В рекламном отделе есть фрязинский номер на четвёрку. А вдруг это она и есть?
Звоню из автомата, тинэйджер трубку поднимает:
– Мне Инну Чельцову!
– Сейчас.
У Инны Чельцовой голос разбитной чувихи. Именно такой и представлялась мне «настоящая журналистка», влюблённая в себя, свой «большой талант», всех кругом презирающая.
Я объяснила, чем мне не понравилась её статья, и Иина сказала:
– Вы понимаете, всё решает главный редактор! Напишите об этом сами! Мне уже, знаете, байкерами восхищаться… Всё прошло-ушло.
А раз человек поговорить не против, я вспомнила её самую первую статью в новой газете.
– А вот зачем вы тогда написали: «Прежде, чем искать работу, вы должны понять, нужна ли вам она»?
– Так это же прикольно! Вот вы когда-нибудь теряли работу?
– Разумеется.
– Так вот, приходишь ты на биржу труда, а там сидят такие девочки, играют в карты, и смотрят на тебя с такой ненавистью, – мол, а чего ты сюда пришла!
Ну, о «бюро трудоустройства» ужасные отзывы из всех уголков страны. А во Фрязино биржа на квартире, на Институтской улице, я столько раз мимо проходила.
Позвонила Коломейцевой. Она сказала:
– Я с Новохатским договорилась, позвони ему в понедельник в первой половине дня.
Я и дальнейшая учёба! Что-то немыслимое!
Заметки на полях 20 лет спустя:
Если бы байкеры сбили в один день тридцать человек, то это – гекатомба!
3 октября 1999, воскресенье
Суда не будет. Старых у нас не только не лечат, но и не наказывают за их убийство.
В середине сентября бабушку караулил в тёмном дворе следователь Калинин. «А что так поздно?» – «Я приходил днём, но вас не было».
А вчера он привёл этого байкера, и они прямо во дворе, на лавочке, составили договор. Байкер написал расписку, что обязуется выплатить вдове компенсацию за гибель человека!
– Обманули тебя, бабушку-старушку! Какой он из себя-то?
– С длинными волосами! Похож на Агутина!
4 октября 1999, понедельник
С утра шёл дождь. Я пришла в штаб пораньше, всё равно мне «на работу». Дежурил Алексей Иванович, а он всегда мне рад.
Я позвонила в техникум, длинно представилась, и директор, решив, что говорит мой представитель, затараторил (холерик):
– Да-да, пусть сегодня приходит!
В обед бабушка прибежала меня проверить, и я похвасталась, что теперь буду учиться! Как порядочная.
– Только давай с тобой договоримся: ты теперь будешь учиться, а не собирать бутылки!
После обеда разгулялось, и я направилась в учебное заведение.
В нашем классе очень плохо относились к техникумам, как к отстойникам. Я увидела величественное здание с белыми ионическими колоннами, как у нашего Дворца культуры.
Я вошла туда с опаской, как во вражеский стан. Весь вестибюль пропитался химикатами.
Я тут же свернула направо, где директор, но меня перехватила тётка:
– Вы куда?
– Хочу поступить на заочное.
– Так и идите на заочное отделение!
Я же совершенно не сведуща в таких вопросах!
Искомое отделение оказалось где-то в подвале. Надо подняться на второй этаж, повернуть налево, дойти до конца коридора, юркнуть в дверку, а вниз по потайной лестнице.
Закуток заочного поделен на три ячейки: секретаря, самого отделения и заведующей.
В захламленной, заваленной бумагами каморке сидела крашеная девица в короткой юбке «полу-солнце» цвета фуксии, и остервенело долбила по клавишам пишущей машинки. Я объяснила, что мне надо, и она бросила деловито:
– Это вам к Анне Андреевне, а мне сейчас некогда!
К самой Ахматовой!
Нет, к Петровой.
Заведующая заочным отделением оказалась ухоженная женщина, с хорошей стрижкой и укладкой, с несколько яркой помадой на губах. Я сказала гордо:
– Я от Новохатского!
И женщина спокойно и интеллигентно мне объяснила:
– Получить специальность эколога вы у нас не сможете, потому что этому учат только на очном отделении, и вы уже опоздали. Но, если вы решили у нас учиться, то мы очень этому рады. Анечка! – кликнула она секретаршу. – Анечка, дай нам, пожалуйста, анкету, Геннадий Николаевич нам студентку прислал!
Надо же, «студентку»! Разве не «учащуюся»? Я – студентка!!! Чтоб я, ничтожество, да студентка!
Да разве это настоящее образование?
