Князь Рысев 5

В школе у меня была пятерка по физкультуре, и первым я метнул булыжник, памятуя о сработавшем с наемниками приеме.

Сработало тогда, сработало и сейчас – ближайшие от меня бойцы, ожидая скорого разрыва, рухнули наземь.

Ко вторым в отчаянном броске рванулась выданная мне тем солдатиком граната. Зло шипя, испуская искры огня, она вертелась. Дымил бикфордов шнур.

Взрыв ухнул, скосив уставших ждать его турок: несчастные, посеченные осколками, словно оловянные солдатики, валились наземь.

Маг успел закрыться чародейским щитом – град осколков бестолково долбился о выставленный им заслон.

Я моргнул, позволив себе право смотреть на мир эфемерным зрением. Любовь, ненависть, неизбывный ужас вперемешку с отчаянной трусостью – фантомы успешно воплощали в себе пусть и не до конца человеческие, грубо ограненные, но эмоции.

С клинком наголо я выбрал ту нить, что бежала от чародея, рванул к нему сквозь пространство.

Вынырнул я дальше, чем мне хотелось бы, чуть не угодил во вторую, скрытую за густой листвой на земле ловушку. Турецкие кривохвосты разве что не завыли с досады, солдаты же никак не ожидали моего появления.

Не ожидали, но были готовы стрелять на поражение. Первичное ошеломление шустро сменилось уверенностью, и с десяток стволов вмиг уставилось в мою сторону, прежде чем грянул залп.

Я рванул за нить еще раз, теперь уже юркнув совсем в другом направлении – маг успел за этот миг разве что только развернуться, беспомощно выставив перед собой руку.

Инстинкт самосохранения успел выжать из его маны последнее заклинание, а я помог ему родиться – огненный вихрь разразился мгновением позже, прежде чем чародея изрешетили его же солдаты.

Пламя рвануло повсюду – до чего только могло дотянуться. Густой черный дым повалил в небо, быстро, словно наперегонки со мной, запылала трава.

Лиллит не сидела без дела – словно научившись у меня, она вселяла в души врагов отчаяние вперемешку с диким равнодушием – еще пару мгновений назад горевшие огнем ярости бойцы теперь жаждали не мести за павших собратьев, а только того, чтобы их оставили в покое.

Не сумев выдержать ее напора, они падали наземь, хватаясь за голову. Лиллит тотчас же удостоилась моего одобрительного взгляда – а я ведь даже и не знал, что она так умеет.

Застывшая посреди пожарища, будто только и ожидая чужой пули, она тоже как будто не ведала об этом.

Транс, понял я, и рванул к ней. Дело было почти сделано, можно уходить. Три сотни бойцов поредели слабо, но уже были обнаружены, а огонь бежал к пороховым запасам.

Паника сделала свое дело – вместо того чтобы бежать, засадный полк замешкался в ожидании приказов, но их не поступало: видимо, убитый чародей был важной шишкой.

В последний миг я успел к Лиллит. Сбил ее с ног, навалился сверху, закрывая собой. Сейчас, подсказывало нутро, будет крайне жарко…

Грянувший взрыв был оглушающим – казалось, что у меня лопнули барабанные перепонки. Наверно, будь мы не в симуляции, а на реальном поле боя, точно так бы оно и случилось.

Вами получено 300 очков престижа за уничтожение вражеской засады! – Лог обнаглел и заленился, буквы возникали едва ли не у меня перед глазами. – Продолжайте в том же духе, родина гордится вами!

Кроме престижа, который, как и самовыражение, ни в один карман не влезает, мне с гордым видом презентовали дулю. Система, или что за хрень правила балом в этом мире, решила, что учебный бой так зовется красивого слова ради, а потому сыпать опыт за убитых ничего не намерена.

Я пожал плечами – ну не хочет, так не очень-то и хотелось!

Медик корпел над нами целебным чародейством не покладая рук – одно заклинание за другим спешило поправить наши невесть от чего пострадавшие полоски здоровья.

Воздух вдали разрезало свистом. Словно по команде, мы обернулись – ярко-алый луч, устремившись в небеса, с облаков беспощадной мощью обрушился на ту самую пресловутую башню.

Ваш соперник атаковал башню и готовится к прорыву. Потарапливайтесь!

Я лишь грязно выругался в ответ…

Глава 4

К тому моменту, как мы покинули лес, башня представляла собой изрядно излохмаченное зрелище.

Твердь камня хрустнула под невероятным напором хрустальной пушки, обращая ее в хрупкое стекло. Стрелки, еще недавно властвовавшие над полем боя, вселявшие смерть и ужас каждым залпом, словно мешки с картошкой, валились наземь. Верхушка некогда мощного сооружения была отдана огню на расправу – кто бы мог подумать, что камень в состоянии гореть?

Выжившие огрызались чем могли и как умели, но уже в десятки раз слабее прежнего.

Мне почти так и виделось, как Орлов смотрит на меня с моей же убогой трехсоткой и давит поселившуюся внутри надменную ухмылку.

Войска по правому флангу с победным ревом ринулись в атаку. Громогласное ура, словно вырвавшееся из фильмов про войну, норовило обратить в бегство чудом уцелевшие отряды потомков янычар.

Турки, еще недавно жавшие атаку по всем фронтам, обещая в скором времени ухнуть из обороны в контрнаступление, сломались.

Я что было мочи рванул к развалинам башни – может быть, сама она и утратила былой блеск и силу, но представлять опасность не перестала.

Защитники укрепления встали перед нами стеной, вклинились в наши ряды и навязали бой.

Выскочивший прямо передо мной турок замахнулся ятаганом, но я оказался шустрее – вспорол ему брюхо от самого живота и до шеи. Пинком толкнул его в груду подступающих вражеских пехотинцев. Медик, словно жутко молчаливое воплощение Кондратьича, загонял в винтовку один патрон за другим. Боевым магом он высекал заклинания. И почему только ничего подобного Кондратьич не догадался взять с собой туда, в туннели? Там бы такая штука пригодилась как никогда кстати.

Правый фланг рвал и метал. Единым потоком людей он вклинился в остатки вражеской пехоты, сметая ее на корню. Слабое сопротивление стражей врат было подавлено меньше чем за секунду – в самом деле, на что надеялись те два олуха, тупо уставившиеся на несущуюся прямо на них волну?

Ворота распахнулись еще до того, как кто-то успел поднести к ним взрывчатку – толщь дерева обрушилась на еще только готовящих заряд саперов. Армия, невесть откуда взявшаяся, хлынула на нас, стылой водой вмешалась в жар нашей атаки.

И тут я увидел его.

Костолом Орлова был прекрасен в своем величии. Обнаженный по пояс, презревший броню как класс, он вырвался едва ли не из-под земли, раскидывая выживших защитников башни, словно кегли. Голый торс блестел от пота, на могучем теле играли и лоснились круглые, покатые мышцы – ему не хватало разве что солнечных очков на носу.

Право зваться костоломом он отрабатывал на все сто – ломал шеи туркам, словно куропаткам. Могучими ударами сотрясал землю, вырывая равновесие прямо из-под ног противника. Могучие прыжки с молодецким уханьем всегда заканчивались тем, что свою жизнь под его ботинками кончали несколько солдат. Не давая в ужасе бежать их собратьям, словно вшивых котов, он ловил их за шкирку, ломал о колено. Грохот боя то и дело прерывался мерзкими хрустом и хлюпаньем.

Орлов не давал усомниться и в своих способностях. Мажорчик, не так уж и редко лажавший на глазах у остальных, получил свои пять минут славы. Будь здесь девчонки, они визжали бы от радости. Красные, невероятных размеров звенья цепи простирались из его рук. Он вертелся веретеном, обращаясь в воистину вихрь смерти, размалывая всякого, кому не посчастливилось оказаться на его пути.

Чародейские кандалы опутывали собой потомков янычар горстями. Словно жуткий судья, Орлов был верен заветам своего отца и безжалостно выносил им один кровавый приговор за другим.

Мы с Лиллит переглянулись: противники и в самом деле были не лыком шиты. Не полагаясь на одну лишь магию, Орлов крошил подступающих к нему турков офицерским кортиком: тот жалил, словно взбешенная пчела.

Позади них был точно такой же медик, как и у нас, но прихрамывал на обе ноги. То ли умел лечить только остальных, то ли в этом был какой-то особый сакральный смысл.

Я глянул на нашего работника отхила и оживления и лишь покачал головой. В данной истории он непись – видит во мне союзника, в турках врага, а что там до других игроков на этом поле боя, так они его попросту не касаются.

Остановившись лишь на миг, переводя дух, сделав морду посерьезней, мажорчик будто отринул все прежние детские глупости. Чувство войны захватило его с головой, не выпуская из плена горячки боя. Ему жаждалось не крови и чужой смерти. Ему хотелось победы – он словно видел ее перед собой как нечто, чего можно коснуться руками.

Командирским, не хуже, чем у Николаевича, голосом, не дрогнув, он выкрикивал одну жизнеутверждающую тираду за другой – славословия русскому оружию лились с его уст, словно мед.

Прокачанное лидерство помогло ему впихнуть в души окружавших нас солдат уверенность, стерло хоть какие-то намеки на трусость. Вот, значит, откуда и почему все время слышались эти громогласные «ура».

– Рысев, – не заметить меня он попросту не мог. Усмехнулся мне, словно старому другу, в глубине глаз сверкнул озорной, недобрый огонек. – Я все думал, когда же твоя мерзкая рожа соизволит показаться здесь? Пока я прорывался с боями сюда, ты почивал на лаврах и ждал, когда выпадет шанс, чтобы взять меня готовенького, победить уставшего?

Оправдываться я не собирался, да и, в конце концов, паскудник как минимум не знал, что я спас нашу же армию от происков засадного полка. Не слышал, что ли, взрыва?

– Ну тогда давай.

Он широко расставил руки, разом обращаясь в доступную для всех мишень. Турки метили в него – я это знал, но пули лишь дробью колотили гранит стен, беспощадно вгрызаясь в остатки некогда величественной башни. Он махнул рукой – цепь, словно плеть, мазнула по стрелкам, сбивая их головы. Безумная улыбка пробежала по лицу Орлова.

Мальчишка словно желал показать мне, на что способен. Звериная жестокость, с которой он расправлялся с врагами, должна была стать для меня предупреждением. Он словно пытался сказать, чтобы я развернулся и трусливо показал тылы.

Даже если так сделаю, понял я, он атакует. Ударит в спину убегающему и не постесняется потом обвинить меня в трусости.

Покалечит, вспомнилось мне предупреждение Женьки.

Сломает спину – что будешь делать тогда, вопрошала взбешенная, узнавшая о скорой дуэли Майка?

В голову лезла всякая глупость. Чушь, бред, чепуха.

– Что же ты стоишь. Рысев? Оробел? Ты был столь отчаянно отважен в последние дни, правда? Словно в тебя вселились бесы, из мелкого, никчемного крысеныша ты превратился в готового на любую пакость подонка!

Нутро, как и прежде, спешило предупредить об опасности. Ясночтение вздрогнуло, завибрировало. Ничего не говоря, я пихнул Лиллит в сторону, сам бросился в другую.

Земля под нашими ногами взорвалась. Брызгами ударила в глаза. Костолом, словно обратившись в огромного крота, пробивал себе путь прямо сквозь землю. Громадная туша выросла перед нами. Я выхватил кортик, но великан оказался куда проворней, чем я ожидал. Он схватил меня за голову, ребром ладони выбил из рук оружие. Словно законную добычу, швырнул под ноги своему хозяину.

Я интересовал его в самую последнюю очередь – больше всего ему хотелось добраться до Лиллит. В девчонке он видел равную: будто всю свою жизнь только и делал, что мечтал о таком сражении.

Моя подручная пугливо попятилась, врезалась спиной в каменные обломки. Оглянулась – нападать костолом не спешил. Теперь он позволил себе насмешку – хрустел костяшками пальцев, играл мышцами, разминал шею. Ему хватило бы всего одного удара, чтобы обнулить полоску здоровья Лиллит. А ему всего-то и хотелось, что поиграть с этой маленькой мышкой.

Орлов схватил меня за шкирку, рывком ставя на ноги, толкнул от себя прочь. По истерзанным плитам пола загрохотал ятаган – словно Орлов хотел прочертить меж нами последнюю грань.

Он здесь герой, а я презренный янычар.

– Возьми железку, Рысев. Я мог бы удавить тебя прямо здесь, и ты это прекрасно знаешь. Но мне не хочется проливать твою поганую кровь в стенах этого почтенного заведения. Вставай, падаль! Дерись, как…

Я не дал ему договорить. Эфемерное зрение сразу же указало мне всю гамму переполнявших его чувств. Он подавился, кашлянул, когда я узлом завязал его ярость, заставил ей же поперхнуться. Ятаган сам лег мне в руку – оружие чужое, неудобное для рук – Валерьевна не учила таким выписывать кренделя.

Мы схлестнулись в яростной атаке – кортик противника прочертил полосу в воздухе, тотчас же отмерил защитный символ, норовя вот-вот вывести его в имя будущей атаки – видать, Орлов не так уж и плохо усвоил прежние уроки.

Я почти что читал каждое его движение, видел, что он будет делать дальше. Ясночтение слилось в экстазе с зрением, что даровала мне Лиллит: переплетение чувств указывали едва ли не на то, в какую сторону он будет бить.

Орлов оказался более непредсказуем – словно распознав после первых неудачных ударов, что я вижу все, резко сменил тактику. Думал об одном, делал совершенно другое. Кто бы мог подумать, что он окажется столь хорошо обучаемым?

Я схватил его же собственные чувства связующими нитями, перехватил ятаган, во второй скомкал сумбур – ударил сначала клинком, заставив мажорчика открыться, лишь после опустил на его открывшееся передо мной плечо сумбур.

Мана взорвалась в нем единым потоком. Ударила прямо в голову – не выдержав, Орлов попятился, кровь брызнула из носа.

– Что за… поганец! – Он ярился с каждой секундой, не зная и не желая знать хоть что-то про внутреннее равновесие. Карьеру он точно выбрал правильную – такие, как он, всегда и в первую очередь хотят мчаться с шашкой наголо и вперед. Не оборачиваясь.

Он жаждал взять меня с наскока – едва восстановившись, вновь оказавшись на ногах, он бросился в яростную атаку. Кортик в его руках выписывал кренделя, пробуя на вкус мою кривую до безобразия защиту. Тяжелые кандалы стали стократно легче после того, как полная полоска маны Орлова соизволила похудеть под воздействием сумбура – словно чуя, что запас сил теперь не столь огромен, сын судьи пользовался своими умениями экономней.

Цепь, проламывая пол, вырвалась прямо из-под земли. Защелка наручника едва не застегнулась на моем запястье – я нырнул в сторону в самый последний момент. Перекатился, встретил его напор ответным ударом, рывком толкнул от себя прочь. Вскакивая, тут же засадил мерзавцу ногой в живот. Заставил согнуться пополам – клинок из его рук тотчас же заскользил по плитам пола. Пытаясь восстановить дыхание, Орлов бухнулся на пятую точку, опрокинул все, что стояла на столе, схватившись за скатерть.

В ушах повис звон бьющейся посуды. Не помня самого себя, впав в жидкий, неизбывный азарт, я занес тяжесть турецкого ятагана над собой, собираясь обрушить его на голову несчастного.

«Мы не желаем того, чтобы в стенах этого заведения проливалась кровь» – слова Николаевича сами всплыли в голове, подарив мажорчику так нужную ему секунду. Чародейская цепь рванулась с вытянутых рук мажора, тонкой струей затянулась на моей шее. Кандалы всей своей тяжестью не давали мне сдвинуться с места, будто приковали: Орлов резко дернул мою удавку, заставив тяжело рухнуть рядом с ним. Не знаю, что там видели наши однокурсники, но в своей тяге достать друг дружку мы были похожи на уличных котов.

Стена рядом с нами сначала захрустела, лишь после взорвалась крошевом осколков – вдвоем с Орловым, забыв друг о дружке на мгновение, мы не без удивления взирали на наших подручных.

Костолом, словно шкаф, рухнул наземь в груду кирпичей, раскинулся, как на троне. Лиллит явилась перед ним прямиком из небытия, приземлилась ногами на широкую грудь – маленький, девичий кулачок врезался в мясистый нос. Голова костолома дернулась, словно затрещины ему отвешивала не девчонка от горшка-два-вершка, а трехтонный великан.

Следующим ударам он случиться не дал – огромная лапища сжалась на ей ручонке: рывком он сдернул ее с себя, словно паршивую кошку. Кукловод сопротивлялась, как умела. Отчаянье толкало ее на безумства, желание победить в этой неравной схватке дергало за ниточки импровизации. Широко разинув рот от удивления, я впервые в своей жизни видел то, что проворачивал сам.

Лиллит схватилась за нить чуждой ей ярости, рванула ее на себя за миг до того, как исполинский кулак размазал ее по ближайшей стене – будто забыв, что имеет дело с тщедушной девицей, здоровяк бил в полную силу. Лиллит выскользнула из его рук, в мгновение ока схлопнувшись в искристый поток. Словно пламя по бикфордову шнуру, едва уловимая взглядом, она оказалась за спиной у великана. Едва поднявшийся, он чуть не рухнул вновь, когда ее ноги врезались прямо в его шею. Моя подопечная, оскалившись, не желала заканчивать атаку: вонзившись ногами в его спину, опутала несчастного связующими нитями со своих рук, резко дернув на себя – широко раскрыв рот, хватая последние остатки воздуха, костолом рухнул на колени.

– Бейся, паскуда! – Орлов подскочил ко мне в яростной атаке. Бить со спины отвлеченного меня ему не позволила то ли совесть, то ли глупость. Выкрик помог выставить блок перед собой.

Клинки схлестнулись, высекая искры. Оба оскалившиеся до остервенения, мы давили друг на дружку. Мне до бесконечного не хватало той силы, которой я обладал раньше. Тело так и желало сунуться под первый удар, подарить врагу преждевременный восторг будущей победы – чтобы через мгновение нанести сокрушительный удар.

Будь при мне дьявольская сила или теневая хватка, бой мог бы уже закончиться. Орлов не желал сдаваться, как раз ровным счетом наоборот. Он вкладывал в каждый последующий удар все больше и больше сил, будто в надежде, что мой клинок окажется мудрее, сдастся и хрустнет на его милость, просыплется наземь осколками.

Когда грубость силы не сработала, мажорчик всего на миг отступил, чтобы перевести дыхание. Я рванул к нему, выиграв свой шанс, но вдруг проснувшийся здравый смысл внял пробудившемуся внутри чувству тревоги. Ясночтение выхватило ловушку передо мной едва ли не в самый последний момент.

Инерция тащила меня вперед – словно неуклюжий порос, я подался в сторону, впечатался плечом в обломок стены. Орлов воспользовался моей заминкой: его клинок воспарил надо мной, а я вдруг понял, что не успею защититься. Словно назло, под рукой не было ни одной связующей нити. Те, что шли от самого мажорчика, девичьими волосами извивались за его спиной, не спеша лечь в мою хватку.

Булыжник прилетел ему прямо в голову из ниоткуда. Лиллит, будто малое дитя, набрав охапку камешков, наивно прижимая их к груди, отчаянно и зло метила следующий снаряд в него.

Орлов отступил, качнув головой, встретил последующий камень широким размахом – остро заточенная, крепкая сталь перерубила брошенный в него камень надвое. Цепь плетью хлестнула Лиллит по спине. Не ожидавшая подобного девчонка оторопела – спазм боли сковал все ее движения, заставил рухнуть, нелепо просыпались собранные камни.

Сын судьи выглядел не лучше, чем злокозненный паук. Когда мы начинали, в нем были лишь презрение, ненависть и крупица ярости. Сейчас последняя правила бал в его душе, заслоняя здравость мыслей. Будто желая воздать ей за поражение своего подопечного, уже лежавшую, он что есть сил огрел чародейской плетью – ожог, коснувшийся спины Лиллит запунцовел, готов был побежать волдырями.

Следующий его размах я принял на свою руку – запястье будто бы вспыхнуло огнем. Боль побежала кровью по моим венам, норовя обратиться беспомощной слабостью. Бритвой Оккама я отсек ее от себя – словно разобиженный змей, она заспешила прочь, в недра сознания.

– Да что… ты… за тварь… такая?

Орлов рычал. Яростные взмахи плети впивались в мое тело. Я не слышал, но чувствовал, как хрустят мои кости. Николаевич, инфантер-генерал по ту сторону всего происходящего, должен был уже остановить нашу дуэль, понять, что она зашла излишне далеко. Из соревновательной части мы вырвались в мордобой. Не до крови – до смерти.

Чародейская цепь хлестнула по руке, затянулась узлом на ятагане, вырвала его прочь. Кандалы одни за другими падали мне на печи, желая задержать. Заклинательские клинья нещадно вгрызались мне под кожу, впиваясь в самую душу, отчаянно натягивались – и рвались.

Я был покорен теперь одной лишь собственной ярости.

Будь при мне внутренний демон, он бы возликовал тому пути, который я выбрал. Не взирая на все колдунства, что потоком пролил на меня мажорчик, я в едином прыжке рванул к нему. Словно в отчаянии, не зная, что делать дальше, он швырнул себе под ноги ловушку – мои связующие нити поймали его заклинание еще до того, как оно успело родиться, комком швырнули прочь. Орлов протяжно заскулил, когда мой кулак врезался ему в живот.

О нет, братец, так легко ты у меня не отделаешься! Боль красным потоком, будто кровь, хлынула из паршивца – я схватил ее обеими руками, будто желая проникнуть вглубь, жечь поганца изнутри. Подарки Сатаны раньше позволяли мне жалить всего лишь одним прикосновением пальца, умения же кукловода работали иначе. Я пустил по потокам его боли собственную ману. Скулеж в мгновение ока обратился в хрип: выкатив глаза от нестерпимых страданий, Орлов жаждал лишь одного – ухнуть с головой в пучины бессознательного.

Я не позволял, всякий раз выхватывая его из этого спасения, заставляя мучиться все больше и больше.

Мир перед нами вдруг вздрогнул – мы, смотревшие друг дружке в глаза ненавидящим, испепеляющим взором, рухнули на пол.

Системные сообщения, будто желая привести нас обоих в чувство, хлопали крыльями по воздуху, а мне еще и в логе прямо по голове.

Я ненароком глянул на цифру под облаками – наши солдаты, еще недавно столь отважно рвавшие вражину и продвигавшиеся вперед, не просто несли потери – счетчик смертей отсчитывал их гибель, не ведая остановки.

Я выглянул сквозь прореху в стене – тот самый колдун, о котором мне говорил солдатик, во всем своем многообразии вышагивал на нас в исполинской броне.

– Какого черта? – брякнул Орлов у меня из-за спины, не спеша нападать. Я проследил за его взглядом – и у меня родился точно такой же вопрос.

Какого, мать вашу, черта?

Из клубов дыма и пыли выкатился цветастый шар, будто желающий похвалиться всеми цветами, а в особенности красным, сразу. Не сразу, но я понял, что это наши солдаты. Слепленные в единый комок, мертвые, они катились по земле гигантским ядром. Войска, готовые брать Армарскую крепость, таяли на глазах. Их отвага обращалась в ничто, их души уходили в силу колдуна.

ВНИМАНИЕ!

Ваш враг начал контрнаступление! Удержите позиции или вам будет засчитано поражение!

Орлов прочитал то же самое, что явилось и перед моими глазами. Встать ему было трудно – боль, которой я терзал его одной лишь ненависти ради, все еще властвовала в его теле. Никак не желала уходить. Моя же, наоборот, спешила вернуться.

Лекари – мой и Орлова – явились едва ли не из воздуха, осыпали нас целебными заклинаниями.

– Нам надо объединиться, Рысев.

– Что?

– Ты оглох? Нам надо объединиться! Ты паскуда, подлец и тварь! Но если мы проиграем, позор падет на оба наших рода. Ты хоть понимаешь, что это значит?

Я не понимал. Окинул взором бывшего соперника – эфемерное зрение было непреклонно и кивало: он говорит правду и от всей души.

Я облизнул высохшие губы, прищурился, глядя на ту мерзость, что породил этот колдун – если такого и бить, то точно вдвоем…

Глава 5

По воздуху, будто крылья, хлопали размашистые края ковра-самолета. От бахромы рябило в глазах, узор извивался, будто воистину был живым. Сидящий на нем старец был невозмутим. Закрыв глаза, с головой ухнув за пределы реальности, провалившись в медитацию транса, он тащил за собой тысячу и одно заклинание.

Пушки? Туркам не нужны были пушки при таком чародее.

Словно божественная кара, он низвергал на головы наших солдат огненные дожди. Небо над нами хрустнуло, побежало трещинами – голубая синь раскрылась алой, плещущей жаром раной. Будто из портала в саму преисподнюю, оттуда серным огнем лились пылающие булыжники.

Ковер, будто будучи с колдуном заодно, оставлял после себя дымчатое грозовое облако. Хмурящееся тучей, оно извергало молниеносный гнев на всякого, кому не посчастливилось оказаться рядом. Не хватало разве только что кислотного дождя до кучи, но что-то подсказывало, что у этой бестии есть нечто подобное.

Колдун не ведал жалости. В своей жестокости ему жаждалось указать неверным, какая судьба постигнет каждого из них – мясное ядро из окровавленных человеческих тел мрачным зрелищем надвигалось на ряды наших солдат.

По чародею стреляли. Мне, выглядывающему из развалин башни, отсюда казалось, что я слышу всю ту волну ужаса, что сотрясает наших бойцов от одного только зрелища того, что происходит. Но жажда мести была в них сильнее. Безликие болванчики, фантомы прошлого, всего лишь статисты на поле схватки чужих сражений, они несли в себе заряд самих себя из прошлого. Пусть малый, бесконечно ничтожный и фальшивый до основания, но даже его хватало с лихвой, чтобы восхититься.