Мегрэ у коронера

Уже во время допроса сержанта Уорда Мегрэ начал ерзать на своем месте. Да самый бездарный из его инспекторов обязательно задал бы допрашиваемому кое-какие вопросы, а этот судья при всей его дотошности и внешности педанта, похоже, и не думает их ставить.

Конечно, допрос у коронера еще не судебный процесс. Присяжным предстоит только решить, умерла Бесси Митчелл естественной или насильственной смертью, и если смерть была насильственной, явилась она результатом несчастного случая или преступных действий.

При принятии одной из двух последних гипотез окончательное рассмотрение дела будет производиться позже и с другим составом присяжных.

– Расскажите о событиях, происходивших двадцать седьмого июля после семи тридцати вечера.

Не слишком ли наивно оставлять четырех парней слушать показания их товарища?

Сержант О’Нил был пониже и поприземистей остальных. Волосы у него курчавые, светлые, с рыжеватым оттенком. Грубые черты лица делают его похожим на крестьянина с севера Франции, но на крестьянина чистенького и опрятного.

Все они здесь выглядели какими-то чистенькими – и пятерка военнослужащих, и остальные, сидящие в зале. У них здоровый, благополучный вид – в Европе в уличной толпе такие люди встречаются ой как нечасто.

– Мы пошли в «Пингвин», сидели там и пили.

Это был примерный ученик-зубрила, хоть и не блистающий особыми способностями. Прежде чем ответить, он, словно на уроке, поднимал глаза к потолку, некоторое время соображал и только потом начинал говорить – неторопливым, ровным, бесцветным голосом, повернувшись, как велено, к присяжным.

В сущности, все они мальчишки, мальчишки-переростки двадцати с небольшим лет, крепко сложенные, мускулистые, но тем не менее мальчишки, которых по недоразумению принимают за взрослых людей.

– Сколько стаканов вы выпили?

– Около двадцати.

– Кто ставил выпивку на всех?

О’Нил это помнил. Помолчав – ему нужно было время подготовиться к ответу, – он сообщил, что сержант Уорд платил за два круга выпивки, почти за все остальные заплатил Дэн Маллинз, а он, О’Нил, только за один.

Мегрэ охотно потолковал бы с О’Нилом с глазу на глаз у себя в кабинете на набережной Орфевр; уж он бы вывернул этого ирландца наизнанку и узнал, что у него за душой.

Все они, кроме Уорда, холосты, и потому первым делом Мегрэ спросил бы: «Любовница у вас есть?»

О’Нил парень здоровый и без женщины не может обходиться. Той ночью они оказались впятером с одной девушкой, и все, за исключением китайца, были в подпитии. Неужто же в темной машине они не дали воли рукам?

Коронер о таких вещах, казалось, не думал, а если и думал, то никак этого не проявлял.

– Кто решил поехать на остаток ночи в Ногалес?

– Точно не помню, но, кажется, Уорд.

– От Бесси вы такого предложения не слышали?

– Нет, сэр.

– Как вы сидели в машине?

О’Нил долго и сосредоточенно размышлял; можно было подумать, что он не слышал показаний своего приятеля.

– Уорд через некоторое время пересадил Бесси назад.

– Почему?

– Думаю, ревновал ее к Маллинзу.

– У него были основания опасаться Маллинза в этом смысле больше, чем остальных?

– Не знаю.

– Что произошло, когда вы проехали аэродром?

– Мы остановились.

– Почему?

О’Нил долго смотрел в потолок, наконец, глянув искоса на Уорда, не отрывавшего от него глаз, произнес:

– Потому что Бесси отказалась ехать дальше.

Всем своим видом он демонстрировал: «Мне очень жаль, но такова правда, а я давал присягу говорить только правду».

– Бесси не захотела ехать в Ногалес?

– Да, сэр.

– По какой причине?

– Не знаю.

– Что произошло после того, как машина остановилась?

И опять было произнесено «оправиться» – армейский синоним глагола «помочиться».

– Бесси прошла в противоположную сторону?

О’Нил опять посверлил взглядом потолок, но молчание оказалось куда продолжительней, чем раньше.

– Насколько я помню, Бесси возвратилась вместе с Уордом.

– Бесси вернулась?

– Да, сэр.

– И села в машину?

– Да. Мы развернулись и поехали к Тусону.

– А когда Бесси оставила вас?

– Когда мы во второй раз остановились. Как только мы развернулись, Бесси сказала Уорду, что хочет с ним поговорить.

– Она сидела сзади, рядом с вами?

– Да. Сержант Уорд затормозил, и они вдвоем вышли из машины.

– Куда они пошли?

– К железной дороге.

– Они долго отсутствовали?

– Сержант Уорд вернулся минут через двадцать – двадцать пять.

– Вы посмотрели время?

– У меня не было часов.

– Он вернулся один?

– Да. Он проворчал: «Пошла она к черту! Это ей наука!»

– Что он этим хотел сказать?

– Не знаю, сэр.

– И вы сочли нормальным бросить женщину в пустыне, а самим уехать в город?

О’Нил молчал.

– Спиртное вы с собой взяли? Была в машине бутылка виски?

– Не помню.

– Доставив вас в город к автобусной остановке, Уорд объявил, что едет искать Бесси?

– Нет, ничего не сказал.

– Вас не удивило, что он не подвез вас до базы?

– Я об этом не думал.

– Что после этого сделали вы, капрал Ван-Флит и У Ли?

– Взяли такси.

– О чем вы беседовали между собой?

– Ни о чем.

– Кто предложил взять такси?

– Не помню, сэр.

– Через какое время после отъезда Уорда и Маллинза вы взяли такси?

– Минуты через три, даже через две.

Ишь упрямец-мальчишка: скрывает что-то, и клещами из него не вытащишь. Но почему он так себя ведет? Мегрэ был возбужден. Еще немного, и он, пожалуй, словно школьник, поднимет руку и задаст вопрос.

И тут Мегрэ неожиданно покраснел: он заметил Коула, который с довольной улыбкой стоял в дверях. Интересно, давно ли он за ним наблюдает? А Коул мимикой и жестами изобразил нечто вроде: «Я вижу, вы намерены остаться здесь?»

Он еще немного постоял и на цыпочках удалился, решив не мешать Мегрэ в его новом увлечении.

– Где вы вышли из такси?

– На том месте, где делали вторую остановку.

– Точно на том же?

– Было темно, поэтому утверждать не могу. Вот мы постарались вспомнить, где тогда останавливались.

– Вы отпустили такси, не так ли? А как же вы собирались вернуться в город и добраться до базы?

– Проголосовали бы.

– Который уже был час?

– Примерно половина четвертого.

– Вы не встретили машину Уорда? Его самого или Дэна Маллинза тоже не видели?

– Нет, сэр.

Уорд в упор смотрел на него, а О’Нил все время отводил глаза, но порой взгляды их встречались, и тогда О’Нил принимал вид человека, извиняющегося за то, что он вынужден исполнять свой долг.

– Что вы делали, оставшись втроем на шоссе?

– Пошли в сторону Ногалеса, а потом повернули вдоль железной дороги к Тусону.

– Долго вы так ходили?

– Около часа.

– И никого не видели?

– Никого, сэр.

– И ни с кем не разговаривали?

– Ни с кем, сэр.

– Ну а потом что?

– Остановили попутную машину и доехали до базы.

– Марку машины помните?

– Точно – нет. Кажется, это был «шевроле» сорок шестого года.

– С водителем разговаривали?

– Нет, сэр.

– Что вы сделали, приехав на базу?

– Пошли спать. В шесть часов мы уже были у своих самолетов.

Мегрэ кипел. Ох как хотелось ему хорошенько встряхнуть этого бестолкового судью и рявкнуть: «Вы что, никогда в жизни свидетелей не допрашивали? Или нарочно стараетесь не задавать вопросов по существу?»

– Когда вам стало известно, что Бесси Митчелл мертва?

– Около шести вечера, когда мне сказал об этом ее брат.

– Что он сказал дословно?

– Что Бесси нашли мертвую на железной дороге и будет следствие.

– Кто присутствовал при вашем разговоре?

– В комнате со мной был У Ли. Он заявил: «Я знаю, как это произошло». Митчелл стал его расспрашивать, но У Ли сказал: «Я расскажу только шерифу».

Было уже начало шестого, и коронер, собирая разбросанные по столу бумаги, все так же внезапно закрыл заседание, объявив с рассеянным видом:

– Завтра в девять тридцать. Но не здесь, а во второй камере, этажом выше.

Публика расходилась. Пятеро военнослужащих, по-прежнему не разговаривая друг с другом, собирались на галерее, и офицер повел их через патио.

Там уже стоял Гарри Коул в габардиновых брюках и белой рубашке – этакий жизнерадостный молодой человек спортивного вида.

– Вам это было интересно, Джулиус? Что скажете насчет стаканчика пива?

Неожиданно они окунулись в жару, в густой солнечный свет; даже звуки здесь казались приглушенней. На фоне неба высилось с полдюжины городских небоскребов. Все кинулись к своим автомобилям; индеец – Мегрэ заметил, что одна нога у него деревянная, – и тот открывал дверцу старой колымаги с подвязанным веревками капотом.

– Держу пари, Джулиус, вы хотите меня о чем-то попросить.

Они вступили в кондиционированную прохладу бара; сразу же в глаза бросилось множество габардиновых брюк, белых рубашек и по всей стойке – бутылки пива. Правда, были здесь и ковбои – настоящие, в обтягивающих ляжки штанах из грубого голубого молескина, в сапогах с высокими каблуками и широкополых шляпах.

– Да, хочу. Нельзя ли перенести поездку в Ногалес на другой день? Мне хотелось бы завтра дослушать расследование.

– Ваше здоровье! А вопросы есть?

– Куча. Буду задавать их в том порядке, как они придут мне в голову. Проститутки у вас здесь водятся?

– Не в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. В некоторых штатах проституция существует. В Аризоне запрещена.

– А Бесси Митчелл?

– Это вот как раз замена.

– Эрна Болтон тоже?

– Более или менее.

– Сколько на базе солдат?

– Тысяч пять-шесть. Я как-то этим никогда не интересовался.

– И большинство неженатые?

– Три четверти.

– Как же они устраиваются?

– Кто как может. Это непросто.

В улыбке, редко сходившей с губ Коула, не было иронии. Зная профессиональную репутацию Мегрэ, он, несомненно, питал к нему большое уважение, может быть, даже нечто вроде восхищения. Однако ему было немножко забавно: этот француз занимается вопросами, никак его не касающимися.

– Сам я с Востока, – не без гордости сообщил Коул. – Происхожу из Новой Англии. А здесь, знаете ли, жизнь пока еще немножко как на границе. Я мог бы вам показать нескольких стариков из пионеров: в начале века они еще воевали с апачами и участвовали в судах Линча, вешая конокрадов и угонщиков скота.

Не прошло и получаса, а они уже выпили по три бутылки пива, и тут Коул провозгласил:

– Время виски!

Потом они покатили к Ногалесу и проехали через весь Тусон; так же, как недавно суд, он поразил Мегрэ.

Город был не маленький: в нем насчитывалось больше ста тысяч жителей. И все-таки сразу по выезде из центра, из делового квартала, где высилось с полдюжины двадцатиэтажных зданий – это они, подобно вонзившимся в небо башням, бросились недавно в глаза Мегрэ, – Тусон стал напоминать дачный поселок, верней, несколько расположенных рядом дачных поселков: одни были побогаче, другие победней, но все одинаково новенькие, аккуратные, застроенные одноэтажными коттеджами.

Дальше мощеные улицы кончились. Пошли огромные пустыри. Сразу же за аэродромом начиналась настоящая пустыня, а вдалеке маячили фиолетовые горы.

– Примерно здесь все и произошло. Хотите выйти взглянуть? Остерегайтесь гремучих змей.

– А они здесь водятся?

– Даже в городе встречаются.

Железная дорога была одноколейная и шла футах в ста пятидесяти от шоссе.

– За сутки тут, думаю, проходят четыре-пять поездов. Вы не против прокатиться в Мексику и выпить там по стаканчику? До Ногалеса рукой подать.

Сто километров! Однако проскочили они их меньше чем за час.

Ногалес оказался крохотным городишком, состоящим из двух улиц, перекрытых решетчатыми воротами. Пограничники в форме. Гарри Коул поговорил с ними, и через минуту он и Мегрэ оказались в толпе, кишащей на узких и таких грязных улочках мексиканской части города, что, право, было бы лучше, если бы туда вовсе не проникал тусклый вечерний свет.

– Начнем с кабаре, хотя сейчас еще рановато.

Полуголые мальчишки зазывали их почистить обувь, взрослые загораживали дорогу и пытались заманить в лавчонки, торгующие сувенирами.

– Как видите, здесь настоящая ярмарка. Когда человек, живущий в Тусоне или даже в Фениксе, а то и еще дальше, хочет развлечься, он едет сюда.

Действительно, в огромном баре сидели сплошь американцы.

– Вы полагаете, Бесси Митчелл была убита?

– Я знаю одно – она погибла.

– В результате несчастного случая?

– Честно сказать, меня это не касается. Это не федеральное преступление, а я занимаюсь только ими. Все остальное – дело полиции округа.

Иначе говоря, дело шерифа и его помощников. Слова Коула ошеломили комиссара куда сильнее, чем эта чудовищная ярмарка.

Шериф, начальник полиции графства – это вовсе не чиновник, назначенный на пост в порядке продвижения по службе или на основании экзаменов, а обычный гражданин, избранный так же, как в Париже избирают муниципального советника. Не важно, чем он занимался до этого. Он встречается с избирателями и проводит избирательную кампанию.

После избрания он по своему усмотрению назначает помощников шерифа, иными словами, инспекторов. Это на их набитые патронами пояса и огромные револьверы с таким восторгом взирал Мегрэ.

– Но это еще не все! – с чуть заметной иронией добавил Гарри Коул. – Большинство помощников шерифа получают жалованье, однако есть и другие.

– Такие, как я? – рассмеялся Мегрэ, вспомнив врученную ему серебряную звезду.

– Нет, я имею в виду друзей шерифа, влиятельных избирателей; каждому из них он тоже вручает такую звезду. Например, все или почти все владельцы ранчо являются помощниками шерифа. И не думайте, что они легкомысленно относятся к этому званию. Несколько недель назад опасный преступник, бежавший из тюрьмы, ехал в украденной машине по шоссе между Тусоном и Ногалесом. Шериф дал знать одному из ранчерос, живущему примерно на полпути. Тот позвонил нескольким соседям, тоже скотоводам, как он. Все они были помощниками шерифа. Из своих машин они устроили на дороге заграждение и, когда беглец попытался прорваться через него, открыли стрельбу, пробили ему скаты, вели с ним перестрелку, а потом поймали, накинув лассо. Ну, что вы на это скажете?

Выпил Мегрэ пока еще куда меньше, чем ребята из ВВС в ту ночь, но выпитое явно давало себя знать; поэтому он насмешливо пробурчал:

– Во Франции его попробовала бы все-таки задержать полиция, а не местные жители.

Когда они выехали в Тусон, Мегрэ помнил неотчетливо…

Сопровождаемый, как обычно, Коулом, он вошел в «Пингвин» около полуночи – точнее время он бы сказать не смог. Тут была длинная стойка из навощенного темного дерева, на полках бутылки с разноцветными напитками. Как всюду в барах, царил полумрак, и в нем выделялись белые рубашки.

В глубине высился автоматический проигрыватель – величественный, монументальный, сверкающий хромированными деталями, а рядом с ним стоял игральный автомат; человек средних лет чуть ли не час подряд в надежде на выигрыш совал в него монеты и дергал за ручку, пытаясь загнать никелированные шарики в отверстие.

Автомат украшали яркие и довольно наивно исполненные рисунки женщин в купальных костюмах. Впрочем, на висящем над стойкой календаре была одна и обнаженная.

Но живых женщин, из плоти и крови, в баре было немного. Всего две или три сидели за столиками, разделенными перегородками метра в полтора высотой. Они были с кавалерами. Держась за руки, парочки застыли над стаканами с пивом и виски и, слегка улыбаясь, слушали музыку, которую без передышки выдавал проигрыватель.

– В общем, весело! – с хриплым смешком бросил Мегрэ.

Непонятно почему, но Коул его раздражал. Возможно, Мегрэ действовала на нервы его непробиваемая самоуверенность.

Он, рядовой офицер ФБР, ведет огромный автомобиль одной рукой, на скорости километров за сто в час бросает руль и прикуривает сигарету. Всех на свете знает, и его знают все. В Мексике, здесь ли – хлопает человека по плечу, и тот с преувеличенной сердечностью восклицает:

– Хелло, Гарри!

Коул представляет Мегрэ, и комиссару жмут руку, словно другу до гроба, не поинтересовавшись даже, а что он здесь делает.

– Have a drink!

Выпьем! С тобой пьют, и плевать, что ты за человек.

Вдоль стойки на высоких табуретах неподвижно сидели люди и лишь иногда поднимали палец – бармен четко понимал смысл этого жеста. Были тут и несколько сержантов авиации. Возможно, на базе имелись рядовые, но Мегрэ до сих пор ни одного не удалось увидеть.

– Если я правильно понимаю, они возвращаются в казарму, когда им заблагорассудится?

Вопрос удивил Коула.

– Естественно!

– Даже в четыре часа утра, если им так угодно?

– Если они свободны от службы, то вообще могут не возвращаться.

– А если напьются?

– Это никого не касается. Главное, чтобы они хорошо делали свое дело.

Почему это так бесило Мегрэ? Может быть, потому, что он вспомнил свою военную службу, поверки в десять вечера, многонедельные ожидания скудного увольнения в город до двадцати четырех ноль-ноль?

– Не забывайте, все они добровольцы.

– Я знаю. А где можно завербоваться в армию?

– Где угодно. На улице, например. Вы никогда не обращали внимания на фургоны, которые иногда останавливаются на перекрестках, и из них несется музыка? Внутри там развешены фотографии экзотических стран и сидит сержант, расписывающий прелести солдатского ремесла.

У Коула вечно был такой вид, будто он беспрерывно играет с жизнью и это его забавляет.

– Народ там, конечно, всякий, как в любой армии. Думаю, у вас тоже на военную службу берут не одних только пай-мальчиков. Хелло, Билл! Мой друг Джулиус! Have a drink!

В десятый, если не в двадцатый раз за вечер Мегрэ выслушивал от очередного знакомца рассказ о его парижских приключениях. Все они, оказывается, бывали в Париже. И все повествовали об этом одинаково игривым тоном.

– Have a drink!

Мегрэ подумал, что, если бы завтра коронер стал его допрашивать, пришлось бы отвечать: «Не помню, сколько стаканов. Наверное, около двадцати».

С каждым новым стаканом Мегрэ становился более замкнутым, и даже вид у него сделался строптивый, как у сержанта О’Нила.

Он все пытался понять и наконец понял-таки, почему его раздражает Гарри Коул. Этот фэбээровец считает, что у себя в стране Мегрэ, несомненно, величина, но здесь, в Соединенных Штатах, ничего не смыслит в происходящем.

Глядя на задумавшегося Мегрэ, Коул посмеивался. Однако Мегрэ считал, что люди и человеческие страсти везде одинаковы. Надо только отрешиться от внешних отличий, от всего, вызывающего удивление, например от двадцатиэтажных зданий, пустыни, кактусов, ковбойских сапог и шляп, автоматов с кружащимися никелированными шариками и автоматических проигрывателей.

«Итак, пятеро сержантов и одна девушка. Они пили». Пили механически, так же, как сейчас Мегрэ, как все сидящие в этом баре.

– Хелло, Гарри!

– Хелло, Джим!

Можно подумать, что у них тут ни у кого нет фамилии. И все они лучшие друзья. Коул, представляя кого-нибудь Мегрэ, всякий раз проникновенным голосом добавлял: «Великолепный малый!» Или того лучше: «Сногсшибательный парень!»

И ведь ни разу не произнес: «Негодяй».

Куда подевались все негодяи? Может, здесь они вообще не водятся?

Или просто к ним тут относятся снисходительней?

– Как вы думаете, те пятеро сегодня вечером могли уйти из казарм?

– А кто им запретит?

Послужить бы им в Париже! Попробовали бы они не вернуться в казарму!

– Их ведь ни в чем не обвиняют, не так ли?

– Пока нет, – пробормотал Мегрэ.

– До тех пор, пока человек не признан виновным…

– Знаю, знаю!

И Мегрэ в раздражении осушил стакан. Потом стал наблюдать за одной парочкой. Уже минут пять они целовались взасос, причем рук мужчины не было видно.

– Скажите, они, вероятно, не женаты?

– Нет.

– Они могут снять номер в отеле?

– Только записавшись мужем и женой, но это нарушение закона, и у них могут быть неприятности, особенно если они прибыли из другого штата.

– Где же тогда им переспать?

– Начнем с того, что неизвестно, есть ли у них сейчас в этом надобность.

Мегрэ раздраженно пожал плечами.

– В конце концов существует машина.

– А вдруг у них нет машины?

– Это маловероятно. У большинства людей есть машина. Ну а отсутствие машины делает их желание неосуществимым.

– А если они устроятся на улице?

– Это им будет дорого стоить.

– А если девушке окажется семнадцать с половиной лет вместо восемнадцати?

– Ее партнеру это может обойтись в десять лет каторжной тюрьмы.

– Но Бесси Митчелл не было восемнадцати.

– Она уже была замужем и развелась.

– А Мегги Уоллек, любовнице музыканта?

– С чего вы это взяли?

– Но это же очевидно.

– А вы их видели в постели?

Мегрэ стиснул зубы.

– Имейте в виду, она тоже была замужем. И тоже разведена.

– А Эрна Болтон, приятельница брата Бесси?

– Ей двадцать лет.

– Вы что, знакомились с делом?

– Я? Оно не относится ко мне. Я же вам уже говорил: это не федеральное преступление. Вот если бы они в преступных целях использовали свое служебное положение, тогда бы наше ведомство занялось ими. Или если бы они выкурили по одной-единственной сигарете с марихуаной. Have a drink, Gulius!

Человек двадцать сидели вдоль стойки и пили, глядя прямо перед собой – на ряды бутылок и календарь с обнаженной женщиной. В этой стране голые или полуголые женщины были практически везде – на рекламных плакатах, на рекламных календарях; со страниц журналов, с киноэкранов лезли в глаза изображения хорошеньких девушек в пляжных костюмах.

– Но, черт побери, что же делает такой парень, когда хочет женщину?

Гарри Коул, более привычный к виски, посмотрел Мегрэ в глаза и расхохотался:

– Женится!

Похоже, что коронер намеренно не задавал элементарнейших вопросов. Но все-таки надеялся же он докопаться до истины? Или ему наплевать на нее?

В конце концов, может быть, следствие – всего лишь формальность и ни у кого нет ни малейшего желания выяснять, что же на самом деле произошло той ночью?

Один из двоих допрошенных, несомненно, лгал. Это мог быть и сержант Уорд, и сержант О’Нил.

Но это, кажется, никого не удивило. И того и другого допрашивали с одинаковой любезностью, верней, с одинаковым безразличием.

– Сейчас нас выставят, – сообщил Коул, взглянув на часы. – Вы ничего не хотите прихватить?

Мегрэ удивился, и тогда Коул указал ему на двух посетителей.

– Поглядите-ка.

Эти двое подошли ко второй стойке, находящейся около выхода, – там продавали спиртное бутылками, купили по плоской фляжке виски и засовывали их в задние карманы.

– Наверно, им предстоит долгая дорога, а? Или, может, они мучаются от бессонницы?

Фэбээровец явно посмеивался, и Мегрэ, пока они ехали до отеля «Пионер», не перемолвился с ним ни словом.

– Как я понимаю, завтрашний день вы собираетесь провести в суде?

Мегрэ пробурчал в ответ что-то невразумительное.

– К обеду я за вами зайду. Вам повезло: заседание будет на втором этаже, во второй камере, там кондиционеры. Спокойной ночи, Джулиус.

И, точно речь шла не о погибшей, Коул весело напутствовал Мегрэ:

– Постарайтесь не видеть во сне Бесси!