– Я разожгу камин, – предложила она, найдя повод остаться и послушать.
– Не утруждайте себя, – сказал Район. – Мы здесь не задержимся, так что не стоит нагревать комнату.
– Отец ничего не ел с самого завтрака, – обратилась я к экономке. – Принесите, пожалуйста, чай и бисквиты.
Миссис Уорден не двинулась с места.
– Пожалуйста, – с нажимом попросила я.
Экономка с неохотой отправилась выполнять свои обязанности, при этом едва не застряла широченным платьем в дверях. Я предположила, что она станет подслушивать из кухни.
После ухода миссис Уорден все мужчины по очереди – сказывалась холодная погода – воспользовались тем, что отец продолжал именовать уборной. Она находится у нас на первом этаже. Несмотря на то что живем мы в фешенебельном районе Лондона, где специальная компания подает воду в жилые дома, работает система ненадежно. Если бы уборная располагалась выше, давления воды для ее нормальной работы было бы недостаточно.
Хотя все в доме ходили туда-сюда, я заметила, как отец украдкой поднялся по лестнице, а через пару минут вернулся в гостиную. В помещении было довольно прохладно, но лоб отца покрывала испарина. Утром он тоже вспотел, но тогда лоб блестел от физических упражнений, а сейчас… такого рода испарина была мне, к сожалению, хорошо знакома и могла означать только одно.
– О, отец, – прошептала я с досадой.
Он только пожал плечами. Пальто с левой стороны оттопыривалось – там, конечно же, находилась фляжка с лауданумом. В общем, этого следовало ожидать – ведь я знаю, как тяжело (в физическом смысле) отцу, когда он общается с чужими людьми.
– Что вы хотели сказать этим «о, отец»? Что – то важное? – полюбопытствовал констебль Беккер.
Взгляд его перебегал с моего лица на лицо отца. При свете горевшей в гостиной лампы я увидела на подбородке у констебля шрам. Впрочем, этот маленький изъян его нисколько не портил.
– Дочь просто обратила мое внимание, что она очень устала.
– Отец, совсем наоборот.
– Вчера вечером вы отправились на прогулку? – спросил Район.
– В последнее время я неспокойно себя чувствую, – ответил отец. – Не стыжусь признаться, что задолжал большие суммы денег. Мне пришлось единовременно внести арендную плату за шесть квартир.
– Отец, если бы не твои книги, тебе не нужно было бы столько. – Я повернулась к констеблю и пояснила: – Он забивает книгами один дом, потом снимает другой и так далее.
– Эмили, это семейное дело, и давай не будем выносить сор из избы. Некоторые домовладельцы были настолько бессердечны, – сообщил отец, обращаясь к полицейским, – что волокли меня в суды и даже в тюрьму.
– В тюрьму? – встрепенулся Район.
– Да, в тюрьму. И как я мог, по-вашему, там работать, чтобы расплатиться с долгами и содержать свою дорогую, ныне покойную, жену и восьмерых (тогда восьмерых) детишек? Спасибо друзьям, которые погасили мои долги, так что я смог выйти на свободу. Но теперь, как вы понимаете, я был должен еще и друзьям, так же как домовладельцам, мяснику и пекарю. Видите, это нарастало как снежный ком. Порой, чтобы не попасть в лапы бейлифа, я вынужден был ночевать в стогу сена. Но все это сущие мелочи по сравнению с тем, что мне довелось пережить, когда я в возрасте семнадцати лет жил на холодных лондонских улицах.
Констебль нахмурился.
– Мисс Де Квинси, ваш отец всегда разговаривает подобным образом?
– Каким? – удивился отец.
– Столько слов и так быстро.
– Не быстро, – возразил отец. – Это все остальные говорят медленно. Я просто вязну в их речах и страстно желаю, чтобы они побыстрее облекали мысли в слова. Ммм, констебль Беккер, не хотелось бы, чтобы вы сочли это за дерзость, но у вас левая штанина ниже колена в крови.
– В крови? – Констебль взглянул на ногу. – Да. Наверное, разошелся один из швов.
– Что с вами случилось?
– Прошлой ночью на меня напали две свиньи.
Теперь уже отец казался сбитым с толку.
Миссис Уорден протиснулась в дверь и поставила на стол поднос с чашками, чайником и тарелочкой с бисквитами. Разлила чай, но не вышла из комнаты, а встала в сторонке.
– Благодарю вас.
Тоном, каким это было сказано, инспектор Райан дал понять, что экономка может удалиться.
Разочарованная миссис Уорден отправилась на кухню, где, несомненно, продолжила подслушивать.
– Итак, вы говорили об убийствах, – произнес отец.
– Да, – кивнул инспектор. – Это произошло вчера вечером недалеко от Рэтклифф-хайвей.
Голубые глаза отца сузились.
– Сколько убитых?
– Пятеро. Трое взрослых и двое детей.
– Господи, – вздохнул отец, с сокрушенным видом полез в левый внутренний карман пальто, вытащил фляжку и налил рубиновую жидкость в чайную чашку.
– Что вы делаете? – спросил Райан.
– Принимаю лекарство.
– Лекарство? И что же разливают во фляжки? Алкоголь?
– Нет. То есть да, в некотором роде. Нет.
– Только не говорите, что это лауданум.
– Я вам уже сказал: я принимаю лекарство. У меня жуткие лицевые боли, и лауданум – единственное средство, которое может их облегчить.
– Лицевые боли?
– А также расстройство желудка, – добавил отец и сделал большой глоток. – Еще с юношеских времен.
– Но вы выпили не меньше унции, – ужаснулся констебль.
Отец отхлебнул еще рубиновой жидкости.
– Остановитесь. – Констебль потянулся к чашке. – Боже мой, вы что, пытаетесь убить себя?
