Маханакхон

Кофе им приготовили по местному рецепту: чашку эспрессо вылили в стакан, заполненный льдом, сверху добавили сгущенки и молочной пены. Тут это называлось «капу йен» – «холодный капучино». Действительно, здорово помогало – и от жары, и от усталости.

Они сидели на пластмассовых стульях на тротуаре и пили кофе через трубочки, а Огневский объяснял удивленной Ум, что ее имя означает по-русски. Она была польщена.

– Вы давно за мной следили? – спросил он. – И сколько еще народу приставили ко мне эти упрямые Мэу и Прачарн?

– Слежку начали, как только вы выехали из поместья, – чуть смущаясь, ответила Ум. – Когда кхун Пуй сообщил из монастыря, что вы поедете в бар «Вагабонд», я отправилась дежурить в том районе.

– Какой еще Пуй?! – Брови Огневского все выше лезли на лоб.

– Ну, он приходил к вам в русский ват [монастырь. – тайск.], – ответила девушка, – его еще чаем там угостили. Это старший агент нашей группы.

– Он что, и по-русски понимает? – поразился Андрей.

– Нет, но слова «бар» и «вагабонд» разобрал, нас учат обращать на такое внимание… – спокойно ответила Ум. – В общем, из трех сотрудников, расположенных в Паттайе, я была ближе всего к этому месту.

– Из трех?

– Ну да, еще кхун Пратт, он…

– Всё, всё, хватит! – воскликнул Огневский. Он не знал, сердиться или радоваться такой настырности тайских властей. – В любом случае кхоб кхун мак кхап [большое спасибо. – тайск.], без вас нам вчера пришлось бы тяжело.

Ум только молча кивнула, но было видно, что она тронута.

– А теперь, – продолжил Андрей, – звоните кхун Мэу и говорите, чтобы сняли всю эту слежку. Мне она ни к чему, работаю как умею, сам по себе. Я не люблю полицию и не доверяю женщинам…

Блин, вот этого добавлять не стоило. Пусть он много лет живет по этому принципу, но девчонку зачем обижать? Она-то не виновата, выполняет приказ.

Ум отвела глаза, мрачно уставилась в кофейную пену в своем стакане.

– Но ведь я вам помогла, вы сами сказали… – пробурчала она.

– Вы мне, может быть, спасли жизнь, – Огневский примирительно поднял руки. – И потому мы до конца расследования будем работать вместе. Этого вполне достаточно. А прочего великого воинства сиамского не нужно, сами управимся.

Ум неохотно достала телефон и стала звонить. Говорили они с Мэу очень быстро, так что Андрей скоро перестал их понимать.

Огневский смотрел, как девушка сосредоточенно беседует с начальством, постоянно повторяя «кха» – ничего не значащее слово, выражающее уважение. Ее изящные, но крепкие пальцы рассеянно теребили завиток густых черных волос. Андрей понял, почему с самого начала лицо девушки показалось ему необычным, не совсем тайским: Ум очень серьезная. Наверно, среди местных она слывет букой – выражение черных глаз и линия тонкого рта нетипично строгие. Должно быть, профессия оставила свой след.

Наконец, девушка закончила говорить, и Огневский быстро отвел взгляд в сторону.

– Что, Мэу не хотела соглашаться? – спросил он.

– Это тоже… – ответила Ум. – Но в итоге сказала, что ладно, вам ведь обещали полную свободу действий. Но есть еще новости, по нападавшим из Паттайи.

– Так, – оживился Огневский, – и что там?

– Один скончался, еще один в коме. Двое других в сознании, но боюсь, что ничего ценного от них добиться пока не удалось. По их словам, вся группа – наемники. Трое англичан, один американец. Уровень их, по-моему, не особо высокий. Того, кого я застрелила, зовут Слоун, он был у них старшим. Выжившие говорят, что он их нанял через посредника в Лондоне, ничего особо не объяснял. Цель – вы, лично вы, кхун Андэй. По возможности задержать, но в крайнем случае – устранение. Больше они ничего сказать не могут, а сам Слоун, увы, уже не заговорит… Но самое главное – только что пришли результаты вскрытия. Этот Слоун умер не от моего выстрела. А от инъекции сильного неорганического яда…

– Вот как… – удивился Андрей. – Боец понял, что его возьмут, и покончил с собой. Прямо самурай, даром что из Америки.

– Да, – сказала Ум, – это очень нетипично для наемников.

– Он вообще был нетипичный парень, – усмехнулся Огневский. – И насчет невысокого класса я не соглашусь. Остальные три да, просто «быки», как у нас говорят. Но этот… Я хорошо запомнил, как он двигался, это очень серьезный уровень. Он ведь чуть мне глаз не проткнул ножом. Сильно напомнил тех, что напали на меня позавчера на Силоме. Вполне может быть, что это один из них. По комплекции похож, а остальное я тогда плохо разглядел, не до того было. Что ж, если их теперь одним меньше, я буду только рад. Но жаль, что не удастся допросить, очень хочется знать, что это за господа такие.

– Вы думаете, это связано с делом Шестова? – спросила Ум.

– Не знаю даже… – Огневский развел руками. – Первое нападение было до встречи с кхун Мэу и генералом. Может, конечно, у них есть осведомители в высоких кругах и они знали заранее. Но вполне возможно, что расследование тут ни при чем. Я много кому успел насолить на свете…

– Значит, если мы опять столкнемся с этими людьми, нужно брать всех живыми, – спокойно сказала Ум.

– Постараемся, – вздохнул Огневский. – Но тогда при следующей схватке у них будет преимущество. Ведь им брать меня живым не обязательно…

– В любом случае еще рано подводить итоги, – сказала Ум, – кхун Мэу только начала допрос. Дайте ей время… Она ведь начинала карьеру в полиции Паттайи, в «убойном отделе». И там она как раз… славилась умением вести допросы. Говорят, что среди тамошних преступных группировок ее вспоминают до сих пор.

– О как, – удивился Андрей, представляя строгую и чинную «госпожу Кошку».

Взбодрившись, двинулись дальше и через полчаса прибыли к станции метро «Нана́». Даже за три года в Бангкоке Огневский не смог до конца привыкнуть к местным контрастам: Нана – одновременно ближневосточный анклав, выросший вокруг посольства Пакистана, крупный деловой центр с несколькими офисными небоскребами и сердце местной секс-индустрии. По одной стороне улицы ходят мусульманские женщины в бурках и хиджабах, на другой – менеджер в белой рубашке выпивает третий за день «капу йен», а рядом под фонарем весело болтают полуголый трансвестит и усталая после ночи проститутка.

Огневскому все это казалось то гротескным смешением всего и вся, то социальным чудом – где еще самые разные полюса человеческой натуры могут вот так, мирно, существовать бок о бок?

Оставили машину на подземной парковке и пошли через площадь к офисной башне. Она сверкала на солнце голубым стеклом, но почему-то именовалась Golden Light Tower. [Башня «Золотой Свет». – англ.] Стоя у входа, глядя, как льется в стеклянные двери поток людей в костюмах, можно было бы подумать, что ты в «Москва-Сити», а не в Азии. Если бы не запах благовоний, долетавший с площади, от толпы вокруг статуи четырехрукого и четырехликого бога Пхрома (так тайцы называют Браму).

Странным образом этот четырехрукий бог мелькнул и в досье многострадального семейства премьер-министра.

Сейчас святыня окружена полицейскими заграждениями и замотана белой материей. Два месяца назад ее разгромил вандал – он был то ли исламский экстремист, то ли просто сумасшедший.

Огневский припомнил факт, вычитанный недавно в досье премьера Интханона, отца похищенной девушки. Лидеры оппозиции на полном серьезе заявили, что это глава правительства подстроил нападение на статую, ибо он тайно поклоняется темным богам и осквернение святыни – часть некоего черно-магического ритуала. Куда там нашим политтехнологам, вот где настоящий «черный пиар»…

Впрочем, тут наверно виновата и непутевая дочь Интханона, своими выходками давшая повод для сплетен.

Статую, кажется, уже почти восстановили, и скоро будет новое торжественное открытие.

На проходной в офисном здании Ум предъявила ордер на обыск, и их с Огневским сразу пропустили. Но когда бесшумный лифт взлетел на последний этаж, который целиком занимала Shestoff Inc., прямо за дверьми их ждал «приветственный комитет».

Два здоровяка в черных костюмах, а на шаг впереди них – крепкий мужчина лет сорока с ежиком серых волос и угрюмым лицом.

Андрей узнал его по фото из материалов дела – Евгений Корович, глава службы безопасности Шестова.

По выправке и взгляду понятно – бывший силовик. Причем, скорее всего, не достигший особых высот, иначе не пошел бы еще молодым на частную работу. Вполне может быть, что и турнули за что-нибудь. Но, как бывает у мелких сошек, полон чувства своей власти и важности.

– Стойте, Огневский, вам сюда нельзя, – сказал он неприязненно, водянистые серые глаза на сухом лице впились в Андрея.

– Вы, простите, кто? – деланно удивился тот. – У вас всегда так бросаются на посетителей?

– Прекрасно знаете, кто я, – не поддался на провокацию Корович, – вы, Огневский, частное лицо, и зря лезете в это дело. Мы служба секьюрити, ведем собственное профессиональное расследование, а вы только будете путаться под ногами.

Третий раз за два дня Андрея попрекнули тем, что он «частное лицо». С каких пор частность стала зазорной?

– Я представитель тайского правительства, – сказал он.

– У вас есть подтверждающие документы? – ехидно спросил Корович.

Знает, что расследование негласное.

– Вот у госпожи Ум есть удостоверение особого отдела полиции и ордер на обыск, – невозмутимо, почти скучая, проговорил Андрей. – И сейчас она вас арестует за препятствие следствию. Да, кстати, извольте изъясняться на тайском, это официальный язык расследования.

Он повернулся к Ум, которая терпеливо слушала перепалку на русском языке, и сказал по-тайски:

– Это служба безопасности корпорации. Не хотят нас пропускать.

Не зря все-таки девочку звали Ум. Она молча достала ордер на обыск с печатью в виде Гаруды. Корович хмуро смотрел на документ, весь покрытый извилистыми тайскими письменами. Андрей угадал верно – было видно, что на местном языке безопасник читать не умеет, да и говорить, скорее всего, тоже.

– Лынму суб ха кан, – сказал Андрей и, выждав секунду, перевел для Коровича: – Начинаем обыск.

Он сделал шаг вперед, умелым движением руки, согнутой в локте, отодвинул начальника СБ в сторону, прошел. Тот дернулся, двое по сторонам тоже напряглись, но никто не решился ему помешать.

– Я тебе, Огневский, этого так не оставлю, – прошипел у него за спиной Корович.

– Не оставляй, – бросил Андрей через плечо, – лучше займись своей работой и помоги мне найти твоего хозяина. Может, премию получишь.

Огневский всегда думал, что «скрипеть зубами» – это фигуральное выражение. Ан нет, действительно, иногда бывает слышно.

Они прошли в большой зал, где у длинных столов сидели десятка два людей за мониторами. Любой офис – тоскливое место, где под одним из тысячи предлогов угнетают человека и губят его жизнь. Но Шестову удалось оформить все очень красиво, даже уютно. Никаких унылых серых столов и перегородок, как в крысином лабиринте. Натуральное дерево, теплые тона, пушистые ковры и ламповый свет в зоне отдыха. На стенах – советские плакаты со строителями, красноармейцами и жнецами. Трудовые лозунги на удивление переведены на тайский.

Ум громко объявила по-тайски и по-английски, что проходит обыск, назвала свое имя и звание, а Огневского объявила «консультантом». Тот про себя усмехнулся – кем ему только не приходилось быть, но «консультантом» при обыске – впервые…

Система осмотра у тайской полиции была довольно стандартная. Менее важные помещения, например общий зал и зону отдыха, предписывалось обойти слева направо по кругу, а самое важное – кабинет Шестова – разбить на квадраты и тщательно осмотреть каждый.

Корович ходил по пятам за Огневским и угрюмо сопел. Андрей нарочно разговаривал с Ум только по-тайски.

Осмотрели и знаменитую баню. Тут уж Шестов дал душе разгуляться… Внутренняя стена как в настоящей русской парной – деревянные полки́ в два яруса и даже печка, выложенная камнем. Неужели настоящая, дровяная? Сложно даже представить, как смог олигарх получить на это разрешение от владельца здания. Хотя это же Шестов, у него по-другому и не бывает.

Но больше всего поражала вторая стена бани – она состояла из одного панорамного окна, так что сидевшие на полках смотрели вниз на лес высоток, бездну воздуха и далекий тротуар. Второй такой парной точно не было на свете, всё под стать ее хозяину.

Андрей позволил себе один миг полюбоваться панорамой своего города. С высоты пятидесяти этажей Бангкок был совсем иным: шум, толкотня, грязь и запахи остались далеко внизу, мегаполис выглядел светлым и гармоничным. Даже сумасшедший поток транспорта за счет расстояния казался неторопливым и упорядоченным, а ряды ярко раскрашенных такси собирались в причудливые узоры.

На входе в изящный кабинет Шестова сидела одинокая секретарша, миловидная и потерянная. Видимо, не знала, чем ей заниматься после исчезновения начальника.

Ум участливо заговорила с ней, пытаясь вызнать, где пропавший обычно держал свои личные устройства.

Среди тайцев не так много людей с сильно кучерявыми волосами. Но Огневский вдруг понял, что и Ум, и Рин (так представилась секретарша) разделяли эту редкую черту. У обеих завитушки были крупные и густые, как у женщин Африки или Кавказа.

Может быть, поэтому через пару минут девушки уже дружески, оживленно о чем-то беседовали, пока Андрей осматривал рабочее место олигарха. Откуда только взялся в Индокитае этот тяжелый «генсековский» стол темного лака, обитый зеленым сукном, на котором странно смотрелся огромный аймак последней модели… Огневский вынул из него жесткий диск и положил в небольшую сумку, висевшую на плече.

– Кхун Селэгей редко пользовался большим компьютером, – сказала Рин, – обычно всю работу он делал на ноутбуке. Еще у него был айпад, в нем он иногда подолгу что-то писал на русском языке.

Они обшарили комнату по всей науке, но ни ноутбука, ни планшета не нашли.

– Ой, – вспомнила вдруг секретарша, – ноутбук же в вертолете!

– Чего? Алай на? – синхронно воскликнули Андрей и Ум. – В каком вертолете?

– За день до того как… исчезнуть, – вздыхая, начала Рин, – кхун Селэгей собирался куда-то лететь, я с вечера собрала его сумку и чемодан и отнесла… – Она показала тонким пальчиком наверх.

– Тут есть вертолет? – поразился Огневский.

– Ну да, на крыше.

«Кому-то всё, кому-то ничего, – ворчал про себя Андрей, поднимаясь по лестнице. – Одному гениальные стихи и личный вертолет, другому шрам на полбашки и споры с идиотами».

Корович все так же безмолвно поднимался следом. Ум осталась внизу, опрашивала шестовских сотрудников.

У двери на крышу открылась знакомая картина – статный молодец в черном костюме, загородивший проход.

Огневский устало покосился на Коровича, тот буркнул по-английски, с ужасным акцентом:

Примечания