Да разве такие остались?
– Вон у Наташки отец-то тоже, на остановке…
– Дед, перестань!..
Заметки на полях 20 лет спустя:
Я так и не узнала, что там случилось, но могу предположить: у Юрия Ивановича Бурундукова «на остановке» прихватило сердце, приехала «скорая», а в больницу забирать отказались.
А моего деда с отбитыми внутренностями попытались побыстрее выпихнуть, чтобы он не умер на больничной койке.
9 сентября 1999, четверг
У нас просто воссоединение семьи! Мама говорит в какой-то экзальтации:
– Аль, а может быть нам поменять квартиру, съехаться?! Ведь бабке теперь будет страшно там жить!
Я так обрадовалась! Хоть что-то новое в жизни!
И давай собирать объявления о съезде. Их не особо много, но есть. А когда предоставила маме плод рук своих, она уже передумала и всё забыла! Рычит на меня:
– Я с бабкой не буду жить! И ты с ней жить не сможешь!
10 сентября 1999, пятница
8 сентября 1999, в Москве, в 23:59:58, ЮВАО, метро Печатники, район Печатники, взорвали жилой дом № 19 по улице Гурьянова. Снесло два подъезда в середине. Был один дом, стало два.
И у нас на Воронке, на Первомайской, дом № 7 в ноябре сгорел, я уже об этом писала.
А на руинах – залежи бутылок.
С торца китайской стены посуду принимает Зоя Васильевна, такая опрятная, аккуратная бабушка в очках. Весь её ассортимент (на разных пунктах он несколько разнится) я знаю наизусть, но иногда нет-нет, да принесу ей что-нибудь новенькое.
– Сколько же сейчас бутылок самых-самых разных… – задумчиво говорит она.
Одно время их «заготовительная организация» стала принимать только фигурную красную кока-колу, оранжевую «фанту» и зелёный пупырчатый «спрайт». Всё в этикетках. И больше ничего! Но, видно, дела пошли плохо, и всё вернулось на круги своя.
Шампанское берут только наше, с гладким дном, а импортное, вогнутое, не принимают. Конусообразное пиво «Афанасий Никитин», «Голд-Клинское». Водка «Смирноff» большая и маленькая. Штоф похожий на графин. Фруктовая вода из Черноголовки, как три матрёшки, – большая, средняя и маленькая. Винтовые водочные, чекушки. Пепси-кола.
В Пушкино, рядом со станцией, принимают маленькую «Балтику», а у нас – всё нет. Но я на всякий случай запасаюсь. Зову их «солдатики».
– Я у тебя и «солдатиков», и «офицериков» раз… – грозит пьяный отчим.
Ещё мне очень нравятся бутылки из-под аперитива, знакомого по мексиканским сериалам, – шоколадный, ягодный, но и их не берут. Его выпускают на нашем водочном заводе «Столичный трестъ».
Винтовые водочные бутылки там очень красивые, этикетки в детские книжки просятся. «Царёв кабак» – девица в кокошнике; «Испанский лётчик»; «Волга-Волга».
Мама со мною согласна. Рассказывает:
– Они – наши поставщики, и такую красивую рекламу приносили: как раньше книжки с вырезанными рисунками были, помнишь?
Господи, куда же художники-иллюстраторы спускают свой талант?
А пьяный отчим мычит:
– Вы портите девчонку! Она не будет работать! Вы приносите ей эти бутылки.
А бабушка ответила:
– Дедушка-то наш, царствие ему небесное, сказал: «Пусть собирает! Она – трудится!»
11 сентября 1999, суббота
Я не вымыла вчера руки, за что и поплатилась. У меня кишки теперь болят. Я испугалась, стала, как маленькая, плакать, а мама меня за это – орать и материть!
12 сентября 1999, воскресенье
Сейчас около шести часов вечера. Я только что с Ивантеевки, – еле успела, уложилась. За стеной – пьяные сопли, слёзы, истерика. Ей можно причитать, мне – нельзя!
– Бе-едный дед! Всё отби-ито!
А тут отчим ко мне врывается. Он передвигается бесшумно и никогда о своих визитах не предупреждает. Так что переодеться, когда он дома, целая проблема.
– Иди маму успокой.
– Я не собираюсь никого успокаивать! Вы там пьёте, мы и разбирайтесь!
Шесть часов вечера. В туалете – пьяная истерика.
13 сентября 1999, понедельник
Пророков нет в Отечестве своём,
Да и в других отечествах не густо.
Владимир Высоцкий.
Сегодняшний понедельник Ельцин объявил Днём общенационального траура по погибшим в результате террористических актов, как ещё один дом взорвали! На Каширском шоссе, 6, корпус 3. В 5 часов утра.
Вчера вечером пришла бабушка, и мама успокоилась. Я легла рано у себя, мама вместе с бабушкой, а отчим – на древнем зелёном диванчике.
И тут такая жуть на меня накатила, просто оторопь! А вдруг наш дом тоже взорвут, и прямо сейчас потолок обвалится!
Мама, как ни странно, в кои-то веки отнеслась к моим страхам с пониманием, а отчим даже уважительно как-то, с сочувствием, ушёл спать в мою «одиночку». А я осталась «с народом».
А утром (радио на кухне у нас всегда включено) мы узнали про ещё один дом! Неужели я чувствовала? Но я же никого там не знаю!
Просто хочется быть пророком.
