Всюду послышались хохотки, и часть людей поспрыгивали. Стали следить за происходящим снаружи.
Я взялся за рычаг покрепче. Сжал пальцы так, что аж кожа побелела. Вставив спину на манер штангиста, стал давить в железный пол ногами изо всех сил. Почувствовал, как нагружаются руки, а коробка отрывается от земли.
Через небольшое отверстие в полу кабины коробку было очень тяжело позиционировать. Ее опущенный, неправильный центр тяжести усугублял задачу.
Я напрягся и подтянул железный короб выше. С трудом соотнес с направляющими.
– Ну что он там?
– Стоит!
– Да хватит уже, Игорь! Ты так не попадешь!
Все эти голоса понеслись снаружи. Однако, хотя я их и слышал, но совершенно никак не реагировал. Только искал подходящий момент и прислушивался к собственным рукам. Силы уходили, и я не мог тянуть время. Нужно было скорее вставить ведущий вал в двигатель. Причем так, чтобы его пазы ювелирно соотносились с вырезами в сердцевине диска сцепления.
– Да тихо вы все! – Закричал вдруг завгар, – не понимаете, что мешаетесь Игорю?!
Конечно, это, со стороны Федотыча было лишним, но я все равно мысленно поблагодарил его за внимательность.
Руки стремительно уставали, и коробка начинала дрожать в них. Пришлось торопиться. Иначе вот-вот рычаг начнет скользить во вспотевших ладонях, и ничего не получится. Если же я устану, то и правда не смогу поставить КПП сегодня.
Тогда дружеского подтрунивания от шоферов всего гаража не избежать. Ну ладно это. Мне станет стыдно перед самим собой. Это ж выходит, я сам на себя взвалили непосильную задачу и не справился? А как же мне тогда сохранить благополучие моей семьи раз уж я даже коробку поставить неспособен? Нет. Не бывать этому. Все у меня получится.
Стиснув зубы, я из последних сил повел плечами. Толкнул железный короб вправо, а вал – в объятия диска сцепления. Грюкнуло. Зашелестел металл. Окружающие шоферы ахнули.
Глава 5
– Ну чего там? Попал?
– А! Не знаю! Мне отсюда не видать!
Я знал, что попал. Ведущий вал вошел в диск сцепления. Большой железный короб КПП повис на валу, но направляющие не попали в петли. Вал взял на себя вес коробки, и в руках наступило облегчение. Главное – самое сложное позади.
– Попал!
– Да иди ты?!
– Да попал-попал!
Через щели в полике, между коробкой и дном я заметил копошащихся под машиной шоферов. Кто-то, самый нетерпеливый, прыгнул под днище, чтобы посмотреть на все своими глазами.
– Ты посмотри, че творит!
Снаружи зарокотали. Кто-то весело рассмеялся.
– Тут иной раз, сутки возисся! А он одним махом!
Дело осталось за малым. Напрячься, насадить коробку на направляющие, да прикрутить гайками к раме. Ну а потом подсоединить кардан и остальное, так, по мелочи.
Не успел я опустить рычага, как увидел зашарившие в щелях по коробке пальцы. Потом она, как бы сама собой приподнялась и встала на место, на направляющие. Это шоферы, что были, снизу решили подсобить.
– Игорь? Ключ на семнадцать есть? – Закричали снизу, – А! Так вот он!
Кто-то из удивленных шоферов принялся прикручивать последние гайки. Я выбрался из кабины. Меня тут же встретили удивленные и веселые лица мужиков. Я принялся благодарить тех, кто вылазил из-под Газона.
– Ты где такому научился?
– А меня обучишь?
– Давай на бис! – Пошутил кто-то в толпе.
Улыбаясь толстыми губами, завгар скрестил на груди объемные руки. Ухмыльнувшись, крякнул прокуренным голосом:
– Ну, даешь! А я и не верил! Вот что советская армия с людями делает!
Хмурый механик по ремонту Степаныч, следивший за всем от угла диспетчерской, понуро сплюнул. Высморкавшись в пальцы, вернулся в конторку.
– А что это у вас там происходит? – Даже полнощекая диспетчер Лидия Петровна выложила на подоконник открытого окна свои объемные груди, – что за митинг затеяли?
– Кому расскажешь, не поверят! – Хлопали меня по плечам шоферы.
– Ну парень! Ну талант! Это где ж ты научился?
– Да был один у меня наставник, – смущенно улыбнулся я.
В общем, остались шоферы под впечатлением. Еще некоторое время посудачили. Когда прохладный вечер стал медленно опускаться на округу, шоферы принялись расходиться и разъезжаться по домам.
Саня Плюхин, задержавшийся у машины, помог мне поставить на место кардан.
– Ну че? Попробуем? – Спросил он, когда я запрыгнул в кабину, – а то вдруг опять не поедет?
– Да куда она, родимая, денется, – сказал я, вставляя ключ в зажигание.
Двигатель был теплый, и проблем с запуском не должно было возникнуть. А вот с коробкой глянем, как пойдет. Во время сборки я залил в нее свежее масло, что взял у Степаныча. Опасаться нужно было только плохого качества деталей.
Потому я решил: услышу подозрительные звуки в КПП – тут же глушу. Не надо мне, чтобы снова что-нибудь в коробке разлетелось, и заклинило все намертво.
Я тронул теплый, шершавый в пальцах ключик зажигания и повернул его. Стартер торопливо закрутился, и двигатель завелся. Низко зарычал, когда я дал ему немного газу. Сняв с ручника, я выжал туговатую педаль сцепления и включил первую передачу. Педаль пошла шершаво, рывками. Возможно, было что-то неладное с вилкой сцепления. Ладно, глянем потом.
Когда я отпустил педаль и добавил еще газу, самосвал завыл на тон выше и сдвинулся с места. Разгоняя с пути зазевавшихся шоферов, я развернулся на широком дворе. Пошел к воротам.
– Ты куда, Игорь?! – Кричал мне вслед Саня Плюхин.
– Проверю, как передачи переключаются, – выглянул я из окна, – шумит ли коробка!
– Не поедешь со мной-то?
– Не!
Миновав ворота, я вырулил на широкую гравийку и дал газу. Выдавив сцепление, перевел передачу в нейтральное положение. А потом надавил снова и вставил вторую. Машина пошла быстрее, когда я вернул сцепление на место и добавил газу.
Коробка работала складно. Подозрительных шумов я не слышал, хотя прислушивался чутко. Ловил каждый посторонний звук, которого не должно было быть в моей машине. Также гладко пошла и третья передача. Четвертую я включил, когда выехал на Ленина, на асфальт.
Белая стрелка спидометра побежала по пухлым делениям. Замерла на одном делении до восьмидесяти. В кабине зашумел ветер, почти заглушил рык двигателя. Мимо, оседлав Яву, промчался Санек. Весело махнув рукой, он на скорости погнал по пустой дороге в сторону центра.
Я выжал тяжелый тормоз, и ленивые барабаны принялись замедлять машину. Остановившись на пустом перекрестке, я включил заднюю. Начал медленно разворачиваться задом.
Коробка радовала. Лишних звуков я не уловил. Тихим ходом погнал машину обратно, на гараж. Когда вернулся, пришлось немного поискать пустое место на стоянке. Дошел я до самого края.
Сумерки загустели, и я двигался с включенными ближними огнями. На миг желтый свет согнал серость со свежего зеленого борта Белки. Интересная была машина. Внешне совершенно новая, но весь день ржавеет в гараже. Как-то не укладывалось у меня в голове это обстоятельство.
Когда я заглушил машину и выбрался из кабины, то с интересом приблизился к Белке. Обошел новенький самосвал кругом. Наверное, ездили на ней не более года или полутора, потому что на кузове еще не отразились следы тяжелой работы.
– Что ж с тобой не так? – Прошептал я себе под нос.
Я приблизился к синей голове Белки. Взобравшись на ступеньку, отворил дверь в кабину. Машина тут же встретила меня теплым светом плафона.
– Как новая, етить ее, – задумчиво сказал я. Даже аккумулятор живой. За машиной все же есть уход. Тогда еще страннее, что на ней не ездят.
В салоне все горело относительной новизной. По сравнению с другими машинами это виделось особенно ярко. Новое непотертое сиденье все еще не потеряло насыщенного коричневого цвета. Обивка салона не успела облезть. И даже линолеум, которым был укрыт пол, бликовал на свету, как новый.
Я сел за руль. Повертел насилу тугое рулевое колесо. Новенькая панель уставилась на меня своими большими и маленькими глазками приборов.
– Да что ж с тобой не так-то? – Повторил я удивленно, – будь на улице посветлее, я и под капот бы заглянул. Может там какая причина вскроется?
В кабине же было просто нормально. Обычный самосвал. Только совершенно не уставший от времени и работы. Решив выспросить при случае у завгара, что же тут такое, я выбрался из машины. Спрыгнул с подножки.
Последние машины возвращались в гараж. Шоферы все еще суетились тут и там. Многие группками уходили пешие домой.
Некоторые катили на колесах. Я видел, как из гаража уехали несколько мотоциклистов. Один даже взял пассажиров: одного на заднее седло, другого в люльку. Следом поехал белый четыреста двенадцатый Москвич, набитый веселыми мужиками.
Я же решил пойти пешком. Хоть до дома путь был неблизким, как-то хотелось мне пройти его своими ногами. Насладится темным и теплым станичным вечером. А сумерки к этому времени уже совсем загустели. На гараже, тут и там зажегся теплый ламповый свет. Перекрикивались люди.
Оставив за спиной высокие ворота гаража, я пошел к дороге. Выйдя на Ленина, направился к центру станицы.
Тишина вокруг стояла неимоверная. Как и темень. Где сейчас, в современном городе увидишь такую темноту?
– Раньше, – поправил я себя, – в моей прошлой жизни, в две тысячи двадцать третьем, где еще увидишь такую темноту?
Как ни странно, эта тьма показалась мне уютной.
Я шел по краю дороги, и редкие машины, блеснув фарами, проезжали мимо. Во дворах, тут и там горел тусклый свет. Мотыльки клубились вокруг дворовых лампочек, мерно горевших теплым светом. Стрекотали сверчки.
На лавочках, против комаров, стойко сидели старушки. Вот придорожная сотка зашуршала кукурузой. То прячутся в ней детки. Доигрывают свои прятки. Где-то вдали забрехал пес. Тут же нашел себе товарищей, что поддержали его звонкий лай. Спокойно шептали черно-зелеными листьями вездесущие орехи. Пахло жарким асфальтом, что весь день копил свое тепло, а сейчас отдавал его сумеркам.
Я шел и просто наслаждался этим временем. Простой деревенской жизнью. Прохладным деревенским воздухом. Тихим деревенским ветром.
Шел я не торопясь. И пусть я очень хотел увидеть свою семью: молодых отца и мать, знакомых соседей, живую Свету, я знал, что они от меня никуда не убегут. Чувство совершенного спокойствия поселилось в душе. Не нужно никуда торопиться. Никуда бежать. Завтра все тоже будет. Просто будет. Ощущение уверенности в завтрашнем дне – одно из главных чувств, что я потерял за эти годы. И был счастлив, что сейчас, в эту самую минуту, оно вернулось.
Очередная машина зазвучала позади. Зашуршала шинами по гладкому асфальту. Я обернулся. Эта шла тише, не промчалась мимо, как другие. А потом, возле меня остановилась желтая копейка.
– Игорь? – крикнули из салона.
Я пригнулся, заглянул внутрь.
– А ты че пеший? – Удивленно спросил меня завгар Федотыч.
– Да так. Пройтись захотел.
– В буфет опоздаешь, – хмыкнул он, – там, поди, уже бочки с пивом откупоривают. Никита Олегович уже там как там. Он же чуть ли ни главный откупорщик на гараже. Открывает так, что и капли не прольет.
– Да не, – ответил я с улыбкой, – не пойду я сегодня в пивнуху.
– Не пойдешь? А чего такое? – Нахмурился завгар, – мож плохо тебе? Голова-то, после солнечного удара не шалит? Давай-ка, молодой, – он потянулся к двери и дернул кнопочку, отпирая пассажирское место, – доброшу тебя до дому. Бо упадешь где-нить по дороге со своей головой, а мне потом с матерью твоей объясняться.
Велико было мое желание отказаться. Хотелось добраться до дома пешком, своими ногами. Послушать еще, как дышит в сумерках вечерняя станица. Но другое желание все же взяло надо мною верх – любопытство. Больно сильно хотел я знать, что же случилось с Белкой.
– Хорошо, дядь Миш, спасибо!
Я сел в Жигули, звонко хлопнул дверью. Двигатель легковушки работал мягко после тяжелого баса самосвала. Завгар включил передачу, схватился за узкое кольцо руля обеими руками. Полноватый мужчина смешно задрал подбородок, всматриваясь в пожелтевшую под фарами дорогу. Дал газу. Машина покатилась. По горящему подсветкой прямоугольному спидометру побежала красная стрелка.
– Лихо это ты, – не отрываясь от дороги, проговорил завгар, – коробку да в один мах на место вернул. Признаться, первый раз вижу такое. Хотя слышал, что так можно. Было дело. Говорят, мужик какой-то, из Бесскорбной, из тамошнего колхоза, умеет так же. Не знаком?
– Не знаком, – улыбнулся.
– Эх. Ну да ладно. В армии научился?
– Знакомый один научил, – уклончиво сказал я.
– Надо ж как бывает, – надул полные щеки завгар.
– Слушай, дядь Миш, – начал я, вглядываясь в то, как дорога бежит под днище машины, – а что не так с Белкой-то?
– С какой белкой? – Не понял он, а может, сделал вид, что не понял.
– Ну как с какой? С машиной. ГАЗ пятьдесят третий. Стоит на отшибе как прокаженный. Сломанный что ли?
– А… Белка… – Завгар поджал губы, – да нет. На ходу Белка.
– А что ж в колхозе не работает? В рейсы не ходит?
– Ну вот когда, – хмыкнул он, – без шофера научится ходить, так и начнет.
– Ну эт еще лет сорок – сорок пять, – пошутил я, намекая на беспилотные машины, что появились в две тысячи двадцатых годах.
– Чего? – Теперь точно не понял Федотыч.
– Да так, ничего. Шучу. А почему у неё шофера-то нету?
– Да потому что никого в Белку и клещами не затащишь, – демонстрируя досаду, завгар сплюнул, но сухо, без слюны. – Я уже с этой Белкой год воюю. Уж весь район о ней знает. Председатель колхоза, вон, досадует, что машина стоит без дела. В партийной ячейке вообще за голову хватаются, мол, как так, прогрессивная у нас, значить, страна, а колхозники суеверничают. В сказки верят. Да вот поделать никто ничего не может.
– В какие еще сказки? – Нахмурился я.
– Ты, Игорь, – шмурыгнул завгар носом, – что-то память сильно подрастерял. Все ж сходи в поликлинику. Пусть тебя посмотрют.
– Да ну, – отмахнулся я, – говорю ж, все хорошо. Ты, лучше про Белку мне расскажи.
– В общем, – сглотнул он, – попала к нам Белка полтора года тому. Машина была новая, только с конвейера. А новые машины, понятное дело, абы кому не дашь. Их либо молодым, комсомольцам, кто пошустрее распределяют, либо старым опытным шоферам. Таким, кто и руля вдоволь накрутились, и дороги колесом туда-сюда как надо потоптали.
– И кому ж досталась Белка? – С интересом спросил я.
– Павлу Иванычу Давыдову. У меня в то время, – завгар выпятил пухлую грудь, – вся молодежь при новых машинах ходила. А Павел Иваныч был опытный шофёр. Всю жизнь проработал в Ленинградской области егерем. А десять лет тому, взял семью, сыновей, да к нам, на Кубань. Ну и поступил в гараж на службу. Ему решено было машину передать. И так она Паше понравилась, что он ее Белкой прозвал.
– Почему же Белкой? – Я улыбнулся.
– Говорил, мол, самосвал, пятьдесят тройка, на четыре с половиной тонны, а юркая, как белочка. Все казалось ему, что рулится она лучше других машин. Он на ней везде: и в рейс, и на току со склада на зав. Свиней по льду в город возил на позапрошлый Новый год. А осенью расстался с Белкой, – грустно вздохнул Федотыч.
– Расстался? Как это, расстался?
– Отправил его колхоз в Краснодар за стройматериалом. Да только не доехал Паша Давыдов. Ну и не вернулся. Тогда позвонили к нам в колхоз из милиции. Мол, ваша машина? Номер такой-то-такой-то. Стоит на обочине под Усть-Лабинском. А в кабине мертвый человек. И как выяснили потом, Паше плохо стало по пути. Он из последних сил на обочину свернул, да и умер.
– Печальная история, – серьезно покивал я.
– Ага. А машину мы притянули обратно в гараж. Выписали новому шоферу. Был им Серега Островнов. Старый казак. Отец его пацаном еще в гражданскую корниловцев на Дону шашкой рубал. Ну и что ты думаешь? Водил он Белку до первой уборки. А как летом страда наступила, так все. Плохо ему стало, прямо под комбайном, когда он ячмень с бункеру принимал. До вечера не дожил. Сердце. И пришлось Белке искать нового водителя.
– Неужели ж, – сказал я недоверчиво, – начали думать, что машина какая-то… проклятая?
– После смерти Островнова уже поговаривать стали, что Белка, мол, нечистая. Что губит всякого, кто за еёшний руль сядет. Но еще так. Будто бы не всерьез. А потом передали ее Андрею Фадину. Опытный шофер. Крепкий мужик. Фронтовик. Ему в войну легкое прострелили, а Андрею хоть бы хны. Мужикам, что помоложе, еще фору давал. Ну и за ним, – совсем как-то потемнел завгар, – костлявая на работу зашла. На мехтоку он работал. Зерно на ток загружал. А потом с тока на склад. Вот со склада его на скорой и забрали. И тоже, – вздохнул Федотыч, – не очухался. И вот тогда все.
– Это просто совпадения, – отрезал я, – шоферы были все возрастными. Работа тяжелая, в сложных условиях. Вот и не выдерживали. Нету тут ничего сверхъестественного.
– Дак об этом тоже говорили! – В первый раз за весь разговор Федотыч оторвался от дороги, и его глаза блеснули в свете фар, отраженном от ветрового стекла, – а шоферы всё. Уперлись. Не сядем, мол, за руль порченной. Белка смерть всем сулит. Заговорили, что была у Белки с Давыдовым особая связь. Что машина никого, кроме Паши за рулем не терпит. Ну так, конечно, не все говорят. А те, кто повпечатлительней. Большинство спросишь: веришь в эту чушь? Они, мол: не верю! А че ж за руль не садишься?! А, вот, мол, не сяду, и все тут!
– Да уж, – Вздохнул я, – нет, ну я понимаю, что деревня. Люди у нас простые, неученые. Но куда партия смотрит? Почему работу с шоферами не проводили? Не объясняли, что все это пустые суеверия?
– Это как же не проводили? Проводили. Еще как проводили. Вася Ломов, комсомолец, ударник наш, так и вообще, вызвался сам водить Белку, когда другие ее как огня чураться стали. Думал собственным примером показать, что глупости все это. И Белка – машина простая, а не черт какой. Ну и что ты думаешь? Покатался месяц и пришел в колхозную контору, от машины отказываться.
– Отказываться? – Не понял я, – комсомолец? Это что ж такое произошло то, что комсомолец в суеверия поверил?
Глава 6
– Да он не поверил, – вздохнул завгар, – там в другом оказалось дело.
– И в чем же?
Федотыч помолчал пару мгновений, потом все же разлепил пухлые губы:
– Понимаешь, какое дело? В общем, стали к Ваське шоферы относиться с подозрением. Раз уж он на испорченном самосвале ездит, стало быть, и сам может неудачу навлечь. А шофер, он иной раз, что твой космонавт. На дальний рейс через плечо не поплевав, не выйдет. Ну и стали Васю сторониться.
– У Васи испортились отношения с коллективом? – Уточнил я.
– Не то, чтобы испортились, – поживал завгар губами задумчиво, – скорее, стали его тихонько сторониться. Лишний раз не заговаривают, сигаретку не попросют. Стал он навроде одиночки в гараже. Ходит все один да один.
– Чудно, – пождал я губы недовольно, – взрослые мужики, а как дети себя ведут.
– Ну так, – пожал плечами завгар, – народ простой, бесхитростный. Ну Вася не унывал. Казалось, только решительней изо дня в день становился. Ходит, брови к носу, сердитый. Но дело делает. Разговаривали мы с ним не раз на эту тему, – нахмурился завгар, – Вася считал, что поездит на Белке подольше. Все увидют, что нету в ней никакой опасности, ну и забудут потихоньку про это проклятье выдуманное. В этом я с ним согласился.
– Но, кажется, – глядя не на Федотыча, а на мельтешащую дорогу сказал я, – не получился его план.
– Не получился. Потому как возникла проблема там, где ее не ждали. Невеста Васькина взбеленилась.
Я сдержанно рассмеялся, понимая, к чему клонит завгар. Ох уж эти женщины с их трепетным, неспокойным сердцем! Ну и как же мужику, тем более молодому парню, спастись от женского беспокойства? Это сначала кажется, что пустяк. А когда прикипел к бабе душою, тут уж как ее слезы во внимание не принять?
– Закатила невеста Ваське скандал? – Спросил я, в общем-то, зная ответ.
– Ага. Етить ее… Девка суеверная. Дуреха! Сбила мужика с панталыку! – Зло расбухтелся Федотыч, – сказала, мол, бросай свою Белку! Бо замуж за тебя не пойду! Не хочу в первый год вдовая остаться!
Я снова засмеялся. Молодая кровь кипит, играет. Никуда от нее не деться. Тем более, молодому парняге-комсомольцу.
– Вот и доконала баба Василия. Вынудила написать в колхозе заявление, чтобы машину ему переменили.
– И ему переменили, – покивал я тихонько.
– Переменили. Скандал был в партийной ячейке. Отчитали Ваську страшно. Грозились из комсомолу попереть. Мол, что за дела? Комсомолец, а пасует перед суевериями! Но потом уж устаканилось.
– И хорошо, – сказал я.
Машина замедлила бег и тихо покатилась до перекрестка. Замигал желтый сигнал-поворотник. Я помнил этот перекресток. Тут, с улицы Ленина, нужно было свернуть на Карла Маркса. С нее на Кропоткина. А там уж и дом наш, Землицынский, стоит.
Как-то захватило у меня на миг дыхание. Я даже этому удивился. Почувствовал, что волнуюсь перед встречей с родными, для которых, впрочем, эта встреча – обыденность. Обыденностью она должна быть и для меня. Однако, молодое, играющее гормонами тело пыталось взять верх над холодным моим умом. Только я не дал ему этого сделать, быстро взял себя в руки.
Хотел я, было, попросить завгара остановить машину здесь, на перекрестке, но передумал. Решил довести разговор про Белку до конца. Возникла у меня одна интересная идея.
– И стоит Белка бесхозная уже третий месяц. Я, конечно, присматриваю за ней, – продолжал Михаил Федотович, – держу на ходу. Думал, будут просить с нее запчасти, а нет. Бояться, видать.
– Бояться, – кивнул я, – что проклятье, – я хохотнул, – перекинется на их машины.
– Ага. Взрослые мужики, – сухо плюнул он, – а как дети! Ей-бо! Я уж и закрашивал кузов еёшний. Думал, как слово “Белка” пропадет, так и забудут все про машину.
– Не помогло, – констатировал я.
– Закрасил, – кивнул завгар, – а толку-то? Ничего не помогло. На Белке, мелом, кто-то стал крестики ставить. Я устал смывать. А их ставят да ставят. Помечают, значить, порченую машину. А кто это делает – не признаются.
– Ну название на месте, – пожал я плечами.
– На месте, – закивал Федотыч, – Васька обратно его накрасил. Сказал, что надобно так оставить. Считал, что все видеть должны, что он на Белке ездит, и только тогда он докажет, что машина это – самая обыкновенная. Ну вот, накрасил, а потом все. Через неделю отказался от самосвала. Вот так она теперь там и стоит.
Немного помолчали.
– А сам-то ты, – спросил я, когда мы свернули на Кропоткина, – не боишься Белки?
– Я… – растерялся завгар, – я… не боюсь. А чего мне ее бояться? Я ж не пацан дворовый, чтоб в сказки верить. Не боюсь… – добавил он как-то неуверенно.
– Хорошо, – улыбнулся я. – Слушай, есть у меня идея.
– Какая ж? – Завгар удивленно поднял пушистые брови. Покосился на меня черным глазом.
– Выпиши Белку мне. А я уж остальным шоферам ум вправлю. Увидят, что нет в ней никакой опасности.
Завгар нахмурился. Поерзал на руле узловатыми пальцами.
– Хороший ты парень, Игорь. Говоришь со знанием дела. Не так, как Васька Ломов. Тот горел. Всем вокруг хотел доказать что-то. А ты не так говоришь. Иначе. Будто факт утверждаешь.
– Ну? Ты согласен? – Я посмотрел на Федотыча с легкой улыбкой.
– А надо ль тебе это? – Как-то смутился завгар, – ты парень молодой. Только недавно в бригаде. Тебе б работать спокойно. А тут видишь, как будет: шоферы начнут сторониться. Станут смотреть с подозрением. Тяжело это одному-то. Я видел, как Ваське тяжело было. Короче, не нужно тебе это. Если ты решил так машину поновее получить, то не стоит оно того.
– Дядь Миш, – добродушно вздохнул я, – твое дело согласиться. Добро дать. А все остальное я уж сам устрою. У меня будет шустрая Белка, у тебя не будет машины в простое, а шоферы в себя придут. Увидят, что Белка – газон, да и только.
– Ну, – с сомнением произнес завгар, – это не только мое решение должно быть. Тут и в контору надо. Чтоб подготовили приказ.
– Ты сам говоришь, – сказал я, – что правление Белка, стоящая без дела, не устраивает. Так что они быстро согласятся.
– И то верно.
Завгар нахмурился. Его черные в темноте салона глазки потемнели еще сильнее. Над ними нависли нахмуренные брови.
– Ладно, – сказал, наконец, Федотыч, – завтра, как будет время, поеду в контору. Доложу, что нашелся шофер для Белки. Но только бумажная работа времени потребует. Так что ты, пока приказ не получим, ездий на своем старом, пятьдесят втором.
– Договорились, – улыбнулся я.
– Завтра получишь путевой на мехток. А к уборке уже за руль Белки сядешь.
– Может, и раньше, – сказал я, глядя, как мы подъезжаем к моему двору.
– Может, и раньше, – согласился завгар.
Когда копейка тормознула у зеленых, сделанных из узкой доски ворот моего дома, мы с Михаилом Федоровичем распрощались. Звонко щелкнув дверью его машины, я выбрался наружу. Посмотрел на родительский двор.