Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Сема положил сумму на срочный вклад, присовокупил к уже имеющейся. Поехал обратно.

Неожиданно почувствовал нестерпимый звон в ушах. Повернул руль и поставил машину возле гостиницы «Пекин», в неположенном месте. Там нельзя было парковаться.

К машине резво подбежал пузатый мент в предвкушении навара: машина дорогая, значит, владелец с деньгами и не будет мелочиться.

Владелец сидел положив голову на руль. Должно быть, выпил. Штраф удваивался и даже утраивался, но водитель в переговоры не вступал. Он умер. Душа отлетела. Но не далеко. Она была еще в машине, и полицейский ее чувствовал.

Тягостно присутствовать при финише человеческой жизни: добежал, коснулся ленточки – и привет… Все вокруг как прежде, а тебя нет и уже не будет нигде и никогда.

Полицейский снял фуражку. Снежинки падали и застревали в его волосах.

Анна Андреевна не выла, тихо плакала. Только после смерти она оценила мужа: настоящий мужчина – защитник, добытчик, любовник, а не уж на сковороде, каким был профессор Юрий Вениаминович.

На Кавказе за такое поведение мужчину убивают, и правильно делают.

Анна Андреевна попросила Сабира увеличить фотокарточку Семы, поставить в рамку. Получился портрет, на котором Сема, улыбаясь, держал перед собой большую пивную кружку темного стекла – такой живой и жизнелюбивый. Сема с портрета сопровождал Анну взглядом, куда бы она ни переместилась.

Так и жили вместе: Сема и Анна. Можно добавить: и Сабир, но именно добавить, как стекло поверх фотографии. Чужой человек – и есть чужой. На него невозможно заорать, оскорбить, упрекнуть. А иногда так хочется выпустить пар. Просто необходимо, тем более что Анна Андреевна – Скорпион, Скорпионы жалят, когда надо и не надо.

На Сабира легли похороны, поминки, девятый день, сороковой день, походы в загс за свидетельством о смерти. Но главная его забота – Анна Андреевна. Она стала пить и напиваться. Заставляла покупать коньяк «Хеннесси», говорила, что коньяк расширяет сосуды.

Сабир не знал, что с ней делать. Он с удовольствием сдал бы ее на другие руки, но родственников – никого. Ни одного человека. Только внучка в Америке и невестка Шерилин в той же Америке. Но как их найти? Никак. Анна Андреевна не общалась с американской родней, и те, в свою очередь, не интересовались русскими родственниками, которых они никогда не видели. И вряд ли знали о смерти Семы. Откуда?

В один из дней Анна Андреевна грохнулась на ровном месте и сломала себе передний зуб. Пришлось везти ее в стоматологию и ждать там три часа.

В стоматологии ей выдрали еще три ни в чем не повинных зуба. И предложили поставить импланты плюс коронки из циркония. Общая стоимость – миллион рублей.

– Зачем такая дорогая инвестиция в такое прогоревшее мероприятие, как моя жизнь? – размышляла вслух Анна Андреевна.

– Сколько бы ни осталось, поживете с комфортом, – отвечал Сабир. – Зубы нужны человеку три раза в день.

При этом думал: «Кому достанется дом, деньги в банке, трехкомнатная квартира в Москве на улице Строителей?»

Последние десять лет Тучкевичи жили на даче, и московская квартира стояла брошенной, как забытый корабль. Они ее даже не навещали. Потеряли всякий интерес. После просторного особняка с панорамными окнами, среди деревьев и неба, среди красоты и простора московский дом казался бомжатником. В таких блочных сотах обитает низшая форма жизни, которой все равно где жить.

С возрастом у Анны Андреевны стала слабеть память, то, что было давно, она помнила отчетливо, до мелочей. А короткая, ближняя память совершенно не держалась. Например, пойдет зачем-то на кухню, вдруг останавливается. Зачем пришла? Забыла. Вылетело из головы. Отправилась назад и вдруг вспомнила: а! нужны хозяйственные ножницы. Мозги работали, как «Яндекс». Включалась поисковая программа и выдавала результат. Мозг – биологический компьютер.

Особенно плохо дело обстояло с именами. Хорошо еще, что помнила свое имя.

Второе осложнение старости: портится характер. Переругалась со всеми подругами, кроме одной – Оксаны. А Ритка и Милка пошли под нож.

Ритка – необязательный человек. Пообещала и не сделала. Забыла. Как будто перднула. Все рассеялось без следа. Зачем обещать, спрашивается? Люди надеются, ждут, но на людей ей плевать с высокой колокольни. На день рождения приносит подарки по принципу: на тебе, боже, что мне не гоже. Христос велел отдавать десятину. Ритка за эту десятину задавится.

Вторая подруга, Милка, ни в чем не виновата. Просто растолстела, задница сделалась промышленных размеров. Невозможно смотреть. Анна Андреевна тоже не набрала красоты со временем, но она себя не видела, особенно сзади. А Милку видела и уставала от тяжелого впечатления. Всякое уродство напрягает.

Анна Андреевна очистила пространство от подруг, ей хватало Сабира. Она ждала его с работы, не ужинала без него. Сабир старался нигде не задерживаться, спешил к Анне Андреевне. Ужинали вместе. Потом выходили на открытую террасу. Сидели молча. О чем говорить? А главное – зачем? Так много можно сказать без слов.

Небо всегда разное. И никогда не надоедает. Божье творчество. Не надо посещать выставки. Вот тебе самая прекрасная выставка – небо.

Каждый думал о своем.

Анна Андреевна была счастлива, что она – не одна. В ее душе не было тягостных пустот. Рядом – живой человек, состоящий из труда, благородства и молодости.

Женщины живут дольше мужчин. Природа заботится о женщинах больше, потому что на них главная задача – продолжение рода. Они нужнее. Многие подруги Анны Андреевны, потеряв мужа, завели кота. Кот лучше, чем ничего, но человек лучше, чем кот. Пусть не любовник, но платоническая любовь – это тоже любовь. Как правило, она более духовная, чем плотская, и дольше держится. Анна Андреевна зависела от Сабира, и эта зависимость была ему нужна. Сабир хотел быть нужным кому-то в этом жестоком и равнодушном городе. Старуха стала его семьей.

Время шло. Анна Андреевна поставила новые циркониевые зубы. Они были белые, как унитаз, и старили, как ни странно. Новые зубы в старых губах. Анне Андреевне зубы нравились, поскольку ей было гораздо удобнее жевать.

Однажды за ужином она произнесла:

– Лучше пару лет недожить, чем пережить.

– Как? – переспросил Сабир.

– Лучше умереть на два года раньше, чем на два года позже.

– Не надо приманивать плохое…

– Приманивай – не приманивай, а дорога все равно в одну сторону.

Сабир был на середине жизни, и ему казалось, что он вечен.

– Надо найти Дженну, – продолжала Анна Андреевна.

– Кого? – не понял Сабир.

– Американскую внучку. Я хочу перевести на нее все, что у меня есть. Деньги и недвижимость.

Сабир проглотил кусок мяса не жуя, как корова. Молчал. Глядел на свою хозяйку.

Анна Андреевна метнула в рот рюмку коньяку. У нее это ловко получалось.

– Тогда что я здесь делаю? – спросил Сабир.

– Здесь – это где? – не поняла Анна Андреевна.

– У вас дома. С вами.

– Ты здесь живешь.

– Я с утра до вечера занимаюсь вашими делами, вашими зубами, вашими документами…

Анна Андреевна не верила своим ушам. Ей казалось, что она благодетельница-матушка, а оказывается, она – нагрузка, гремучий прицеп.

– Что ты хочешь? – спросила Анна Андреевна.

– Я хочу, чтобы вы переписали на меня вашу московскую квартиру.

– Ты знаешь, сколько стоит квартира в Москве? – поинтересовалась Анна Андреевна.

– А зачем она вам? Вы ее все равно с собой не возьмете, и за вами не понесут.

Анна Андреевна протрезвела. Она думала, что Сабир – наивный, бескорыстный сын степей. А оказывается, он степной волк, расчетливый и хищный. Но ничего. С волками жить – по-волчьи выть.

– Я подумаю, – сухо сказала Анна Андреевна.

– Сколько? – уточнил Сабир.

– Полгода.

– Хорошо, – согласился Сабир.

– А потом что? – уточнила Анна Андреевна.

– А потом я от вас уйду.

– Куда?

– В свою жизнь.

– У меня комфорт, а в твоей жизни – нищета и достоевщина. Разве тебе здесь плохо?

– Не плохо, – согласился Сабир. – Но мы живем на разных скоростях.

Сабир ответил как шофер. Действительно, старики живут на одних скоростях, а молодые на других.

У Анны Андреевны пропал аппетит. Она встала из-за стола и ушла в свою комнату. Включила телевизор. Шла передача «Пусть говорят». Анна Андреевна не слушала. Пришло осознание реальности. Что есть ее жизнь? Полное одиночество. Пустыня с песком. Миражи. И Сабир – тоже мираж.

И даже кот Барсик живет с ней на разных скоростях: ночью гуляет, днем спит. В доме только жрет и ссыт. И наглая морда, никакой благодарности. И вся прошедшая жизнь кажется миражом. Как будто и не жила.

Дом, как куполом, накрыло напряженное ожидание. Анна Андреевна взвешивала все за и против. Сабир выжидал.

Он по-прежнему закупал продукты, но к ужину являлся не всегда. Анна Андреевна не могла есть одна и часто вообще не ужинала. Обходилась бутербродами.

В доме стали появляться отвергнутые подруги Ритка и Милка. Анна Андреевна приглашала их для консилиума.

Подруги крутили пальцем у виска, намекая на то, что старуха выжила из ума. Всё их поколение, в том числе Анна Андреевна и Сема, пахали всю жизнь, зарабатывали, собирали по крохам свое благосостояние. И что теперь? Отдать все чужому человеку, хитрожопому чурке?

– При живой внучке, – напоминала Милка.

– А где она, эта внучка? – вопрошала Анна Андреевна. – Хоть бы когда-нибудь позвонила, поинтересовалась. Я для нее как боярыня Морозова, исторический персонаж из Древней Руси.

– А почему именно Сабир? – удивлялась Ритка. – Найди себе домработницу, плати зарплату. Будешь ухоженна и не одна.

– Не переношу чужих в доме.

– А Сабир не чужой?

– Нет, не чужой. Я к нему привыкла.

– Если ты завещаешь ему всю свою недвижимость, он тебя убьет, – предупредила Милка.

– Не убьет.

– Почему?

– Он меня любит.

Подруги переглядывались со значением: Анна сбрендила, не иначе.

Приходила третья подруга, Оксана Дмитриевна. Начиналась новая волна обсуждений. Анна Андреевна приводила свои доводы:

– Дженна за океаном, десять часов на самолете, а я могу споткнуться и упасть на ровном месте, как уже было. И меня некому поднять. Я так и буду валяться, пока Дженна не прилетит из Америки? А Сабир рядом. Живой человек. Если он уйдет, я останусь одна во всем доме, как брошенная собака.

– Но не отдавать же квартиру…

– А зачем она мне? Стоит и пылится.

Оксана Дмитриевна хотела сказать: «Отдай мне», но постеснялась.

Анна и Оксана дружили честно и счастливо, но, как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь.

Подруги уходили. Анна Андреевна погружалась в анабиоз, как медведь в спячку.

Сабир, случалось, возвращался под утро. Это была отнюдь не личная жизнь, а длинные рейсы в другие города. Туда и обратно.

Анна Андреевна слышала, как в двери поворачивается ключ, и ее сердце вздрагивало от радости. Вернулся, слава тебе господи…

Как это важно, когда кто-то живет и дышит рядом с тобой.

Сабир осторожно передвигался, ступал мягко, как кот. Боялся разбудить. Тактичный человек.

Анна Андреевна отмечала, как мужественно и стоически сносил Сабир свою рабскую жизнь. Буквально совершал подвиг во имя семьи. Эта жизнь не имела ни конца ни края. А деньги, вырученные за квартиру, решили бы все его проблемы. Почему не помочь хорошему человеку? Лично ей квартира не нужна. Сема оставил в банке такую сумму, которой хватит еще на сто лет. Анна Андреевна не черепаха, два века не проживет. Существует родная внучка, это так. Но какой толк в этом родстве? Их жизни текут в параллельных мирах и не пересекаются.

Америка – это параллельный мир, как океан. Что может быть общего у Анны Андреевны и кита?

Истекал установленный срок. Надо было принять решение. И Анна Андреевна его приняла.

– Я согласна, – сухо сказала она Сабиру.

При этом не предложила даже сесть. Просто бросила два слова по дороге в туалет: «Я согласна».

Сабир стоял перед холодильником, складывал в него молочные продукты: творог, сыр, сметану.

Услышав заветные два слова, он вздрогнул, как будто в него выстрелили.

Все это время Сабиру казалось, что он летит в самолете, терпящем бедствие. И вот самолет благополучно сел. Уф!

Пришла осень, сбросила с деревьев желтые крупные листья. Сабир сгребал листья в кучу, потом поджигал. Густой мутный дым устремлялся в небо.

Оксана Дмитриевна вышла на крыльцо покурить. Внимательно наблюдала за Сабиром.

Сабир поздоровался подобострастно. Он чувствовал, что эта носатая старуха, черная как цыганка, его не любит.

– Как здоровье? – дружелюбно спросил Сабир.

– Не притворяйся шлангом, – ответила «цыганка».

– Как это? – не понял Сабир.

– Ты змея, которая притворяется шлангом.

– Я не змея. Я все прямо говорю, – ответил Сабир. Он понял, о чем речь.

– Ты пользуешься безвыходным положением человека.

– Она сама так решила. Это ее решение.

– Она так решила, потому что ты ее припер к стене.

– Какой стене? Какой припер?

Сабир высоко поднял свои густые полукруглые брови: на что она намекает?

– Ладно, – махнула рукой Оксана Дмитриевна. Выбросила окурок.

На крыльце появилась Анна Андреевна. Оксана Дмитриевна перевела тему.

– Через год у тебя юбилей, – напомнила она. – Ты рада?

– Чему?

– Тому, что дожила.

– А что хорошего в старости? Никакого здоровья, никакой любви.

– Человек должен пройти свой путь до конца.

– Смотря в каком виде…

– В любом. Здесь жизнь, а там волновое состояние.

Старухи замолчали, глядя на костер, где тлели листья.

Были зеленые – красиво, потом стали желтые – тоже красиво, теперь горят. Кремация. Природа завершила свой цикл.

– Юбилей справим, – бодро отозвался Сабир. – Плов сделаем, гостей позовем.

Продажа квартиры затянулась.

Риелтор Лида объяснила, что в стране кризис. У людей нет денег. Никто ничего не покупает, наоборот – продают и уезжают. Рынок стоит. Пришлось опустить цену на двадцать пять процентов. Потом еще на пять.

Длинное затишье.

И вдруг все покатилось, – легко и неожиданно быстро.

Покупателем оказалась молодая женщина с двумя детьми от разных браков. Тихая, одинокая, – откуда деньги? Но деньги были заплачены и переведены на счет Сабира.

Сабир стал жить как белый человек. У него появилась банковская карта.

Деньги не должны лежать мертвым грузом. Они должны работать.

Сабир приступил к воплощению своей мечты: собственный таксопарк. Он – хозяин, как Алик. Сабир приобрел шесть новых машин. Подержанные стоят дешевле, но потом все деньги уйдут на ремонт.

Понадобился офис, регистрация, штат. Все это трудно, когда нет денег. А с деньгами не трудно ничего. В стране действительно кризис, доллар вырос, рубль упал, и люди рады любому заработку.

Сабир легко набрал штат: диспетчер Таня, бухгалтер Николай Егорыч и медсестра Оля.

Таня сидела на телефоне, принимала заказы. Медсестра приходила к восьми утра, мерила водителям давление, проверяла на алкоголь, после чего выдавала путевки.

Бухгалтер Николай Егорыч – тихий пенсионер, свое дело знал. Сабир ему доверял. У Алика бухгалтера не было. Он сам себе бухгалтер, сам считал выручку. Его руки пахли деньгами.

Медсестра Оля – незамужняя, двадцатишестилетняя. Она планировала найти мужа среди водителей и явилась в боевом оперении: короткая юбка, рыжая челка, губы и ресницы накрашены в восемь слоев.

Оля не стала дожидаться, пока ее выберут, и выбрала сама: Сабира. Тому были две причины: начальник и молодой. И относительно свободный. Жена где-то в тьмутаракани не считается.

Сабир не сопротивлялся. Оля была не в его вкусе, но те, кто в его вкусе (женщина возле банка), – недоступны. К тому же Сабир был застенчив, не умел ухаживать, да и времени не было. А Олю судьба ему протянула как таблетку на ладошке. Остается положить в рот и запить водичкой. Сабир так и сделал. Он привел ее в съемную квартиру, когда была Колькина смена.