтобы продать их в рабство или пристегнуть в упряжку фургона. Но политборы…» Качая головой, командир замолчал.
«Так что же – политборы?» – Глистра ждал продолжения.
«Опытные и храбрые бойцы, воеводы. Сами по себе джигиты – просто разбойники. Но под предводительством политборов они превращаются в демонов!»
Глистра повернулся к Бишопу: «Стив, ты что-нибудь знаешь об этих цыганах?»
«В „Преданиях Большой Планеты“ Вандома приводится краткое описание цыган, но автор в основном уделяет внимание их расовому происхождению, а не культуре. Родоначальниками местных так называемых „цыган“ была группа земных скотоводов-киргизов из Средней Азии. Когда Служба метеоконтроля увеличила количество осадков к востоку от Кавказа, эти кочевники переселились на Большую Планету, где, по их представлению, их ожидали вольные степи, которые никто еще не пытался возделывать. Они летели сюда в „братском трюме“ третьего класса; в том же пассажирском трюме везли небольшой цыганский табор и полинезийских сектантов. Главарь цыган по имени Пан-Вислап зарезал киргизского атамана и взял себе в жены верховную жрицу полинезийского матриархата – так что, когда они прибыли на Большую Планету, Пан-Вислап контролировал всю группу мигрантов, и под влиянием его личных представлений и предпочтений в стране кочевников сформировалась смешанная киргизско-полинезийско-цыганская культура».
Теперь неспешно приближавшийся встречный караван был уже примерно в полутора километрах.
Глистра обратился к Морватцу: «Как живут эти люди?»
«Разводят зипанготов, суркодавов, печави, дойных крыс. Собирают грибковый торф вокруг горячих источников, споровые стручки цикад во Впадине. Весной и осенью охотятся за рабами, совершая вылазки на север – в Божоле и в Керкатен, или на юг – в Рамспур. Ауст отрезает им путь в Фелиссиму и к реббирам Эйрийских гор, – Морватц с сожалением вздохнул. – А! Как было бы хорошо, если бы реббиры и цыгане перерезали друг другу глотки!»
«Реббиры – типичные кочевники, – пояснил Бишоп. – Они мало чем отличаются от античных скифов».
«Почему вас так беспокоит образ жизни цыган? – раздраженно спросил Морватц. – Сегодня вечером вы близко с ним познакомитесь – вам предстоит тащить их фургоны по степи».
VII
Жаркое солнце стояло в зените; от спиральной серо-зеленой степной травы исходил аромат, напоминавший дымок далекого костра. По мере приближения встречных зипанготов, бредущих слегка раскачивающейся походкой, дальше показались несколько групп джигитов. Глистра спросил у Морватца: «Они обычно нападают таким образом?» Командир сдвинул на лоб черную шляпу: «Кто знает, что им придет в голову?»
«Прикажи своим людям взять по пять дротиков из корзин и приготовиться», – сказал Глистра. Морватц словно вырос на глазах. Расправив плечи, он повернулся лицом к солдатам и выкрикнул несколько кратких команд. Солдаты-божолейцы тоже выпрямились и построились плотнее. Группами по пять человек они подбегали к вьючным животным, брали дротики и тут же возвращались в строй.
Бишоп с сомнением проговорил: «Ты не боишься, что…» Он не закончил фразу.
«Боюсь показать, что я боюсь, – отозвался Глистра. – Как только солдаты почувствуют слабину, они разбегутся, как кролики, и попрячутся в лесу. Но их сдерживает привычка к дисциплине. Нужно вести себя уверенно – как будто цыгане не опаснее назойливых мух».
«Надеюсь, что ты прав – по меньшей мере в принципе».
Всадники остановились, когда до них оставалось еще метров сто – вне досягаемости выстрелов из рогаток. Зипанготы цыган были массивнее шестиногих тварей, сопровождавших отряд Глистры – темно-коричневая шерсть караванных животных, гладкая и блестящая, напоминала тюленью, их ноги опирались на мягкие кожаные подушки, у них были длинные мощные шеи и почти горбатые спины с выпуклыми хребтами. Потрепанные кожаные попоны своих зипанготов цыгане украсили примитивными бледными орнаментами, а на морде каждого животного был закреплен ременной перевязью рог – примерно такой, как у белого носорога.
На переднем зипанготе сидел высокий коренастый человек в синих атласных шароварах, коротком черном плаще и конической кожаной шапке с торчащими по бокам заостренными наушниками. В мочки ушей предводитель кочевников продел трехдюймовые бронзовые кольца, а на груди носил большой медальон из полированного железа. Лицо его, круглое и узкоглазое, избороздили глубокие морщины.
Глистра услышал, как Морватц пробормотал: «Атман Плетка!»
Клод Глистра рассмотрел атмана повнимательнее – тот не проявлял ни малейшего беспокойства, его безразличная самоуверенность производила больший эффект, нежели вызывающая дерзость. За ним виднелась еще дюжина наездников, одетых примерно так же, а еще дальше угрюмо толпилась сотня мужчин и женщин в потускневших красных, зеленых и синих штанах, украшенных бахромой и кисточками, в блузах из толстой фланели и кожаных ермолках.
Глистра обернулся, чтобы проверить, как ведут себя солдаты-божолейцы – и тут же мимо прожужжал, как оса, дротик, едва не задевший его шею. Инстинктивно отшатнувшись, Глистра взглянул прямо в странное, лишенное всякого выражения лицо Аббигенса, опускавшего рогатку.
«Морватц! – позвал Глистра. – Отберите рогатку у Аббигенса, свяжите ему руки покрепче, а ноги – так, чтобы он едва мог ходить».
Поколебавшись долю секунды, Морватц отдал приказ паре солдат.
Аббигенс сопротивлялся, но Глистре пришлось игнорировать возню за спиной – атман и его наездники-политборы уже спешились и приближались.
Атман задержался в нескольких шагах, усмехаясь и поигрывая арапником. «О чем вы думали, когда решили вторгнуться в цыганскую степь?» – мелодичным, мягким басом спросил он.
«Мы направляемся в Кирстендейл, за болота, – ответил Глистра. – Туда нет другого пути – только через земли кочевников».
Атман слегка оскалил зубы, чудесно инкрустированные кусочками цветных камней: «Оказавшись на нашей земле, вы прощаетесь со свободой».
«Рискуете вы, а не мы».
«Кого нам бояться? Солдат?» – атман презрительно повел плечом.
До ушей Глистры донеслось жалобное, плачущее восклицание: «Клод… Клод!»
Кровь бросилась ему в голову. Глистра даже покачнулся от гнева, но заставил себя сдержаться, заметив, что его реакция явно забавляла внимательного атмана: «Кто меня зовет?»
Атман небрежно оглянулся: «Сегодня утром на краю леса мы нашли женщину со склонов. За нее дадут хорошие деньги».
«Приведите ее сюда, – сказал Глистра. – Я ее куплю».
«Значит, вы богаты? – лениво отозвался атман. – Сегодня цыганам повезло!»
Глистра говорил старательно сдержанным тоном: «Приведите эту женщину сюда, или я прикажу ее привести».
«Прикажешь? Кому? – атман прищурился. – Кто ты такой? На божолейца ты не похож, а для макира у тебя слишком темная кожа…»
Глистра вынул лучемет – так, словно не придавал этому никакого значения – и с ухмылкой пошутил: «Я – электрик».
Атман озадаченно погладил квадратный подбородок: «Где живут эти… электрики?»
«Это не народность, а профессия».
«А! Среди нас нет электриков, мы занимаемся своими делами: воюем, убиваем, ловим рабов».
Глистра принял мрачное решение. Повернувшись к солдатам, он приказал: «Приведите сюда Аббигенса». Атману он пояснил: «С электриками шутки плохи, мы скоры на расправу».
Аббигенса вытолкали вперед. «Если бы твоя смерть не пригодилась в практическом отношении, – сказал ему Глистра, – мы, наверное, тащили бы тебя за собой до самого Земного Анклава, чтобы тебя подвергли деаберрации». Он поднял дуло лучемета. Лицо Аббигенса приобрело оттенок заквашенного теста, он зашелся задыхающимся хохотом: «Как тебя провели, Глистра! Как последнего дурака…» Вырвался фиолетовый луч, воздух затрещал от разряда. Аббигенс упал замертво.
Выражение лица атмана слегка изменилось – как у зрителя, раздраженного скучным спектаклем.
«Отдай мне женщину, – настаивал Глистра, – или тебя постигнет такая же участь!» Он хрипло прибавил не допускающим возражений тоном: «Сию минуту!»
Атман слегка удивился, поколебался, но подал знак своим людям: «Отпустите ее».
Прихрамывая, Нэнси подбежала и упала на колени перед Глистрой, дрожа и всхлипывая. Игнорируя девушку, Глистра сказал атману: «Идите своей дорогой, а мы пойдем своим путем».
К вождю политборов вернулось безупречное самообладание: «Мне уже приходилось видеть такие электрические самострелы. Они убивают, но наши копья убивают не хуже. Особенно в темноте, когда копья летят со всех сторон, а самострел обращен только в одну сторону».
Глистра повернулся к Морватцу: «Прикажи отряду двигаться вперед».
Морватц отступил на шаг, резко поднял руку и опустил ее: «Шагом – марш!»
Атман кивнул с едва заметной усмешкой: «Может быть, мы еще встретимся».
Гигантский склон превратился в тень за дымкой над западным горизонтом; впереди простиралась степь: бескрайняя, как океан, покрытая ковром синевато-зеленой суховатой травы, иногда перемежавшейся порослями черно-зеленого дрока, заполнявшего впадины. Позади остались цыгане – джигиты, разбивавшие лагерь вокруг плотной группы политборов, словно вросших в спины своих зипанготов.
Ближе к вечеру вдали показалась размытая темная полоса. «По-моему, это деревья, – предположил Фэйн. – Скорее всего, омут вокруг артезианского источника».
Клод Глистра внимательно осматривал горизонт: «Кажется, другого убежища нам не найти. Пора устраиваться на ночь». Оглянувшись, он с опаской взглянул на цыган, теперь уже казавшихся небольшим скоплением темных пятнышек: «Боюсь, нас ожидают большие неприятности».
Тень становилась все более отчетливой и превратилась в рощу из дюжины деревьев. Под деревьями виднелась какая-то буйная растительность на подстилке синевато-белесого мха.
Посреди рощи находился небольшой пруд, окаймленный толстым темно-рыжим тростником. Глистра с подозрением поглядывал на грязноватую воду, но божолейцы пили ее с наслаждением. На берегу пруда была сложена высокая скирда из ветвей, сплошь усеянных плодами, напоминавшими желуди. Тут же находились два врытых в землю чана, заполненных зловонным пивом, а также примитивный перегонный аппарат.
Божолейцам не терпелось проверить, не осталось ли какое-нибудь содержимое в емкости под змеевиком, но Морватц поспешно преградил им путь и наорал на них – солдаты неохотно повернули назад.
Глистра достал небольшую пиалу из тюка на спине зипангота и протянул ее Морватцу: «Пусть каждый солдат выпьет по чарке».
Раздался хор одобрительных восклицаний; повернувшись к Пьянце, Глистра заметил: «Если бы мы могли поить их грогом каждый вечер, нам не пришлось бы их сторожить».
Пьянца покачал головой: «Совсем как дети. Никакого эмоционального самоконтроля. Надеюсь, они не станут буйствовать».
«Мы тоже могли бы напиться в стельку, но нам расслабляться нельзя. Пьянца, вы с Фэйном несите первую вахту. Через четыре часа Бишоп, Кетч и я вас заменим. Не спускайте глаз с зипанготов, везущих корзины с дротиками». Глистра направился к Элтону, чтобы сменить повязку у него на шее, но Нэнси его опередила.
Божолейцы, затянувшие какую-то солдатскую песню, развели костер, навалив на него кучу ветвей из скирды, и расселись вокруг, вдыхая ароматный дым. Пьянца тревожно обернулся к Глистре: «Они устали, а теперь еще и под мухой. Как бы чего не вышло».
Глистра также наблюдал за происходящим с возрастающим беспокойством. Божолейцы толкались плечами и громко кричали, стараясь проникнуть в самые густые клубы дыма – те, кому это удавалось, стояли и глубоко дышали, их лица расплылись в идиотских блаженных ухмылках. Когда их вытесняли с занятого места, они тут же разражались гневными возгласами, грязно ругались и снова протискивались, упорно расталкивая товарищей плечами и локтями, туда, где дым был плотнее.
«Надо полагать, это наркотик, – сказал Глистра. – Своего рода марихуана Большой Планеты». Он сделал шаг в направлении костра: «Морватц!»
Глаза командира божолейцев покраснели и помутнели – он сам уже порядком надышался дымом и отозвался очень неохотно. «Накорми своих людей и уложи их спать! Довольно воскурений фимиама!» – приказал Глистра.
Морватц неразборчиво выразил согласие, повернулся к солдатам и, после многочисленных угроз и ругани, сумел восстановить порядок на бивуаке. Приготовили большой котел пшеничной каши, приправленной горстями вяленого мяса и сушеных грибов.
Глистра присел на корточки рядом с Морватцем – тот ел чуть поодаль от своего отряда. «Что они жгли?» – Глистра указал на догорающие на костре ветки.
«Зигаг – сильнодействующее зелье, редкое и дорогое». Морватц надул щеки: «Как правило, только бестолочь плебейского происхождения вдыхает дым зигага – вульгарная привычка, вызывающая безмозглое оцепенение…»
«Как его обычно употребляют?»
Дыхание командира возмущенно участилось: «Я его обычно вообще не употребляю. Зигаг вызывает истощение жизненных сил. Его курят и пьют в виде настойки; некоторые закладывают в нос мазь, насыщенную зигагом. Но любителям таких удовольствий приходится дорого за них платить… Смотри-ка! Твой спутник тоже балуется наркотиками?»
Стив Бишоп принимал ежедневную порцию витаминов.
Глистра усмехнулся: «Это своего рода лекарства. Бишоп считает, что они сохраняют ему здоровье. Хотя, если бы кто-нибудь скормил ему таблетки из мела, он, наверное, не заметил бы никакой разницы».
Морватц удивился: «Еще один странный и бесполезный земной обычай».
Глистра вернулся к своим спутникам. Нэнси накормила Элтона, после чего присела в стороне, между вьючными животными, стараясь не попадаться на глаза.
Около костра внезапно началась хриплая перепалка. Солдат потихоньку подбросил в огонь охапку веток зигага, и Морватц делал ему выговор. Глядя на командира покрасневшими глазами и едва удерживаясь на ногах, солдат отзывался невнятными ругательствами.
«Дисциплина, дисциплина! – Глистра вздохнул и поднялся на ноги. – Ничего не поделаешь, придется показать пример».
Морватц выхватывал дымящиеся ветки из костра; солдат подобрался к командиру сзади и пнул его. Морватц упал лицом в пылающие угли.
Роджер Фэйн подбежал, чтобы вытащить вопящего командира из пламени; три солдата вскочили ему на спину и сбросили на землю. Пьянца прицелился из лучемета, но не стрелял, опасаясь попасть в Фэйна. Божолейцы бросились к нему со всех сторон. Пьянца три раза нажал на курок – почерневшие, сморщенные тела трех солдат упали ничком – но другие уже навалились на него.
Все пространство вокруг костра вдруг наполнилось дико вопящими людьми с выпученными глазами, жаждущими крови. Один набросился на Кетча – Кетч упал. Глистра пристрелил солдата из лучемета – и тут же почувствовал, как сильные руки схватили его сзади и заставили упасть.
Через несколько минут обезоруженные земляне сидели с руками, связанными за спиной.
Рядом лежал и гортанно стонал обожженный Морватц. Пнувший его раньше солдат решительно обнажил шпагу и проткнул командира. Повернувшись к пленникам, он приподнял кончиком шпаги подбородок Глистры: «Тебя я убивать не стану. Мы отведем вас обратно в Гросгарт, нас щедро наградят, мы станем знатными офицерами! Пусть Чарли Лисиддер расправится с вами, как хочет…»
«Цыгане! – сдавленно произнес Глистра. – Они всех нас перебьют!»
«Еще чего! Грязные скоты! – демонстрируя пьяную удаль, солдат со свистом рассек воздух шпагой. – Пусть только покажутся, мы их изрубим в лапшу!» Солдат издал продолжительный торжествующий рев – наркотик вызывал у него ощущение всесилия и безнаказанности. Бросившись к скирде, он бросил в огонь еще охапку веток. Из костра повалил дым – божолейцы судорожно, с клокотанием в легких, вдыхали его как можно глубже.
Глистра пытался ослабить путы, но его кисти связали так туго, что в ладонях и пальцах прекратилось кровообращение. Вытягивая шею, он смотрел по сторонам: где пряталась Нэнси?
Издалека, откуда-то из степи, донесся звук, заставивший к себе прислушаться – монотонный минорный напев из четырех нот, повторяемый хором мужских голосов и прерываемый время от времени басистым мычанием горна.
Направление ветра изменилось. Дым тлеющих веток зигага, минуя полностью одуревших солдат, теперь стелился в сторону связанных землян. Они изворачивались и корчились, но не вдыхать этот дым было невозможно: едкий и сладковатый, он настойчиво проникал через ноздри.
Первым ощущением было удвоение, утроение жизненных сил и невероятное обострение зрения, слуха, осязания и обоняния – все сущее представлялось в мельчайших деталях и в то же время складывалось в величественную, всеобъемлющую картину. Каждый древесный лист становился неповторимой индивидуальностью, пульсирующей единственными в своем роде опытом и содержанием. В уме порхали стайки мимолетных приятных воспоминаний. В то же время какая-то другая часть мозга кипела яростной активностью: любым проблемам находилось простое решение, любые затруднения – такие, например, как невозможность освободить руки или перспектива погибнуть в казематах Чарли Лисиддера – казались мелочами, не заслуживающими внимания. А поодаль все громче повторялся пеан кочевников. Глистра слышал его; не может быть, чтобы божолейцы оглохли и не подозревали об опасности…
Громкое пение раздавалось уже где-то рядом. Солдаты наконец обратили на него внимание. Спотыкаясь, они начали отходить от костра – в черных шляпах набекрень, с выпученными, налитыми кровью глазами на опухших лицах, с разинутыми, ловящими воздух ртами.
Предводитель бунтарей поднял лицо к небу и завопил, как воющий волк.
Его звериный клич понравился божолейцам. Все они тоже задрали головы и отозвались дикими воплями. Смеясь и плача, они набрали дротиков и побежали из рощи навстречу цыганской орде.
Предводитель отдал приказ; не останавливаясь, на бегу, солдаты сформировали нечто вроде неровного строя и устремились в темноту.
В роще стало тихо. Опираясь на колени, Глистра с трудом поднялся на ноги и стал оглядываться по сторонам, пытаясь найти что-нибудь острое, позволявшее разрéзать путы. Пьянца глухо позвал его: «Постой-ка, я развяжу тебе руки». Он тоже встал на колени и поднялся на ноги. Приблизившись спиной к связанным рукам Глистры, он попробовал ослабить узел, но раздраженно пробормотал: «Пальцы онемели… Руки почти не двигаются…»
Божолейцы углубились куда-то в темнеющую степь; монотонное пение цыган прервалось, только горны продолжали издавать мычащие возгласы. Глистра не мог что-либо отчетливо разглядеть, но ему казалось, что он видит падающие фигуры божолейцев, пустившихся в безрассудную атаку.
Там, в сумерках, битва была проиграна.
VIII
Глистра пытался развязать узлы, стягивавшие кисти Пьянцы, но безуспешно. Пальцы его, надувшиеся, как сардельки, ничего не чувствовали. На него внезапно нахлынула волна слабости, прохладной обморочной пустоты в голове – последствия наркотического опьянения.
Крышка большого пузатого сосуда под цыганским перегонным аппаратом задрожала и приоткрылась – выглянуло побелевшее лицо с широко открытыми глазами. Из емкости вылезла насквозь промокшая девушка – с нее ручьями струился самогон.
«Нэнси! Сюда, скорее!»
Девушка непонимающе, как оглушенная, посмотрела на Глистру, сделала пару неуверенных шагов, задержалась, стала вглядываться в темноту – туда, где все еще продолжалась бойня, откуда доносилось визгливое, торжествующее улюлюканье пьяных божолейцев.
«Нэнси! – снова закричал Глистра. – Разрежь эти веревки – пока нам всем не перерезали глотки!»
Девушка взглянула на него со странным, задумчивым выражением.
Пульсирующий низкий рев цыганских горнов приближался, наполняя воздух дрожанием, как колокольный перезвон. Время от времени слышались отзвуки глухих ударов и последние, короткие вопли пронзенных божолейцев. И весь этот шум перекрикивал властный голос – голос атмана Плетки.
«Нэнси! – взмолился Глистра. – Иди сюда, развяжи нас! Цыгане будут здесь с минуты на минуту!»
Девушка бросилась к нему, выхватила нож из-за пояса и принялась остервенело рубить веревки, стягивавшие руки землян. Глистра и его спутники стояли, растирая кисти, разминая пальцы, гримасничая от боли, вызванной восстановлением кровообращения, пытаясь собраться с мыслями в дурмане, навеянном зигагом.
Глистра пробормотал: «По меньшей мере нам больше не придется сторожить солдат».
«Сегодня у цыган будет праздник», – отозвался Бишоп. Из всех людей, оставшихся в роще, только Стив Бишоп казался энергичным и бдительным. Судя по всему, ему одному удалось сохранить ясность сознания и мышечный тонус, утерянные другими под влиянием зигага. Глистра не мог не заметить, что Бишоп буквально подпрыгивал на каждом шагу, полный переливающей через край энергией. Сам Глистра чувствовал себя мешком, набитым мокрыми тряпками.
Нагнувшись с кряхтением, как дряхлый старик, Мосс Кетч подобрал с земли блестящий предмет: «Чей-то лучемет…»
Глистра поискал вокруг и вскоре обнаружил свое оружие – кто-то из солдат с презрением отбросил в сторону непривычный металлический «самострел». «Надышавшись зигага, они полностью одурели, ни о чем не заботились», – подумал Глистра. Ветерок донес до него струйку дыма – и новый спазм наслаждения попытался овладеть мозгом. «Вот это да!» – Глистра подивился быстродействию мощного наркотика.
Тем временем Стив Бишоп бросился животом на мшистую подстилку и стал энергично отжиматься. Заметив недоуменные взгляды спутников, он с ухмылкой вскочил на ноги: «Я просто прекрасно себя чувствую – этот дымок пошел мне на пользу».
В степи все затихло. В бледно-черном небе уже мерцали звезды.
Снова – громко, где-то рядом – зазвучал минорный боевой хор политборов. Что-то просвистело над головой и с громким шуршанием погрузилось в древесную листву.
«Ложись! Лучники… – прошипел Глистра. – Держитесь дальше от костра».
Пеан становился все громче – раздражающе подвывающий напев из четырех нот, из меняющихся, но ничего не значащих слогов.
Перекрывая хор, гремел голос атмана: «Выходите, незнакомцы, незваные гости, не прячьтесь… Я – атман Плетка, атман-раболов! Вы устали от жизни, ваши мысли безутешны. Выходите, я запрягу вас в фургоны, вы будете жевать траву, и никакие мысли вас больше не потревожат. Выходите к атману!»
Силуэт атмана вырос на прогалине, за ним виднелась стайка зипанготов. Глистра прицелился из лучемета, но никак не мог заставить себя выстрелить – его сдерживало какое-то странное сожаление, словно он замахнулся топором на тысячелетнее дерево. Глистра прокричал: «Оставь нас в покое, атман! Так будет лучше для всех!»