banner banner banner
Его заложница
Его заложница
Оценить:
 Рейтинг: 0

Его заложница

Он тормозит на парковке возле СИЗО, но мотор не глушит.

– Ты до которого времени на практике?

– До двенадцати.

– Заберу тогда. И, Лиса… – смотрит внимательно прямо в глаза. – Без выкрутасов давай, хорошо?

Закатываю глаза и, скинув ремень, дёргаю ручку машины. Конечно, папочка, куда уж мне, глупенькой.

Штатного психолога изолятора сегодня нет и, как сказал крыс Борьков, не будет. Что-то там по семейным. Поэтому практикантов распределяют по конторе помогать с бумажками разбираться. Удобно, чего уж. Но практикант на то и практикант – бесплатная рабсила.

Меня отправляют в кабинет начальника изолятора и поручают очень важную работу – вносить данные из архивных документов в программу для оцифровки. Пять лет вуза, пять лет ожиданий ворваться в профессию, пять лет романтики – и вот. Вбивай циферки с пожелтевших документов.

Но делать нечего. Сижу и выполняю то, что поручили. Говорить с начальником и с куратором практики в универе о переводе не спешу. В конце дня сделаю это. А пока пытаюсь эмоционально проглотить это соглашение с отцом.

Начальник занимается своими делами. В кабинете бывает редко, так что я тут практически одна постоянно сижу. Часа два точно. А потом он врывается злой и возмущённый, разговаривая по телефону. Меня, сидящую в углу за столом с дополнительным компьютером, игнорирует.

– Ляна Борисовна, какого хрена? – Кажется, гнев его обращён на штатную психологиню СИЗО. – Ты сказала, что всё сделано, поэтому тебе нужен отгул! Ни хера не сделано! С меня прокурор результаты психологического тестирования Шторма трясёт уже сутки. Ему срочно! Дело громкое! Пресса и вся прочая фигня как собаки голодные.

Я перестаю печатать и прислушиваюсь.

– Да какие практиканты, блять, они желторотые! Давай езжай. Мне плевать, что ты там занята. Свадьба не свадьба там у твоих родственников – с меня прокурор штаны снимет и поимеет, если я не предоставлю документы!

Он швыряет выключенный телефон на стол, обозвав сквозь зубы психологиню козой.

– Нахера я вообще держу эту бабищу, – бубнит под нос. – Только и знает, свои дела решать. Работать не хочет.

Меня он замечает будто случайно. Хмурится сначала – видно, что не особенно рад, что у его эмоций есть свидетель.

– Извини, девочка, – говорит негромко. – Бесят эти тунеядцы.

Мысль о возможности простреливает резко. Откашливаюсь, встаю и со всей серьёзностью профессионала смотрю на начальника.

– Лев Вениаминович, я могу взять на себя обязанности Ляны Борисовны сегодня. Я завершаю обучение на практического психолога и как раз прохожу у вас практику. И, в принципе, собираюсь связать свою профессиональную деятельность с пенитенциарной системой.

Ладно, последнее уже я придумала прямо сейчас.

Он смотрит внимательно, поставив руки в бока, а я с достоинством выдерживаю его взгляд, приняв деловой вид.

– Там ничего сложного, – пожимаю плечами, показывая, что справлюсь с лёгкостью. – У Ляны Борисовны есть стандартизированные формы опросников, есть инструкция. Я проведу тестирование подозреваемого и потом обработаю результаты. Всё займёт не более двух часов.

Он думает. Решается. Но я уже вижу, что «снятые прокурором штаны» не сильно прельщают Льва Вениаминовича.

– Девочка, а ты вообще в курсе, какая статья у Руслана Шторма?

– Да, – киваю, стараясь не выказывать заинтересованности больше, чем должно быть у горящего энтузиазмом молодого специалиста. – Я изучала его дело.

– Не боишься?

– Я осознанно шла в профессию, Лев Вениаминович, – отвечаю важно.

– Ладно. Готовься. Возьми на вахте ключ от кабинета Ляны Борисовны, посмотри, где там эти бумажки. Через двадцать минут тебя будет ждать конвоир у ворот в режимный корпус, чтобы сопроводить на встречу с заключённым.

Сил приходится приложить немало, чтобы не взвизгнуть от представившейся возможности и пройти к выходу степенно и важно. Пока спускаюсь к вахте, меня едва ли не лихорадить начинает.

Да, папочка, я переведусь. Прямо сегодня, как и обещала. Но сначала сделаю хоть что-то из задуманного – я встречусь со Штормом.

Глава 5

У Ляны Борисовны действительно в кабинете чёрт ногу сломит. Не знаю, как она находит нужное. Журналы учёта и регистрации стоят в разных местах, бланки для опросников просто вперемешку навалены в лотки, на столе под стеклом бессчётное множество всяких разноцветных заметок с настолько старыми датами, что уверена, если я сейчас выброшу бо?льшую часть этих листочков – Ляна Борисовна и не заметит. Приходится хорошенько постараться, чтобы найти нужные бланки.

Плюс я ещё жутко нервничаю. Пытаюсь успокоиться, ведь именно к этому моменту я и стремилась. Даже с отцом на конфликт пошла! А теперь руки дрожат и кожа на ладонях влажная. Не хватало ещё, чтобы это сочли за неуверенность.

– Нашла! – Вытаскиваю файл с распечатанными первичными личностными опросниками.

Но это оказывается настоящий «винегрет». Один лист от опросника на диагностику депрессии по шкале Бекка, другой по Спилбергу на тревожность, по Томасу на конфликтность. А комплексного первичного нет!

Приходится включить компьютер и хорошенько поискать, чтобы найти стандартизованный первичный. В компьютере, к слову, ситуация ещё хуже. Абсолютно все файлы и папки разбросаны на рабочем столе. Они такие мелкие, что приходится на каждый наводить курсор, чтобы выпало название.

Наконец, нахожу нужный файл, распечатываю и всё складываю в стопку. Смотрю на себя в большое зеркало, что висит возле двери. Боже, у меня глаза сверкают, словно я температурю. Хотя, может, так и есть.

Сколько мы не виделись? Лет десять. Это ведь я наблюдала за ним со зрительских трибун и с экрана телевизора. А он меня в последний раз видел ещё подростком, когда после его первой победы мама настояла на праздничном ужине у нас дома.

Я тогда сидела почти всё время молча и едва дышала. Даже есть не могла. Мне казалось, что Шторм тогда собой занял всю нашу огромную гостиную, вытеснив всё остальное и все мои мысли из головы. И, конечно же, он не отнёсся тогда ко мне серьёзно. Да и как бы это могло быть? Мне было тринадцать… Заметил ли вообще?

Переплетаю пучок на голове и поправляю жакет. Не сдерживаюсь и немного покусываю губы, чтобы выглядели слегка припухшими. Ох, видел бы меня сейчас папа… Но лучше, конечно, не надо.

Беру документы и иду к воротам в режимный корпус, где меня уже ждёт сопровождающий. Он даёт короткие инструкции, а потом велит следовать за ним.

Иду уверенно, чеканя шаги. Но сердце грохочет в груди так, что мне кажется, его бой слышен на весь коридор.

Шторм уже в допросной. Руки скованы наручниками. Сердце ёкает, когда вижу его таким. Не на ринге в лучах славы, а вот так… В клетке, словно он зверь, а не человек. Но тем не менее он не выглядит удручённым или унылым. Всё такой же прямой твёрдый взгляд, всё так же гордо поднята голова и расправлены плечи.

– Добрый день, Руслан Русланович, – говорю, незаметно прочистив горло, пока конвоир занимает место за спиной Шторма. – Меня зовут Алиса Алексеевна, я замещаю штатного психолога и должна провести стандартное психологическое диагностирование.

– Добрый, – окатывает меня равнодушным взглядом. – Надо – значит, проводите.

Он меня не узнал. На имя внимания не обратил, да и мало ли Алис Алексеевен. Предполагаю, что он, в отличие от меня, все эти годы совершенно не думал обо мне. С чего бы ему вспоминать малолетку какую-то? Пусть и дочку его тренера.

Опускаюсь на стул напротив, ощущая жуткое напряжение в мышцах, будто лом в спину вставили. Словно на гвозди я села, а не на стул. Приходится хорошенько себя одёрнуть, чтобы не пялиться на него во все глаза.

– Вот здесь есть вопросы, на которые вам нужно ответить, – протягиваю по столу первый лист. – Пожалуйста, прочитайте внимательно и ответьте максимально честно. Пишите разборчиво. Если что-то будет непонятно – спрашивайте.

Руслан кивает и подтягивает к себе листок. Берёт ручку и начинает отвечать на вопросы. Пишет размашисто, быстро выводя ровные буквы.

В полной тишине слышен только лёгкий скрип ручки о бумагу. Ну и мой пульс, наверное.

Я рассматриваю его. Резкую линию тёмных бровей, прямой, немного с горбинкой нос, волевой подбородок, покрытый лёгкой щетиной, плотно сжатые чётко очерченные губы.